Безмолвные лица

Люди стягивались к ратуше со всех концов, пока за закрытой дверью совет и администрация города пытались найти выход из сложной ситуации.

Собрались все, кроме Магнуса Хокана. Его не застали ни дома, ни на одной из его лесопилок. Поэтому слово пришлось взять господину Ивару Торсону, уважаемому купцу, что владел торговыми рядами на главной площади Гримсвика. На слушании по делу незнакомца он отмолчался, говорить в присутствии стольких глаз не любил. Зато наверстывал упущенное в узком кругу.

Торсон ходил взад-вперед в кабинете мэра и не мог сдержать эмоций. На широкой шее вздувались вены. На лбу выступали капли пота, которые тот смахивал платком. Торсон сделал паузу, чтобы набрать воздуха.

– О нас уже говорят в других городах! А это, поверьте мне, дурно скажется на торговле. Люди судачат, что в Гримсвик вернулось проклятие!

Судья Берг усмехнулся глупому суеверию. Ивар сделал вид, что не заметил этого.

– Ваше решение основано на глупости и страхе. Вы решили патрулировать город по ночам. Но нужно собирать дружину и идти в лес, туда, за болота, – он махнул рукой в сторону, – в те места, о которых вы боитесь даже подумать. Поверьте! – Он сжал кулак и рассек им воздух: – Дети там, ждут, пока их отцы наберутся смелости.

– Ну, хватит, – возразил мэр Ольсен. Его слова пролетели мимо. Ивар не намеревался останавливаться.

– Пусть Лейф впервые проявит смелость и переступит эту чертову линию! Или его бравости хватает только, чтобы махать дубинкой перед своими?

– Нет никакой линии! – взвизгнула Ингрид.

За что Ивар удостоил ее тяжелым взглядом.

– Вам ли уж не знать, – скривил он лицо в недовольной гримасе. – Жаль, что вы отказались продавать эти земли господину Хокану, он бы мне позволил…

– Достаточно! – Мэр встал и сурово посмотрел на обоих. – Господин Торсон, вы ведомы суеверным страхом и пытаетесь посеять его среди нас…

– Проклятие реально! Издавна ведьма заманивает людей на болота! – Он возбужденно оглядывал всех вылезающими из орбит бешеными глазами. – Теперь она заберет всех!

– Эти сказки для детей! – поддержала мэра госпожа Берг. – А если вы не прекратите истерику, то мы поставим вопрос о вашем нахождении в совете.

– Анна, – Ивар бросил на нее пренебрежительный взгляд, – вы в совете только из-за вашего супруга…

– Прекратите спор! – осадил его судья. – Вы забываетесь, господин Торсон.

Ивар замолчал и громко втянул носом воздух. Его щеки тряслись от напряжения. Челюсти ходили из стороны в сторону. Он готовился выдать мощную тираду, чтобы уничтожить своего оппонента, но не решился. Лица остальных были полны решимости воплотить угрозы судьи в реальность.

– В одном господин Торсон прав, от ночных патрулей нет никакого толку, – сказал мэр и показал жестом купцу, что тот может сесть. Ивар отошел к стене и оперся на нее плечом, все еще сдерживая разрушительное недовольство внутри.

– Леса мы прочесывали, – сказала Анна Берг, не сводя глаз со своего супруга. Тот поймал ее взгляд и слабо кивнул.

– Верно, в этом не будет проку, – добавил Олаф Берг, – лучше назначить вознаграждение за поимку похитителя и подключить к поискам весь город.

– Да-да, и нужно связаться с ближайшими городами, вдруг мы не одни столкнулись с этой бедой, – добавила Ингрид.

Мэр слушал их предложения, одобрительно кивая головой. На Ивара не смотрел, и так было понятно, что тот закипает от излишних эмоций.

– Что по поводу сыщика? Вы нашли кого-нибудь? – спросил господин Ольсен.

– В наших краях с этим проблема. Ждем ответа из столицы, но люди неохотно соглашаются ехать в такую даль. Особенно когда узнают, что это тот самый проклятый Гримсвик.

– Плохо, – выдохнул мэр. – Олаф, усильте патрули, обяжите людей заколотить ставни окон, выходящих на лес. Пусть те, у кого есть чуланы или погреба, укладывают детей на ночь туда и…

– Пройдите за болота! – выпалил Ивар. На лице выступило удивление. Он и сам не ожидал, что не справился со своим темпераментом.

