Царевна Лабам и другие Индийские сказки

Ольга Михайловна Коржинская

Царевна Лабам и другие Индийские сказки

Сергей Ольденбург

Предисловие к сборнику «Индийские сказки»

Там, далеко за морями, садится солнце. На поля, на деревни ложатся сумерки. Погас закат и быстро, точно невзначай, наступает тьма. На небе, чуть видными блестками, зажигаются звезды. День окончился, знойный и трудовой. Все ищут отдыха и прохлады, но накаленная земля пышет жаром и горячая постель не дает желанного покоя. Вся деревня еще на ногах и вокруг домов в деревне точно жужжание пчел: идут бесконечные беседы, тянутся длинные разсказы.

Вон там, на краю деревни, где без умолку лают собаки, собралась детвора и бойкий мальчишка, лучший сказочник в округе, начинает: "Жил, был…" и льется сказка про царевича-богатыря, про прекрасную царевну, про весь тот волшебный мир, который для деревенского мальчика существует где-то далеко, далеко, и слушаешь его и слышишь в устах индийского мальчика те же сказки, которые на суровом севере у пылающего очага седые старухи рассказывают детям. Имена другие и краски ярче и резче, но рассказы все больше те же: тут и храбрый портняжка, который в Индии стал горшечником. Кудесник по случайности, Харисарман, обошел сказки всех стран под разными именами. Старые знакомые наших детских сказок, волк и лиса, живут в Индии как тигр и шакал.

Но не об одних только старых наших знакомцах умеют повествовать маленькие рассказчики в ночной темноте индийской деревни. Новые образы мелькают перед нами, неслыханные нами подвиги совершают богатыри, переживают неведомые нам раньше приключения. Великий царь Викрамадитья, о времени жизни которого спорят ученые и который дал имя новой эре в Индии, сказкой превращен в Викрама-махараджу. И сказка повествует о том, как жадный до приключений царь, получив от бога умение переселяться в тело другого существа, сделался попугаем. Быть может, впрочем, в этой чисто индийской сказке слышатся отголоски того рассказа, который хорошо знаком русскому читателю, как повесть о гордом царе Аггее. Науке оживлять мертвое тело и переноситься самому в него учат священныя книги индийцев, и сказки о Викраме живо свидетельствуют о вере народной в чудесную силу заклинаний.

Вера народная! Как она и проста, и сложна вместе с тем, там, в этой далекой, полной очарований для нас стране. Все живет, все имеет свою душу – духи и боги на каждом шагу. Природа вся одухотворена, это так просто! А вместе с тем и как сложно, потому что тут рядом, вокруг человека, целый другой мир, в существовании которого человек так убежден. Наши сказки тоже полны волшебства, духов, фей, сверхестественных сил, но для нас все это почти только символы. Мир действительный и мир сказочный отделены для нас непроходимой гранью. Не то в Индии, даже в наши дни.

Индиец часто затруднится сказать, где кончается сказка и легенда и где начинается действительность. Эта жизнь сказки, как действительности, и составляет неотразимую прелесть индийской сказки. Конечно, покрытая холодной одеждой наших северных слов, лишенная своих, для нас иногда до безобразия ярких тонов, она не то, что там на родине в устах полунагого смуглого мальчугана, льющаяся потоком среди жаркой индийской ночи. Но и так она полна прелести знакомого и незнакомого в смешанных и переплетшихся между собою разсказах.

И у нас горы говорят в сказках, но в их разговорах не чувствуешь той жизни, которая проникла в беседы горных великанов, стоящих на страже великой индийской земли с северной стороны. Прав индиец, когда он думает, что весь этот горный мир живёт. Слушайте, как прекрасная, гордая Гвашбрари в далеком Кашмире склонила к ногам своим царственный Вестерван, великую, могучую гору.

Это было давно и мир тогда был еще юн, тот мир, который теперь уже стар. И все было не так как теперь, и великий Вестерван, был царём над горами. Высоко, высоко поднимался он над всем, что было вокруг него. И тучи ложились плащом на его плечи, а глава стояла гордо и одиноко в синем небе. Надменный, он взирал только на солнце и звезды. И темною ночью звезды сияли венцом вокруг его головы.

Зависть и злоба закрались в сердце окрестных гор: Харамукх и Нангапарбат гневались и негодовали на презрение Вестервана. Одна дивная Гвашбрари, холодная и сияющая среди льдов, молчала, наслаждаясь своею красотой.

