Проект US – RUSSIA

– Хороший совет. Но где нам найти таких управленцев?

– А вот это уже не моя проблема. Могу сказать лишь одно: всё, что вызывает у вас сегодня головную боль, когда-то было свойственно и Соединённым Штатам. Но наша демократическая система сумела переломить тенденцию и за довольно короткий период времени создать прочный фундамент для будущего прогресса. И поверьте, это была не игра в кошки-мышки, а более чем жестокая схватка. Так что можете воспользоваться нашим опытом.

– Именно так мы и хотим поступить, – негромко заметил Хворостенков.

По-видимому, Рокфуллер уловил в его словах некий потайной смысл. Он заинтересованно посмотрел на собеседника и быстро спросил:

– Каким образом?

– В соответствии с вашим рецептом, мистер Рокфуллер. Ради этого я и напросился на встречу. – Атташе даже выпрямился на стуле и окончательно перестал жевать. – Представим себе на минуту, что стали Премьер-министром России. Какие шаги вы предприняли бы в первую очередь? Те, о которых вы говорили выше?

– Да, но и кое-что ещё, не менее существенное. Чтобы превратить старый коровник в современный животноводческий комплекс, нужна кардинальная перестройка. Нередко очень болезненная для тех, кто не готов идти в ногу.

– Согласен. И?

– Повторяю: вот и ищите специалистов. Хороших рецептов не так много. Все остальные, на поверку, мало что стоят.

Хворостенков шутливо воздел руки:

– Представьте себе, именно эта проблема в настоящее время волнует руководство моей страны. Только где ж их найти?

– Ищите, как хлеб ищут.

– Легко сказать… А что бы вы ответили, – то ли переходя на серьёзный тон, то ли проверяя собеседника на чувство юмора, протянул торговый атташе, – как бы вы отнеслись к тому, если бы не теоретически, а практически руководство моей страны официально предложило вам должность премьер-министра России?

И, слегка наклонив голову, Хворостенков с деланным любопытством взглянул поверх очков на выражение лица Рокфуллера. Но нет, на лице последнего не дрогнул даже мускул, словно он заранее подготовился к этому вопросу и даже заготовил ответ:

– А как бы вы отнеслись к тому, если бы я сейчас предложил вам пост президента «Чейз Америкэн» банка? Вы бы согласились его занять?

– Ха-ха, – выдавил из себя смешок атташе, – милая шутка! Вы и сами, дорогой Джон, прекрасно понимаете, что это – увы! – исключено по определению.

– Вот видите. В основании даже самых смелых фантазий должна лежать хоть какая-то реальная подоплёка. Мы же с вами деловые люди. Так что ответ напрашивается сам собой: для меня пост Премьера Российского правительства, при всём моём уважении к вашей стране, ещё менее возможен по определению, чем вам пост Президента «Чейз Америкэн» банка.

И на дробный смешок Хворостенкова Рокфуллер ответил такой открытой улыбкой, что ему могли позавидовать секс-символы Голливуда. Ах, если бы он только знал, какой сюрприз приготовил для него торговый атташе России, от его белозубой улыбки не осталось бы и следа. Воистину, неисповедимы пути Господни.

– То есть вы наотрез отказываетесь от предложения?

– Почему – я? Это вы, русские, никогда не снизойдёте до того, чтобы гражданин другой страны, а тем более Америки, занял должность Премьер-министра в вашем правительстве. Великая держава – и такой позор… Нет, даже не заикайтесь. Никогда не поверю. Правда, во времена императора Петра Первого, насколько я помню из вашей истории, иностранцы довольно активно приглашались в Россию на разные должности, однако никому из них не предлагали возглавить правительство. Да и было это очень-очень давно.

Разговор всё более начинал напоминать игру в кошки-мышки с заранее известным финалом; несмотря на всю свою юркость мышка Рокфуллер рано или поздно должна была оказаться в цепких лапках кота Хворостенкова.

– Вы превосходно ориентируетесь в нашей истории, – похвалил собеседника атташе. – Могу лишь добавить, что иностранцы занимали различные высокие посты не только при Петре Первом, но и при Анне Иоанновне, Екатерине Великой и некоторых других российских правителях. Да и сама Екатерина была чистокровной немкой. Так что прецедентов было достаточно. Впрочем, на это имелись свои исторические причины.

