Человеческая оболочка

Дети доели. Начали баловаться, и кричать Айзеку о том, что они хотят продолжения его рассказов, и желательно – с картинками. Ханна хлопнула в ладоши, и дети с грустным лицом направились в комнату с кроватями, явно не желая прерывать ход истории от гостя.

– Хоть они и не любят дневной сон, но уж очень послушные, – оправдывала раздосадованных детей Ханна, собирая грязную посуду.

– Дядя Айзек, а сколько вам лет? Мне вот столько! – ребенок, одернувший Айзека за рукав, неуклюже показал шесть пальцев.

– Шесть, значит. А мне вот столько! – весело ответил Айзек, два раза растопырив обе ладони. – Это двадцать. Ну или около того.

– Ого. А у Ханны на четыре пальца больше.

– Что это такое? А ну-ка быстро в кровать! Нельзя рассказывать всем про возраст девушки! – явно наигранно ругалась Ханна.

Все дети до единого ушли в комнату и разлеглись по своим маленьким кроватям. Айзек и Ханна остались вдвоем и выглядели очень уставшими, но оба улыбались. Видеть столько детей для Айзека было странным, но в этом месте он почувствовал некую доброту, которой не ощущал за пределами этого здания. Серый и грязный город внутри оказался чутка лучше, хотя, быть может, это единичный случай. Ханна намывала тарелки и мычала мелодию себе под нос, но как только закончила, то налила суп себе и села перед Айзеком, прихватив кружку холодной воды.

– Так вот зачем ты меня сюда привела, – ухмылялся парень, наблюдая, как Ханна набивает рот супом, пока дети не видят.

– И ни на фекунду не рафкаиваюфь! – сквозь еду отвечала девушка. – Ты первый человек, который принес им улыбки. Они даже не уснули от твоих историй. Это удивительно.

– Что это вообще за место? Это твои дети?

Ханна чуть не брызнула суп обратно в тарелку и сильно покраснела. – С ума сошел? Конечно это не мои дети! У вас что, нет домов дневного содержания?

– Нет. Там, где я живу нет детей. Я был последним.

– Печально это, – вытерла губы девушка. – Быть последним…

– То есть: это дети людей, что не могут сидеть с ними целый день? И это твоя работа? Работа девушки, что еще сутра сидела вместе с преступниками в камере?

– Сказал парень, выдавший такую интересную историю, хотя тоже с утра сидел с преступниками в камере.

– И то верно…

Ребята долго смеялись над абсурдностью ситуации, подшучивая друг над другом. Айзек впервые в жизни почувствовал странное тепло в груди. То ли это было от уюта в этом месте, то ли оттого, что впервые встретил девушку своего возраста, с которой он мог поговорить на равных. Нет! Он впервые встретил девушку своего возраста!

Ханна отправилась прибираться в помещении, а Айзек принялся разглядывать детские игрушки, подмечая, что у самого таких никогда не было. Тут и цветные кубики с буквами, и металлический конструктор из которого дети собирали разные штуковины, похожие то ли на дом, то ли на машину. Ханна во время работы была не сильно настроена на разговор, поэтому попросила Айзека подождать, пока все дети не разойдутся по домам. Девушка пообещала, что завтра она целый день свободна и сможет показать Айзеку местные красоты, называя их так с некоторой иронией.

День пролетел незаметно. Дети проснулись и снова уговорили Айзека рассказать про тот мир, в котором он жил. И стоило только истории дойти до Пан Оптикума, как Айзек затих и повернул повествование в другое русло, сразу перейдя к удивительному путешествию с караваном. Рассказ длился долго, и время от времени начали заходить родители, забирая своих детей, которые всеми силами пытались остаться и дослушать рассказ Айзека. Некоторые взрослые останавливались и тоже слушали парня, улыбаясь оттого, что впервые за долгое время услышали что-то необычное, иногда тоже задавая вопросы. За окном смеркалось и свет в комнате сменился на желтый, искусственный.

– Ну вот и все. Атли был последним. Но ты продолжай, мне тоже интересно.

– Да брось! Не так уж это и интересно, – Айзек устало выдохнул, сев на маленький стульчик. – И так, куда мы пойдем дальше? Или у вас не принято бродить по ночам?

– Подозреваю, что идти тебе некуда. Не хочу показаться странной, и не подумай, что я со всеми так поступаю, но можешь заночевать у меня. Комната хоть и небольшая, но спальное место тебе организую. Обычно там ночует только моя сестра, и то, когда поругается с матерью.

