скачать книгу бесплатно
«Душистый хмель февральского тепла…»
Душистый хмель февральского тепла
Вот-вот забродит, и до боли ясно,
Что мне зима отпущена была
Как некий срок – и, кажется, напрасно.
И с каждым часом убывает власть,
И в март чужой уже не будет входа…
И эта роль мне плохо удалась.
Начни меня с другого эпизода.
1982
Вторая тетрадь
«От жалобы не легче: на губах…»
От жалобы не легче: на губах
Она как ссадина, сочащаяся болью, —
Кровавым привкусом, горячей ржавой солью, —
Где ты, Ахиллов плач при черных кораблях?
По капле, медленно тепренье прибывает,
И память движется, и время приближает
К тебе – как к берегу река выносит челн, —
А весла сломаны, и парус рассечен,
И сам пловец на дне лежит, скрестивши руки,
И дума долгая о доме, о разлуке
Сиделкой дремлющей склоняется к нему.
И утро белое вступает на корму.
1982
«Так платит судьба аккуратную пеню…»
Так платит судьба аккуратную пеню
За это зиянье, за эту несвязь, —
И вот, уступая терпенью и зренью,
Садятся, заняв золтые ступени,
Завистник и витязь, сказитель и князь.
И купчая крепость, и подписи кровью
Под брачным контрактом и перечнем прав…
К лицу санбенито, роскошно раскроен,
Но трудно попасть с непривычки в рукав.
И, перстнем блеснув, долговую расписку
Сминает в перстах и бросает в костер.
И горе, сгорев, рассыпается в искры.
…приход: Откровенье, катрен, разговор.
1982
«Доколе ты жив, и тебя не оставит отчаянье…»
Доколе ты жив, и тебя не оставит отчаянье,
Хоть, впрочем, не нам и забота, и власть, и ответ, —
Я здесь. Вряд ли в помощь, – как тень за твоими плечами,
Как волк, терпеливо оленю идущий след в след.
Доколе ты жив, и мне двинуться с места не велено,
За волосы душу ловлю, – уплывает, как дым, —
Надумано, дымом надуто, ветвями навеяно,
Но плач твой немыслимый горлом исходит моим.
1982
«В начале (прости – я не чаяла, что и начало…»
В начале (прости – я не чаяла, что и начало
Чревато тобой; что твоя сокровенная часть —
В лесу анаграмм; чтоб и эхо тобой отвечало —
Для неучей – ключ: Соломонова перстня печать,
Для чующих – притча; обученным чтить примечанья —
Кипенье купели, качанье смущаемых вод).
Три имени – счастье, печаль и отчаянье,
И каждое, рифмой тебя окликая, течет.
И страждет различье, но в каждом – созвучие бедное —
Обрывок причины, осколок, клочок бытия.
Какая удача – мне нечего вынуть из невода,
Но в частых ячейках скучает твоя чешуя.
1982
Колыбельная
Сладко ли, милая, сон долгожданный лелеять?
Плач ли искусный, как жалоба птичья, протяжен?
Смол ароматных пролитые слезы светлее.
Плат погребальный, что парус, – и солон, и влажен.
Саван? Свивальник! Над нежной твоей колыбелью —
Плакальщиц ласковых, ласточек легкая стая.
Так нереиды над сестриным сыном скорбели.
Так наклонялась Фетида, младенца купая.
Слабость восславим! – блаженны не львы, но олени,
Жены блаженны – и жертвы; не праздно хвалима
Доблесть стрелы; нам же – страстная доблесть мишени,
Бег, обагренный меж ребер судьбой уносимой —
Тише…сраженному – сон и усердная нега,
Плеском волны осязанья касаемся сладко.
…Алая лань возлежит после долгого бега.
Кровь, как смола, застывает под левой лопаткой.
1982
Палинодия
В заплатах и вечер, и дождик висячий.
Заплачу внезапно безумным, безудержным плачем, —
За плети дождя, облепившие Летний,
За плешь переулка – сплетение петель и сплетен, —
И гнев дерзновенными правит устами, —
Как жалоба в горле, клокочет вода под мостами, —
Не слушай меня: я всего лишь учусь славословью,
Папирусный список кладу к изголовью:
«Тебе подобает хваленье и всякая слава,
И сладостный дым криптограммы кудрявой,
И светлая строгость, и мысли слепой домоганье,
И тьма, и любви молчаливое знанье».
1982
«Только утром гроза перестала…»
Только утром гроза перестала,
Цепью пес загремел на дворе…
Я письмо Пенелопе писала,
Словно старшей замужней сестре.
Он уехал и думал: вернется.
Я его проводила одна.
Долгим эхом шагов отдается
До сих пор крепостная стена.
И ведь знаешь, я вовсе не плачу,
Даже думаю редко о нем;
Так, – открою, прочту наудачу:
«Се вам пуст оставляется дом…»
1982
«Разлилась ледяная волна…»
Разлилась ледяная волна,
И душа долетела до самого дна,
И во тьме заклубилась на дне,
И забылась в глубоком болезненном сне,
И вовеки ей снится одно:
Холодея, она упадает на дно…
1982
Сон
(макароническая поэма)
Так – только совы в руинах рыданий:
Кто-то услышит, иные возьмутся за камень.
Я же – невольница сих выкликаний:
Cave![3 - «Берегись!» (лат.)] Канем!
Cave, входящий! Не пиром кончается сказка —
казнью!
Cave! Палач неискусен, и тягостна мука, —
Cave! Закат, как вода, омывавшая руки,
Красен, —
не спросят, раскаялся ль,
Молча ли, в голос ли, в крик ли, – какая
Разница —
Деве и ведьме, шуту и монаху —
плаха.
В смертном поту прикипает к лопаткам рубаха.
Я же – последний глоток, подаяние праха.
Долго – доколе омочены нёбо и губы, —
Долго – орга?н водяной – пищеводные трубы —
Слушай, как срок истекает по капле:
Cave! Cave!
Если ж в потемках горячей и хлещущей соли
Слабо и гулко, но слышимо слово
– Absolvo![4 - «Отпускаю» (лат.)]
—
Тотчас восстань, разрешая не путы, но скрепы.
Ощупью тесной – попытка побега из склепа:
Прежде – поют позвонков винтовые ступени,
