скачать книгу бесплатно
Это на меня намекают.
– А что? Это идея! Сам Александр Маркович как-то сказал, что Надюша наша – девушка способная. Обязательно справится! – начальница смотрит на меня так, будто дело уже в шляпе. Перспектива ясна: если сам заместитель директора Полиметаллического комбината оказал мне доверие, значит, сегодня же мне закажут билет и выдадут командировочные деньги.
До Джезказгана еду на поезде. Часами стою в узком проходе, чтобы не находиться в душном купе, где соседи без устали травят анекдоты и едят колбасу.
– Девушка, а вы куда едете?
Справа появляется молодой человек в трико с вытянутыми коленками. Долго разговариваем о пустяках и переходим на «ты».
– А ты невезучая.
– С чего это ты взял?
– У тебя глаза такие же зеленые, как у меня! А я ужасно невезучий. «У беды глаза зеленые…» Помнишь? Вот, возьми-ка адрес одной бабули в городе. На случай, если в гостинице мест не будет.
В гостинице свободных мест нет. «Ну, точно, этот черт в трико накаркал!» – чертыхаюсь я и отправляюсь по адресу бабули. Стучу в квартиру безликой хрущевки в центре города. Вырисовывается хлипкая старушка – хозяйка 29-ти квадратных метров, которые делит с постояльцем. Она внимательно меня осматривает и пускает на постой. В квартире нет ничего, кроме стола, стульев, диванчика и старого серванта. Единственная роскошь – черно-белый телевизор. Постоялец – мужчина лет тридцати, тихий и уравновешенный, обращается ко мне:
– Пойдемте в кино, а то вы здесь до понедельника с тоски умрете.
Название у фильма интригующее – «Париж-Техас», а на деле такая бодяга, что кажется конца никогда не будет. Сплошное занудство! (Измученная ревностью мужа, жена убегает из дома и забирает с собой сына. Муж скрывается от близких в глуши штата Техас. И только через четыре года они вновь встречаются.)
По дороге обратно постоялец признается, что его тоже жена бросила. Смотрю на него с жалостью. А чем я ему помогу? До полуночи сидим вдвоем на кухне, пьем водку: он – по привычке, я – за компанию.
– Я на нашем Джезказганском горно-обогатительном комбинате с восемнадцати лет работаю. Может быть, уже в следующем году квартиру получу, – говорит с надеждой и занюхивает корочкой хлеба очередную стопку.
– А хозяйка квартиры, она тоже на ГОКе работала?
– Всю жизнь! Здоровье там оставила, а ничего не заработала. Перебивается с горем пополам между нищетой и тараканами.
– А что, много тут тараканов? – с ужасом спрашиваю я.
– Тьма! Ночью включишь телевизор, а они по светящейся дорожке так и шастают бандами туда-сюда.
Лежу на кровати с провалившейся панцирной сеткой в одной спальне с хозяйкой. Голову обмотала полотенцем, чтобы ни один одуревший от майской жары таракан не забрался бы мне в ухо. А старушка то и дело подскакивает к окну, да шепчет что-то невнятное. Оконные рамы с зимы протыканы ватой, из-за чего в комнате душно и муторно. От жары и панической боязни тараканов всю ночь не смыкаю глаз. Лежу, жду рассвета и размышляю над словами храпящего за стеной постояльца: «А что наша жизнь? Монотонная работа, мизерная зарплата, одиночество. Хорошо, если однажды повезет встретить любимого человека. А без этого – тоска. Без этого сплошной Париж-Техас получается!»
И мне вдруг ужасно захотелось, чтобы ему повезло. Чтобы нам всем повезло.
(ноябрь, 2013)
А мне совсем немного надо
А мне совсем немного надо:
Как-будто брошенный перрон,
Гудок последней электрички,
В молчаньи быстрая езда,
Тропинка лесом между сосен,
Спокойный дом с сиренью мокрой,
На луг открытое окошко
И вас… совсем-совсем немножко.
