
Полная версия:
Я тебя не отпущу
– Я ращу Нику одна, – обрубаю гнусные догадки. – Герман помогает нам, но он мне не муж. И уж точно никогда не станет отцом Нике. У нее уже есть папа. И пусть Клим оборвал со мной все связи, когда-нибудь он все равно узнает.
После своего признания облегченно выдыхаю. По сути, на этом можно и закончить. На мне нет никакой вины. Не я лгала Климу, утверждая, что беременна от мужа. Не я просила Еву отдать ребенка. Перед удочерением и после него я, как одержимая, искала контакты Хаванского, чтобы сказать о дочке.
Я такая же жертва, как моя маленькая девочка, ее мать, Клим и даже Николай. В нашей ситуации вся ответственность целиком и полностью на одном человеке – на Исаеве. Но этот вершитель судеб слишком хорошо позаботился о том, чтобы его марионетки, что я, что жена, молчали как рыбы.
– Твою мать! Узнай Клим Александрович тогда обо всем этом… – Николай кладет руки на руль и опускает на них голову.
– В то время он был слишком занят своей обидой на меня.
В памяти тут же всплывает свежий рассказ Вольского о долгом спарринге с племянником.
– Если бы… – Николай выпрямляется. – Если бы только обидой.
Глава 6
Не только мне сложно рассказывать о прошлом. Николай тоже говорит будто через силу. Хоть и не прошу, он не скрывает ничего о тех жутких днях. И я, словно собственными глазами, вижу все, что происходило с Климом.
– Клима Александровича освободили утром. Даже адвокат не знал, что с него сняли обвинения. Все случилось так внезапно, что домой пришлось ехать на такси.
Наверное, глупо надеяться, что Климу намекнули на мою помощь, но все же спрашиваю:
– Ему сказали, почему отпустили?
– Тогда, в отделении, нет. Просто вернули вещи и сказали: «Свободен». Уже потом он сам выяснял, как все вышло.
– И?
Николай отрицательно качает головой:
– К тому моменту я уже не работал на Клима Александровича. Просиживал штаны дома перед телевизором. Не знаю, чем там закончилось.
– Ясно. – Я прикусываю губу, пытаясь скрыть разочарование.
– Ну а буквально через час после того, как он приехал домой, явился курьер с посылкой, – продолжает свой рассказ Николай. – Коробка примерно двадцать на двадцать. В ней были какие-то фотографии и флешка. Сестра Клима Александровича сунула нос, попыталась узнать, что на них, но босс все собрал и, не сказав никому ни слова, ушел в свой кабинет.
– Это потом у него был спарринг с дядей? – Отвожу взгляд в сторону.
В отличие от Николая я точно знаю, что было на фотографиях и флешке. Эти кадры снились мне по ночам долгие месяцы, до появления Ники.
Красивая эротика. Без пошлости и грязи, чувственно и натурально. Объятия. Поцелуи. Загорелые тела. Шелковые простыни. Даже не секс – настоящие чувства.
Тот, кто не знал, какие отношения связывают меня с мужчиной на фото, сказал бы, что это любовь. А знающие… их никогда не было. Для всех посетителей небольшого частного клуба мы с Германом всегда были любовниками. Сторонниками свободной любви, как и остальные.
Исаев мечтал отомстить. Он хотел, чтобы Климу было так же больно, как и ему. Для этого он нашел у Хаванского единственное слабое место – меня. И втоптал в грязь. Сделал это изысканно, с особым цинизмом, и преподнес так, что я возненавидела собственное тело и усохла от слез.
– Да, спарринг был сразу после возвращения из кабинета. Клим Александрович, видимо, заранее позвонил Ярославу Борисовичу.
– Вольский сегодня рассказывал мне о бое.
– Он крепкий мужик. По молодости бывало всякое. Так просто его на лопатки не уложишь, но бывший босс… – Николай трет лоб. – Он тогда и меня бы, наверное, уложил.
– Злился?
– Нет. С виду спокойный был, будто вообще ничего не произошло. А бил настолько четко и мощно, словно внутри резерв какой-то открылся. – Николай замолкает и минуту смотрит вперед. Как раз в сторону моего подъезда.
– А потом Клим собрался и уехал из Питера на два года?
Сейчас уже поздно ворошить прошлое, легче мне не станет. Но вопрос сам сорвался с губ.
– Уехал… Не туда, куда вы подумали, – хмыкает мой бывший охранник.
– То есть?..
