Бунт Стеньки Разина

Товарищи его, как узнали, что он семью соборами проклят, связали его и отправили в Москву. Стенька, едучи, сидит в железах да только посмеивается. Привезли его в Москву и посадили в тюрьму. Стенька дотронулся до кандалов разрывом-травою – кандалы спали; потом Стенька нашел уголек, нарисовал на стене лодку, и весла, и воду, все как есть, да, как известно, был колдун, сел в эту лодку и очутился на Волге. Только уж не пришлось ему больше гулять: ни Волга-матушка, ни мать-сыра земля не приняли его. Нет ему смерти. Он и до сих пор жив. Одни говорят, что он бродит по городам и лесам и помогает иногда беглым и беспаспортным. Но больше говорят, что он сидит где-то в горе и мучится.

Возвращались русские матросы из тюркменского плена; проходили они через русский город; было дело праздничное; православные христиане собрались около них послушать рассказов о чужедальних басурманских сторонах. Матросы говорили:

– Как бежали мы из плена, так проходили через Персидскую землю, по берегу Каспийского моря. Там над берегами стоят высокие, страшные горы. Случилась гроза. Мы под гору сели, говорим между собою по-русски, как вдруг позади нас кто-то отозвался: «Здравствуйте, русские люди!» Мы оглянулись: ан из щели, из горы, вылазит старик – седой-седой, старый, древний – ажио мохом порос. «А что, – спрашивает нас, – вы ходите по Русской земле: не зажигают там сальных свечей вместо восковых?» Мы ему говорим: «Давно, дедушка, были на Руси; шесть лет в неволе пробыли; а как живали еще на Руси, так этого не видали и не слыхали!» – «Ну а бывали вы в Божией церкви, в обедне на первое воскресенье Великого поста?» – «Как же, дедушка, бывали!» – «А слыхали, как проклинают Стеньку Разина?» – «Слыхали». – «Так знайте ж – я Стенька Разин. Меня земля не приняла за мои грехи: за них я проклят. Суждено мне страшно мучиться. Два змея сосали меня – один змей со полуночи до полудня, другой со полудня до полуночи; сто лет прошло – один змей отлетел, другой остался, прилетает ко мне в полночь и сосет меня за сердце; я мучусь, к полудню умираю и лежу совсем мертвый, а после полудня оживаю, и вот, как видите, жив и выхожу из горы; только далеко нельзя мне идти: змей не пускает; а как пройдет сто лет, на Руси грехи умножатся, да люди Бога станут забывать, и сальные свечи зажгут вместо восковых перед образами, тогда я пойду опять по свету и стану бушевать пуще прежнего. Расскажите об этом всем на святой Руси!»

За городом Царицыном, в степной деревне, жил, а может быть и теперь живет, стодесятилетний старик, и глухой, и слепой, и чуть движется, и трудно с ним говорить: надобно на ухо кричать во все горло; но он сохранял память и воодушевляется, когда вспомнит старые времена. Он собственными глазами видал Пугачева. «Тогда (говорил он) иные думали, что Пугачев-то и есть Стенька Разин; сто лет кончилось, он и вышел из своей горы». Впрочем, сам старик не верит этому: зато верит вполне, что Стенька жив и придет снова. «Стенька (говорит он) это мука мирская! это кара Божия! Он придет, непременно придет, и станет по рукам разбирать… Он придет, непременно придет… Ему нельзя не придти. Перед судным днем придет. Ох, тяжкие настанут, времена… Не дай, Господи, всякому доброму крещеному человеку дожить до той поры, как опять придет Стенька!»