скачать книгу бесплатно
– А его, почему тогда в кружок не записали? – поинтересовался Сингапур. Валера растерялся, слово «разум», вероятно, не вписывалось в схему его доказательства.
– Разум… он вообще, – быстро соображал он, – разум, он… неотъемлемая часть, он подразумевает собой… Вы дальше всё поймете, – наконец, нашелся он, быстро записывая на доске слова «красота», «совершенство», «доброта», и проводя от них черточки к слову «душа»; к «телу» же он подсоединил «секс», «сон» и «еда», комментируя уже ни так вкрадчиво и размеренно: – Душа человека постоянно стремиться к красоте, доброте и совершенству, – фломастером он указывал на записанные слова, – а тело – к сексу, сну и пище. Мы не можем хотеть есть и спать постоянно. Насытившись и отдохнув, наше тело уже не требует пищи. Душа же постоянно стремится к совершенству: мы всегда хотим быть чище, добрее, наша душа стремиться к красоте, так как красота спасет мир. И преподобный Мун создал учение «Объединения», в этом учении он рассказывает людям, что нужно быть добрее и стремиться к красоте и совершенству, ибо такие люди – стремящиеся к совершенству угодны Богу и найдут спасение. Мужчины, стремящиеся к совершенству, встречают женщин, стремящихся к совершенству, и создают совершенные семьи, где рождаются дети, которые, по примеру своих родителей, также стремятся к совершенству, становясь, таким образом, угодными Богу. Когда дети, выросшие в любви и стремлении к совершенству, доходят до возраста мужчин и женщин, они так же вступают в брак с такими же, выросшими в любви и стремлении к совершенству, мужчинами и женщинами и, в свою очередь, создают совершенные угодные Богу семьи и…
– И так далее, – прервал его Сингапур. – Здесь всё понятно: в своем роде мичуринцы, этакие селекционеры. Голубая кровь, – Сингапур, и все, невольно следуя его взгляду, глянули на обои. – Истинные арийцы. Что ж, здесь все логично. Согласен. Ну что ж, давайте дальше, – подбодрил он, уже с трудом заставлявшего себя улыбаться Валеру. И Лиза, до этого с благоговением слушавшая лекцию, теперь настороженно заглядывала на Сингапура, вальяжно рассевшегося на стуле.
– Мне трудно будет вам объяснить, если вы и дальше будете себя так вести – так… – он не договорил, вздохнул, сосредоточенно посмотрел на Сингапура и, видно, крепко взяв себя в руки, произнес: – Если вы хотите узнать истину, – он сделал значительную паузу, – то должны дослушать меня до конца и не прерывать подобными возмутительными, (наконец нашел он слово), репликами.
– А вы знаете истину? – в который раз, и уже совсем придурковато посмотрел на «лектора» Сингапур, даже прищурился и подался вперед, что бы поближе рассмотреть такого человека.
– Да, знаю, – последовал ответ.
– Это, замечу вам, любопытно, даже я бы сказал архилюбопытно. И в чем же она? Даня, глянь, если я не ошибаюсь, она в нашем пакете.
Данил демонстративно заглянул в пакет, где наготове стояли две бутылки красного крепленого вина, и утвердительно кивнул.
– По-моему вам все это не интересно, – опустил руку Валера. Он устал и видимо хотел уже распрощаться.