– У тебя есть мать?

– И сестра, представляешь! – с легкой издевкой ответила Ханна.

Забрав все свои вещи и накинув плащ лишь на одно плечо, Айзек придавил его лямкой рюкзака, и они вместе с Ханной устало пошли в сторону ее дома. Бредя по узким улочкам пара остановилась у магазинчика. Купить немного еды.

В Ред Вотер люди расплачивались стальными жетонами с гравировкой в виде морского животного с одной стороны и пламени с другой. Жетоны отличались по номиналу, и указано это было в центре штампованного огня. Айзек подметил это сразу, ведь в его родных местах процветал лишь бартер, а монеты, которые он видел, были старыми и принадлежали городу Востоку. Тут было иначе. Люди давали монетку, а взамен получали овощи, мясо, или готовую еду. Мяса, кстати, было мало. Айзек обратил на это внимание еще во время обеда. «Неужели тут нет охотников?» – думал он, но стоило спросить Ханну, как она рассказала, что даже зверей тут выращивают в специальных ангарах, и в охоте нет такой большой нужды. Животного мяса, действительно было мало, но вот овощей и травы – навалом. Лавки ломились от батата, луковиц разных кореньев, даже белый порошок, из которого делают лепешки продавался отдельно.

Ханна долго стояла перед прилавком, что был ярко освещен в сумерках вечера, и выбирала еду. Кивнув, она ткнула пальцем в тару и здоровенный мужик, стоящий в своем ларьке в одной лишь футболке, ловким движением черпнул что-то длинное и скользкое и кинул в коробочку. Ханна дала ему две маленьким монетки и снова кивнула в знак благодарности. Айзек по инерции кивнул продавцу следом.

– Ханна, какого это, жить тут?

– А какого жить там, где ты живешь? – Ханна обернулась к Айзеку, не сбавляя ход, и мило улыбнулась. – Можешь не отвечать. Ты скажешь «не знаю», потому что тебе не с чем сравнить. Большее на что ты способен, это сказать: «нормально». Это был странный вопрос, согласен?

– Да. Только сейчас это понял. Тогда так: давно ты работаешь с детьми?

– Лет с пятнадцати, как появилась нужда в деньгах. Мать не могла тянуть нас с сестрой, поэтому я ушла. Недалеко, но ушла. И вот, пришла сюда, – Ханна вытянула руку вперед. – Вот мой дом. Не весь, конечно.

Перед Айзеком стоял обычный для этих мест, ничем не примечательный дом. Несколько этажей, и все серое. Окна заледеневшие, а с подоконников свисает лед. Дом как дом. Такой же, как и тот, что слева… И тот, что справа…

Отворив узкую деревянную дверь на третьем этаже здания, Ханна включила свет, и перед глазами Айзека предстала самая настоящая девчачья комната. Все стены были увешаны картинками и цветными ткаными тряпками, на которых красовались невиданные звери и цветы. Цветы тут тоже были, но пластиковые. Живых в этом мире больше не было. От них остались лишь рассказы.

Маленькая комната с одним окном и деревянной кроватью в углу у столика. Тонкий прохудившийся ковер лежал на полу поверх деревянных мозаик паркета, что поскрипывали при каждом шаге. Свет тускло мерцал, потому что другие жильцы дома тоже его использовали и электричества хватало на всех с трудом. Окно сейчас не давало света, да и само по себе было завешано шторой, через которую еле проблескивали очертания других окон, что были видны напротив. Комната имела лишь одно дополнительное помещение, в котором располагался туалет и поддон с трубой над ним – душ. В душе, как выяснилось, можно даже помыться, хоть и не сейчас, а с утра, когда в дома гонят теплую воду. Айзек, конечно, мог помыться и холодной, но после того чуда с раковиной в здании с детьми он даже не рассматривал такой вариант. Ханна выдвинула столик и положила на него бумажную коробочку с готовой едой.

– Я угощаю. Ты сильно помог мне сегодня, – она развернула коробку с едой, после чего достала две кружки и налила воды из-под крана. Вода отдавала железом и была мутной, совсем не такой, как талый снег, который всю жизнь пил Айзек. Сам же парень вновь ощущал себя не комфортно от того, что находился с девушкой наедине. Да еще и в такой тесной комнате…

Только сейчас, когда она смогла переодеться в домашнюю одежду, он смог ее разглядеть. Маленькая, стройная, с прямыми светлыми волосами она была самым настоящим контрастом для измазанного сажей города. Короткий чуть вздернутый нос, аккуратные линии лица и острый подбородок. Еле заметная россыпь веснушек на лице казалась чем-то необычным, чем-то с чем парень никогда в жизни не сталкивался. Худые плечи и тонкие руки были на удивление сильными, об этом Айзек вспоминал, перебирая те моменты, когда она его касалась.