– Никто не пойдет за болота! – сурово ответил ему Карл Ольсен. – Нет такого дурака.

– Один есть, – ухмыльнулся купец, – предложим ему свободу в обмен на помощь.

– Он сразу сбежит, – фыркнул судья.

– Пусть Лейф его проводит.

– Господин Хансен следит за порядком этого города, – рассердилась Анна. – Хотите за болота, идите сами!

– Хорошо, – ответил Ивар и, сложив руки на груди, замолк.

В кабинет вошел запыхавшийся полицейский. Судя по виду, ему пришлось нелегко. Темно-синий мундир лишился двух латунных пуговиц. С фуражки сорвали герб города, а на щеке пылало красное пятно.

– Господин Ольсен, народ требует вас, – сказал он, тяжело дыша.

Мэр скривился. Его ожидало неприятное дело, которое он любил меньше всего – говорить неправду. Но в сложившейся ситуации правда могла оказаться губительней. Несколько неверно подобранных слов могли разрушить остатки человечности, и тогда жители Гримсвика устроили бы безумный самосуд.

– Найдите мне сыщика и запросите из Тронхейма полицейскую помощь. Сами мы явно не справляемся. – Карл обвел всех присутствующих взглядом, медленно втянул носом воздух и резко выдохнул ртом.

Полицейский нетерпеливо крутил в руках дубинку и бросал взгляд на выход.

– Черт с ним, пойдем, – скомандовал мэр Ольсен, поправил волосы, застегнул верхнюю пуговицу камзола и вышел, как сам думал, на верную смерть.

8

– Теперь ты проклят, – сказал с серьезным лицом Харальд.

Эрик, как ни старался, не мог скрыть страха. И эти слова только ухудшили его состояние.

С самого утра на него наседали старшие дети. Им казалось, что хорошая взбучка решит все проблемы Эрика с ночным гостем и его неудачным похищением. К тому же каким-то нелепым образом вина за пропажу детей коснулась и самого Эрика. Словно он был с похитителем заодно. Поэтому юноша укрылся в тайном месте, о котором рассказал только Харальду. Судьба этого мальчика складывалась не лучше. Ему тоже нередко доставалось ввиду низкого роста, широкого носа и косолапости. Общие проблемы породили негласный союз, в котором главным правилом было хранить тайну лестницы и двух досок, держащихся на гвоздях, как на петлях.

В укрытии Харальд набирался смелости и вел себя с Эриком как старший брат.

– Раз ты проклят, то рано или поздно он придет за тобой, – Харальд продолжил развивать свою мысль. И, судя по его ухмылке, она ему нравилась.

Он провел рукой по бритой макушке и добавил:

– Но, думаю, я знаю, как тебе помочь.

Вдалеке хлопнула дверь, и в коридоре послышались глухие шаги.

– Как? – тихо спросил Эрик.

Харальд поднял палец и прислушался. Судя по доносившемуся эху, незнакомец удалялся от них.

– Самим найти пропавших детей, – с азартом предложил Харальд.

Страх холодом прошелся от груди до низа живота, из-за чего захотелось в нужник.

– Нам точно влетит, – стараясь сохранять самообладание, ответил Эрик. Его спину все еще жгли следы от розог госпожи Ларсен.

– Пустяки, – отмахнулся Харальд, – нам может влететь за что угодно. Даже за то, что дышим. Зато так мы сможем стать героями. Вдруг героев кто-то захочет усыновить? – Эти слова заставили Эрика предаться фантазии и вообразить себя в луже крови с перерезанным горлом.

– Мы дети, а с похитителем даже взрослые не могут справиться.

Харальд пристально посмотрел на Эрика:

– Как ты так быстро превратился в девчонку?

– Ты просто не понимаешь…

– Это ты не понимаешь. – Харальд слегка стукнул его в грудь. – Ты единственный, кто его видел и кого не похитили, ты как-то разрушил его чары, а значит – в тебе есть силы.

Наверное, он хотел подбодрить Эрика, но сделал только хуже.

– Ты разберись уже, проклят я или во мне есть силы.

– Эти вещи связаны, – серьезно сказал Харальд и посмотрел в пустоту, словно раздумывал над чем-то важным.

Разговор вышел неприятным и пугающим. Уж лучше чистить сарай или помогать на кухне.

– Иди ты!