– Правда не знаете?
– Даже не догадываюсь.
– Хм… – Николай дергает шеей и возвращается к рассказу: – Алиса все же увидела фотографии. Она такой крик подняла… Требовала, чтобы мы ваши вещи из дома выкинули. Меня обвинила, что знал, куда вы ездили, и молчал. Жарко, в общем, было.
– И Клим повез чемоданы с вещами в мою квартиру? – теперь начинаю догадываться.
– Снова мимо. Он запретил всем даже прикасаться к ним, закрыл спальню на ключ и рванул к вам домой. Один, так и не позавтракав после освобождения.
– Боже… – В салоне тепло, но я все равно обхватываю себя руками. Знобит.
– До ночи просидел у вас под дверью. Я дважды катался сюда, еду по просьбе его сестры привозил. Только он ни еду не взял, ни к двери никого не подпустил. Ждал и ждал. А вечером Алису в торговом центре с лестницы столкнули. В итоге перелом ноги и ушиб плеча. Пришлось возвращаться.
– Столкнули?.. Не упала?
От шока, кажется, волосы на голове шевелятся.
– Климу Александровичу еще за решеткой мягко намекнули, что он теперь нежеланный гость в Питере. Якобы лучше согласиться на контракт, который предложили китайцы, и уехать.
– Так падение Алисы – это… – Не договорив, закрываю рот рукой.
Я два года верила, что Клим и не пытался разобраться. Плюнул на меня и уехал. Но все оказалось куда хуже.
– Это был намек, что нужно торопиться. Ждать, когда намекнут доходчивее, Клим Александрович не мог.
Глава 7
Я все же солгала своей малышке, сказав, что скоро приду. Скоро не получается. После всех откровений мы с Николаем еще минут пять сидим в машине. Молча перевариваем сказанное и услышанное.
Ума не приложу, как бы я упрашивала его не говорить пока о Нике. К счастью, бывший охранник понимает все без лишних просьб.
– Долго прятать девочку не получится, – произносит он, когда я выхожу из авто. – Клим Александрович теперь в Питере. Рано или поздно все вскроется.
– У нас и так достаточно секретов. Будь моя воля, он знал бы о Нике с самого ее рождения.
– Это будет шок, – улыбается Николай.
На мгновение его суровые черты смягчаются. Исчезают морщины между бровями… те самые, которые за последние два года стали гораздо глубже. А в уголках глаз собираются целые пучки из лучиков.
Никогда не видела Николая таким довольным. Впрочем, не удивляюсь. Моя маленькая сладкая девочка умеет скручивать в ванильный рогалик даже самых черствых людей, независимо от пола.
Кто бы мог подумать, что у такого жесткого и циничного мужчины, как Клим Хаванский, может родиться такое теплое и ласковое солнышко?
– Я бы многое отдал, чтобы увидеть реакцию бывшего босса. – Николай подмигивает мне.
– Думаю, ждать осталось недолго. – Киваю на прощание и наконец иду домой.
***
Герман встречает меня у порога. Уже без цветов и зайца, но все такой же упакованный и стильный.
– Сварить тебе кофе? – Он сам забирает мою сумочку и ставит на высокую тумбу, подальше от цепких детских ручек.
– Ты у нас сегодня и за няню, и за официанта?
Больше всего на свете хочется остаться наедине с дочкой. Встреча с Вольским и откровения с Николаем опустошили меня полностью. Слишком много неожиданного нового и болезненного старого. Извилины скрипят от напряжения. Только подозреваю, попытка вытолкать Германа за дверь закончится настоящим допросом.
– Мне несложно, ты знаешь. Капучино, эспрессо? – Он подходит к кофеварке и вынимает рожок.
От одного вида банки с кофе во рту разливается противная горечь.
– Не нужно. Лучше чай.
– Не ожидал, но если хочешь… – Герман снимает пиджак и закатывает рукава рубашки.
Обычные движения, я видела их так часто, что могу по секундам повторить каждый жест. И все равно что-то цепляет. Может, красивые мужские запястья с дорогими часами на левом. Может, короткие темные волосы – намек на страстную натуру. Может, длинные пальцы… с белесым следом от обручального кольца на безымянном.
– Клим вернулся в Питер. – В задумчивой тишине мои слова звучат как гром.
Наверное, нужно было сказать что-то перед этим, подготовить. Но след от кольца…
– Ты уверена?
Герман стоит ко мне спиной – не знаю, что отражается на его лице. Вижу лишь, как напрягаются плечи.