– Надеюсь, вы не собираетесь вернуться к практике ваших государей.

– Как вам сказать… В каких-то аспектах история, как известно, повторяется на более высоком витке.

Рокфуллер сделал глоток им кофе и пристально посмотрел в глаза собеседнику:

– Мистер Хворостенков, давайте поговорим без дипломатических недомолвок. Полагаю, интуиция не подводит меня, и вы пришли сюда не для того, чтобы выпить со мной чашку кофе. Иначе к чему все эти разговоры о настоящем и будущем России и – главное – эти намёки на премьерство… Я прав или не прав?

Хворостенков механически отодвинул в сторону тарелочку с профитролем и так же серьёзно посмотрел в глаза своему визави.

– Отлично! Откровенность за откровенность. Я пришёл именно для того, чтобы предложить вам высокую должность в российском правительстве.

– Всё-таки я прав! – почти торжествующе воскликнул Рокфуллер. – И что же это за должность? Только не сочтите моё любопытство за согласие, его нет и, по вполне понятным причинам, не будет, но всё-таки… Неужели вы хотите предложить пост Министра финансов? Должность Премьер-министра я не рассматриваю даже теоретически.

– И совершенно напрасно. На меня возложена высокая миссия официально предложить вам именно кресло Премьер-министра Правительства Российской Федерации? – уже без тени улыбки, почти торжественно продолжал Хворостенков. – Надеюсь, вы понимаете, что данное предложение исходит не от меня лично, что я его делаю от имени и по поручению руководства страны.

Если бы хрустальная люстра, висевшая в центре банкетного кабинета над головами мужчин, неожиданно рухнула на обеденный стол, это не произвело бы на Рокфуллера такого сильного впечатления, какое произвели слова русского дипломата. Он не только перестал иронически улыбаться, он едва не подавился последним глотком кофе. Наконец придя в себя, как после приступа астмы, Джон снова мог говорить. Хворостенков терпеливо ждал.

– Я чрезвычайно п-признателен руководству вашей страны, – слегка заикаясь и демонстрируя неуверенность, начал мистер Рокфуллер, – за столь лестное предложение, но оно для меня в такой же степени неожиданно, как и неприемлемо по вполне понятным причинам. У меня свой бизнес в этой стране. Нет, нет, – вскинул он руки в ответ на попытку Хворостенкова вставить слово, – не возражайте: я не с-считаю ни вас, ни ваше правительство безумцами, не ведающими, что творят. – К американцу постепенно возвращалось прежнее равновесие духа. – Но позвольте спросить: какими мотивами вы руководствовались, принимая это в высшей степени странное решение? Мистер Рокфуллер во главе русского правительства… Вы задумывались, какую реакцию это вызовет во всём мире? Зачем?

– Вы сами несколько выше ответили на данный вопрос, – еле заметно улыбнулся Хворостенков.

– Да, но я рассуждал чисто теоретически.

– Вот и давайте совместим теорию с практикой.

– Вы действительно так уверены в том, что именно я смогу расчистить ваши авгиевы конюшни?

– Что-то в этом духе. А кроме того – поставить нашу экономику на твёрдое основание.

– Но я не сказочник и не добрый волшебник. Извините за откровенность, но я не верю в ваши планы, проекты, вашим лидерам, наконец. О каком прогрессе вы говорите, если Россия в течение последних пятисот лет не знала иной формы правления, кроме тоталитарной? И для меня не суть важно, идёт ли речь о самодержавии или вашем пресловутом социализме; для меня и то и другое – суть прежние формы правления. Да и в настоящее время вы не слишком далеко ушли от своего тоталитарного прошлого. И при таких стартовых условиях вы намерены вывернуть страну наизнанку? Ещё раз простите за откровенность и даже грубость, но ни черта у вас не получится, на мой взгляд, в течение ближайших ста лет. Однако мой организм – увы! – на подобный срок не рассчитан, если только наука не придумает таблетку бессмертия. Надеюсь, я ясно выразился?

Однако Хворостенков оставался столь же невозмутим, как медитирующий Будда. Выслушав эмоциональную филиппику Рокфуллера, он с лёгкой улыбкой произнёс:

– В тридцатые-сороковые годы прошлого века в Советском Союзе были исключительно популярны военные марши – «Марш танкистов», «Марш артиллеристов», «Марш авиаторов». Так вот последний начинался со слов «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Почему вам не попробовать превратить хотя бы одну сказку в быль, сотворить чудо? А, мистер Рокфуллер?