Безответная любовь
Я люблю Тебя с таким же необъяснимым
восторгом и печалью, как люблю
не умолкающую апрельскую Капель,
Ветер, приносящий в город запах скошенной травы,
мелкий Дождь, оставляюший бисеринки
на капустных листьях,
Пламя костра, согревающий руки и грудь,
безлюдный Закат на морском берегу,
мокрую Сирень за раскрытым настежь окном,
первый Снег, запорошивший крыши домов,
легкую Паутинку, пролетающую в сентябре,
душистую, нагретую солнцем Полынь,
долгую Дорогу по светлому осеннему лесу,
белые Облака, растворяющиеся в небе.
Однако ни Капель, ни Ветер, ни Дождь и ни Закат даже не догадываются о том, как нестерпимо я люблю их! Но разве мне от этого плохо? Разве я на них за это в обиде? Разве я прошу у них взаимности или награды?
Вот и твое безразличие ко мне я принимаю с тем же молчаливым спокойствием и светлой радостью. Я просто счастлива от того, что ты есть на белом свете.
Частная закономерность
1.
– Когда я вырасту, хочу, чтобы у меня родилась девочка, – мечтательно говорит Гуля, прижимая к груди старенькую куклу в выцветшем платьице.
На улице разгар лета. Соседские ребятишки гоняют по двору на велосипедах, а мы сидим на мягкой зеленой лужайке и играем в дочки-матери.
– Я буду заплетать ей яркие бантики в косички и шить красивую одежду, – продолжает подружка и ласково гладит синтетические волосы куклы.
– И я дочку хочу, – с волнением вступает в разговор большеглазая Роза, – с мальчишками всегда одни проблемы, они только баловаться умеют!
А я молчу и скучно вожу пальцем по голой коленке. Я не знаю, кого мне хочется. Вернее, мне никого не хочется. Мне и так хорошо живется – с мамой и папой.
Прошло несколько лет. Теперь я хожу беременная по длинному коридору родильного дома. Мне двадцать шесть лет. Смотрю сверху на свой огромный живот и мечтаю поскорее вернуться к нормальному виду. Уже вечер, за окнами темно и тихо. Под развесистыми ясенями не осталось ни одного из счастливых родственников, которые целыми днями кричат новоиспеченным мамашам: «Тань, Оль, Кать, Свет! Ну, как ты? Ешь хорошо! Сцеживай молоко! Береги грудь! Больше спи!»
Ко мне сегодня тоже приходили. Правда, не родственники, а коллеги по работе – две Ирины. Похоже, что им стало меня немного жалко, когда я появилась перед ними в казенной больничной одежде – полинявшей нижней рубахе, байковом халате и черных кожаных шлепанцах. Кроме того, они бы точно умерли со смеху, если бы узнали удивительную тайну пациенток роддома: мы все ходили без нижнего белья! Медики считали, что носить его негигиенично, и выдавали нам сложенные в несколько раз пеленки. Мы зажимали их между ног и семенили, словно японки, в туалет, столовую и процедурную, боясь ненароком потерять по дороге.
– Коваль, – слышу свою фамилию и отвлекаюсь от дум, – собирайся на вечерний осмотр!
Иду к дежурному врачу и усаживаюсь в гинекологическое кресло. Молодая казашка медленно надевает медицинские перчатки у столика с инструментами. «Только бы тебе не попался неопытный врач!» – вспоминаю я слова мамы, сказанные в приемной. Врач Альфия оказалась не только неопытной, но еще и недоброжелательной. В ее взгляде сквозят холодность и нескрываемая неприязнь. После смазывания йодом, она с таким ожесточением запускает свою пятерню между моих ног, что я даже вскрикиваю от боли.
– Ага! С мужем, значит, не больно было, а здесь неженкой прикидываешься! – ехидно говорит она, а я в растерянности не нахожу что ответить на грубость.
Утро начинается со стимулирующих уколов и последующих схваток с громкими причитаниями и проклятиями в адрес всего и вся. В родильное отделение меня доставляют совсем без сил, и я едва могу реагировать на комментарий анестезиолога:
– Поздновато, милочка, рожать собралась – в двадцать семь-то лет!
Пока в моей несчастной голове готовится ответ: «А вам какое до всего этого дело?», в отделение входят врач с акушеркой. Видя, что я не в состоянии тужиться, они берутся за два конца скрученной в жгут простыни и со всей силы давят мне на живот. В этот самый момент из моей утробы с глухим звуком «блюм!» вываливается маленькое тельце.
