Полная версия:
Комсомольск-на-Амуре. Это моя земля. Киберпутеводитель
– Это твоя мечта, Анька, а не моя, – тихо проговорила Ольга, бесцельно помешивая ложкой остывший чай. – Я здесь родилась, выросла, здесь мои родители, друзья… мой дом…
– Оль, ну не драматизируй! – Анна приобняла сестру за плечи. – Сейчас не каменный век, будем созваниваться каждый день, а на выходные будешь приезжать. Да и я к тебе смогу в гости кататься! Представь, какой у тебя будет вид из окна! Не на наши тополя, а на Амур в сиянии огней!
Оля вынужденно улыбнулась. Конечно, Аня по-своему права. Но от этих мыслей легче не становилось. Оля не хотела ни вида на Амур в сиянии огней, ни новой должности с перспективами. Она хотела просто жить своей привычной жизнью, проводить вечера с Аней за чашкой чая с пирогами, гулять по знакомым с детства улицам, видеть, как просыпается и засыпает ее город, охраняемый недремлющим взором дома со шпилем.
Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, Оля решила прогуляться по любимым местам города. Она медленно брела по скверу возле драмтеатра, где когда-то они с Аней, будучи еще девчонками, часами просиживали на скамейке, мечтая о будущем. Затем свернула на набережную, вдохнула полной грудью свежий речной воздух, любуясь тем, как солнечные блики играют на волнах Амура.
На следующий день Ольга проснулась с твердым решением. Придя на работу, она позвонила Геннадию Петровичу и попросила его принять ее прямо сейчас. Начальник, видимо, не ожидавший такого поворота событий, некоторое время молчал, затем коротко согласился.
Оля вошла в кабинет Геннадия Петровича с прямой спиной и спокойствием на лице, которого ей стоило немалых усилий достичь. Она поблагодарила его за предложение, отметив, что очень ценит доверие руководства, но…
– Геннадий Петрович, я долго думала и поняла, что не готова к переезду. Комсомольск-на-Амуре – мой родной город, здесь все, что мне дорого. Я не могу от этого отказаться.
Геннадий Петрович, казавшийся до этого непробиваемым, неожиданно по-человечески вздохнул. Он откинулся на спинку кресла и долго смотрел на Ольгу, словно видя ее насквозь.
– Знаете, Ольга Сергеевна, – пробасил он наконец, – я вас понимаю. Сам я родом из Воронежа, приехал сюда еще молодым специалистом. И знаете, никогда не жалел! Этот город становится родным, если в него вложить душу. А вы у нас ценный кадр, такого терять нельзя.
Ольга удивленно смотрела на начальника. Она совсем не это ожидала услышать.
– Так что вы меня простите, Геннадий Петрович, за доставленные хлопоты. Я готова и дальше работать на благо нашего завода и нашего города, – Ольга слегка улыбнулась, впервые за последние дни чувствуя, как камень сваливается с души.
Вечером, выйдя с работы, Оля глубоко вздохнула, наслаждаясь чистым осенним воздухом. Солнце пробилось сквозь тучи, озарив золотом шпиль их дома. Девушка улыбнулась. Она остается в родном городе.
Забежав в магазин, Оля купила пакет яблок и корицу и поспешила домой. Там, как всегда, было тепло и уютно. Аня распахнула дверь, уже заранее улыбаясь.
– Чувствую, сегодня будет твой фирменный пирог! – она приняла из рук сестры пакет, помыла яблоки и начала их резать. – Ну что, рассказывай, как прошла встреча с грозным Геннадием Петровичем? Он тебя уже, наверное, в Хабаровск отправляет с личным водителем?
Оля засмеялась, наблюдая, как Аня ловко нарезает яблоки, ее движения были точными и грациозными, словно она была заправским поваром.
– Нет, никакого Хабаровска не будет, – Оля с удовольствием вдохнула аромат свежесваренного кофе, которым сестра всегда ее встречала. – Я остаюсь.
– Остаешься? – Аня удивленно посмотрела на сестру. – Но… как же новая должность, перспективы? Ты же сама говорила…
– Говорила, – Оля перебила ее, подойдя к окну. – Но я поняла, что все это не стоит того, чтобы покидать наш город, наш дом… тебя.