Однажды, когда Вестерван окутался тучами и скрылся из глаз, окрестные горы повели опять свои злобные речи.

И с презрением сказала им красавица Гвашбрари: "Чего вы только спорите и негодуете? Горд великий Вестерван и главу его венчают звезды, но сам он, ноги его здесь в земле, из земли, как и мы. В нем только немного больше земли, вот и все".

"Так чего-ж он гордится? Кто сделал его царем среди нас?"

Улыбнулась красавица Гвашбрари, улыбнулась нехорошей улыбкой: "Кто сделал его царем? А вы сами. Для меня он не царь, даже в венце из звезд. Я его царица".

И горы кругом засмеялись, ибо ниже всех их была Гвашбрари.

"Подождите – не встанет еще завтра солнце, и у ног моих ляжет Вестерван".

И вновь засмеялись насмешливо горы, но красавица Гвашбрари не смеялась и не говорила.

И весь длинный, летний день она сияла и улыбалась. Солнце стало заходить и, как чары, розовые чары, легли лучи его на весь миръ. И бледная Гвашбрари вспыхнула, точно блестела красотой и любовью.

И увидел высокий Вестерван это сияние и обернул он свой надменный взор туда вниз, в долины, и глядел, глядел в немом изумлении на дивную красоту.

Ниже спустилось солнце и еще ярче зарделась красавица Гвашбрари, будто от взора великого царя гор. И по долинам пронесся крик: "Гвашбрари, поцелуй меня, или я умру".

Пораженные, стояли горы кругом и молчали, а отзвук переносил слова из долины в долину.

И улыбнулась Гвашбрари и ответила:

– Как быть тому, ты высок безконечно, царь, а я так низка? Как мне достичь твоей венчанной звездами главы?

И вновь раздался тот же крик Вестервана. И красавица с ледяным сердцем, Гвашбрари, чарующим шепотом дала свой ответ:

– Ты любишь меня, наклонись ко мне и поцелуй меня.

Ниже и ниже наклонился он, пока не лег к ногам Гвашбрари. Но солнце село, и по-прежнему, как всегда, холодная и надменная, стояла красавица Гвашбрари – и у ног ее лежал развенчанный навсегда великий Вестерван, а на небе сиял его звездный венец.

Точно слышишь эти говорящие горы и видишь их лица, точно это смуглые раджи и красавицы рани, царицы волшебных дворцов!

Волшебство, да только волшебство, в которое верят, – вот ключ к индийским сказкам, так, как их разсказывает народ, так, как их собирает заботливая рука тех, кому дороги и милы эти предания другого, далекого от нас, европейцев, народа, который в давние средние века послал к нам на усладу столько чудных своих сказок. Как часто и в детстве, и после мы читали эти сказки, переиначенные, переделанные, и не знали, что нам их переслали наши далекие индийские братья.

Когда индийский разсказчик чувствует, что рассказ затянулся и надо кончить сказку, он, как и мы сейчас, говорит:

"Зачем ты сохнешь, терновый куст?А чего ест меня корова твоя?Зачем ты ешь его, корова?А чего не смотрит за мною твой пастух?Зачем ты не смотришь за нею, пастух?А чего не дает мне рису невестка твоя?Зачем ты, невестка, не даешь ему рису?А чего плачет мое дитя?Зачем ты плачешь, дитя?А чего щиплет меня муравей?Зачем ты щиплешь дитя, муравей?Куть! Куть! Куть!"

Царевна Лабам

Жил был в некотором государстве царь и был у этого царя один единственный сын, отрада и утешение его старости. Царевич страстно любил охоту и нередко целыми днями пропадал из дома. Это очень беспокоило мать его, царицу, и вот однажды призвала она сына и сказала ему:

– Сын мой, успокой мое сердце, обещай исполнить мою просьбу. Когда едешь на охоту, поезжай всюду куда вздумается, но никогда не езди в ту сторону.

Она указала рукою на юг. Царица знала, что в той стороне, где-то далеко за лесами и долами, живет царевна чудной красоты, прекрасная Лабам, и что кто только заслышит про нее, тот забудет все на свете, бросит отца и мать и отправится искать царевну.

Царевич почтительно выслушал мать и обещал сообразоваться с её желанием. Тем не менее, в душу его закралось любопытство узнать, чем вызвано такое странное запрещение; и вот как-то раз, выехав на охоту, он решил свернуть в запрещенную сторону. Долго ехал он, не замечая ничего особенного, наконец попал в густую чащу и увидел вокруг себя бесчисленное множество попугаев. Царевич на удачу пустил стрелу в одного из них и вся стая мгновенно поднялась и взвилась высоко над его головою. На месте остался лишь самый крупный из них, царь их, Хариман.