– Отнюдь, – возвысил голос Сингапур, – только вы забываете, что перед вами не обиженные жизнью, уволенные с работы работяги, перед которыми вполне достаточно вырядиться в костюм, улыбаться, и, с умным видом, нести им ересь о душе и теле напрочь лишенных разума, думающих, где бы чего пожрать, а удовлетворившись, стремящихся к красоте и совершенству под бубны и песнопения типа: Хари рама, Харя в раме. А потом, как псы, рыскать по городу в поискать совершенной суки, оттрахать ее в угоду Господу и наплодить таких же угодоподобных. И всё в шоколаде. Главное, что он свободен, и вправе выбирать – креститься ему до или кастрироваться после. Главное он сам, свободный, всё понявший и осознавший, что во всем виноваты попы – к смирению его призывающие. А нате вам, выкусите, а не смирение! Теперь у него новая вера, понятая и принятая, теперь он бетмен, даже круче – альтист Данилов. Нет – дантист Корнилов. Нет – еще круче – бабтист Вавилов. Потому что в себя главное поверить, и первое – костюм! и галстук! и улыбаться! – главное улыбаться. И прямиком в бизнес-класс, где научат, как правильно гербалайф всяким, таким же, впаривать. И вот он уже с новой верой, в новом синем костюме, белой рубахе и при зеленом галстуке в горошек, ходит по городу, лыбиться, как гуимплен, и втюхивает всем и каждому коробки с утюгами и фенами или открытки с мессией с кроликами и оленятами, или фломастера в помощь детям Германии. Я к чему всё это. Вы хоть когда с людьми общаетесь, различайте – ху из ху. Перед вами сидят два раздолбая студента, вовсе не обиженные жизнью и знающие, что голубую рубашку, желтый галстук и костюм жуткого мышиного цвета, с белыми носками к черным мокасинам с Черкизовского рынка, может напялить или колхозник на свадьбу племянника, или менеджер низшего звена, который уверен, что в таком клоунском наряде, он будет выглядеть если не солиднее, то умнее. Вы обмолвились, что логически можете мне объяснить веру и даже любовь, что само по себе полная бредятина. Но раз так, то валяйте. Но знайте главное, – Сингапур сбавил обороты. Валера, ошалевший, остолбенело замер, не известно к чему готовый. – Я ни сколько не желаю оскорбить вас в вашей, уверен искренней, вере, но и вы постарайтесь понять меня. Я искренне хочу разобраться, чем ваша вера истеннее, и главное, меня сразило слово логика. Так давайте ее и придерживаться, а не окучивать нас тут общими словами, как нравственность и совершенство. Вы не депутат, а мы не электорат. Согласны? – он с неподдельным вниманием и, даже какой-то внезапной, покорностью уставился на лектора. Неизвестно каких сил потребовалось Валере, что бы он сдержался. Бледный стоял он у доски во все время этого… монолога, до красноты сжимая в кистях фломастеры. Данил, крепко расставив ноги, запустив обе руки в пакет, железно обхватил горлышки обеих бутылок, готовый вскочить и выхватить их. Лиза, та просто обмякла на стуле, лишь нервно сглатывала и мертво уставилась взглядом в доску, где были аккуратно записаны и обведены в овал, слова «Бог», «душа», «совершенство»…
Валера улыбнулся… вернее, заставил себя улыбнуться, оправил серого цвета костюм, из-под которого предательски выглядывала ярко-голубая рубашка, и зеленый галстук в белый горошек, поправил галстук. Вздохнув, он осторожно смерил взглядом Сингапура, покорно сидевшего на стуле, и сказал:
– Вы очень сложный человек. Бог вам судья. Я продолжу свою лекцию, с одним условием – вы будете слушать, и, пожалуйста, держите свои эмоции в руках.
Сингапур покорно кивнул.
Сняв крышку с красного фломастера, Валера закрыл его, снял крышку с синего фломастера, поднес фломастер к доске, опустил руку.
– Что вы хотите услышать? – наконец спросил он.
– Ваш преподобный Мун – мессия, так?
– Да.
– Вот и объясните мне логически, почему именно он мессия.
Лицо Валеры преобразилось. Уверенно поднес он красный фломастер к доске и написал слово «Бог», заключив его в овал, заговорил всё увлеченнее и увереннее, и тем увлеченнее и увереннее, что теперь Сингапур сидел смирно и смиренно слушал, лишь изредка воротя скучающее лицо к окну, за которым тихо, в тревожном вечернем свете затаились березы.