Глядя на Ханну юноше становилось жарко, но ничего кроме теплой кофты у него с собой не было. И он прел в этой кофте, пока Ханна сама это не заметила и не предложила ему одну из своих футболок.

Футболки были очень большими. Большими даже для Айзека. И вот, держа одну такую футболку в руках, он думал о том, что у Ханны уже есть друг, с которым она проводит время. К который оставляет тут свои вещи. Айзек нахмурился от зависти, повернулся спиной к девушке и снял кофту.

– Охренеть! Сколько же на тебе шрамов? Надо было это детям показать! Они любят такое! – закрыв от удивления рот рукой чуть ли не взвизгнула девушка, но стоило Айзеку повернуться к ней лицом, как ее взгляд моментально изменился. Вместе с ним поменялось и ее отношение.

Взгляд стал серьезнее, и девушка достала бутылку мутной воды, что хранила в своем шкафу под горой одежды. Она вылила из кружек воду и налила туда жидкость. Айзек принюхался к содержимому кружки и понял, что это похоже на ту настойку, которой напоили его старики. Парень отлично помнил свое поведение и пытался было отказаться, но Ханна со всей своей серьезностью настояла, не оставив парню выбора. Айзек глотнул, поморщился и закусил лапшой, что лежала в коробочке перемешанная с овощами. Тепло растеклось по всему телу, и парню стало еще жарче чем было. В этот раз он не планировал налегать на настойку, рассчитывая сохранить холодный ум.

– Может, и ты расскажешь о себе, а, Ханна? Я, вроде, все про себя уже рассказал, – смущенно спросил юноша, подметив, что ее поведение резко поменялось?

– Нет, Айзек. Не все. Самое интересное ты пропустил. И, честно говоря, это мне кажется намного интереснее того, что ты рассказывал ребятишкам, – Ханна опрокинула содержимое стакана в рот, поморщилась и уставилась на Айзека. Она смотрела хищным, полным любопытства, взглядом на живот парня. – Где твой шрам от камеры? И почему ты приехал сюда? Этого ты не рассказал!

Юноша понял, что деваться ему уже некуда.

– Есть такое место… оно называется «Пан Оптикум». Там тепло. И, по заверениям местных, именно там живут те древние, о которых кричат ваши безумцы… – Айзек начал рассказ издалека.

Рассказал про город, про отношение к нему… о том, как он устроен и про невероятно высокую стену, что окружает гигантскую территорию. Выпив еще чуть-чуть, он смог рассказать и о том, как побывал в пределах горного хребта, что защищает город. И том, что видел там. О людях, которых выгоняли на улицу лишь потому, что они смогли произвести на свет себе подобных без помощи машин. Айзек рассказывал о том, как он ненавидит всех внутри железного кольца из стен. Как презирает людей, что, не пачкая своих рук, обманом выгоняют товарищей на мороз. Юноша даже показал накидку, которую забрал с трупов около того города. С трупов, что некогда держали в руках замерзающего младенца.

Мальчишка вновь задрал футболку, будучи уже изрядно пьяным, и сказал. – Я был тем младенцем, рожденным внутри этого проклятого города. И я ищу тех, кто поможет спасти остальных таких детей! Детей, Ханна. Детей…

Айзек пристально глядел в лицо девушке, побледневшей от услышанного. Он ждал ответа, которого все не следовало. Ждал ее реакции на услышанное, с каждой секундой понимая, что лишь напугал ее. Девушка смотрела на него, на его живот, после чего подобралась ближе и положила руку туда, где должен быть шрам от искусственной матери.

Ханна вновь налила в свою кружку мутную жидкость и одним движением выпила все. Несколько минут она сидела молча, переваривая услышанное.

– Айзек, тут сотни лет не было людей, рожденных естественным путем. Да и тех что были… по рассказам старших поколений их отправляли на исследования. Пытались ассимилировать. Это же чистая случайность! Один случай на миллион! И вот он… ты, – девушка вытерла проступивший на шее пот. – Живой. Живорожденный. Сидишь тут и рассказываешь о себе так просто, словно и нет ничего этого… чуда. А что если безумец прав, и ты реально потомок древних Богов, что укрылись в теплых краях?