Царевич на удачу пустил стрелу в одного из них.

Очутившись один, он закричал им вслед человеческим голосом:

– Эй вы! Как смеете улетать и оставлять меня одного в опасности? Вот расскажу я про вашу измену царевне Лабам!

Услышав грозный окрик своего повелителя, все попугаи снова слетелись вкруг него. Царевич долго не мог прийти в себя от изумления. Как, птица и говорит человеческим голосом? И кто такая царевна Лабам, о которой упомянул попугай? Он подошел поближе к Хариману.

– Скажи мне, кто эта царевна Лабам? Где она живет?

Но попугай только насмешливо посмотрел на него.

– Не видать тебе никогда ни царевны Лабам, ни страны её, уходи откуда пришел, дерзкий чужеземец!

И с этими словами он подал знак; вся стая снялась и исчезла в поднебесье.

Оскорбленный царевич с досадою бросил оружие оземь и поехал домой. Молча прошел он в свои покои, лёг на постель и несколько дней упорно отказывался от пищи и питья и никого не допускал к себе. Родители его были в отчаянии. Наконец царевич заговорил.

– Где царевна Лабам? – спросил он. – О, скажите мне, где искать её! Я должен ехать за нею. Скажите, где искать её царство?

– Никто не знает где оно! – печально отвечали царь и царица.

– Так я сам попытаюсь найти дорогу! – упрямо заявил царевич.

– О не езди, дорогой», умоляла царица, «не покидай нас! Не найти тебе заколдованного царства, только напрасно погубишь свою молодую жизнь!

Но царевич упорно стоял на своем.

– Я, должен ехать искать ее, хотя бы это стоило мне жизни. Может быть боги укажут мне путь к ней. Если останусь в живых и найду ее, я вернусь к вам. Не вернусь, значит я погиб и никогда больше вас не увижу… А все-таки я не могу не ехать.

И им пришлось отпустить его, хотя много слез было пролито при прощании.

Отец дал ему пышное одеяние и великолепного коня. Он снабдил его также всякого рода оружием и драгоценным луком со стрелами; не забыл и сумку с золотыми монетами, так как золото всегда могло понадобиться в пути. Мать же вынесла ему небольшой узелок с сладкими лепешками, изделием рук своих.

– Возьми, дитя мое, – со слезами сказала она, – проголодаешься в пути, подкрепись этими лепешками.

Царевич сел на коня и пустился в путь. Он ехал, куда глаза глядят, все дальше и дальше по направлению к югу, пока не заехал в дикое пустынное место. Посреди лежал пруд, окаймленный тенистыми деревьями. Царевич спешился, освежился сам в пруду, выкупал коня и сел отдохнуть на берегу.

«Пора приняться за лепешки», сказал он себе, «поем, выпью воды и поеду дальше».

Он развязал узелок и вынул одну лепешку. В средине оказался муравей. Он взял другую; там тоже сидел муравей. Царевич одну за другой перебрал все лепешки и в каждой нашел по муравью.

«Ну, нечего делать! – решил он, выкладывая лепешки на землю, – не стану есть, пускай за меня муравьи едят».

Тут явился к нему муравьиный царь.

– Царевич, – сказал он ему, – ты был добр к нам и мы не забудем тебя. Если окажешься в беде, вспомни обо мне и я явлюсь к тебе на помощь с моим народом.

Сын раджи вежливо поблагодарил муравья, сел на лошадь и поехал дальше.

Он ехал и ехал все вперед, наконец снова заехал в чащу и увидел там тигра, который громко выл, по-видимому от боли.

– Что ты так ревешь? – спросил царевич. – Что с тобою приключилось?

– У меня заноза сидит в ноге вот уж двенадцатый год», отвечал тигр, «и так страшно болит! я не могу удержаться от крика».

– Дай мне посмотреть свою лапу, – сказал царевич. – Я постараюсь вынуть занозу. Только вот что: ваш брат, тигр, плохо помнит услугу, ты, пожалуй, съешь меня в благодарность?

– О нет, – воскликнул зверь, – никогда не решусь я съесть своего благодетеля!

Царевич острием кинжала вырезал занозу из лапы тигра. Тот так сильно рычал при этом, что тигрица из соседних джунглей услышала рев супруга и бросилась к нему на помощь. Тигр издали увидел ее и спрятал царевича в кусты.

