скачать книгу бесплатно
Я заглянула в пакет. Сверху – пачка дорогого кофе, и Мишкины любимые крабовые чипсы.
– Стас, честное слово, уйду к конкурентам, ну сколько можно?
– Ха! Куда ты денешься с подводной лодки да при закрытых форточках!? Нет у меня здесь конкурентов, на четыре деревни я один!
– Эт точно, и че ты Анька, кочевряжишься, у нас все сотрудники раз в месяц продуктовый набор получают – вступилась за шефа Маринка.
– Здорово, значит дела идут хорошо? – я коснулась правого запястья Стаса, на котором благородно мерцали золотом массивные часы с широким браслетом и рядом толстая золотая цепь с табличкой по которой убористой вязью тянулась гравировка.
Стас смутился:
– Да это так, тёща подарила на день рождения, не буду носить – обидится, сама понимаешь, в этом возрасте они такие обидчивые…
– Опять в самую точку, Станислав Иваныч, только твоя тёща хотя бы золото дарит, тебе грех жаловаться. – Маринка водрузила свой роскошный бюст на прилавок – а моя свекровушка как что подарит, не знаешь потом куда это девать: то шторы с красными маками, то покрывало с рюшами, и ходит потом с недовольной рожей: «Тебе, Маринка, не угодишь, чё ни подаришь – все не ндравится, хучь бы разок покрывалу постелила, я за ей ажно в Саратов, до сестры, моталася…». Я иногда думаю, что она целый год это страхолюдство выискивает, чтоб меня потом осчастливить.
Маринка так похоже изобразила свою свекровь, что мы не удержались от смеха. Маринку это еще больше распалило:
– Да я точно говорю, чё ржёте-то? Мозг у них усыхает к старости. Вот ты, Анька, смеешься, а твоя БабТася, между прочим, опять частным сыском занялась! – и, бросив в мою сторону беглый взгляд, довольная произведённым эффектом, преспокойно принялась протирать прилавок, стервь такая.
Мы так и остались со Стасом с открытыми ртами. Если бы нас кто-нибудь в этот момент сфотографировал, мы могли бы претендовать на первое место в номинации «заслуженные дебилы года», и получить приз из рук самого министра иностранных дел. Стас опомнился первым:
– И чья коза на этот раз потерялась? Или нет, дай угадаю: у деда Пахома его легендарные валенки с галошами спёрли!
А мне даже не надо было гадать, ох чуяла моя печёнка, что не успокоится эта доморощенная миссис Марпл, пока не узнает, кто шастал ночью по её огороду.
Маринка отложила тряпку в сторону и выдала:
– Она сегодня с пасеки ко мне зашла, говорит: ночью, кто-то по её огороду что-то тяжелое волок, типа мешка. Следы волочения ведут к реке, прикинь: так и сказала «следы волочения», упасть-не встать! Либо, говорит, по реке ушёл на лодке, либо на мотоцикле по тропинке, машина там не пройдет, узкая тропка. Ты, говорит, Маринка, людей поспрашивай, может у кого мешок муки или сахара пропал, или другое чего, да мне потом доложишь. Только Анютке ни слова, не то она меня под домашний арест посадит.
Убедившись, что её внимательно и заинтересованно слушают, секретный бабТасин агент продолжил:
– А ещё, когда она на пасеку направлялась, пошла через огород, чтоб ещё разок осмотреть место преступления, вдруг что-то упустила. И что бы вы думали?! Нашла важную улику! Как я ее ни колола – бесполезно, пока, говорит, ничего сказать не могу, надо, говорит, эту самую улику внуку показать, Славке значит. И тогда она будет точно знать кто преступник, останется только выяснить у кого и что он потырил.
– Нет, ну ты подумай, что вытворяет! – моему возмущению не было предела, – вот только сегодня утром проводила с ней воспитательную работу, и все слону под хвост!
– Псу… – задумчиво потирая подбородок, вставил Стас.
– Что? – в запале не поняла я.
– Я говорю, псу под хвост, откуда слон?