Но американец и не думал сдаваться.

– Насколько мне известно, вся история Советского Союза – это история обещаний рая на земле. Правда, став страной победившего атеизма, вы дали ему другое название – коммунизм, что, впрочем, не меняет сути. Превратить сказку в быль – удел волшебников, а я, мой дорогой мистер Хворостенков, простой американский миллиардер, узкий прагматик и чудеса не по моей части. Я даже не слишком верю в небесный рай, хоть и баптист, а уж в земной и подавно. Так что ищите волшебников где-нибудь в другом месте, а я решить ваши внутренние проблемы, извините, при самом большом желании не в состоянии.

И Джон Рокфуллер широко развёл руками, давая понять, что разговор на данную тему не имеет смысла.

Однако Хворостенков в ответ лишь вежливо улыбнулся; он явно не собирался так просто сдавать позиции:

– Тем не менее, позвольте мне привести несколько соображений, которые, как мне кажется, смогут повлиять на ваше решение.

– Что ж, попробуйте, – вынужденно согласился американец с видом человека, заранее убеждённого в безнадёжности уговоров.

В этот момент раздался лёгкий стук в дверь, и собеседникам предстало обеспокоенное лицо Мэрилин Ковальчик.

– Извините за вторжение, мистер Рокфуллер, – произнесла она, – но у вас через пять минут заседание Совета директоров банка.

– Ах, как некстати! – спохватился Рокфуллер и посмотрел на свои платиновые часы с бриллиантами фирмы Cartier, как будто сомневался в пунктуальности и исполнительности Ковальчик. – Как быстро пролетел час! Вот что, Мэрилин: будьте любезны, извинитесь перед господами от моего имени и попросите их начать заседание без меня. Я опоздаю на пятнадцать-двадцать минут. Скажите, что у меня исключительно важные внеплановые переговоры. Благодарю вас.

Мэрилин исчезла, бесшумно прикрыв за собою дверь. Наступившую вслед за тем передышку Рокфуллер использовал для того, чтоб перехватить инициативу и, приняв, по-видимому, окончательное решение, воздел руки:

– Нет, нет и нет, дорогой мистер Хворостенков, исключено. Пожалуйста, не перебивайте меня. Я не желаю выслушивать никаких ваших соображений. Оставьте их при себе. Я никогда не смогу, да и не соглашусь возглавить ваше правительство по целому ряду причин. Во-первых, Россия и Соединённые Штаты – две совершенно разноплановые планеты, орбиты которых если и пересекаются, то всегда высекают искры. Во-вторых, у меня здесь свой бизнес, которым я вполне удовлетворён и который не так-то просто оставить. В-третьих, как мы уже выяснили, я не волшебник и никогда им не стану. Ну и, наконец, что тоже немаловажно, – стоимость моего рабочего времени. Вы представляете, в какую копеечку влетит России каждый час моего пребывания на этом посту? Да что час – каждая минута! Весь ваш годовой бюджет не выдержит подобной нагрузки. Так что моя кандидатура по-любому не вписывается в ваш российский проект. А что вы так улыбаетесь? – взглянув на расплывшееся лицо Хворостенкова, поинтересовался Рокфуллер. – Надеюсь, я не сказал нечто такое, что вызывает снисходительную улыбку?

– Извините, Джон, – гася улыбку, произнёс Хворостенков, – просто… просто… Почему вы решили, что мы согласимся платить вам любые деньги в том случае, если вы станете нашим Премьер-министром?

– Так вы ещё намерены торговаться?

– Нет, но у нас свои представления о стоимости ваших услуг.

– Вот это уже любопытно! – расхохотался Рокфуллер – И в какую же сумму вы оценили моё премьерство, если бы я дал на него согласие?

– В один доллар в год.

– Что-о-о! – американец чуть не свалился со стула. – Я не ослышался?

– Нет. Могу повторить.

– Ну, вы, русские, и наглецы! Если вы принимаете меня за круглого идиота, то я могу и обидеться.