Они стояли у окна, две сестры, такие разные, но связанные нитями настоящей дружбы. На улице начался дождь, барабаня по стеклам, словно подтверждая правильность выбора Оли. За окном, несмотря на непогоду, жизнь продолжалась – спешили машины, прохожие, скрываясь под разноцветными зонтами, торопились по своим делам. Этот город, с его непритязательной красотой и неспешным ритмом, был их домом, их маленькой вселенной.
– Знаешь, Ань, – сказала Оля, глядя на дождь, – а давай завтра сходим на набережную встречать рассвет?
– Встречать рассвет? – Аня удивленно приподняла брови, но в ее глазах уже заплясали озорные огоньки. – Оль, да ты романтиком стала! Ну что ж, давай встретим рассвет. Только пирог с собой возьмем!
Справка об объектеДом со шпилем,
Россия, г. Комсомольск-на-Амуре,
пр. Ленина, д. 21
В центральной части города, на пересечении Октябрьского проспекта и проспекта Ленина, расположен один из городских символов – дом со шпилем. Он был построен в 1956 году и предназначался для сотрудников металлургического завода «Амурсталь».
Пятиэтажный кирпичный дом имеет необычный для региона облик – другого здания с похожей архитектурой не найти во всем Хабаровском крае. Самая узнаваемая архитектурная деталь – высокий остроконечный шпиль.
Здание также украшают декоративные башенки и лепнина. Дом со шпилем признан памятником архитектуры неоклассического стиля. Кроме того, он является визитной карточкой города, поэтому туристы часто делают фото на его фоне.
Источник: https://tripplanet.ru/dostoprimechatelnosti-komsomolska-na-amure/#Dom_so_spilem
Легенда о первостроителях
Даниил Резцов
Солнце, словно раскаленная монета, уже склонялось к горизонту, окрашивая воды Амура в оттенки расплавленного золота. Легкий ветерок, пропитанный запахом речной воды и багульника, шевелил седые волосы Ивана Петровича, больше известного среди местных как Дед Ваня. Он сидел на раскладном стульчике у самой кромки воды, не сводя глаз с поплавка, мерно покачивающегося на поверхности реки. Рядом, свесив ноги с гранитного парапета, примостился его внук, Митя.
Мальчишка лет десяти, с копной непослушных, выгоревших на солнце волос и глазами цвета грозового неба, скучал. Лениво болтая ногами, он то и дело бросал взгляды в сторону возвышающегося неподалеку монумента. Памятник Первостроителям – так его величали в городе – был знаком Мите с детства. Огромные фигуры людей, высеченные из серого камня, словно вырастали из земли, устремляясь ввысь.
– Деда, а деда, – не выдержал он наконец, – расскажи опять про этих… ну… про строителей.
Иван Петрович, не отрываясь от созерцания поплавка, только рукой махнул.
– Опять ты за свое, – проворчал он, – сколько можно рассказывать? Сам небось уже наизусть все знаешь.
– Ну деда-а, – протянул Митя, – расскажи. Интересно же! Они правда такие огромные и сильные были, как эти… как их… атланты?
Дед Ваня, пряча улыбку в седых усах, покачал головой.
– Эх ты, – сказал он, – какие тебе атланты? Это тебе не сказки. Это были люди – наши с тобой земляки. Сильные, работящие. Не то что нынешнее племя…
– А памятник им зачем поставили? – не унимался Митя, – они что, войну выиграли?
– Войну? – Иван Петрович, наконец, оторвался от удочки и, прищурив глаза, посмотрел на внука, – нет, Митя. Они город строили. Наш Комсомольск-на-Амуре.
– А зачем? – Митя наморщил лоб, – тут же ничего не было.
– Вот именно, – кивнул Дед Ваня, – ничего. Тайга одна кругом непроходимая. А они приехали сюда, молодые, полные энтузиазма. И построили город. Заводы, фабрики, дома…
Митя, увлеченный рассказом, перестал болтать ногами и уставился на памятник. Фигуры строителей, казалось, оживали в закатных лучах солнца. Вот геодезист, вот парень с лопатой, рядом солдат, интеллигентная девушка смотрит вдаль, а вот и инженер, он стоит впереди всех…
– Деда, – прошептал Митя, – а это правда, что они… ну… в памятнике живут?
Иван Петрович хитро прищурился, поглаживая бороду.
– А ты как думаешь? – спросил он, – душа человека, она ведь бессмертна. И пока мы помним о тех, кто жил до нас, они всегда будут рядом.