– Если ничего не изменится, послезавтра мы подпишем контракт с компанией Хаванского. А через неделю проведем общую презентацию проекта.
Я тянусь к стакану с водой и, не спрашивая, чей он, выпиваю все до последней капли.
– Что вы сделаете? – Герман все же поворачивается.
Кажется, мой всезнающий друг впервые чем-то удивлен.
– Два месяца назад они объявили тендер. Алексей подал документы от обеих компаний. – Вымученно улыбаюсь: – Как ты учил. Мою отсеяли сразу. То ли бумажки какой-то не хватило, то ли цены были выше… Точно не знаю, всем занимался Фролов. А сегодня исполнительный директор приезжал к нам на переговоры по «Грандсервису». Ярослав Борисович Вольский. Дядя Клима. Знал бы ты, как они похожи! – Нервно вздрагиваю.
– То есть они отсеяли… тебя? – Герман интонацией выделяет последнее слово. – Несмотря на то, что твоя компания старше, больше и известнее?
Пожимаю плечами. Все и так очевидно. Мне нечего добавить.
– Отлично! Непредвзятость во всей красе!
– Это было ожидаемо.
Я больше не думаю ни о каком кофе, но привкус горечи на губах становится лишь ярче.
– Тогда… раз вы будете сотрудничать, скоро он… может заявиться сюда, в эту квартиру, за Вероникой? – Герман будто специально не желает называть вслух имя Хаванского.
– Клим ее отец.
Смотрю на стакан. Снова хочется воды, однако встать и налить нет сил.
– А ты не думала, что если он исключил компанию, то решит исключить и тебя саму… – Герман поворачивается в сторону детской. – …из жизни дочери?
– Мы уже говорили об этом. – Закрываю глаза. – Не раз и не два.
– Все это время он был далеко, в своем чертовом Китае. А сейчас здесь! Рядом!
– И что это меняет?
– Все.
Я чувствую, как чужие руки ложатся на плечи, легонько сжимают и притягивают к твердой мужской груди. Точь-в-точь как два года назад… как десятки раз после этого.
Ирония судьбы – много лет Герман был верен своей жене. Прощал ей измены, потакал любым капризам, списывал бесконечных любовников на психическое заболевание – нимфоманию. Он был идеальным мужем. Со святящимся над головой огромным нимбом и неподъемно тяжелыми крыльями за спиной. Но после того, как Исаев заставил меня поучаствовать в той отвратительной фотосессии, в Германе словно что-то изменилось.
Всего на одну ночь мы изобразили любовников. Без настоящей близости, с целомудренными поцелуями. Фиктивно. На камеру. Однако уже через месяц он развелся с женой. Удалил из своей жизни все, что могло о ней напомнить. И пришел ко мне.
– Герман, я не выйду за тебя. – Распахиваю глаза. – Даже ради Ники.
– Я смогу вас защитить. У меня достаточно связей, чтобы противостоять даже ему. – Он вновь игнорирует имя.
– Прости… – Снимаю с себя его руки. – Я благодарна тебе за помощь. Не представляю, как бы мы с Никой справлялись без тебя. Но…
– Пожалуйста…
В глазах напротив вспыхивает такая мука, что становится больно.
– Ты уже потратил много лет на больные отношения. Со мной они будут ничуть не лучше.
– Диана, хотя бы сейчас не спеши с ответом. Не представляю, что у вас там произошло, если ты теперь избегаешь любой близости. Я ждал тебя эти два года. Подожду еще. Сколько нужно.
– Ты просто сменишь одно извращение на другое.
– Тогда считай, что я тоже извращенец. – Герман целует меня в щеку и тут же пальцами осторожно стирает поцелуй с кожи. – Извращенец, который любит тебя и готов защитить своих девочек от кого угодно. Хоть от вашего бывшего, хоть от твоих ночных кошмаров.
Глава 8
Ближе к вечеру, попрощавшись с Германом и выслушав телефонный отчет Алексея, я ставлю мобильный на беззвучный режим и мы с Никой идем в парк. После сегодняшних встреч и новостей просто необходима передышка. Без разговоров, без воспоминаний и тревоги.
Вместо того чтобы думать над словами Николая, я веду за руку свою малышку. А вместо того чтобы трястись из-за предстоящей встречи с Климом, пою детские песенки и наслаждаюсь редкой для Питера солнечной погодой.