– Ни с коей мере, мистер Рокфуллер! Напротив, наше правительство исключительно высоко ценит ваши организаторские способности. Иначе бы оно не поручило мне столь деликатную миссию. Что же касается финансовой стороны ваших услуг, то и здесь мы не тешим себя иллюзиями. Не зря про вас говорят, что вы косо смотрите на все деньги, которые принадлежат не вам. Независимо от того, кто является автором афоризма, ваши друзья или ваши завистники, полагаю, что оно довольно метко отражает суть вашего отношения к бизнесу.

– Пожалуй. Я унаследовал многие полезные качества у своего великого предка.

– В то же время, – невозмутимо продолжал Хворостенков, – вы, насколько можно судить, совершенно равнодушны к нажитому богатству. Ибо чем иным объяснить ту исключительную щедрость, с которой вы жертвуете на различные благотворительные проекты.

– Что есть, то есть, – спокойно согласился Рокфуллер. – И в этом вопросе я следую по стопам своего незабвенного прапрапрадеда. Если бы я не тратил столько денег на благотворительность, я был бы сегодня раза в три богаче. Только зачем?

– Вот видите. Насколько мне известно, что вы учредили один благотворительный фонд даже в России.

– Два, – поправил Рокфуллер. – Но это не значит, что я бы стал работать на вашу страну бесплатно. Благотворительность – это одно, а бизнес – совершенно другое. И не отрабатывайте, пожалуйста, на мне свои психологические приёмы. Не выйдет.

Хворостенков развёл руками:

– Я и не думал!

– Тогда выкладывайте прямо, чем именно вы собираетесь меня подкупить? Только, будьте любезны, покороче, у меня мало времени. Так чем?

Лицо Хворостенкова посерьёзнело и приняло почти каменное выражение.

– Прежде всего мы рассчитываем на ваше фамильное честолюбие.

– И только?

– Не совсем, но в первую голову. Неужели вам, выдающемуся менеджеру, человеку неуёмной энергии, не было бы интересно возглавить гигантский проект под условным названием ну, скажем, «Американская Россия», или, если вам больше нравится, «Российская Америка»? Вы только оцените его масштабы: вам даётся карт-бланш на право изменить облик огромного государства, самой России, придать ей американский размах и американскую мощь. Вот задача, достойная великого ума! Да если вы решите её хотя бы наполовину, – а я не сомневаюсь, что вы способны на большее, – то и тогда имя Рокфуллеров будет вписано в историю Новой России золотыми буквами, как оно вписано в историю Соединённых Штатов. Я уж не говорю о коммерческой стороне проекта.

– Ага, значит, она всё-таки тоже присутствует?

– Не ловите меня на слове, – поморщился Хворостенков, словно его заподозрили в дешёвом обмане. – Конечно присутствует. Только в несколько ином виде. Дорогой мой друг, ну подумайте: зачем такому деловому человеку, как вы, зарплата, опционы, золотые парашюты и другие стандартные опции, если прибыль, которую он получит от реализации самого проекта, в разы превысит любые суммы вознаграждений, как бы велики они ни были.

– Простите, что вы имеете в виду? – Рокфуллер даже подался вперед, уловив в словах визави привычные его слуху термины. – Поясните, пожалуйста.

– Охотно. – Хворостенков снова вальяжно откинулся на спинку стула. Всё-таки ему удалось задеть чувствительную струну в сердце матёрого бизнесмена. – Всё очень просто, дорогой Джон. Америка, безусловно, страна безграничных возможностей. Но у вас, в отличие от нашей страны, в любой отрасли промышленности господствует жесточайшая конкуренция. А стоит появиться свободной нише, как тут же в неё устремляются десятки компаний, стараясь урвать для себя самый большой кусок. Взять хотя бы разработку сланцевой нефти. Разве не так? Вот видите. На этом фоне Россия выглядит Диким Западом, который только ещё предстоит освоить. У нас до сих пор сохранилось огромное количество хозяйственных лакун, где либо отсутствует всякая конкуренция, либо она находится в зачаточном состоянии. Даже в таки областях как нефтедобыча и особенно нефтепереработка. Я уж не говорю о других отраслях экономики. Вложите хотя бы часть своих денег в Россию, и вы получите такую норму прибыли, какая Америке и не снилась. Я уж не говорю о налогах на бизнес. Так что есть из чего выбирать. Правда, вы не сможете делать это лично, но сможете передать свои дела опытным менеджерам в рамках доверительного управления. Атташе выжидательно замолчал, почти не сомневаясь, что американец отреагирует на его слова, и не ошибся.