– После того, как Бог создал землю и эдемский сад, он создал человека – Адама и Еву, – рассказывая, Валера аккуратно рисовал человечков символизирующих Адама и Еву, деревья, символизирующие райские кущи, на одном дереве нарисовал кружочек, символизирующий яблоко, нарисовал змея. Подробно рассказывая историю грехопадения, он проводил стрелки от змея к Еве, от Евы к Адаму. – …Ведь съев это яблоко, они прикрыли свои срамные места, как ребенок, без спросу съев варенье, прикрывает то место, которым он согрешил, а именно свой рот. И Бог изгнал их из рая, изгнал потому что любил их, – как мать наказывает своего ребенка – наказывает любя…
Сингапур все чаще заглядывал за окно, уже ерзая на стуле, все еще, терпеливо слушал. Рассказывая, Валера изображал зло черным фломастером, добро – красным, все остальное, вроде Адама, Евы и прочих их отпрысков – синим. Валера рассказывал об убийстве Каином Авеля, объясняя, что все зло сконцентрировалось в Каине и в его потомках. Сингапур слушал. Слушал он и как Исаак родил Иакова, как Иаков родил Исаака. Валера аккуратно записывал имена всех потомков Адама и Евы, деля их на добрых и злых, записывая первых красным, вторых – черным. Наконец он дошел до пришествия Христа… Вот уже подобрался к нашему времени, как красный фломастер вдруг кончился. Невозмутимо, Валера стал изображать добро синим; рассказывая, как много зла скопилось за это время и как все стали ждать второго пришествия мессии, которое, по всем признакам, уже состоялось, просто люди, по своей привычке, не признают пророка в своем отечестве и…
– И главное! – не выдержал Сингапур. – Главное – причем здесь ваш Мун? Он что и есть этот самый мессия?
– Да.
– Да с чего вы это взяли?! Вы грозились логически это доказать. Факты. Пошли по пунктам, а то мне все это, кто там кого родил, осточертело. Во-первых, – Сингапур поднял руку и загнул мизинец.
– Первое доказательство, – внушительно произнес Валера. Выдержал паузу. – Преподобный Мун непорочен.
– В смысле? А как же… – Сингапур сделал движение рукой в ту, большую комнату, где висели портреты старичка.
– Нет, вы не правильно поняли, – снисходительно заулыбался Валера, Лиза, к слову, тоже. – Непорочен – значит, у него до брака не было женщин, а в браке есть лишь одна – его супруга.
– Что, и всё??
– Нет, он создал свое учение «Объединения».
– Это про мичуринцев? – ляпнул Сингапур.
Валера побагровел.
– Ладно, оставим ученье в покое, вернемся к первому, – успокаивающе Сингапур выставил ладони, – С чего вы взяли, что он непорочен?
– Я знаю это, – твердо произнес Валера.
– Да с чего вы это знаете, вы, что со свечкой у его кровати стояли, тенью за ним ходили, с чего вы это взяли??!!
Валера сосредоточился, и привел просто убийственный аргумент:
– Если за стенкой, в той комнате, стоит стул, а вы его не видите, то это же не значит, что его нет?
– Вот и приехали, – усмехнулся Сингапур. – Вы мне что, предлагаете слепо поверить в непорочность вашего многодетного старичка?
– Никакой слепой веры, – нервически воскликнул Валера, – это истина, преподобный непорочен.
– Да с чего?
– Я знаю!
– А я знаю, – яростно парировал Сингапур, – что этот ваш Мун – гомосексуалист со стажем педофила – я это знаю, как и то, что за стенкой не стул, а тумбочка, и что вы здесь все кретины в голубых рубашках!
И вновь какой-то меломан, живущий как раз, за этой самой стенкой, за которой должен быть или стул или тумбочка, на всю, на весь двор врубил «Уматурман».