Снова послышался звук шагов. На этот раз казалось, что кто-то целенаправленно двигается в их сторону. Парни замолчали. Этой лестницей пользовались редко. Вела она на третий этаж, который служил чердаком с брошенными вещами. Сломанные церковные лавки; облезлые канделябры и подсвечники с пятнами ржавчины; пустые багеты, картины из которых давно продали; и сундуки с пыльными тряпками, которые даже моли были не по вкусу.

Через некоторое время уже можно было разобрать голоса. Один – сухой и трескучий – принадлежал незнакомцу. Второй голос Эрик узнал быстро. Каждое слово вызывало мурашки на спине, именно так на него действовала настоятельница Грета. Говорила она невероятно спокойно и монотонно.

– Отец Матиас совсем плох, – сказал скрипучий, – его дни сочтены.

Говорили они о священнике, что служил в церкви Дома Матери.

– Мальчишки уважают старика, он заменяет им дедушку, – ответила настоятельница.

«Ложь», – подумал Эрик.

Святой отец давно не проводил с ними времени. Он даже не запоминал их имена. Все время путал и коверкал.

– Не важно, будет лучше, если он уйдет на покой и заберет с собой все тайны. Потому что он ничего уже не сможет сделать.

Они подошли совсем близко к лестнице. Свет от масляной лампы проникал в щели между досок, и Эрик задержал дыхание, будто это могло сделать его невидимым.

– Отец Матиас слишком стар, чтобы помнить о прошлом. В его больной голове последние сорок лет смешались в кашу. Иногда он разговаривает сам с собой или называет нас выдуманными именами.

– Он бредит и говорит лишь о том, что сохранилось в его голове, – сказал «сухой» голос, – я не получил от него ответа.

– Он постарел. Все время проводит в своей комнате. Его даже исключили из совета, – спокойно сказала настоятельница.

Кто-то из говорящих встал на ступеньку. Дерево скрипнуло.

Эрик, чувствуя, как начинает кружиться голова, медленно выдохнул, а затем так же медленно втянул воздух. Харальд же свернулся клубком и не поднимал головы. Было не ясно, дышит ли он вообще.

Разговор, свидетелями которого стали мальчишки, их напугал. По какой-то причине скрипучий голос оставлял ссадины за грудной клеткой. И даже когда человек молчал, эти зацепки все равно тревожили.

– Тот мальчик, – скрипнул голос в такт очередной ступеньке. Сквозь дерево Эрик вдруг ощутил на себе взгляд. Хотя и понимал, что скрыт от незнакомца тенью и досками.

– Эрик? Тихий и спокойный ребенок, – ответила Грета.

– Что он видел в ту ночь?

– Он говорит, что не помнит.

– Он может врать? – На этом вопросе у Эрика свело дыхание, а мышцы сковала судорога.

– Нет, он так напуган…

– Жаль… он мог бы помочь…

Эти слова удивили Эрика. Неужели этот человек здесь для того, чтобы решить проблему похищения детей?

– Я могу его привести, – предложила Грета.

– Не нужно. Дальше я сам, – он поднялся выше, – а вы можете идти.

В конце фразы он хлопнул в ладоши, и Грета удалилась прочь по коридору. Сам же незнакомец скрылся за массивной дверью из сосны, ведущей на чердак.

– Я тебе говорил, что это все не просто так, – прошептал Харальд. – Что, если это тот человек?

Эрик не ответил. Сердце подпрыгнуло до горла и теперь отчаянно стучало, отдавая в уши. Голова кружилась от недостатка кислорода. Все тело затекло и ныло, моля о том, чтобы немного размяться. Хотелось поскорее убежать отсюда, но мальчик боялся, что, как только вылезет, дверь сверху откроется и на него набросится незнакомец с жутким голосом.

– Ты что застыл? – Харальд дернул его за рукав. – Пойдем!

Он выскочил из-под лестницы, и ничего не случилось. Эрик последовал за ним и на миг дернулся, когда услышал скрип позади себя. Но то была доска, которую Харальд вернул на место.

– Надежное место. – Харальд улыбнулся, но была заметна дрожь в теле после пережитого испуга. – Пойдем лучше поработаем.

Нужно было скорее уйти отсюда, но лестница манила Эрика. Всего капля храбрости, чтобы подняться наверх и посмотреть на лицо незнакомца. А что, если это и правда тот тип, которого он видел ночью? Эрик обернулся и посмотрел на дверь.

– Ты в своем уме? – взволнованно спросил Харальд и, не дожидаясь ответа, добавил: – Поступай, как знаешь, а я пойду.