– Да бред это все! Если бы там жили Боги, они бы так не поступили. Зачем им выгонять себе подобных? Да и вообще, – настойчиво придвинулся к столу Айзек и уставился на девушку. Улыбнулся, будто и не был этот разговор таким уж важным. – свою часть договоренности я выполнил. Расскажи о себе. Желательно все.

– Ладно, ладно, – Ханна уже явно была пьяна. – Последний вопрос: у тебя есть какие-нибудь необычные способности?

Айзек ударил себя ладонью по лбу и зажмурился громко смеясь. Это был самый идиотский вопрос, который он слышал уже во второй раз. Не было у него никаких способностей, и он знал это. И знал, что это было очевидно. Но Ханна все-таки это спросила, и Айзеку пришлось помотать головой, показывая, что этот вопрос был действительно абсурдным. Чем больше Айзек пил, тем веселее ему становилось, и тем меньше болели нос и рука. С каждой выпитой каплей Айзеку было все труднее сдерживать свое любопытство. Свой интерес к Ханне.

Глава 11

Та, что хочет увидеть мир

– Я родилась, как и все здесь, в мешке искусственной матери. На конвейере… Мои отец и мать работали на верфи. Ну верфь… что добывает морских животных, а потом перерабатывает их на мясо и топливо. До трех лет я была единственным ребенком, но потом родители смогли оплатить еще одного. Мать и отец были не самыми богатыми людьми. Обычными. И даже так, у меня появилась моя младшая сестренка.

Айзек сидел смирно, уставив глаза в столешницу. Разглядываел пылинки и капли, что выделялись в дереве томного цвета. Одна рука придерживала пьяную голову, другая – стакан с выпивкой. Тяжелый стакан. Айзек внимательно слушал девушку, стараясь запомнить все в мельчайших деталях. Слушал и молчал. Интересно было.

– … пока сестра была маленькой, мать сидела с нами. А отец работал за двоих, не появляясь дома по несколько дней. Для него это было трудно, ведь тянуть еще и второго ребенка оказалось сложно. Я помню те редкие дни, когда он гулял со мной маленькой, – Ханна выдернула из вялой руки Айзека стакан, сделала глоток, и вернула все на место. В руку. – Отчетливо помню, как мы гуляли по рабочей зоне, когда он брал меня показать места, где трудится. Не самое приятное зрелище для маленькой девочки…

Айзек поднял пьяную голову. – Это… почему?

– Ну… Неизгладимое впечатление оставили залитые кровью и измазанные сажей порты. Разбитый лед сменял сам себя… но красная краска все никак не могла сойти с него. Животных убивали в воде, после чего кранами поднимали вверх на конвейер. Их смерть несла людям еду и тепло. Мне было их очень жалко, – выдох полный отчаяния дошел до Айзека. Ханна поняла, что он уловил мысль, но продолжила. – Громадные туши со вскрытыми животами… Они, казалось, были больше самих зданий, что стояли у берега. И все мертвые. Пустые безжизненные глаза… Огромные… длинные, сложенные как расческа для волос, зубы. Они были удивительными. Но мертвыми.

Тишина ненадолго повисла в воздухе.

– Я всегда хотела посмотреть на живого… На резвящегося под толщей льда морского зверя. Но их можно было увидеть лишь на разделочной площадке, – чем больше Ханна говорила, тем чаще тянулась к стакану Айзека, в котором еще оставался напиток. С каждым сказанным словом девушка становилась все пьянее и печальнее. – А потом отец умер. И мать осталась одна. Мне было десять, а сестре семь. Благо детей любят эксплуатировать, как дешевую рабочую силу, и я начала помогать матери. Она вернулась на вервь, на которой погиб отец, а я начала работать в теплице. Выдергивала сорную траву, удобряла то, что выращивали там, иногда собирала урожай. Это был тяжелый и кропотливый труд.

Ханна встала и покачиваясь подошла к заледеневшему окну. Нацарапала что-то на стекле и вновь обернулась к своему гостю.

– Чтоб ты понимал: сотня таких комнат, как эта! И это лишь часть теплицы. И за всем этим надо было следить…. Я до сих пор ненавижу эту работу! Растить эти чертовы овощи! Смотреть за ними! Носить тяжеленую воду, чтобы полить! Многие дети играют со сверстниками, веселятся, учатся. А я работала… Иногда мне кажется, что я пропустила свое детство. Сразу стала взрослой. Оборачиваясь назад мне становится грустно и одиноко. Ты, как никто другой должен меня понять. Ты ведь тоже был один.