Парк находится близко, от дома всего метров сто. Красивый, большой, с тенистыми аллеями, по которым Ника любит рассекать на беговеле, и с детской площадкой, где мы уже изучили каждый сантиметр.
Самое забавное – когда покупала нынешнюю квартиру, я и не догадывалась, что скоро буду гулять здесь со своей дочкой. Тогда не интересовали качели и песочница. Не возникало вопроса, есть ли рядом хороший детский сад. Мне нужно было место, где получится переждать – расстаться с мечтами и научиться жить дальше.
Я искала идеальное жилье для одинокой женщины, а нашла самый лучший район для жизни с ребенком. С голубоглазой непоседой, совсем не похожей на меня, но такой любимой, что иногда становится страшно… жутко от мысли, что Ева могла оставить дочь в детском доме или вообще решиться на аборт.
За воротами парка делаем с Никой первую остановку. Даю дочке беговел и прошу быть осторожной. Наивная просьба, учитывая, что энергии в моей крошке как в атомной станции.
– Вы сегодня раньше обычного? – замечает меня Катя, недавняя знакомая.
С виду ей лет двадцать, не больше. Миниатюрная, худенькая, с длинной русой косой и небольшим шрамом возле виска. Днем Катя раздает в парке рекламные флаеры, а по вечерам убирает в частном детском саду. Именно там мы и познакомились. Я пришла заключать предварительный договор, а она протирала пыль на детских шкафчиках.
– День был насыщенным. Хватит на сегодня работы. – Оттопырив большой палец, показываю Нике знак «класс» и киваю в сторону песочницы.
– Хорошо звучит, – улыбается Катя. – Ника с няней без вас скучает. Это заметно.
– Я без нее тоже.
Беру один флаер, на этот раз с рекламой пекарни, складываю его вчетверо и сую в карман. На другую помощь Катя не согласится, а мне слишком нравится эта бойкая девчонка.
– Знаете, Ника становится все больше похожей на вас, – вдруг сообщает она. – Я серьезно. Присмотритесь. Ваш нос, ваш разрез глаз и улыбка.
– Это она щурится. Солнце. – Опускаюсь на ближайшую лавочку.
– Если не щурится, тоже похожа.
Катя говорит так уверенно, что я снимаю солнцезащитные очки и присматриваюсь. Скольжу внимательным взглядом по треугольному подбородку, по пухлым дочкиным губам, безумно похожим на губы ее отца, по носу… действительно напоминающему мой, по глазам.
Эти глаза были первыми, что я увидела, когда два года назад Ева принесла свою малышку. Не нужен был никакой тест ДНК, чтобы понять, чей это ребенок. Такие глаза могли быть лишь у дочери Клима.
Помню, в первую секунду стало больно. Пять лет в браке я пыталась забеременеть. Ходила по врачам, горстями пила витамины и лекарства. Настолько сильно изводила себя мыслью о ребенке, что, окунувшись в отношения с Климом, вычеркнула из головы фантазии о материнстве.
Между нами все было так зыбко и ярко, что казалось, глупо травить редкие минуты напрасными мечтами. Режим «Карьеристка» на короткий срок сменился режимом «Женщина». Вначале счастливая, затем – одинокая. А спустя несколько месяцев после отъезда Клима я вернула себя к жизни с режимом «Мама».
Никогда бы не подумала, что можно любить чужого ребенка как своего собственного, однако у судьбы оказалось отменное чувство юмора. Ева сбежала, оставив мне документы и дочь. Я и близко не представляла, как быть дальше, – чем кормить малышку, какие подгузники покупать, во что одевать и как купать, – но уже не могла выпустить это маленькое чудо из рук. Не могла расстаться с ней ни на секунду. Будто она моя.
– Вы заметили? – Катя садится рядом.
– Ты права. Что-то есть.
Не могу сдержать улыбку. Возможно, это игра света, возможно, усталость, но сейчас Ника и правда кажется больше похожей на меня, чем на биологическую маму.
– Красивая малышка. Вместе вы потрясающе смотритесь. А если бы ее папа был не брюнетом, а блондином, это был бы вообще отпад. Модные журналы дрались бы за ваши семейные фотографии.
– Брюнетом… – догадываюсь, о ком говорит Катя. – Герман мой друг. Только друг. А папа Ники… – Улыбка стекает с губ. – Он как раз блондин.
– Ух ты! – Катя мечтательно закатывает глаза.