Дверь притягивала и пугала. На этом чердаке они бывали не раз. Сегодня же все изменилось. Возможно, разгадка всех происшествий хранится не в лесу, а на чердаке каменного дома возле часовни на холме города.

Удар колокола вывел Эрика из транса, и он решил, что обязательно проверит чердак, но только когда выпадет такой шанс.

Глава 2

1

С момента своего основания Гримсвик не знал ничего ужасней, чем эпидемия холеры, случившаяся в 1851 году. Болезнь зверствовала по всей Европе, но север Норвегии обходила стороной. И люди, живущие здесь, даже и не думали, что хворь заберется так далеко за пределы крупных городов.

Гримсвик был не готов к такой напасти. Ежедневно от холеры гибли десятки человек, и единственный врач на весь город не мог никак им помочь. Болезнь растекалась по улицам и без проса проникала в дома. Следовало изолировать больных от здоровых. Совет даже предлагал прогнать всех заболевших в лес и там поставить палатки. Но это решение вызвало волну гнева, и человека, предложившего эту идею, ночью забили на площади.

В то время в состав совета входила семья Форсберг. Богатейшие люди, наследники старинного замка на холме и нескольких фабрик. Они укрылись за стенами на краю города и отрезали себя от остального мира. Но камень не преграда заразе.

Никто не знает, как бы сложилась судьба города, если бы сам глава семьи господин Густав Форсберг не познал всю тяжесть болезни, что постигла троих его сыновей. Он отдал замок в распоряжение совета. Дорога туда была вымощена камнем и вела сквозь леса, составляя час пешей прогулки. Совет решил, что замок станет местом, где людям помогут выздороветь. Но получилось, что там они попрощались с жизнью.

Многие в то время покинули дома, надеясь на то, что в других краях болезнь их не настигнет. Другие, зная об эпидемии на всем континенте, оставались дома и молились всем богам, слезно вымаливая спасение.

Осенью 1852 года болезнь отступила. Последний зараженный человек вышел каменной тропой из Гримсвика и больше туда не вернулся. А уже весной в город стали возвращаться жители.

Об эпидемии говорили редко. Умерших старались не вспоминать. Их тела решили сжечь вместе с замком, что стал их общей усыпальницей.

С тех пор в Гримсвике наступили спокойные времена. Свидетели прошлых лет один за другим отправились в иной мир. Их дети не испытывали того суеверного трепета и не знали тягот болезни, потому жили счастливо, посвятив себя честному труду. Изредка в каких-то семьях случались трагедии: у кого дети заблудились в лесу, кто сгинул в болотах, а кто погиб в пьяной драке. Но то случалось не чаще одного-двух раз в год, поэтому можно было не беспокоиться, что это кого-то коснется. Никто и не волновался, пока в одну октябрьскую ночь не пропало сразу два ребенка. Вот тогда-то и забили тревогу.

За месяц в город вернулись и страх, и удручающая атмосфера. Улицы опустели, а незнакомцев встречали с подозрением и пытались их выпроводить как можно скорее. Правда, таких глупцов, желающих заехать в Гримсвик, становилось все меньше.

2

Многие ехали в Гримсвик только из-за мастерской Грунланда. Там изготавливали лучшие скрипки, флейты, лиры и главное достояние жителей – народный инструмент лур. Практически у каждого дома над камином висела такая трубка длиной метра полтора, сделанная из дерева, украшенного узорами и рунами. Люди верили, что его глубокий резонирующий звук может открыть врата в мир духов. Вот только пользовались им редко, разве что во время фестивалей и ярмарок, когда город наполняла музыка.

Оттиск с инициалами Грунланда превращал обычные инструменты в настоящее сокровище для ценителей музыки. И даже несмотря на суеверия и страхи, люди посещали город.

Был он невысокого роста, с мягкими чертами лица, темными волнистыми волосами и глубокими, почти черными глазами. Руки, если верить его словам, никогда не знали дрожи. Потому так искусно высвобождали из дерева музыкальный инструмент.

– Вам бы в столицу, а может, даже в Рим или Париж. Таких мастеров на весь мир единицы! – говорили люди, побывавшие в этом месте.

Но сам Арне отмахивался от всех предложений и всегда отвечал одно и то же:

– Дерево в этом месте обладает уникальными свойствами, другого такого места я просто не найду.