– Какой слон? – я непонимающе уставилась на Стаса, а Маринка переводила взгляд с меня на него и обратно.
– Ну вы, ребят, даёте. С вами и в цирк ходить не надо…
Я наконец сгребла мысли в кучку, и вынесла свой вердикт:
– Ну все, видит Бог я хотела по-хорошему. Ну, бабТася, месяц строгого режима, без свиданий и прогулок на пасеку!
– Ну ты чё, Ань, пусть порасследует, прикольно же!
– Да боюсь я, что вляпается она куда-нибудь со своими расследованиями…
– Ой, я тебя умоляю, – Маринка так закатила глаза, что я испугалась за её зрение. – сама подумай: ну куда здесь можно вляпаться?! Разве что в коровью лепёшку, да и то её сначала найти надо: коров в деревне раз, два, и обчёлся.
Я повернулась к Стасу, который не принимал участия в нашей полемике, лишь рассеянно крутил в руках ключи от машины.
– Стасик, а давай ты скажешь, что у тебя из склада мешок перловки или риса унесли, алкаши какие-нибудь, из Трегубово, как прошлым летом. Через наш огород по реке уходили. Она и успокоится.
– О, нет! – Стас замахал обеими руками и даже отодвинулся от меня подальше, – боюсь что я, после первого же допроса бабТаси, сознаюсь и в убийстве Кеннеди и Джона Леннона в придачу. Вы уж там как-нибудь без меня.
Тут дверь в магазин распахнулась, влетел один из Маринкиных близнецов и заверещал, дико вращая глазами (весь в мать).
– Теть Ань, там ваш Мишка с большими пацанами дерётся! – и рванул назад, а я за ним.
Пока я бежала эти пять метров до грибка, паника проникла даже в кончики моих волос, при виде меня, ребятня благоразумно расступилась, и от греха подальше незаметно растворилась. Мой сыночек был, на первый взгляд, абсолютно невредимый, рядом, безмятежно помахивая хвостом, стоял Тишка. Я хлопнулась на четвереньки и стала лихорадочно ощупывать сына.
– Мишенька, сыночек, ты цел, где больно, ты подрался? – и только потом увидела его смеющиеся глаза и самодовольную ухмылку.
– Мам, да я не успел подраться, Тишка только пасть раскрыл – зевнул наверное, они все куда-то и разбежались, совсем передумали драться…
Я обессиленно опустилась на скамейку, мне показалось что я только что, собственноручно вырубила плантацию сахарного тростника.
– Сынок, ты зачем драться полез, да ещё и с большими?
– Мам, ну как же, ты же сама меня учила: слабых надо защищать!
Я обняла сына за плечи и заглянула в лицо. Выдержала, строгий и требовательный взгляд родных серых глаз: отвечай мать, говорила или не говорила, или так, ради красного словца брякнула в воспитательных целях, а как на деле, то я не я, и грабли не мои.
– И кого же ты защитил?
– Так вот же! – я проследила за взглядом отважного защитника слабых, он (взгляд) остановился на, своих же, ладошках прижимающих к животу что-то чёрно-пыльно-шерстяное. – Они его в речку кинуть хотели и посмотреть выплывет или нет, а мы с Тишкой не дали.
– А эт-то что, рукавичка? – Мишка заливисто рассмеялся над тупостью матери, и как очень глупому ребёнку, громко и по слогам объяснил:
– Это ко-тё-нок! – и совершенно не дав мне усвоить информацию торопливо заговорил:
– Мамочка, давай его домой заберём, он совсем маленький, мы же не можем его здесь оставить?! – и завораживающим взглядом кота, из мультика про зеленого монстра, на меня уставились пять глаз: два огромных серых, в пушистых ресницах, два – цвета горького шоколада, и один изумрудно-зелёный. И я, как будто со стороны, услышала своё невнятное бормотание.
– Ну да, конечно не можем, он совсем маленький, – и не нашла ничего умнее как посоветоваться с Тихоном.