– И кажется, очень скоро они познакомятся…
За два года я часто представляла встречу отца и дочери. Исаев заставил меня солгать о себе стать предательницей в глазах Клима. Но ни одна живая душа на свете не могла заставить солгать еще и о Нике.
Клим имеет право знать – многие месяцы я твердо держалась этой позиции. Искала его, пыталась передать новости о дочке. Однако сейчас, когда встреча реальна, становится страшно.
Как ни горько признавать, к сожалению Герман прав: у Клима достаточно денег и связей, чтобы отобрать Нику. В прошлом ради меня он пошел на преступление – ворвался со своей охраной на чужой склад и устроил там настоящий погром. Хаванскому было плевать на арест и тюремный срок.
На что он пойдет ради родной дочери, не хочется даже думать.
– А они… – Катя качает головой.
– Он не знает о ней. Так вышло. – Не представляю, как кратко объяснить все, что между нами случилось.
– Тогда ему капец! – Она заливается хохотом. – Этот шустрый ангелочек никого не оставит равнодушным. Папа у нее детские макарошки будет из рук есть. – Катя, по сути, повторяет мою собственную сегодняшнюю мысль.
– Надеюсь. – Краем глаза кошусь на мигающий экран телефона.
– Вот увидите!
Заметив молодую парочку, Катя поднимается с лавки и спешит навстречу. Протягивает флаеры, приглашает в пекарню. А я снимаю блокировку и тревожным взглядом смотрю на заголовок входящего письма.
***
Алексей звонит через пару минут. Убедившись, что Ника надолго застряла в песочнице, я отвечаю на звонок.
– Вы уже получили приглашение? – спрашивает Фролов сразу.
– Да, от Вольского. На презентацию. Через неделю.
– Контракт еще не подписан, но мы в обойме. Это отличная новость! – Кажется, Алексей готов начать праздновать.
– Наше участие в презентации пока ничего не значит. Они могут тянуть с контрактом до старта строительства, а потом сменить нас на другого подрядчика.
– Диана Дмитриевна, Ярослав Борисович лично отправил нам письма! Даже не секретарь! Мне кажется, это не просто так.
– Конечно… Хотелось бы.
– Я сделаю последние расчеты и вышлю им наши рекламные материалы. Все будет в самом лучшем виде. Но представлять проект придется вместе.
– Не уверена, что для компании это будет лучше.
– Не знаю, что именно прислал вам Вольский. У меня здесь все четко. – Алексей на миг прерывается, а затем зачитывает: – Ждем вас с Дианой Дмитриевной. Уверен, она лучше всех сможет рассказать о перспективах сотрудничества.
В моем приглашении ничего подобного нет. Внизу лишь одинокое «Ждем» и дата. Только сомневаться в словах Алексея не приходится.
– Тогда… на все про все у нас неделя.
Ничего нового, именно таким был изначальный план. И все же тревога липкой лентой окутывает тело.
Я не собиралась отсиживаться в стороне или прятаться, но выступать перед Климом и его дядей…
– А знаете, я с ним согласен, – вдруг продолжает Алексей. – Уж кто-кто, а вы точно произведете фурор!
Глава 9
Неделя до презентации пролетает как один день. Чтобы не думать о предстоящей встрече, я умышленно заваливаю себя делами, а по вечерам играю с Никой в развивающие игры и читаю ей новые сказки.
Наверное, это не самая лучшая стратегия, однако результат мне нравится. К презентации я настолько вымотана, что уже не важно, кого встречу и что услышу.
Как можно было догадаться, в день икс Герман приезжает к нам с самого утра. Вместо костюма на нем удобные брюки и джемпер. Стиль совсем не деловой, но все такое отутюженное и качественное, что хоть сейчас на прием к королеве.
– Я помню, что тебе не понравилась новая няня, поэтому сам посижу с Вероникой, – заявляет Герман с порога.
Причина, конечно, липовая. У меня нет претензий к няне, она не лучше и не хуже прежних. Скорее, один ревнивый мужчина решил быть поближе – если не ко мне, то хотя бы к моей дочери.
– В этом нет необходимости. Няня справится. А в парке за ними присмотрит Катя, она мне обещала.
– Эта малолетка? Что она может понять?
– Ей двадцать. К тому же Катя с шестнадцати лет живет одна и научилась быть самостоятельной.
Она об этом не рассказывала. Катя вообще не любит говорить о себе, но ее детсадовская начальница с удовольствием поделилась со мной информацией об их уборщице. Ее было буквально не заткнуть! Фонтан красноречия, а не женщина.