Впервые за десятки лет в мастерскую Грунланда не зашел ни один посетитель. А сам Арне Грунланд собирал последнюю партию скрипок, чтобы отправить в большой музыкальный магазин в Тронхейме. Продажи за последний месяц сократились, а расходы никуда не делись. Даже с учетом того, что господин Хокан с недавнего времени любезно выступил его партнером и разделил финансовые тяготы, Арне не видел иного выбора.

– Ящики грузите осторожно, между ними раскладывайте сено! – Господин Грунланд отдавал команды, стоя на небольшом балкончике второго этажа своего магазина. Он же служил ему и домом, и мастерской.

Рабочие терпеливо раскладывали ящики и, когда скрывались в магазине, гримасничали и шутили над Арне.

– Сено… сено не забудьте! – кричал тот с балкона.

– «Сено…сено…» – передразнивал его рабочий под всеобщие улыбки.

С балкона хорошо виднелись две дороги, идущие от центра города в два направления, и по одной из них, точно призрак, в одиночестве брела женщина. Арне заметил ее сразу. Его глаз был наметан на детали, а ее вид слишком отличался от остальных. Подол ее платья был изорван и испачкан в грязи. Нос и уши горели красным и выделялись на бледном лице. Пальцы дрожали и неестественно изгибались, точно черви, выползающие из земли. Иногда она заламывала руки или тянула себя за каштановые пряди волос.

Арне узнал ее не сразу. Горе сильно истощило женщину. Но как только он разглядел получше, то сразу бросился к ней. Он сбежал по лестнице и выскочил на улицу, ловко лавируя между работниками с ящиками.

– Фрида! Фрида! – Арне кричал и махал ей шейным платком, но женщина не обращала на него никакого внимания.

Когда до нее оставалось не больше тридцати шагов, он заметил, что с кистей капает кровь.

– Госпожа Нильсен, постойте!

Он нагнал ее и тронул за плечо. Неожиданно женщина истошно закричала и накинулась на него с кулаками. Обессиленная, она едва касалась его и не могла причинить вреда. Арне быстро перехватил ее за руки, стараясь не касаться ран. Кровь с ее рук испачкала пиджак и манжеты рубашки.

– Это я! Арне Грунланд!

Крик прекратился, и Фрида посмотрела на него пустыми глазами, словно видела его впервые.

– Что с вами? – спросил Арне, осторожно изучая знакомую.

Та не ответила, лишь всхлипнула, сдерживая слезы.

История прошлой ночи быстро стала достоянием общественности. И как подтверждение – сборище возле мэрии. Арне знал, что этой ночью в их семье исчез еще один ребенок.

Резкими вдохами, с дрожащими руками Фрида стала набирать полную грудь воздуха, чтобы выдать новую порцию душераздирающего крика, но Арне опередил его пощечиной.

Женщина встрепенулась и заморгала. Из глаз побежали слезы.

– Вы? – с трудом выдавила она.

Пелена понемногу спала, вернув серым глазам их родной цвет.

– Что с вами? – повторил Арне, все еще держа ее за руки и чувствуя в ладонях теплую кровь.

– Я хотела… найти… но они… я не знаю. – Последнюю фразу она выдавила с огромной силой. Вместе с ней брызнули слезы и прорвался плач.

– Вам нужно помочь…

Видя, что та не собирается размахивать руками, Арне отпустил ее. Разорвав платок на две части, он перевязал раны.

– Вам не стоило туда ходить.

Они двинулись в его мастерскую под взволнованные взгляды работников, которым теперь стало не до шуток.

– Хотела найти… мои детки… – Она тяжело дышала, и каждое слово сопровождалось сопением и всхлипами.

– Вам нужна помощь.

Он завел ее в своей кабинет и усадил на стул. Та покорилась, словно кукла.

– Выпейте, – на столе появился бокал ягодного вина.

Никакой реакции не последовало.

– Они далеко… я видела их лица…

Тогда Арне поднес бокал ко рту и силой влил в нее несколько глотков. Противиться Фрида не стала.

– Не стоит, госпожа Нильсен, вам ходить по каменной тропе. Ничего хорошего из этого не выйдет, поверьте своему другу. Скоро все обязательно образуется.

– Они там… я хотела… они…

Он гладил ее по голове и поил домашним вином. Понемногу женщина перестала бессвязно бубнить и, склонив голову набок, задремала.

– Там живет проклятие, и будет лучше, если его никто не станет тревожить, – сказал Арне вслух.