– Ты как на это смотришь, Тиша? Нет, я почему спрашиваю, ты же как бы… ну… собака…, а он из кошачьих, у вас же, как бы, непримиримая классовая вражда, (господи, что я несу, хоть бы никто не услышал).
Тишка посмотрел на меня, погрустил немного оттого что хозяйка такая идиотка, и коротенько тявкнул: что ж ты, мол, Анька, меня позоришь, нешто я зверь какой, такую мелкую живность обижать, креста на тебе, мол, нет, Анна Михална. – и отвернулся от меня, весь как есть, насмерть разобиженный.
– Значит оставляем? – и прочитав в моих растерянных глазах положительный ответ, мой сын возликовал так громко, а Тишка к нему радостно присоединился, что у березки, на свою беду облюбовавшей себе место за грибком, начался преждевременный листопад.
– Так, подождите, – первый шок прошёл и я понемногу начинала соображать – его бы доктору показать, а ветеринарка уже закрыта, что же делать? А вот, что, мы пойдем к Айболиту домой.
Мишкины глаза стали ещё на два размера больше.
– Ух ты, мам, к настоящему Айболиту?
– К самому настоящему. Я когда была такая как ты маленькая, я к нему всяких раненых зверушек таскала. Только вот пакет с продуктами…
Подошёл Стас, с моим продовольственным набором, протянул Мишке руку для крепкого мужского приветствия
– Как дела, Мих, давно не виделись…
– Да нормально, дядь Стас, вот садик окончил, осенью в школу иду, – сын вздохнул совсем по-взрослому: а что делать, мол, се ля ви, мол…
Стас почесал за ухом, и философски заключил.
– Да, брат, школа – это тебе не садик. Одиннадцать лет от звонка до звонка не каждый выдержит, но ты-то парень крепкий у нас, а если, что можешь на меня рассчитывать, у меня по математике твердая пятерка была.
– Спасибо, дядь Стас, буду иметь в виду.
Стас потрепал малыша по затылку, и ткнул пальцем в пакет.
– Так вы идите, куда вам надо, я вашу провизию к вам домой доставлю, на террасе на стол поставлю.
– Спасибо тебе, добрый ты человек, придёт время может и мы тебе пригодимся, – голосом утки из сказки про Ивана царевича (ну, в которой яйцо, в котором игла-смерть Кощеева) прокрякала я, кланяясь добру молодцу в пояс.
– Ой, иди уже, не паясничай… завтра с тебя обед, а то моя Наташка, сама знаешь, укатила, а из меня повар как из тебя борец сумо… – и взмахнув рукой пошагал прочь.
Наш маленький, но гордый, отряд возглавляемый Тишкой, вошёл в гостеприимно распахнутые ворота, и замер. После минутного замешательства, Мишка не поворачивая головы в мою сторону нерешительно спросил:
– Мам, а ты точно, прям вот уверена, что это Айболит?
Я критическим взором окинула открывшуюся нам панораму, и должна честно признаться, если бы я не знала дядю Петю практически всю мою жизнь, я бы скорее подумала что перед нами Бармалей, который собирается в Африку, чтобы съесть на ужин, парочку непослушных ребятишек, ну или хотя бы акулу-каракулу. Судите сами: на нижней ступеньке высокого крылечка сидел мужик крепкого телосложения, кряжистый такой дядечка, с острым взглядом темных, глубоко посаженных глаз под густыми, кустистыми бровями, с орлиным носом и жесткой линией рта из которого торчала и дымилась толстенная самокрутка. Этот романтический образ венчала, таинственно мерцающая в лучах заходящего солнца, бронзовая лысина. Ни тебе добрых прищуренных глаз, ни седой бородки клинышком, ни даже намека на белый колпачок и халатик. Зато в руках у Айболита был самый настоящий топор, по которому он энергично водил точильным камнем, время от времени проверяя ногтем остроту этого, весьма далекого от медицины, инструмента.
Заметив на своей территории отчаянных смельчаков, дядя Петя отложил топор в сторонку, выпустил сизое облачко дыма, и просипел в нашу сторону.