– Кто смел обидеть тебя? – грозно зарычала тигрица.

– Никто не обижал меня, – отвечал тигр, – напротив, пришел ко мне неведомый царевич и вынул занозу из моей лапы. Если ты обещаешь не вредить ему, я покажу его тебе.

– Неужели ты думаешь, что я решусь вредить ему после такой услуги! Скорей зови его, чтоб я могла выразить ему свою благодарность.

Тигр позвал царевича и оба, тигр и тигрица, склонились перед ним в знак благодарности. Они всячески угощали его и ухаживали за ним и целых три дня не отпускали от себя. Каждый день царевич осматривал лапу тигра, наконец на третий день рана совсем зажила и царевич решил ехать дальше.

– Царевич, – сказал ему тигр при прощании, – я не забуду твоей услуги. Если когда-нибудь ты очутишься в беде, вспомни об нас и мы оба явимся к тебе на помощь?

Царевич благодарил и поехал дальше. Он ехал и ехал не останавливаясь, пока опять не заехал в чащу. Там, на полянке, увидел он четырех факиров[1], учитель которых умер и оставил им в наследство четыре вещи: постель-самолет, сумку, каменную чашу и дубинку с веревкой. Постель-самолет несла своего обладателя всюду куда ему только вздумается; сумка доставляла все, что только мог пожелать её хозяин; каменная чаша сама при первом требовании наполнялась водою, как бы далеко не был источник, а дубинке с веревкою достаточно было сказать, если кто вздумает напасть на её хозяина, «дубинка, колоти всех, кого ни попало!» и дубинка примется колотить, а веревка вязать, пока со всеми не покончат.

Четыре факира ссорились из-за этих предметов и никак не могли поделить их между собою.

Царевич сказал им:

– Не ссорьтесь по-пустому, я помирю вас. Я выпущу четыре стрелы по четырем направлениям. Кто первый найдет первую стрелу получит постель; кто найдет вторую, пусть берет сумку; кто третью, тому достанется чаша, а кто принесет четвертую, пусть довольствуется дубинкою с веревкою.

Факиры согласились и принц натянул лук.

Высоко взвилась стрела и исчезла в воздух. Все факиры бросились вслед за нею. А царевич, тем временем, соскочил с коня, вскочил на постель, прихватил с собою сумку, чашу и дубинку и пожелал очутиться в стране царевны Лабам. Постель тотчас же понеслась по воздуху и скоро опустилась на землю на границе царства прекрасной Лабам. Царевич забрал свои сокровища и пошел пешком. Скоро на пути его показался город, а на самом краю его небольшая лачужка. Царевич направился к ней. На порог стояла старуха.

– Кто ты такой? – спросила она. – Откуда ты?»

– Я из дальних стран, – отвечал царевич. – Я сильно устал и измучился дорогой. Позволь мне, матушка, переночевать у тебя.

Старуха покачала головою.

– Не могу я дозволить этого, сын мой, царь наш строго запретил чужеземцам останавливаться в стран. Спеши скорее уйти из города.

– Сжалься надо мною, матушка, пусти хоть на одну ночку! Теперь уж скоро стемнеет и дикие звери растерзают меня в пустыне.

– Нечего делать, – вздохнула старуха, – оставайся сегодня ночевать, но завтра чем свет ты должен уходить, а то если царь узнает, что я приютила тебя, он велит схватить меня и посадить в тюрьму.

С этими словами она впустила его в дом, чему царевич был несказанно рад. Старуха принялась было готовить ему обед, но он остановил ее.

– Не трудись, матушка, у меня все найдется. Сумка, дай нам пообедать! – сказал он, постукивая по своей сумке и тотчас же перед ними появилось великолепное угощение на двух золотых блюдах. Старуха и царевич сели вместе за трапезу.

Когда они кончили, женщина встала, чтоб идти за водою.

– Не трудись, матушка, – снова остановил ее царевич, – у меня и вода под рукою. – Он достал свою чашу, сказал ей: – Чаша, дай воды! – и чаша тотчас же стала наполняться водою. Царевич крикнул: – Вода остановись! – и вода остановилась. – Вот видишь, матушка, – сказал он удивленной старух, – с этою чашею я во всякое время могу достать тебе воды; тебе незачем идти к колодцу.

Тем временем уже стемнело.

– Отчего ты огня не засветишь? – спросил царевич.

