скачать книгу бесплатно
– Ладно, давай спать, – сказал ротный и закрыл глаза. Снилось ему Полесье и летящие в сини аисты.
На другой день, встав пораньше, напоили коней, а вышедшему проводить хозяину подарили трофейного коня, – владей, папаша.
– Ну, спасибо, хлопцы, – расчувствовался тот. – А то я как раз безлошадный.
– Да чего там, – махнул рукой Ковалев.
Выехали со двора, тронулись дальше. В полдень, изрядно натрясшись, въехали в Невель.
Это был небольшой город рядом с белесым озером, город с каменными и бревенчатыми домами, церковью, а также небольшим вокзалом. У высокого, в два этажа здания в центре, где находился госпиталь, командиры простились с ранеными, пожелав скорейшего выздоровления. Вскинув на плечи вещмешки, направились через площадь на вокзал, откуда с путевыми обходчиками на дрезине прикатили в Великие Луки. Через город шли поезда в Москву и обратно. Здание вокзала было забито до отказа, командиры прошли по перрону к штабелю шпал, сели на лежавшую сбоку шпалу, перекусили. В сторону Пскова без остановки прошел воинский состав, в открытых дверях теплушек виднелись морды лошадей и стояли кавалеристы.
– Не иначе, перебрасывают к нам, – проводил Рогов его глазами.
– Похоже, – согласился Ковалев.
Подошли три красноармейца с винтовками и красными повязками на рукавах.
– Куда следуете, товарищи? – поинтересовался старший.
– В Москву, – достал Ковалев мандат и протянул старшему патрульному. Тот развернул листок, пробежав глазами вернул.
– Понятно.
– Послушайте, братва, – поглядел Рогов снизу вверх, – поезд на Москву скоро будет?
– Через час, а то и два, – прогудел один из патрульных, здоровенный бугай в драной папахе. – У вас, ребята, того, закурить не будет?
Ковалев отсыпал ему горсть махры, все трое свернули цигарки, закурили, а потом старший сказал:
– Вы к вагонам не бегите, пустой номер, там как селедок в банке. Попробуйте на тендер к машинисту. Глядишь, и пустит.
Затем патруль, скрипя гравием, пошагал дальше, а они, прислонившись спинами к нагретым солнцем шпалам, задремали.
Состав втянулся на вокзал только вечером. Оттуда сразу же высыпала толпа и запрудила перрон от края и до края. Послышались крики, мат и плач детей, все хотели ехать.
Ковалев с Роговым тут же рванули к паровозу, тяжело сопевшему паром.
– Машинист! – заорал ротный, подняв голову у кабины.
– Чего тебе? – выглянул из окошка усатый дед в путейской фуражке.
– Возьми на паровоз, отец! Позарез надо!
– Не положено.
– Возьми! – подпрягся Рогов. – Я на флоте кочегаром был, помогу кидать уголь в топку!
– Кочегаром? – оценивающе оглядел его старик хмурым взглядом. – Ну, тогда лезьте.
Ухватившись за поручни, командиры быстро вскарабкались по стальной лесенке. Внутри кроме машиниста был помощник, тощий, лет семнадцати парнишка в замасленной спецовке.
На перроне звякнул колокол, толпа, колыхаясь, закричала громче, машинист перевел блестящий рычаг, паровоз, пробуксовав колесами, тяжело тронулся.
Подойдя к ведущему в тендер проему, Рогов присвистнул:
– Так что, ездите на дровах?
– Ага, – кивнул вихрастой головой помощник.
– Дела-а, – протянул матрос, обернувшись к Ковалеву: – Ну как, Саша, дадим революционного жару?
– Непременно, – стащил тот с плеч бекешу, а приятель – бушлат, и работа закипела.
Ковалев перебрасывал напарнику с тендера аршинные березовые и сосновые поленья, помощник рукояткой отворял топку, а Рогов ловко их туда метал.
– Могёшь, – обернулся к ним машинист, оторвав взгляд от манометра с дрожащей стрелкой.
– Ну, дак! – Рогов ловко швырнул очередное полено и утер пот. Затем хлебнул воды из подвесного чайника и заорал Александру: – Шевелись, пехота!
Паровоз, освещая прожектором убегавшие вдаль нити рельсов, мчался сквозь ночь, изредка разрывая ее гудками.
Серым промозглым утром состав вкатился на перрон Виндавского[21 - Виндавский вокзал – ныне Рижский вокзал Москвы.] вокзала.
– Ну, спасибо тебе, отец, – Ковалев пожал машинисту заскорузлую ладонь. А матрос хлопнул по плечу помощника: – Бывай, хлопец.
Оба спустились вниз, переждали редевшую толпу с мешками, чемоданами и корзинами, вошли в обшарпанное помещение вокзала. Там нашли военного коменданта, предъявили мандат, и тот объяснил, как проехать в нужный адрес.
Поскольку трамваи не ходили, а это было далековато, наняли одного из извозчиков на площади рядом. Сговорившись о цене, влезли в пролетку, и Ребров сказал:
– Полный вперед, дядя.