– Чего замерли, проходите, коль пришли. – и когда наша процессия сделала несколько робких шагов вглубь вражеской территории, не очень дружелюбным тоном полюбопытствовал – Ну, с чем пожаловали?
И мой маленький храбрый сын, отважно выступил вперёд, заслоняя собой женщин и собак. Последние, впрочем, не хотели заслоняться и упорно лезли вперёд, отчаянно мотыляя хвостом.
– Дяденька, а вы правда Айболит? – выразил сомнения Мишка.
Нечто, очень отдалённо напоминающее человеческую улыбку, скользнуло по губам доброго доктора.
– Правда, а что не похож?
Мишка молча замотал головой.
– А на кого похож? – ухмыльнулся доктор.
Немного помедлив, видимо обдумывая, какие необратимые последствия вызовет честный ответ на такой деликатный вопрос, мой сын сразил меня наповал.
– На Бармалея…
Дядь Петя хмыкнул, или кашлянул, (наверное Мишкин ответ не в то горло попал) и кивком головы указал собеседнику на ступеньку рядом с собой. Когда Мишка уселся, а бдительный Тишка в позе Дозора на границе уселся между ними, подмигнув мне, поинтересовался:
– Как зовут?
– Михаил Егорович, а это мама, а вот это Тихон.
– Ну маму-то твою, допустим, я знаю, да и с тобой встречались, только ты не помнишь, мал ещё был. – дядь Петя положил свою большую шершавую руку Мишке на плечо. – Понимаешь, Михаил Егорович, в жизни не всегда все на самом деле такое, каким оно выглядит. Вот взять твоего Тихона, к примеру (Тишка заметно оживился), с виду он ведь кто? Огромный свирепый пёс, а уж если пасть откроет, или зарычит, так особо впечатлительные натуры и штаны замарать могут. А на самом-то деле, он ведь добрейшей души человек! Да ещё и умный какой, иной с высшим образованием, а по сравнению с ним дурак дураком.
В этом месте Тишка укоризненно посмотрел в мою сторону, а я стыдливо отвела глаза. Дядь Петя, тем временем, продолжал:
– Так что ты, Михаил Егорович, не сомневайся, я самый настоящий доктор Айболит. Давай показывай, что ты там от меня прячешь.
И сынишка, внимавший доктору с широко распахнутыми глазами, осторожно оторвал от рубашки острые коготки котёнка и положил его в грубую ладонь мужчины. Таким образом было заложено начало большой мужской дружбы.
Поверхностный осмотр пациента показал, что он, то есть пациент, мальчик. Ощупывание толстыми, и на удивление проворными пальцами, при отчаянном, но безуспешном сопротивлении пациента, позволило доктору с уверенностью сказать родственникам больного, что повреждений и переломов, несовместимых с жизнью, не обнаружено. Котёнок был возвращён в, ставшие уже родными, мягкие Мишкины ладошки. Нам торжественно была вручена маленькая таблеточка, прошу прощенья, от возможных паразитов, с подробной инструкцией как принимать, а также шампунь от блох, при упоминании которых, Тишка презрительно фыркнул. На высказанные нами опасения по поводу одноглазости нового члена семьи, доктор велел делать примочки из чайной заварки, а после мазать тетрациклиновой мазью, и на этом отпустил нас с миром.
Усталые, но довольные, что отделались лёгким испугом, мы вышли за пределы логова Бармалея, и почесали восвояси, на ходу придумывая имя котёнку. Когда, после продолжительных дебатов, высоких договаривающихся сторон, наконец, был достигнут консенсус, мы, шумной толпой, вывалив из-за угла, увидели, что у нашего забора стоит большой чёрный Джип. Мишка и Тишка Джипу обрадовались и рванули к нему наперегонки, а я не обрадовалась и не рванула. Когда я не торопясь подошла, обмен приветствиями, руко-и-лапопожатиями был закончен, и сын представлял Игорю, а это был он, нового родственника:
– Его Кузьма зовут, как домовёнка Кузю, он на него похож потому что. Мы его с Тишкой у больших пацанов отбили и теперь он наш.