– Да, – заговорил, наконец, тот, – выглядит привлекательно. Более того, очень похоже на ловушку, в которую так и хочется сунуть морду. И если бы я не был Джоном Рокфуллером, я бы клюнул на вашу удочку.

– А по-моему, и в качестве Джона Рокфуллера ничто не мешает вам подумать над предложением.

– Подумать можно, но шансы на успех минимальны. Точнее, равны нулю. Слишком много привходящих факторов, в том числе политических, которые не позволят мне дать согласие. Одним словом, исключено! – Рокфуллер поднялся и протянул на прощание руку: – Ещё раз благодарю вас, мистер Хворостенков, за предложение. Но… обстоятельства выше нас. Как всегда, очень приятно было пообщаться. Надеюсь, мы ещё не раз с вами встретимся.

– И тем не менее, воспользуемся мудростью древних: никогда не говори «никогда». Жизнь полна неожиданностей, и наше предложение пока остаётся в силе. Да, чуть не забыл, – сделав вид, будто вспомнил лишь в последний момент, произнёс атташе, доставая из кармана маленькую шкатулку и вручая её собеседнику: – Разрешите преподнести вам небольшой презент из России.

– Что это? – принимая шкатулку, произнёс финансист.

– Уссурийский реликтовый дровосек или по-латыни Callipogon relictus. Второе его название – уссурийский реликтовый усач. Вы ведь коллекционируете жуков?

– Как? – изумился американец: – Вам известно даже и об этом моём увлечении?

– Когда собираешься на встречу с таким человеком, как вы, приходится серьёзно готовиться, – широко улыбнулся Хворостенков. – Надеюсь, у вас ещё нет уссурийского дровосека, и он достойно пополнит вашу великолепную коллекцию. У нас, в России, он занесён в Красную книгу. Но вас это пусть не беспокоит. Мы в равной степени чтим законы. А этот экземпляр был посажен на булавку значительно раньше, чем появилась Красная книга.

Рокфуллер несколько секунд внимательно рассматривал насекомое, поднеся его ближе к свету, и наконец произнёс:

–Вы правы, такого экземпляра у меня ещё нет. Кстати, что означает слово «уссурийский»?

– Это значит, что он водится только в уссурийской тайге на Дальнем Востоке. У нас ведь очень большая страна. Засим позвольте откланяться. Не смею отнимать у вас больше времени.

И, пожав на прощание собеседнику руку, Хворостенков не спеша направился к выходу. Если бы он удосужился обернуться, – но он этого не сделал намеренно, – то увидел бы, что американец с явным замешательством смотрел ему вслед, покачивая растерянно головой. И было отчего.

Глава 5

Промежуточный диалог

Если бы не строгие выражения лиц и не обстановка приёмной, в которой происходил диалог, то обоих собеседников можно было бы принять за комиков немого кино Пата и Паташона, либо за персонажей чеховского рассказа «Толстый и тонкий», либо, хотя и с некоторой натяжкой, за гоголевских Чичикова и Ноздрёва, ибо один из них был высокий и очень худощавый, а второй – невысокий, коротконогий и с социальными накоплениями в виде выступающего живота. Своим обликом и манерами он убедительно подтверждал расхожее мнение о том, что коренастые коротышки наиболее неисправимые оптимисты. Впрочем, на этом сходство с литературно-карикатурными персонажами и исчерпывалось, ибо оба были вполне солидными людьми, можно сказать, заслуженными чиновниками, с большим опытом работы (каждый по своему ведомству), да и их разговор никак не настраивал на смешливый лад. Но ведь как-то же надо обозначить упомянутых лиц в нашем романе, тем более что они ещё не раз промелькнут на его страницах. Вот и обозначим их пока на чеховский лад Толстым и Тонким, впрочем, без какого-либо намёка на насмешку.

Однако же следует восстановить их короткую встречу с самого начала.

Ровно без четверти двенадцать дня, как и было условлено, Толстый с неизменной улыбкой на широкоскулом лице вошёл в приёмную, безраздельным хозяином которой являлся Тонкий. Тем, кто хорошо знал этого оптимистичного толстячка, нередко казалось, что улыбка не только не сходила с его лица на работе, но что с ней он ложился спать и вставал по утрам и, не исключено, не расставался с ней даже по ночам. В левой руке Толстый держал небольшую коричневую папку, какую берут с собой для доклада начальству, правая оставалась свободна для рукопожатия.