Митя, затаив дыхание, посмотрел на деда. Глаза старого рыбака, обычно лучившиеся теплом и добродушием, сейчас казались темными и глубокими, как воды Амура в сумерках.
– Говорят, – продолжил Иван Петрович, понизив голос, – что этот памятник, он не всегда просто камнем был.
– А чем же? – прошептал Митя, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.
– Легенда старая есть, – Дед Ваня замолчал, будто прислушиваясь к чему-то, – говорят, души первостроителей, устав от забвения, взмолились духам Амура. Просили они дать им возможность увидеть, во что превратился их город, что стало с их мечтой…
– И что, духи согласились? – Митя невольно поежился, хотя вечер был на удивление теплым.
– А как же, – Иван Петрович кивнул, – Амур, он все помнит. И тех, кто на его берегах трудился, и тех, кто их забыл. Только вот согласие духов было не просто так дадено…
Дед Ваня замолчал, достал из кармана потертую табакерку, свернул ловкими, привычными движениями самокрутку. Митя знал – сейчас дед будет молчать. Это значило, что история ему и самому дается нелегко, будто каждое слово ему приходится вытягивать из какой-то неизведанной глубины. Мальчик терпеливо ждал, не решаясь нарушить молчание.
Наконец, Дед Ваня глубоко затянулся, выпустил клуб едкого дыма.
– Сказали духи первостроителям, – прохрипел он, – что дадут им шанс увидеть город. Но только раз в году, в ночь полнолуния. И если почувствуют они в эту ночь благодарность жителей, тогда смогут и дальше наблюдать за городом, за тем, как живет их творение. А если нет… тогда навсегда покинут этот мир, растворятся в тумане забвения.
Митя внимательно слушал, не отрывая глаз от лица деда. Солнце уже скрылось за горизонтом, и в сумерках черты лица старика казались еще более резкими, словно высеченными из камня. Как у тех самых строителей…
– И вот, – продолжил Дед Ваня, глядя на тлеющий кончик самокрутки, – наступила ночь полнолуния. Амур, и без того могучий, в эту ночь казался еще шире, словно вбирал в себя весь свет луны. Вода в реке стала серебряной, и в ней, как в зеркале, отражались звезды.
Иван Петрович сделал паузу, давая внуку время представить эту картину. Митя и сам не раз видел ночное полнолуние над Амуром, но сейчас, благодаря рассказу деда, эта знакомая картина приобрела какой-то особый, таинственный смысл.
– И вот, – Дед Ваня понизил голос до шепота, – из глубины этого зеркала, из самого сердца реки, потянулись к берегу тени. Их было много, очень много. Это были души первостроителей, вернувшиеся на землю лишь на одну ночь.
Старик замолчал, словно вспоминал что-то очень важное. Митя даже дышать боялся, чтобы не спугнуть волшебство рассказа.
– Они медленно шли к памятнику, – продолжил Дед Ваня, – и лица их были полны тревоги и надежды. А когда подошли вплотную, то случилось невероятное: гранитные фигуры ожили!
Митя не сдержал удивленного вскрика. Даже несмотря на то, что он слышал эту легенду не раз, каждый раз его поражало это место. Представить только: холодный, неподвижный камень вдруг наполняется жизнью!
– Да, – кивнул Дед Ваня, словно читая мысли внука, – они ожили. Паренек снова сжал в руке лопату, девушка поправила волосы, инженер расправил плечи… Они смотрели на город, который когда-то строили своими руками, и не узнавали его.
Иван Петрович вздохнул.
– Город изменился, Митя, – сказал он, – вырос, расширился. Там, где раньше стояла тайга, теперь горели огни новых кварталов. По широким проспектам мчались автомобили, а на реке, среди блеска огней, отражался величественный мост…
– И что же они почувствовали? – не выдержал Митя, – первостроители… они обрадовались?
Дед Ваня медленно покачал головой.
– Этого никто не знает, – сказал он, – но говорят, что в глазах их была не только радость, но и печаль. Они видели, что город живет своей жизнью, и мало кто вспоминает о тех, кто его создавал.