– Но, залетная! – извозчик пустил рысью коня, бодро зацокавшего подковами по брусчатке.
В Москве ни тот, ни другой командир никогда не были и сейчас с интересом ее разглядывали. По сторонам проплывали многоэтажные дома, площади и скверы, по которым ветер гонял пожухлую листву.
– А это кто? – ткнул Рогов пальцем в сторону высокого, из позеленевшей бронзы памятника на постаменте.
– Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, – отозвался Ковалев. – Неужто не знаешь?
– Не, – помотал головой приятель. – Откуда?
– Учиться тебе надо.
– А мы куда едем? – обиделся матрос и рявкнул на извозчика: – Чего плетешься, как вошь на поводке? Давай живее!..
* * *
– И раз, и раз! И раз-два-три, левой! – разносилось в замкнутом казармами пространстве, рота печатала шаг по плацу.
– За-певай! – последовала очередная команда, и звонко ответил тенор:
Слушай, рабочий,
Война началася,
Бросай своё дело,
В поход собирайся!
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём
В борьбе за это!
– откликнулись полторы сотни молодых глоток.
Курсантская рота занималась строевой подготовкой. Военспец в перетянутой ремнями офицерской шинели без погон и фуражке с красной звездой шел рядом.
Уже два месяца Ковалев с Роговым в числе других проходили подготовку на курсах красных командиров. Александра, с учетом прошлой должности, назначили одним из взводных, а Федора к нему отделенным. Учеба была насыщенной. Изучали Полевой устав РККА, организацию управления войсками, действия подразделений в наступлении и обороне. Кроме того – стрелковое и автоматическое оружие с его практическим применением, топографию, а также средства связи. Серьезно внимание уделялось политграмоте, будущих командиров знакомили с основами марксизма, а по выходным отпускали на несколько часов в увольнение.
Контингент подобрался соответствующий: одни из курсантов воевали на фронтах Империалистической рядовыми и унтер-офицерами, другие участвовали в Гражданской или работали в совпартактиве[22 - Совпартактив – представители советской власти.]. Две трети – члены РКП(б).
Как и по всей России, фабрики и заводы в столице не работали, москвичи получали по сто пятьдесят граммов ржаного хлеба в день. Но при всем этом молодая республика изыскала возможность выдавать курсантам вдвое больше приварок и табак, а еще все получили новое обмундирование: краснозвездные буденовки, длинные серые шинели с «разговорами»[23 - Шинель «с разговорами» – длинная, с разрезом позади, шинель.] и яловые сапоги.
Иногда курсантов поднимали по тревоге, и они оказывали содействие рабоче-крестьянской милиции в ликвидации всякого рода уголовных элементов, наводнивших столицу и ее окраины. Однажды вместе с сотрудниками московского угро[24 - Угро – уголовный розыск.] отделение курсантов во главе с Ковалевым выехало в Марьину рощу – брать банду некого Сабана. Она считалась одной из самых дерзких в столице, занималась вооруженными налетами и грабежами, убивая при этом всех своих жертв и свидетелей. А еще, для куража, постовых милиционеров.
– Так что при задержании с ними особо не миндальничать, – сказал во время инструктажа начальник МУРа, широкоплечий человек в кожанке и фуражке, по фамилии Трепалов. – Кто окажет сопротивление, пулю в лоб.
– Это мы могём, – откликнулся из строя Рогов.
На место выехали грузовиком «Руссо-Балт». На город опустились сумерки, дул холодный ветер, накрапывал дождь, в небе клубились тучи. Марьина роща находилась к северу от Садового кольца и представляла скопище одно- и двухэтажных домов с пустырями и темными переулками. Остановились рядом с одним из таких домов, бесшумно выгрузились, крадучись пошли за старшим. Минут через десять остановились у одного из домов (одноэтажного и с мансардой), в двух окнах которого теплился свет.
– Значит так, – приблизил к Ковалеву лицо начальник, – я со своими ребятами внутрь, а вы окружаете двор и берете всех, кто попытается удрать. Не получится живыми, можно мертвыми.
– Понял, – кивнул Александр и, обернувшись, тихо скомандовал курсантам. Когда те рассредоточились вокруг усадьбы, Трепа-лов махнул наганом своим подчиненным, и розыскники скользнули в калитку. Миновав садовую дорожку, поднялись на крыльцо, начальник громко постучал в дверь:
– Милиция, открывайте!
Свет в окнах тут же погас. Сыскари, выбив плечами дверь, ворвались внутрь, завязалась перестрелка. Потом одно из задних окон распахнулось, в палисадник выпрыгнули двое и, перемахнув невысокий забор, очутились в переулке.
– Стоять! – выступили из темноты Ковалев с Роговым, держа винтовки на изготовку. В ответ грянули выстрелы. Рогов свалил ответным первого, а второго Ковалев вырубил ударом приклада в голову.
Чуть позже, обыскав дом и загрузив в кузов трупы пятерых бандитов и убитого оперативника, группа ехала обратно по ночной Москве.
– А ничего у тебя ребята, боевые, – сказал Трепалов, сидевшему рядом в кабине Ковалеву.