– Михаил Алексеевич, рад вас видеть в добром здравии! – на ходу протягивая руку хозяину приёмной, шумно заговорил он. – Как личная жизнь?

– Откуда ей взяться – личной жизни, – пожимая протянутую руку, поддёрнул плечами Тонкий. – Во-первых, семья, а во-вторых, при такой работе, как наша…

– Смотря с какой стороны посмотреть, – улыбнулся Толстый. – Как говорила моя покойная матушка, отсутствие личной жизни – тоже личная жизнь.

– Вот с этим, пожалуй, трудно не согласиться, как, впрочем, и с тем, что беспринципность – тоже принцип, – поддержал тональность разговора Тонкий и, указывая на кресло для посетителей, пригласил: – Прошу, присаживайтесь. Вы, как всегда, точны до долей секунды.

– Служба такая, Михаил Алексеевич. Нам иначе нельзя. Да и вам тоже.

– Что верно, то верно, – кивнул головой тот, которого Толстый назвал Михаилом Алексеевичем. – Мы ведь с вами, Виктор Сергеевич, одному ведомству сколько лет отдали. А там пунктуальность всегда считалась добродетелью номер один.

– Да и поныне считается, – подтвердил Толстый.

– Правда, вы там так и остались, а меня волею судеб вон куда занесло. Уж и не знаю, кому из нас больше повезло.

– Ну-ну, нечего кивать на судьбу. Моя покойная матушка имела привычку повторять: от сумы, тюрьмы и развода не зарекайся. А от себя добавлю: и от перехода на другую работу.

– Мы люди государевы: где велят – там и служим.

– Вот именно. Всё нормально? – кивнул Толстый головой на дверь, за которой находилось высокопоставленное лицо, к которому он пришёл для доклада.

– Нормально. Скоро освободится. А вы тем временем поделитесь со мной секретом: как там наш американский объект? Сломается или нет? Как вы считаете?

– Зачем же так прямолинейно, Михаил Алексеевич! Такие люди не гнутся и не ломаются. Они скорее похожи на добропорядочных женщин, которые только по любви ложатся в постель.

Мужчины коротко хохотнули.

– Вот и работайте в этом направлении, влюбляйте, пока не влюбится.

– А мы и работаем. Главное, чтобы он окончательно дал согласие, а уж здесь мы постараемся использовать его энергию в мирных целях.

Толстый и Тонкий отлично понимали друг друга.

– Вы же читали отчёт Хворостенкова.

– Читал. Только, по совести, ни к какому определённому выводу не пришёл.

– Ишь чего захотели: чтобы такой стопроцентный янки, как Рокфуллер, можно сказать, символ преуспеяния Америки, так сразу бросил свои дела и ринулся спасать Россию? Здравствуйте! Ему это надо? Как же! Они, – и Толстый неопределённо указал головой в сторону окна, – последних сто лет только тем и занимались, что пытались устроить России похороны по первому разряду, а ему вдруг предлагают её спасать. Да от такого предложения у кого угодно голова пойдёт кругом. Нет, предстоит ещё пахать и пахать. Нет, на данный момент даже Вольф Мессинг, будь он в добром здравии, затруднился бы предсказать результат.

– Бог с ним, с Мессингом, лучше скажите, что сообщает источник? – Тонкий искоса посмотрел на Толстого.

– Вы и о нём наслышаны? – вскинул брови Толстый.

– В какой-то мере, – ушёл от ответа Тонкий. – Не о нём конкретно, а о его существовании. Мы же с вами не совсем посторонние друг другу люди.

– Однако и не настолько родные. Но лично вам могу сообщить под большим секретом: от нашего предложения Белый дом залихорадило, как на вибротренажёре.

– Охотно верю.

– А коли так, то и всё остальное становится более чем понятным. Даже если Рокфуллер, представим себе, вдруг согласится, то почти наверняка на его пути встанет Госдеп, который меньше всего заинтересован в сильной России. Это же, дорогой мой, большая политика. Оч-чень большая! Не зря же их Президент созывает на днях Совет национальной безопасности для обсуждения данного вопроса. Оцените уровень? А там такие троглодиты сидят – ого-го! Одно лишь упоминание о России вызывает у них оскомину. Сердцем чувствую: драчка будет такая, что кое-кого придётся уносить на носилках.