– Тебя не будет до позднего вечера. – Взгляд Германа темнеет. – Может, и дольше. Вероника начнет скучать. Лучше рядом буду я, чем кто-то чужой.
Демонстрируя, что не собирается слушать никакие отговорки, этот упрямец снимает ботинки и идет ванную.
– Спасибо. – Я опираюсь плечом о дверной косяк и наблюдаю, как он моет руки.
Когда-то Герман казался самым аристократичным мужчиной на свете. Высокий, худощавый, с правильными чертами лица, узловатыми пальцами и идеальными манерами. Я безумно злилась на его жену и очень долго не могла перебороть привычку обращаться к нему на «вы».
За годы нашей дружбы мое мнение о Германе почти не изменилось. Из фиктивного любовника он превратился в самого близкого человека, стал роднее отца и брата. Единственное, о чем я жалею, – что не могу ответить ему взаимностью.
– Обед и ужин я приготовила, – киваю в сторону кухни. – Хватит и тебе, и Нике. Нужно лишь разогреть.
– Не первый раз.
– Только умоляю, никаких десертов из ресторанов!
Герман не может баловать меня, поэтому реализует свою потребность в ухаживании на Нике. Это, конечно, большое везение, но к двум годам дочка уже перепробовала столько кулинарных шедевров, что скоро придется бросать работу и идти учиться на кондитера.
– Брокколи, значит брокколи, – со вздохом, будто обреченный на пытки, соглашается Герман.
– И индейка. В сливочном соусе, как ты любишь, – улыбаюсь.
Обсуждать детское меню перед важной презентацией – так себе развлечение. Однако все эти разговоры здорово помогают справиться с тревогой.
– Хочу, чтобы ты помнила… – Помыв руки, Герман вытирает их полотенцем и берет меня за плечи. – Мое предложение все еще в силе.
– Прошу, давай не будем…
– Скажи «да», и я сделаю так, что никто не сможет разрушить нашу семью.
Он будто не слышит меня. Горячими ладонями ведет по рукам, наклоняется к губам. И целует. Без напора, без надежды на отклик. Невесомо, как икону.
– Прости.
Ничего не могу с собой поделать. Тело привычно реагирует на близость – мышцы парализует и вместо живой теплой женщины я превращаюсь в холодный камень.
– Он тебя недостоин. – Герман опускает голову и тяжело вздыхает.
– Это презентация. Не встреча и не свидание. Не факт, что мы вообще увидимся.
Теперь мы оба замалчиваем имя того, о ком говорим.
– Мы с Вероникой будем ждать.
Отпустив меня, Герман поворачивается к двери и не оглядываясь уходит в детскую комнату.
Всего на мгновение хочется сделать то же самое. Забыть о сегодняшнем событии и продолжить жить той жизнью, какой жила до этого дня. Но слабачка Ди исчезла еще два года назад. Сломалась под тяжестью фальшивой вины и онемела от долгого воя в подушку.
***
К моменту, когда приезжает Алексей, я уже одета и накрашена. Простое черное платье-футляр повторяет изгибы тела. Туфли на высоких шпильках удлиняют ноги настолько, что я почти модель. А собранные в высокую прическу волосы открывают шею, делая образ строгим и при этом беззащитно-женственным.
– Мамочка! Ты как пгинцесса! – картавит Ника и смотрит на меня с таким восхищением, что слезы на глаза наворачиваются.
– Спасибо, милая. Это самый приятный комплимент. – Обнимаю свое маленькое счастье и оглядываюсь в сторону гостиной.
Мнение Германа мне не менее важно, чем мнение дочки, но, словно сильно занят, он не выходит прощаться. Из комнаты не раздается ни звука.
– Береги себя и дядю Германа!
Чтобы не испачкать помадой, я посылаю Нике воздушный поцелуй и наконец делаю то, к чему мысленно готовилась уже неделю. Подхватываю сумочку и при полном параде выхожу за дверь.
Будто потерял дар речи, Алексей молчит до самого ресторана. Изредка ловлю на себе его заинтересованные взгляды и, чтобы не смущать, прячу улыбку. А когда мы выходим из машины и поднимаемся по лестнице в просторный зал, разрешаю взять меня под руку.
С виду полный порядок. Все так же, как на других презентациях. Реки шампанского, живая музыка и увешанные драгоценностями гости – все признаки роскоши и успеха. Но стоит подойти к сцене, где уже ждет Вольский, оступаюсь и чуть не падаю.