– Я был не один, со мной всегда был старик, – Айзек сидел уже изрядно пьяный, пытаясь сконцентрировать. Он так хотел послушать ее историю, но девушка вновь срывалась на интересного ей гостя.

– Да нет! Ты не понял! – Ханна покачивала стакан, гоняя жидкость от стенки к стенке. – Вот у тебя друзья есть? Нету. Ты же один. Вот ты! Именно в таком исполнении. В своем собственном поколении ты в своих родных местах один!

Айзек пожал плечами. Он не думал об этом в таком ключе. Не знал, что бывает как-то иначе. Вот и не думал. Да и сейчас не особо думал. Не думалось.

– … ты не играл с другими детьми. Не развивался вместе с ними. Не заводил друзей, что будут с тобой до конца жизни. Вот и я так же… Сижу здесь каждый долбанный день. Совсем одна. И даже короткие, недолгие отношения с другими людьми быстро проходят. Я и рассказываю-то тебе это, только потому, что знаю, что скоро ты уйдешь. А я вновь останусь тут. Я и пью-то, потому что мне трудно общаться с людьми, будучи трезвой. А тут еще и ты со своей историей, своей необычностью и индивидуальность. Даешь мне жалкую надежду, что наша встреча неслучайна.

– Но ведь… – парень с трудом собрал мысли в голове. – Все встречи неслучайны…

– О, Боги! Да ты опять меня не понял! Вот об этом я тебе говорю! Мы не росли вместе! Видели разные места и людей. Мы даже мыслим по-разному. Ты, наивная душа, без зазрения совести, не думая, вывалил свою проблему первым встречным, пусть и представителям закона. Я бы так никогда не поступила, ведь я знаю, что тут всем на всех плевать. Но только не тебе. Ты же у нас спаситель! Отправился в такой путь, чтобы спасти людей, которых ты даже знать не знаешь! – разозлилась Ханна.

Айзек было хотел возразить, но не успел, и девушка вновь продолжила свой монолог.

– Ты и так жил, рискуя жизнью! А теперь рискуешь ей еще больше, без страха пересекая пустыню, попадая в переделки… А что дальше-то будет – вообще неясно!

И вновь Айзек пожал плечами. Он хотел вставить слово, но осекся. Передумал.

– Я успела подумать над всем, что ты мне рассказал… Мне страшно, – настойка рождала в девушке все новые и новые эмоции, раскрепощая ее израненную душу. – Ты для меня как дикий зверь, которого я никогда не видела. Стремишься куда-то далеко. Среди всех людей, что я встречала, ты один к чему-то стремишься. А не пытаешься выжить. Это круто…

– Ханна… – не успел парень договорить, как девушка резко вскочила и подошла к нему, потянув вверх за вытянутый рукав футболки. Парень встал, вновь оказавшись на голову выше хрупкой девушки.

– Я хочу кое-что увидеть… – Ханна обняла Айзека, сомкнув руки за его спиной, и прижалась лицом к его плечу. – Тебя ведь никогда не обнимала девушка?

Айзек стоял, пошатываясь от выпитого, но находился в здравом рассудке. Внутри него кипела кровь, и казалось, что каждый выдох обжигает губы и нос. Сердце колотилось как бешеное, и парень боялся, что девушка это почувствует. Но она внезапно прижалась к нему еще сильнее, и он обратил внимание, что в ее груди бьется такое же сильное и резвое сердце. От этого факта, буквально на секунду, но Айзеку стало легче. Он словно забывал, что Ханна такой же простой человек, как и он. Списывал ее необычность на то, что она совсем из других мест. И с абсолютно другими взглядами на жизнь.

– Ну? Как тебе? – спрашивала в плечо Ханна.

– Ханна, это не честно… Ты опять говорила только обо мне…

В этот момент девушка аккуратно взяла руки Айзека и завела их за свою спину, словно пыталась утонуть в объятиях, что так неуклюже давал ей парень.

– Меня зовут Ханна Хакало, я дочь Илмы Хакало и Микана Хакало. Мне двадцать четыре. Я работаю с детьми уже больше семи лет. Я получаю радость от того, что даю им другой взгляд на жизнь, показывая чудиков вроде тебя. Я мечтаю увидеть мир и посмотреть на все необычное, что в нем есть. Вроде все… Да, это все.