Старик замолчал, и Мите показалось, что даже ветер затих, словно прислушиваясь к рассказу. На небе поплыла легкая дымка. На реке появились странные тени, словно кто-то невидимый водил по воде гигантской рукой…
Напряжение, висевшее в воздухе, казалось, сгустилось до предела. Митя невольно придвинулся к деду, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Даже комары, до этого момента назойливо кружившие над ними, будто исчезли, испугавшись чего-то.
– И тогда, – продолжил Дед Ваня, и голос его, обычно хриплый, сейчас звучал глухо и гулко, – один из первостроителей, тот самый инженер, поднял голову к небу и прокричал…
– Неужели все было напрасно? – пророкотал его голос над рекой. – Неужели нас забыли?
Этот вопрос, казалось, был обращен не только к небу, но и к городу, к его жителям, к самому Мите. Мальчик инстинктивно сжался, боясь пошевелиться.
Но город молчал. Только где-то вдали прогудел запоздалый автомобиль, да на реке уныло крикнула ночная птица. И эта тишина казалась страшнее любого ответа.
– Первостроители переглянулись, – продолжал Дед Ваня, и Мите показалось, что даже гранитные фигуры на памятнике поникли, – в глазах их погас последний огонек надежды. Они поняли, что их труд, их энтузиазм, их молодость, отданная строительству города, – все это кануло в Лету.
Над рекой поднялся ветер, зашелестел в кронах деревьев, заволновалась гладь Амура. Темные волны с шипением набегали на берег, словно пытаясь что-то сказать, о чем-то предупредить.
– И тогда они повернулись к реке, – прошептал Дед Ваня, – к духам Амура, которые дали им этот горький шанс. И в глазах их уже не было ни надежды, ни печали – только бесконечная усталость и смирение.
Казалось, еще мгновение – и тени первостроителей растворятся в тумане, навсегда покинув этот мир. И вдруг…
– Ребята, бежим к памятнику! – раздался звонкий детский голос.
Митя и Дед Ваня одновременно повернули головы. На площадке перед памятником, резвились несколько детей. Они играли в догонялки, их веселый смех разносился далеко вокруг, разгоняя мрак и тишину.
Дети, не замечая ни рыбаков, ни странной тишины, что воцарилась вокруг, с визгом носились вокруг памятника.
– А мой дед говорил, – громко выпалил один мальчик, – что эти строители, они как богатыри были! Не боялись ни тайги, ни холода!
– А мой рассказывал, – подхватила девочка с двумя светлыми косичками, – что они и днем и ночью работали, чтобы город построить! Настоящие герои!
Дети, увлеченные разговором, не заметили, как на гранитных лицах фигур промелькнуло что-то неуловимое. То ли игра света и тени, то ли… улыбка?
– Видишь? – прошептал Дед Ваня, и Мите показалось, что голос старика дрожит от волнения, – они слышат их!
И действительно, над рекой вдруг пронесся легкий, еле уловимый ветерок. Он подхватил детские слова, их смех и донес до самого памятника. И в этом ветре, в этих звуках было столько тепла, столько искреннего восхищения, что даже сердце маленького Мити сжалось от непонятного, но радостного чувства.
Лучи заходящего солнца осветили красным светом площадь перед памятником. Дети, уставшие от беготни, уселись прямо на гранитные плиты, у подножия монумента.
– А знаете, – сказал один из мальчиков, – мне кажется, что они нас видят!
И, словно в подтверждение его слов, одна из фигур на памятнике, девушка, слегка наклонила голову, словно прислушиваясь к детским голосам. А может, это снова была игра света и тени?
– С тех пор, – Дед Ваня положил руку на плечо внуку, – говорят, что каждую ночь полнолуния первостроители возвращаются к своему памятнику. Они смотрят на город, который построили своими руками, и слушают голоса людей.
– И что же они чувствуют? – прошептал Митя, не в силах оторвать глаз от величественных фигур.
Дед Ваня улыбнулся, и в глазах его заплясали огоньки заката.
– Думаю, – сказал он, – они чувствуют благодарность
Справка об объектеПамятник Первостороителям,
Россия, г. Комсомольск-на-Амуре,
ул. Дзержинского
9 июня 1982 года в честь 50-летней годовщины города на набережной установили памятник Первостроителям. Мемориал посвящен первопроходцам, которые 10 мая 1932 года сошли на берег Амура и основали новый город посреди тайги. Скульптуры изготавливали на Ленинградском заводе ордена Трудового Красного Знамени «Монументскульптура». Мемориал выполнен в современном архитектурном стиле, главными чертами которого является динамизм, романтическое настроение и стилизованность.