Зашивать многочисленные внутренние и внешние разрывы прибегает Петр Иванович – главный врач роддома. Он накладывает швы и материт подчиненных на чем свет стоит:
– Да вы что, мать вашу, наделали?! Она же у вас умереть могла от потери крови!
После этих слов теряю сознание. А когда прихожу в себя, вижу у кровати акушерку с тугим свертком в руках:
– Ну, что? Очухалась? На, смотри, – девочка у тебя!
Так на свет появилась моя дочка Машенька.
2.
– Скоро у нас опять будет прибавление? – спрашивает отец как бы между прочим. О том, что я беременна, ему, наверняка, сказала мама. Больше я ни с кем об этом еще не разговаривала. Не важно – пусть знает, ведь он один из самых близких мне людей.
– Если будет мальчик, давай назовем его Димой, Дмитрием в честь моего отца.
Я соглашаюсь назвать сына Димой. Но у меня снова родится дочка. Мне должны были делать кесарево сечение. Из-за тяжелых предыдущих родов естественным путем родить не получалось – прошло всего полтора года, и швы еще недостаточно зажили.
Январь выдался морозным, поэтому в операционной я никак не могла унять дрожь. Зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от страха. Ввели снотворное, и я исчезла из этого мира. А когда разбудили, я никак не могла понять, где нахожусь и что со мной происходит. Постепенно пришла в себя. Увидела склоненные надо мной белые колпаки врачей и услышала: «Девочка у тебя!» Но почему они обманывают? Ведь должен был родиться мальчик!
Потом меня перевезли в послеоперационную палату отходить от наркоза. Ужасно хотелось пить, а мне лишь смазывали губы влажным тампоном. Что-то бормотала в бредовом состоянии. Сквозь застилающую глаза пелену видела двух молодых мамаш, стоявших в проеме двери и тихо подсмеивающихся над моим беспомощным положением. К ночи я почувствовала себя лучше и начала думать о том, какое имя дать дочке. Мама послала через медсестру записку, поздравила. Посоветовала назвать девочку Лидой или Людой. А мне хотелось выбрать имя позаковыристей, менее распространенное. На какое-то время остановилась на имени Полина.
Утром в первый раз принесли дочурку – маленький сверточек весом 2 кг 700 г и длиной 49 см. На голове у нее чепчик, глазки полуоткрыты, грудь сосет еле-еле. Ей, наверное, от наркоза тоже досталось. Из-под чепчика выглядывают рыженькие волосики – «рыжулька моя». По ночам в палате жутко холодно. Среди санитарок – одна из моих бывших одноклассниц. Прошу у нее второе байковое одеяло (я видела целую стопку в кладовой комнате). Но она мне его почему-то не дает. Возможно, это было маленькой «местью» бывшей троечницы – бывшей отличнице.
Дома, после выписки, показываю Маняше сестренку в люльке. Она тянет к ней ручонку и нежно шепчет: «Катя, Катя» – так она звала всех своих кукол. Ну, вот и решилась проблема поиска имени! Называю вторую дочку Катюшей.
(октябрь, 2009)
Рискованное путешествие
Она срывается с места, как львица.
Пыль подколесная – в разные стороны.
К спинке сиденья прижмет – не отлепишься,
враз пожалеешь, что вздумалось ехать.
А дорога, известное дело, мерзкая.
Щебень скрежещет яростно, муторно.
Едва успеваешь глаза зажмурить,
С шумом влетая в глубокую выбоину.
Ветер бьет в окно приоткрытое,
Волосы – дыбом, кофточка – парусом.
Сейчас не успеет ворона крикливая
Убраться с дороги и сесть на обочину.
Скрипят тормоза, разжать можно пальцы.
Вздохнешь облегченно, что славно закончилось
Такое невероятное, сумасшедшее
Наобум задуманное путешествие.
Московское утро
За этим окном – ностальгическая повседневность.
Наполнена миска кошачья,
Струя бьет эмалированный чайник.
Фен урчит в ванной,
Заглушая шестиразовое пиканье радио.
Намыты финики с курагою.
Жасминовый чай в чашке.