– Девушка Прасковья из Подмосковья за-за-занавескою плачет у окна. На-на-на-на-на-на-на. На-на-на-на-на…
– Убью! – прорвалось сквозь это нескончаемое «на-на-на». Схватив стул, Валера занес его над Сингапуром, как Лиза, заглушая «Прасковью», дико завизжала. Валера замер. Сингапур нырнул в сторону. Стул рухнул где, только что был Сингапур, и Сингапур слева, с разворота всадил Валере в печень.
– Стоять на месте, на месте стоять, иначе рискуешь ничё не понять, – по-реперски сурово доносилось из-за стены – «Уматурман» читал о «Ночном дозоре». Лиза визжала, вцепившись руками в свои волосы. Сингапур молотил кулаками Валеру куда попало. Данил оттаскивал его. – Но тут налетели на ведьму тени и говорят: не бывать преступленью, – с подлецой читал «Уматурман». – Ну что же ты, что же потупила взор? Сдавайся ведьма – Ночной дозор…
В комнату ввалились муновцы.
– И треснул мир напополам, – уже запел «Уматурман».
– Парни, всё нормально! – выставив руки с бутылками вина, кричал Данил. – Всё нормально! Мы уходим!!
– И льется кровь, идет война добра со злом, – на распев комментировал «Уматурман».
– Пацаны, всё отлично, Муну привет! – сквозь музыку кричал Сингапур, бочком, вслед за Данилой, быстро проскочив мимо ошалевших муновцев. И в носках, туфли в руках, они выскочили из квартиры, уже на площадке наскоро обувшись и не медля, к квартире Данила.
– Их там человек десять – ты видел?! – открывая дверь, говорил Данил.
– Откуда они? – уже в квартире спрашивал Сингапур.
– Затоптали бы! – отдышливо продолжал Данил, – Там у них же проходной двор. Там народу бывает разного, и все такие, – он крутнул пальцем у виска. На кухне он нервно вскрыл бутылку вина, и из горла выглотал больше половины; отдал бутылку Сингапуру. Сингапур так же, не отрываясь, допил, что осталось. Немедленно вскрыли вторую бутылку. Сингапур наполнил стаканы вином.
– Предлагаю тост – за чудо, сказал он торжественно.
– Поддерживаю, – поднялся со своим стаканом Данил. От вина мгновенно полегчало.
– Я сразу не хотел туда идти, – успокоившись, закурив, говорил Данил. – Они же там все повернутые. Так вроде тихие-тихие, а весь двор задолбали своим Муном. Так ненавязчиво, незатейливо, подходят, разговаривают… короче разводят, как те цыгане. В принципе, то, что они не в себе, это не вопрос. Но меня удивило их терпение. Скажу тебе – твое хамство, конечно… я ждал развязки гораздо раньше; терпение у них, конечно…
В дверь позвонили.
– Ну вот, – поднявшись, Данил подошел к двери, открыл дверь. На пороге стояло человек пять парней-муновцев.
– Данила, разговор есть, – сказал один из них, высокого роста, толстый, широкоплечий, резко отличающийся от остальных своим совсем не смиренным видом, одет был в джинсы и футболку с надписью во всю грудь «ЛДПР». – К тебе, Данила, мы претензий не имеем, пусть твой гость к нам выйдет, у нас к нему несколько вопросов.
– Парни, случилось и случилось, – как можно дружелюбнее начал Данил, – я думаю, тему эту стоит закрыть, тем более Валера первый кинулся.
– Он Муна пидором назвал! – выкрикнул стоявший здесь же Валера.
– Я у вас прошу прощения, – оглядывая суровые в сумеречном свете подъезда лица муновцев, произнес Данил. – Мы разошлись миром… Простите нас и… всё парни, счастливо.
– Данил, ты не понял, – угрожающе продолжал широкоплечий муновец в футболке «ЛДПР».