Источник: https://citysee.ru/russia/dfo/habarovskij-kraj/komsomolsk-na-amure-dostoprimechatelnosti.html#5
Тайна старых фотографий
Ирина Пустовалова
Асфальт за окном расплавился от жары, превратив воздух в дрожащее марево. В архиве Музея трудовой славы завода «Амурсталь» царил полумрак и тишина. Лишь старенький кондиционер мерно гудел, пытаясь победить духоту, но без особого успеха.
Дима, худощавый парень с копной непослушных кудрявых волос, с энтузиазмом протирал бархатной тряпочкой потускневший от времени макет доменной печи.
– Гляди, Ань, – торжествующе произнес он, – еще немного, и этот красавец засияет как новенький! Юбилейная выставка должна быть на высоте.
– Не сомневаюсь, – отозвалась Аня, не отрываясь от сортировки пожелтевших фотографий. – Только вот боюсь, одной этой печкой мы директора музея не впечатлим. Ей же подавай сенсаций, открытий каких-то…
Аня, девушка с яркими рыжими волосами, собранными в небрежный пучок, и веснушками, разбежавшимися по носу, вздохнула. Работа в музее, хоть и была связана с историей родного завода, где трудились несколько поколений их семьи, казалась порой скучноватой.
– Сенсации, говоришь? – Дима хитро прищурился, откладывая макет. – А что, если я скажу тебе, что у меня есть план?
Он многозначительно кивнул в сторону дальнего угла архива, где под грудой ящиков и старых вымпелов виднелась массивная деревянная дверь.
– Там, – продолжил Дима, понизив голос, – хранится то, что может стать настоящей бомбой для нашего музея!
Аня скептически посмотрела на него. Зная Димину страсть к преувеличениям, она не спешила разделять его энтузиазм.
– И что же там, по-твоему, скрывается? – спросила она, возвращаясь к сортировке фотографий. – Золотой слиток, отлитый к столетию завода? Или, может, секретные чертежи танка Т-34?
– Почти, – улыбнулся Дима, наслаждаясь эффектом своих слов. – Там хранится… наше прошлое.
Он резко развернулся и направился к таинственной двери, оставляя Аню в недоумении разглядывать его удаляющуюся спину.
Дверь, обитая выцветшим от времени дерматином, поддалась не сразу. Дима, кряхтя и пыхтя, налегал на нее всем своим весом, пока не раздался жалобный скрип петель и в помещение не ворвался запах пыли и чего-то неуловимо старого, как будто из давно забытого сундука на чердаке. Аня с опаской заглянула внутрь.
– И что же, это и есть твоя сенсация? – разочарованно протянула она, прикрывая нос платком. – Склад забытых вещей?
Комнатка, в которую они вошли, действительно больше напоминала кладовую, чем хранилище музейных ценностей. Посредине высилась гора старой мебели, укрытая полотнами, на которых проступали причудливые контуры стульев и этажерок. В углу громоздились картонные коробки, перевязанные бечевкой, а вдоль стен тянулись стеллажи, забитые папками, свертками и какими-то непонятными предметами, скрытыми под слоем пыли.
– Не суди поспешно, – Дима загадочно улыбнулся, пробираясь вглубь комнаты. – Иногда самые интересные вещи скрываются там, где их меньше всего ожидаешь найти.
Он остановился возле неприметного деревянного шкафчика, притулившегося в самом дальнем углу. Аня подошла ближе, разглядывая его с любопытством. Шкафчик и правда выглядел иначе, чем вся эта старая мебель – дерево было темнее, отполированное временем до благородного блеска, а на металлических уголках, крепящих дверцы, виднелись затейливые узоры.
– Мой дед рассказывал про этот шкаф, – пробормотал Дима, словно говоря сам с собой. – Он работал в музее с самого его основания. Говорил, тут хранятся самые ценные экспонаты, но доступ к ним имел только директор.
Он попробовал открыть дверцу, но та не поддалась. Замок, покрытый ржавчиной, давно не видал ключа. Аня, уже заразившаяся Диминым азартом, достала из кармана связку инструментов, которую всегда носила с собой.