Затем он постучал двумя пальцами по распечатанному конверту, что лежал на столе, и, допив остатки вина в бокале, добавил:

– Но скоро все закончится. Обещаю.

3

– Значит, вы говорите, что ничего не помните. – Ивар изучал человека напротив.

В прошлый раз, на слушании, такой возможности ему не представилось.

– Все верно, – ответил Грим.

Они сидели за столом в небольшом кабинете, где каменные стены выкрасили в серый и расписали нордическими узорами. На их лицах играли мягкие тени от настенных масляных фонарей.

– И вы утверждаете, что каждое утро память играет с вами злую шутку и вы не помните прошлую жизнь до этого момента?

– Именно так. – Грим кивнул. – Но вот какое дело, – он подался немного вперед, и Ивар последовал его примеру, – прошлый день я помню до мелочей. Даже лица всех, кто присутствовал на городском совете. – Последнюю часть фразы он произнес шепотом.

– Очень удобно. – Ивар усмехнулся. – Помните, когда выгодно, и забываете, если что-то идет не по плану.

– Поверьте, я бы с удовольствием вспомнил свою прошлую жизнь и ответил на все ваши вопросы.

– Вытяните руки, – приказал Ивар.

Грим послушался и положил руки на стол.

– Ладонями вверх.

Перевернул.

– Знаете, – Ивар изучал его кисти, – я торгую с двенадцати лет и в этом деле неплохо преуспел. Потому что в нашем деле главное – уметь разбираться в людях.

– Согласен с вами, – кивнул Грим, но рук не убрал.

Ивар взял одну и внимательно посмотрел на ногти.

– Я разбираюсь в людях и редко ошибаюсь.

– Что вы надеетесь увидеть?

– Кровь под ногтями, – пошутил Ивар. – Вы видели когда-нибудь руки мясников? Там есть темно-бурая полоска запекшейся крови, от которой они вряд ли когда-нибудь избавятся.

– Вам не кажется, что это глупо?

Господин Торсон небрежно отбросил его руки и посмотрел в глаза.

– Ваши руки говорят мне, что не знали физического труда. Ваши глаза сообщили, что вы достаточно умны, хотя, как утверждаете, не помните этого. Ваша осанка и манера речи наталкивают меня на то, что вы из мира науки или музыки, но главное, – он расправил плечи и сделал непринужденный вид, – я полагаю, что вы невиновны.

– Теперь мне стало легче, – наигранно выдохнул Грим. – Я тоже могу о вас кое-что сказать.

– И что же? – Ивар сложил руки на груди и уставился на собеседника.

– Вы смотрите прямо в глаза, чтобы казаться уверенным и контролировать ситуацию. Однако обгрызенная кожа на кончиках пальцев свидетельствует о частых приступах беспокойства, которые вы стараетесь подавить. – Ивар метнул взгляд на ногти и тут же спрятал их в кулак. – Ваши руки дрожат, а плечи чуть приподняты, что указывает на хроническую напряженность. Красные белки глаз выдают вашу бессонницу. Вы пытаетесь контролировать себя, но ваше тело демонстрирует истинное состояние – беспокойство и страх.

Речь звучала спокойно и уверенно. Такие наблюдения были под стать опытному психотерапевту, но никак не бродяге без памяти. Ивар был явно поражен такими неожиданными способностями. Вот только Грим утаил множество других вещей, которые ему подсказывал внутренний голос. Он чувствовал дикий суеверный кошмар, что сковал душу этого человека.

– Откуда вы обладаете такими знаниями?

– Я бы и сам хотел знать. Эти выводы сами пришли в мою голову.

– Значит, я не ошибся, когда решил, что вы из мира науки. – Он качал головой в такт словам. – Но этого недостаточно, чтобы совет решил вас отпустить.

– Я слышал, этой ночью пропал ребенок, – сказал Грим, – а я был здесь, так что…

– У вас мог быть подельник, – перебил его Ивар и продолжил мысль: – Но если вы не откажете в помощи, то совет может переменить решение.

– Никакой помощи, – резко ответил Грим. И откинулся на спинку стула.

– Вы даже не знаете, что я хочу предложить. Поймите, я не могу найти человека, что решится…

– Дело в другом, – перебил Грим, – я не могу гарантировать вам никакой помощи, потому что не могу быть уверен, что завтра вспомню наш разговор, который, увы, нет смысла продолжать. Я верю, что рано или поздно вы поймете, что я обычный бродяга, и тогда вам придется меня отпустить.