– Это ты не понял! – неожиданно зло рявкнул Данил. – Живете здесь и живите. Ваша Лиза сама к нам подошла. Что хотели, то и получили. Всё, – он захлопну дверь. Вернулся на кухню.
В дверь позвонили.
– Вот настырные, – процедил Данил, крепко сжимая кулаки. Все это время звонок не умолкал.
– Ну чего? – спросил Сингапур.
– Ничего, – сказав, Данил осмотрелся, взял со стола скалку, протянул Сингапуру, сам вышел в кладовку, затем в свою комнату, включил магнитофон, для куража поставив кассету группы «Ленинград», вернулся он, заправляя что-то за пояс джинсов. – Пошли, – кивнул Сингапуру.
– Мы рады представить вам наше шоу, – с благодушной хрипотцой под музыку самого классического джаза, запел Шнур. – Это наше шоу, – бодро раздавалось на всю квартиру. – Это наше шоу, всем сидеть. Это наше, наше, наше ш-шоу-у.
Данил распахнул дверь.
– Всем, блядь, выйти из сумрака, – заявил вызывающе. – Чё, бляди, такие неугомонные? Кто здесь самый обиженный, пошли на улицу!
– И хуёво мы танцуем – не умеем танцевать, главное, когда танцуем, первый ряд не заблевать, – предупредительно-ласково пел Шнур, ему согласно вторили труба и контрабас. Не оглядываясь на расступившихся муновцев, засунув руки в карманы джинс, под легкомысленную мелодию джаза и хриплоамстронговское «Это наше шоу». Данил вышел на улицу. За ним здоровяк элдепеэровец и Валера, остальные остались в подъезде. В дверях квартиры показался Сингапур. Поигрывая в джазовом такте скалкой и подпевая Шнуру: Это наше шоу, – он неторопливо стал спускаться к стоявшим возле окна трем муновцам, совсем не боевого вида, в костюмах и при галстуках, один даже был в очочках. Муновцы отступили к своей квартире. Сингапур занял их место у окна, внимательно наблюдая за показавшимися из подъезда Данилом и двумя муновцами.
– Ну чё? – только выйдя во двор, резко обернувшись, шикнул Данил, парни даже отшагнули, уверенные, что будет атака, и встали в боевые стойки.
– Не понял? – заявил муновец-элдепеэровец.
– Чё ты не понял?!
– А вот чего! – здоровяк замахнулся внушительным кулачищем. Отпрыгнув, Данил выхватил из-за пояса молоток и – крюком – шибанул в толстое мягкое плечо…
– Бля сука-а… – заныл здоровяк, ладонью схватившись за ушибленное плечо. Второй удар врезался в лопатку, третий свистнул, не достав – муновец дал дёру.
– Мочи козлов!!! – из подъезда, со скалкой, выскочил Сингапур, вслед ему одобряюще, хором: «Мейджик пипл! Вуду пипл!! – выкрикнула разом вся группа «Ленинград». И с кличем: «Мочи пиплов!» – Сингапур погнался за Валерой. Данил – за элдепеэровцем.
Валера оказался прытким. Уже за сто шагов, Сингапур потерял его. В горячке облазив весь двор, Сингапур вернулся к подъезду и сел на лавочку, скрытый во все сгущающемся вечернем сумраке и тени старого куста сирени росшего у самого подъезда. Через некоторое время, к подъезду, оглядываясь, сжимая в руках широкую не удобную доску от контейнера, осторожно крался Валера. Сингапур затаился. Ни кого не заметив, муновец быстро проскочил в подъезд. Немедля, следом, Сингапур.
– Ну что, мичуринец, – угрожающе поигрывая скалкой, в глухой тишине подъезда, произнес Сингапур. Музыка кончилась, и в этой тяжелой подъездной тишине, голос Сингапура зазвучал особенно сурово. – Теперь бежать некуда. Сейчас я тебе, блядь, устрою Варфоломеевскую ночку.