Игорь выразил им своё полное уважение.
Вручив Мишке ключ от дома, я подтолкнула его по направлению к крылечку.
– Сынок ты иди, налей Кузе молочка, только руки сначала помой, хорошо?
– Ага, пойдем, Тиша.
После минуты молчания и внимательного изучения плохого, я бы даже сказала, никуда не годного асфальтового покрытия под ногами, я неохотно подняла глаза.
– Игорь, зачем ты приехал?
Игорь тяжело вздохнул, провел рукой по лицу и выдавил:
– Мне плохо очень, Шурик, поговори со мной…
Это был удар ниже ватерлинии… я даже дар речи потеряла… нет, ну каков а?!
Происхождение моего второго имени, уходит корнями в моё далекое, беззаботное детство, когда были ещё живы мои родители и всё казалось светлым и радостным. Мы встретились с Катькой в песочнице, когда мне было полтора года, а Катерине два года и три месяца. Её родители купили квартиру в нашем доме, напротив нашей двери. Молодые мамочки, как это часто бывает, подружились на почве прогулок с детьми, ну а у нас с Катюхой просто не было другого выхода, кроме как стать лучшими подругами. И в школу меня отдали в неполные шесть лет, чтобы не разлучать с подругой, но в основном, конечно, потому, что я была страшно умным ребенком, мой IQ просто зашкаливал (вот сейчас вообще не шучу). Должна заметить, мы с Катюхой очень похожи внешне, как могут быть похожи светловолосые голубоглазые девочки примерно одного возраста, конечно, не как близнецы, но как сестры точно. Обычная славянская внешность и почти одинаковое телосложение, (скромно умолчу о том, что Катька на три сантиметра выше, и поспортивней меня, она с пяти лет занимается каратэ). И на частые вопросы учителей и одноклассников, не сестрёнки ли мы, Катька вдохновенно врала, что да, дескать, как есть родные сестры, только отцы разные, поэтому фамилии наши тоже самую малость разнятся: я – Александрова, Катька – Алексеева. Но однажды наши мамочки вместе пришли на родительское собрание и Катьке в срочном порядке пришлось менять легенду. Так мы стали двоюродными сёстрами опять же по линии матери. Мы были неразлучны, и у нас даже было общее прозвище: «Алекс в квадрате», в процессе взросления, мы приобретали новые имена – меня называли всеми производными от имени Александр: Сашка, Санька, Шурик, а Катьку соответственно: Лёшка, Лёха, Лёшик. А так как Игорь, в дни нашей беззаботной юности, входил в круг наших друзей, то и он частенько пользовался этими именами. Закончив школу, наши одноклассники разъехались кто куда, а друзья так и остались друзьями, хоть и виделись мы теперь нечасто. Детские прозвища использовались теперь только среди самых близких друзей, да и то при подходящих обстоятельствах. И то, что Игорь сейчас назвал меня Шуриком, означало, что ему действительно очень плохо, что ему нужно со мной поговорить, и что он обращается сейчас ко мне не как к лучшей подруге жены, а как к своему другу, ведь он, как ни крути, всегда был и остается моим другом…
– Идем в дом, а то комары съедят, они у нас этим летом огромные как бегемоты и прожорливые как крокодилы. – подходя к крыльцу, я услышала за спиной вздох облегчения.
Мы прошли на кухню и я сварила нам кофе. Когда я в деревне – я варю кофе в турке и на песке, по своему особому рецепту. Процесс, не терпящий суеты, и для меня это настоящий ритуал. Разливая кофе в нагретые чашки, я нарочно молчала: давала возможность собеседнику собраться с мыслями.
Игорь заговорил, когда я металась между выбором: выпить вторую чашку кофе, или прикорнуть прямо здесь на кухонном диванчике.
– Я не понимаю, Ань, что с нами происходит – он покрутил чашку, как будто решил погадать на кофейной гуще – мне кажется, что у Катьки появился другой мужчина…