Айзек, краснея от ситуации в которой оказался, не нашел ничего лучше, чем подхватить инициативу девушки.

– Да… давай, чтоб больше не возвращаться к этому… – Айзек набрал в легкие побольше воздуха, решив поставить точку в разговорах о себе. – Меня зовут Исаак, по наречию моего наставника. Я был воспитан Юрием, если не ошибаюсь, Орловым. Всю свою жизнь я охотился и добывал живность, чтобы прожить подольше и не умереть с голоду. Я, как и ты, мало видел в жизни. Я мечтаю помочь людям, правда, уже не понимаю каким. Наверное, всем.

– Плохо у тебя получилось… – девушка прижалась к его груди еще сильнее, так что ее слова теперь были еле различимы. – Я надеюсь, что ты моя счастливая монетка. Когда-нибудь покажи мне мир. Или хотя бы часть него.

– Угу, – не разобрав и половины ответил парень, вновь впадая в опьянение. Для него быть пьяным было так же ново и удивительно, как и попасть в этот город. И пусть теперь, в состоянии невероятной легкости, он ему не казался таким злым, Айзек все еще думал о том, как исполнить задуманное. Даже пара спасенных жизней – это огромный успех.

Так они простояли пару минут, и все это время Айзек думал о том, какое же у Ханны горячее дыхание, ощущая его своим левым плечом. С его телом творились невероятные метаморфозы, он никогда не чувствовал себя таким живым и счастливым. Мозг получал раскаленную кровь, полностью отключая ощущение жестокой реальности… словно вся та боль, которую он испытал за жизнь, сейчас сгорала в его собственном пламени, очищая молодую неокрепшую душу от зла и обиды.

Парень стоял и думал о том, что делают люди дальше. И вспоминая скупые и грубые лекции старика, ему становилось не по себе. Он одновременно находился между двух состояний: предвкушения и испуга. Айзек думал и о том, что действительно впервые в жизни обнимает девушку. И о том, что только что, вроде, даже согласился показать ей мир. Хотя и не понял, как на это согласился.

– Айзек…. Пойдем спать. Завтра я покажу тебе город, – Ханна отлипла от парня и, неуклюже сдвинув столик, освободила место для сна на полу. Кружки, что упали со стола, расплескали капли мутной жидкости на ковре. Девушка посмотрела на это безобразие и безразлично махнула рукой, доставая из шкафа второй комплект спальных принадлежностей.

– Спать будешь тут.

Ханна разложила спальное место, постелив матрац у противоположной от ее кровати стены. Так, что ноги Айзека в любом случае перегородили бы вход в душевую. Ханна провела своим пьяным взглядом по окружению, в очередной раз тяжело вздохнула и закрылась в душевой комнате. Демонстративно щелкнув замком.

Айзек сел на постеленное для него место и, сгорая от внутреннего огня, начал прислушиваться к плещущейся за стенкой воде. Пьяный, заблудившийся в неизвестном городе, парень впервые ночевал в таком странном доме. Да еще и с человеком, которого впервые видит. Его инстинкты притупились, и он полностью отдался на волю случая. Очень красивого и манящего случая, что заставлял парня витать в облаках, которых на замерзшем и невероятно высоком небе он практически и не встречал.

Ханна вышла из душевой и села на свою кровать. Тяжелые холодные капли стекали по ее уставшему лицу. Айзек, глядя на нее, невольно задумался о том, что же она так долго там делала. Ханна, в свою очередь, поймала пристальный взгляд и вновь встала с кровати, немного отдышавшись. Она подошла к юноше и села перед ним, изящно подогнув ноги так, что ее колени начали поблескивать в свете тусклых ламп. Она протянула руки к лицу Айзека и положила ладони на его щеки, которые уже вовсю горели красным.

– Айзек, прости, но я не делаю «этого» на первом свидании, – она потянулась к его лицу своим губами, отчего Айзек, в ожидании чуда закрыл глаза. Он отчетливо ощущал через опущенные веки, как лицо девушки приближается к его лицу. Юноша почувствовал мягки горячие губы своим лбом. – Утешительный приз, Айзек.

Парень глубоко вздохнул и наконец-то расслабился, невольная легкая улыбка растекалась по его лицу. Когда он открыл глаза, лицо Ханны все еще было перед ним. Она ухмылялась, глядя на довольное лицо юноши.