– Многие воюют еще с четырнадцатого – ответил Александр. – Было время научиться.
Глава 3. На Юденича
«В минуту смертельной опасности, когда окруженная со всех сторон тесным кольцом врагов Советская власть отражала удары неприятеля; в минуту, когда враги Рабоче-Крестьянской Революция в июле 1919 года подступали к Красному Питеру и уже овладели Красной Горкой, в этот тяжелый для Советской России час, назначенный Президиумом ВЦИК на пост члена Реввоенсовета Южного фронта Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин) своей энергией и неутомимой работой сумел сплотить дрогнувшие ряды Красной Армии. Будучи сам в районе боевой линии, он под сильным огнем личным примером воодушевлял ряды сражающихся за Советскую Республику. В ознаменование его заслуг по обороне Петрограда, а также самоотверженной дальнейшей работе на Южном фронте Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановил наградить И. В. Джугашивили (Сталина) орденом «Красного Знамени».
(Из Постановления Президиума ВЦИК от 17-го ноября 1919 года).
Закончить учебу не пришлось. За месяц до окончания роту построили на плацу, и начальник вместе с комиссаром объявили, что курсы в полном составе отправляются на защиту Петрограда, где белая армия генерала Юденича при поддержке эстонских дивизий и кораблей флота Великобритании перешла в активное наступление.
Вечером курсанты с их командирами, погрузившись в воинский состав, выехали к месту назначения. При себе имели личное оружие, а еще полученные на складах ручные гранаты и три пулемета «льюис».
Ехали всю ночь в продуваемых ветрами разболтанных теплушках. Одни, завернувшись в шинели, спали на соломе на полу, другие молча смолили махорку.
Хмурым промозглым утром выгрузились на Николаевском вокзале[25 - Николаевский вокзал – старое название Ленинградского вокзала в Москве.], строем двинулись на Царскосельский. Кругом мрачно высились дома бывшей столицы Империи, холодно темнела водой Нева, в лица хлестал налетавший от залива ветер.
В отличии от Москвы, достаточно многолюдной, город на Неве словно вымер: изредка встречались закутанные в тряпье жители, на пересечении улиц горели дымные костры, у которых грелись заставы[26 - Застава – подвижный войсковой наряд, обычно конный.], порой попадались мерно шагающие патрули.
До конечной цели – в район Гатчины, добирались узкоколейкой на прицепленных к американскому «Балдуину»[27 - «Балдуин» – серия американских паровозов, поставлявшихся в Россию.] платформах, куда помимо курсантов погрузили артиллерийскую батарею и отряд питерских рабочих.
– Ка-ак, товарищ, у вас в Пит-тере дела? – поинтересовался курсант из латышей Янсонс у сидящего рядом пожилого, с впалыми щеками человека в телогрейке и с австрийским карабином.
– Дела как сажа бела. Голод, перебои с электричеством, нет угля и дров.
– А ваш отряд, папаша, откуда? – спросил еще один.
– Мы, сынок, с Путиловского завода.
– Работает?
– Делаем бронепоезда и орудия для фронта.
– Вона оно как, – уважительно переглянулись остальные.
Когда отъехали от Петрограда верст пять, вдали послышалась орудийная канонада.
– По Пулковским высотам бьет, – сказал кто-то из рабочих. На платформах напряженно вслушивались и молчали.
Обстановка для оборонявших город частей Красной Армии к тому времени сложилась катастрофическая: белогвардейцы захватили переправы через Лугу и, прорвав фронт, вышли к Балтийской железной дороге, а затем под прикрытием танкового огня овладели Ямбургом[28 - Ямбург – город в Ленинградской области. Нынче – Кингисепп.]. Красные в панике отступали, преследующие их колонны в день проходили до тридцати верст, захватили Лугу, Плюссу и Серебрянку. За ними в наступление перешли эстонские дивизии, вошли в Красное Село, а также Струги и Гатчину.
К месту добрались спустя пару часов, послышались команды, стали выгружаться. К узкоколейке выходила опушка леса, рядом стояла какая-то хибара, а у нее две телеги с шанцевым инструментом. У нее переминались несколько солдат. Здесь же, у коновязи, под седлами стояла пара буланых лошадей.
Из хибары вышел человек в шинели, с шашкой, маузером и папахе с красной лентой, за ним появилось еще двое. Начальник курсов, командиры рабочего отряда и батареи доложились.
– Построиться! – отдал приказ человек с шашкой.
– В шеренгу по четыре ста-ановись! – командиры разбежались к бойцам. – Р-равняйсь! Смирно!
Заложив руки за спину, встретивший с остальными прошли вдоль строя, вглядываясь в лица и вернулись к середине.
– Я командир сводного полка Варава! Там, – он выбросил руку в сторону, отуда доносился гул канонады, – сражаются и умирают ваши братья, отражая белогвардейские атаки! На нашем участке пока спокойно, но нет сплошной линии обороны. В кратчайший срок мы должны ее построить и держать до последнего дыхания! Все ясно?
– Ясно! – качнувшись, рявкнул строй.
Вслед за комполка выступил человек в кожане и такой же фуражке, назвавшийся комиссаром.