– Отойди, – скомандовала она, прищурившись на замок. – Сейчас посмотрим, что тут у нас…
Через несколько минут, сопровождавшихся звоном металла и негромкой бранью, замок щелкнул и дверца приоткрылась, выпустив наружу густой запах нафталина и старых фотографий. Внутри, на полках, аккуратно расставленные, стояли коробки с фотопленками, рядом лежали несколько старых фотоаппаратов в кожаных чехлах.
– Вот это да… – прошептала Аня, осторожно доставая одну из коробок. – Посмотри, тут же сотни пленок! Интересно, что на них?
Дима взял в руки фотоаппарат, повертел его, разглядывая выгравированную на корпусе надпись «Спутник».
– Не знаю, что тут, – продолжил Дима, – но чует мое сердце, наш план с сенсацией начинает работать!
Следующие несколько дней в музее напоминали детективное расследование. Дима и Аня, словно заговорщики, пропадали в архиве, разбирая найденные пленки. Благо, в одной из коробок обнаружился старый, но все еще рабочий фотоувеличитель, а Дима, еще в школе увлекавшийся фотографией, смог наладить процесс проявки.
С каждым новым проявленным кадром их недоумение росло. На фотографиях, сделанных, судя по одежде и прическам людей, в конце 1980-х, были запечатлены не торжественные митинги и не передовики производства, что было привычно для музейных экспозиций. На снимках красовались странные постановки: рабочие в спецовках, но с нарисованными усами и в бумажных коронах, изображали каких-то вельмож, кто-то в робе сварщика пафосно декламировал стихи, стоя на фоне доменной печи, а группа женщин в ярких платках, повязанных на голову, словно юбки, весело отплясывала что-то напоминающее цыганочку.
– Что это, Дима? – Аня в очередной раз озадаченно посмотрела на него, держа в руках фотографию, где двое мужчин в касках, с намалеванными сажей на лицах усами, грозно смотрели друг на друга, сжимая в руках гаечные ключи вместо шпаг. – Это что, какой-то заводской капустник? Но почему тогда все так серьезно, продуманно? Смотри, у них же тут даже костюмы, декорации…
Дима, внимательно изучавший фотопленки через лупу, только пожал плечами. Он и сам ломал голову над этой загадкой. Фотографии явно не были случайными, любительскими снимками. Чувствовалось, что автор вкладывал в них какую-то свою мысль, идею. Но какую?
Чтобы хоть как-то продвинуться в своем расследовании, ребята решили расспросить старожилов завода, тех, кто работал еще в те времена. Дима достал из сейфа толстый альбом с фотографиями ветеранов предприятия и списком их контактных данных. Поиск нужных лиц по фотографиям в архиве занял немало времени, но в итоге у них появился список потенциальных «хранителей тайн». Однако опрос свидетелей только добавил тумана. Одни, посмотрев на фотографии, только удивленно качали головой, другие что-то припоминали, но говорили уклончиво, мол, было дело, молодость, веселились как могли. Кто-то и вовсе отмахивался, ссылаясь на почтенный возраст и проблемы с памятью.
Неудача следовала за неудачей. Дима с Аней уже были готовы признать свое поражение и списать загадочные фотографии на счет чьей-то причуды, как вдруг на одном из снимков Дима заметил деталь, на которую раньше не обращал внимания. На заднем плане, за спиной у рабочего в бумажной короне, красовался стенд с объявлением. Дима приблизил фотографию, настраивая резкость лупы. Буквы на стенде, выведенные от руки красной краской, сквозь трещины времени гласили: «Премьера! Спектакль по пьесе А. Ивановой „Стальные сердца“ в клубе завода 1 мая…»
– Аня, смотри! – взволнованно выдохнул Дима, указывая на надпись. – Это же не просто капустник! Это постановка целого спектакля! И у него даже автор есть – А. Иванова!
Аня, уже почти потерявшая надежду раскрыть тайну фотографий, оживилась:
– А. Иванова… Погоди, я кажется, что-то припоминаю! У нас в архиве хранятся старые программы заводского клуба. Там должны быть списки участников всех мероприятий. Если повезет, найдем эту Иванову и узнаем все из первых рук!
Поиск в архиве занял несколько часов. Папки с программами хранились в старом шкафу, заваленном стопками журналов и газет. Наконец, уже под вечер, когда за окном начал сгущаться сумеречный туман, Аня радостно вскрикнула: