скачать книгу бесплатно
– Бывайте, – бросил он и пошёл вверх по скрипящей лестнице.
Войдя в кухню, Ева не сразу заметила Тобиаша – тот стоял почему-то между шкафом и стеной, держа в руках посудное полотенце и кружку, из которой пил за завтраком чай.
– Чего это вы прячетесь? – спросила она. Тобиаш усмехнулся.
– Я совершил убийство.
– Интересно, – сказала Ева, а Тобиаш указал ей на раздавленный тараканий труп на половицах.
– Где у вас веник?
– За дверью. Меня позвали есть пирог в шесть. Вы пойдёте? Это недалеко, этажом выше.
Тобиаш, заметавший уже таракана в совок, замер.
– Что за пирог?
Пожав плечами, Ева села за стол и вынула сигареты из кармана халата.
– Сборный.
– Спасибо, подумаю, – ответил Тобиаш и замёл в совок луковую шелуху, валявшуюся неделю под столом.
– Я тоже ещё подумаю.
Тобиаш сбросил мусор в мусорный ящик.
– Вы всегда открываете дверь, не спросив, кто там?
– А?
Повторив вопрос, он добавил:
– Опасно одной.
Ева сунула руки в карманы халата, не находя слов.
О пироге Ева вспомнила в половине шестого, когда в квартире над ней заскрипели половицы – Адек и Ваца раздвигали стол. Перевернувшись на спину, она протёрла глаза кулаками и прислушалась к их глухим голосам, но слов не разобрала.
Тобиаш обнаружился сидящим за кухонным столом с ворохом газет. Свечу он воткнул в горлышко бутылки из-под купленного утром кефира – не растерялся, но растерялась Ева, вспомнившая, что где-то в квартире был ещё один подсвечник.
Кажется, в закрытой комнате.
Наверное, Тобиаш справился и так.
– Красивое платье, – сказал он, поднимая глаза от газеты, и Ева слегка покраснела, сбросив с рукава пёрышко.
– С-спасибо, – пробормотала она. – Вы идёте?
Тобиаш покачал головой.
– Боюсь, что нет. У меня своя культурная программа, без пирогов: сейчас я дочитаю газету и лягу спать. С вашего позволения. Если что, есть ещё яйца, сыр и колбаса. И картошки я взял.
Ева, моргнув, кивнула, и Тобиаш, улыбнувшись ей, перевернул страницу.
Дверь открыла Мира, жена Адека.
– Ева пришла, – крикнула она, оборачиваясь назад, и отстранилась, пропуская. – Приветик!
– Привет, – буркнула Ева, втягивая ноздрями воздух – запах пирога она почуяла ещё на лестнице. Из кухни со свечой в руках выплыла пани Влашува, накрашенная так, что на лице её, казалось, было в два пальца румян и пудры.
– Добрый вечер, дорогая, – пророкотала она, расплываясь в улыбке. – Прошу, входите в зал. Все уже собрались.
В гостиной, названной пани Влашувой залом, было жарко и накурено. Центр раздвинутого стола, накрытого праздничной бордовой скатертью, украшал букетик сухих цветов. Рядом стояли две бутылки вина и несколько разномастных тарелок с нарезкой колбасы и сыра. Со стены на стол взирал покойный пан Влашув, снятый в военной форме на фоне фальшивых гор и нарисованного моря.
Ваца и Адек встали из-за стола одновременно.
– Садитесь!
– Проходите.
– Не сюда – тут мама сядет.
– Здесь ножка шатается.
– Вам налить?
Ева покачала головой, и Ваца, оказавшийся рядом с ней, наполнил свой бокал.
– Хорошая сегодня погода, да? – сказал он, пригубив вино. – Свежо так, чисто.
– Чушь, – сказал Адек, сдвигая брови. – Всё уже тает, грязь одна. Возьмите колбасы.
Пани Влашува, толкнув слегка сына бедром, поставила перед Евой тарелку.
– Не ворчи, Адек. Ева, вам уже предложили вина? Ваца достал на станции. Всё-таки сотрудник буфета имеет привилегии… Адек усмехнулся в усы, а Ваца, зардевшись, наколол на вилку маленький солёный огурчик.
– Что да, то да, – сказал он многозначительно и положил огурчик на Евину тарелку. Ева чуть сморщилась, но ничего не сказала. Сгорбившись, она расправила складки на платье.
Пани Влашува, кашлянув, села во главе стола, поправила одну из свечей в большом бронзовом подсвечнике и, кашлянув ещё раз, подняла бокал.
– Сегодня день рождения отца, – провозгласила она, указывая на портрет мужа. – Дмитр всю жизнь работал на благо своей страны, своей семьи, своих друзей… Что бы ни происходило.
На этих словах пани Влашува чуть повернулась, кивнув Еве, и Адек с Вацой тоже посмотрели на неё. Ева почувствовала тошноту. Запах пирога, пробудивший в ней если не волю к жизни, то её отголосок, сейчас показался ей невыносимым. Поняв, что идея придти сюда была ошибкой, Ева лихорадочно стала придумывать маневр отступления – но в «зал» заглянула Мира. Вытерев руки о передник, надетый прямо поверх выходного платья, она спросила, близоруко щурясь:
– Заносить пирог-то?
– Заноси, – позволила пани Влашува.
После того, как от пирога остались лишь крошки, Адек, нисколько не стесняясь дам за столом, распустил брючный ремень и закурил. Ваца же, сначала досаждавший Еве пустыми разговорами о погоде и примолкший на время еды, тоже засмолил сигаретку и вновь раскрыл рот:
– Чудесный пирог, не правда ли? Вы ведь любите готовить? Если хотите, мама поделится с вами рецептом.
Ева поглядела на половину куска на своей тарелке, искромсанную едва ли не в пыль, и медленно кивнула. Пани Влашува же растянула губы в улыбке.
– О-о, меня научила свекровь… Вы заметили, что тесто тает во рту? Там есть небольшой секрет, но я расскажу вам его только с глазу на глаз.
С этими словам пани Влашува встала, забрала тарелку у дымящего Адека, у Вацы и, взяв свою, подмигнула Еве:
– Оставим мальчиков наедине с их разговорами.
Ева поднялась на ноги, вытирая вспотевшие ладони о подол платья, и последовала за пани Влашувой.
– Мира, отдохни, – сказала пани Влашува невестке, заходя в кухню, и та, пожав плечами, слезла со своей табуретки и вышла. Составив тарелки в мойку, пани Влашува отёрла руки салфеткой и, повернувшись к Еве, потрепала её по щеке. Невольно отстранившись, Ева пробормотала слова извинения, но пани Влашува покачала головой.
– Я понимаю, как тебе тяжело. Я потеряла мать в шестнадцать. Тебе двадцать лет…
– Двадцать три, – прошептала Ева, ковыряя шов платья.
– Конечно, всё это случилось так не вовремя, – продолжила пани Влашува. – Адеку тоже грозят увольнением – он вчера сказал мне, что с фабрики выставили ещё сорок человек… Ты не нашла ещё работу?
– Не нашла.
Смахнув с клеёнки на столе просыпанную муку, пани Влашува мягко улыбнулась.
– Ты всегда можешь попросить у нас о помощи, Ева. Помни это. Мы не бросаем друзей.
Потерев ладонью затылок, Ева исподлобья взглянула на лицо соседки, слабо освещённое стоявшей на плите свечой и похожее на вырезанную из дерева маску.
– У Вацы на станции есть связи, – напомнила пани Влашува. – Он уже приготовил место для Адека, если что-то случится. Он устроил Миру. Я думаю, можно устроиться даже в буфет. Ближе к еде ведь лучше, правда?
Тошнота подступила к горлу Евы, в глазах потемнело, но дурнота отступила так же, как и пришла.
– Правда, – выдавила она. – Спасибо. Я… я жильца себе нашла, он мне платит.
Пани Влашува изогнула бровь.
– Как это – жильца?
– Так, – ответила коротко Ева.
Пройдя к окну от Евы и обратно, пани Влашува присела на табурет.
– Это высокий такой? С саквояжем? В чёрном пальто.
– Он.
– А я думала, кто у нас ходит во дворе… Ты его знаешь? Он хороший человек? – заговорила она обеспокоено, пристально глядя на Еву.
Ева и сама толком не понимала, хороший ли человек её жилец, и не могла сказать, что знает о нём хоть что-то, кроме того, что зовут его Тобиашем, в город он приехал на днях… А лет ему сколько? Наверное, до тридцати.
И готовит.
Картошки вон купил.
– Хороший, – подтвердила она после паузы.
– Бумаги-то у него взяла? – недоверчиво спросила пани Влашува.
– Взяла, – соврала Ева, но соседка не успокоилась.
– Будь осторожна, – сказала она, подняв поучительно палец. – Если что, беги сразу к нам: Ваца занимался боксом…
Вернувшись домой, Ева сразу завернула в кухню и выпила залпом три стакана холодной воды подряд. Голова трещала, и Ева не могла понять – вокруг не видать ни зги, потому как в глазах потемнело или потому что доходит восьмой час.
Утерев губы ладонью, Ева присела за стол и увидела свёрнутую газету – одну из тех, что её жилец читал днём. В глаза ей бросились чёрные рамки. Приглядевшись, она поняла, что это были сплошь некрологи. Отодвинув газету в сторону, Ева закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Свет локомотивных фар пробился сквозь задёрнутые шторы, заставив Еву уткнуться лбом в стену. Через секунду свет пропал, но появился вновь, заполняя комнату и пролезая под плотно сомкнутые веки. Раскрыв глаза, Ева увидела, что люстра под потолком зажжена, и услышала не голос диспетчера, а бормотание заработавшего приёмника на подоконнике.
– Там не было ничего трагичного, – пробубнил Тобиаш, встретившийся Еве у гардероба. Поставив саквояж на обувную тумбу, он стал разматывать шарф.
– Вы…
– Ничего трагичного, – повторил он. – Странно, что электрик не справился.
– Он и не приходил вообще… – смущённо сказала Ева, и Тобиаш едва не выронил шарф.
– Как это?
Ева запнулась, задумавшись над тем, говорить ли Тобиашу правду: кто знает, не возьмёт ли он сейчас свой саквояж, не завернётся ли снова в шарф и, что самое главное, не заберёт ли деньги обратно.
– Нас ведь списали со счетов, скажем так. Там что-то хлопнуло, и свет вырубился. Мира… Это соседка сверху. Мира пошла в управу за электриком, ей пообещали, что он придёт, а он не пришёл. Знаете, чудо, что провода всё же не перерезали. И дают воду. И…
Ева замолчала, почувствовав себя так, словно выговорила только что все слова, какие были у неё в запасе на день или даже на неделю. Тобиаш покосился на неё, вешая пальто на крючок.
– И тепло, – заметил он.
Ева с облегчением выдохнула. Переведя дух, она с надеждой спросила:
– Может, вы и часы можете?
– Могу, – подтвердил Тобиаш. – Но потом. Я очень устал. Извините меня.
Ева затушила сигарету, подкрутила немного звук у приёмника и продолжила наблюдение за тремя путейцами на дрезине – теперь и они, и снежинки, медленно падавшие с неба, двигались под звуки вальса. Постояв ещё немного у окна, она заглушила приёмник совсем, набросила халат на кресло и полезла в шкаф за рейтузами.
– Я проветриться, – сообщила она Тобиашу, пившему в кухне кефир со своими газетами. Он вытер молочные усы и указал пальцем на одну, лежавшую перед ним.
– В прогнозе заморозки и ледяной дождь.