Доска была слишком длинной и неудобной, замахнуться не получилось, муновец лишь выставил ее вперед, как пику.
– Ты, придурок, – вкрадчиво стал объяснять Сингапур, – я сейчас стукну по этой доске и ты себе руки осушишь. Кто ж для драки такую широкую доску выбирает, а? – Он тут же, с размаху, скалкой, саданул, как и грозился, по доске.
– О-ой, – выронив доску, муновец отступил к своей двери.
– Ну что, мунен югент, окрестить тебя вот этим вот, а? – взяв скалку в обе руки, Сингапур вжал ее в шею муновца, тот, схватившись за скалку, тихо захрипел:
– Помо… ги-ите.
Дверь резко распахнулась, Валера ввалился в коридор. Скалка вырвалась из рук Сингапура. Дверь захлопнулась.
– Скалку верните сволочи! Скалка не моя! – заторабанил в дверь Сингапур. – Вот сволочи, – сухо плюнув, он вышел на улицу и сел на лавочку. Скоро вернулся Данил.
– Нет больше твоей скалки, – сказал ему серьезно Сингапур. – Тот лектор, когда я его в подъезде прищучил, вцепился в нее, и, ты знаешь, прямо возле своей двери. Застонал, те ему дверь открыли, он вместе с твоей скалкой и того – в дверь ввалился… и захлопнулась за ним дверь. Так что скалка твоя, теперь у них, – заключил Сингапур.
– Вот уроды блаженные, это же любимая мамина скалка, она же мне все мозги проест, – Данил в досаде выругался. – И я своего не догнал. Удрал боров, – в еще большей досаде произнес он. – Ладно, скалку надо вернуть, – он вошел в подъезд. Постучав в дверь и услышав «кто?» сказал коротко: – Скалку верните.
– Вы за всё ответите! – взвизгнул девичий голосок, и мужской: – Мы вас сейчас всех завалим гады!! – но дверь не открыли.
– По ходу они там вооружаются, – предположил Сингапур. – К тому же их там целая банда. Ладно, – подумав, сказал он, – план такой… В любом случае, скалку надо вернуть. Я еще раз постучу, если мои предположения верны, они на меня кинутся. Я, от них, на улицу. Ты, как раз, встанешь за дверь подъезда. Они – за мной; ты первого пропускаешь, и вали второго, а я, уже на улице, первого. Потом остальных. Как план?
– Нормально, – кивнул Данил. Обхватив молоток двумя руками, замахнувшись, он встал за дверь подъезда.
Поднявшись к квартире, Сингапур постучал.
– Всё, смерть вам! – прокричали из-за двери. Не медля, Сингапур отступил на пролет ниже. Дверь распахнулась, человек семь парней, кто с табуретом, кто со сковородкой, у одного был даже вантуз – бросились на Сингапура. Тот – резво на улицу. Он только выскочил из подъезда, как…
Данил не пропустил первого. С криком: «Это я!» – Сингапур выскочил и, следом, не целясь, Данил махнул на уровне чьей-то головы.
– Убил! Бля, убил!! – ухнуло разом. Первый рухнул на ступени, тут же, в горячке, Сингапур добавил ему кулаком в голову. Муновцы – как один, давя друг друга, ринулись назад, в квартиру.
– Суки! – прокричал им вслед Сингапур и резко обернулся к обмякшему на ступенях парню. Им, как специально, оказался, щупленький Илья, тот самый паренек, который сидел за компьютерным столом. Ступени быстро окрашивались кровью выходившей из разбитой головы.
– Слушай… по ходу… замочили, – дрогнув, чуть слышно выговорил Сингапур. Данил, склонившись, приложил два пальца к шее паренька.
– Пульс прощупывается, – заключил он.
Сингапур взял парня за голову, в глаза его одуревшие заглянул, череп осмотрел.