– Нет надобности, сын мой, – отвечала старуха. – Царь не велит нам освещать жилища, так как с наступлением ночи дочь его, царевна Лабам, выходит из дворца и садится, на крышу. А она так сияет, что озаряет всю страну, и поля, и дома наши и мы при этом свете можем работать не хуже, чем днем.

И действительно, скоро царевна показалась на крыше. Одежда, её сверкала золотом и серебром; волосы густою волною падали до самых пят, на голов красовалась повязка из жемчугов и алмазов. Царевна вся светилась тихим сиянием как яркий месяц и была так прекрасна, что ночь обращалась в день под блеском её красоты. Днем, она никогда не выходила из дворца; она показывалась только ночью. Зато подданные отца её с нетерпением ждали её появления на дворцовой крыше и, озаренные её волшебным светом, спешили закончить начатое днем дело.

Царевич спокойно сидел на пороге хижины и любовался царевною.

– Как она прекрасна! – шептал он с восторгом. Царевна посидела некоторое время на крыше, потом встала и, удалилась в свои покои, где скоро заснула. Царевич тоже вошел в хижину, подождал пока старуха заснет, сел на постель-самолет и пожелал перенестись в спальню царевны. Он тотчас же очутился там. Царевна крепко спала среди своих прислужниц.

– Сумка, мне надо бетеля, много бетеля! – шепнул царевич, и драгоценные листья мигом усеяли пол опочивальни. Царевич же спокойно вернулся в дом старухи. На следующее утро прислужницы царевны увидели листья и принялись с восторгом жевать их.

– Где вы достали столько бетеля? – спросила удивленная царевна.

– Мы, нашли их у ложа твоего о, повелительница! – отвечали прислужницы. Никто не видал царевича и не знал откуда взялись благовонные листья.

Раным-рано на следующий день старуха разбудила царевича.

– Утро настало, – говорила она, – пора тебе уходить! Узнает царь, что ты тут, он посадит меня в тюрьму.

– Ох, матушка, дорогая, позволь мне еще денек остаться. Я не в силах встать, я совсем нездоров сегодня.

– Что ж делать? Оставайся пожалуй.

Царевна вся светилась тихим сиянием

И он остался, и они опять пообедали вместе из сумки и добыли воду из чаши.

Когда наступила ночь, царевна снова тихо засияла на крыше, а в полночь, когда все улеглись, она вернулась в свою опочивальню и крепко заснула. Царевич снова сел на свою постель и полетел к царевне.

– Сумка, дай мне покрывало! – приказал он сумке и тотчас же в руках его оказалась великолепная тончайшая шаль, Он осторожно накинул ее на спящую царевну и вернулся в лачугу, где мирно проспал до утра.

На следующее утро царевна тотчас же заметила великолепное покрывало и очень обрадовалась.

– Взгляни, матушка, – сказала она матери, – это верно боги шлют мне в подарок. Откуда иначе могла взяться такая чудная шаль? Она слишком прекрасна для смертной?

– О да, дитя мое, это верно подарок богов, согласилась мать.

Когда на следующее утро старуха напомнила царевичу, что пора уходить, он снова ответил ей:

– Матушка, право я чувствую, что совсем еще болен.

– Оставь меня еще на несколько дней. Никто не увидит меня, я не выйду из хижины.

И старуха, которой очень приятно было иметь такого гостя, оставила его в покое.

Снова наступила ночь, снова царевна в пышном убранстве вышла на крышу и снова в полночь скрылась во дворце. Тогда царевич сел на постель-самолет и очутился около спящей царевны.

– Сумка, кольцо мне! – шепнул он и в руках его оказалось роскошное кольцо. Он осторожно взял руку царевны и надел ей на пальчик кольцо.

Она тотчас же проснулась и с испугом взглянула на него.

– Кто ты такой? Откуда ты и зачем ты здесь?»

– Не бойся, царевна. Я не вор и зла тебе не сделаю. Я сын великого и мужественного царя. Попугай Хариман открыл мне твое имя и я бросил отца и мать, и поехал искать тебя.

– Если так, – сказала царевна, – я не хочу, чтоб тебя убивали; я скажу отцу и матери, что ты сын великого царя и что я выбираю тебя своим мужем.

Царевич вернулся к старухе, а царевна утром же объявила матери: «Сын великого царя явился в нашу страну и я решила выйти за него». Мать пошла передать царю желание дочери.

– Хорошо, – сказал царь, «я не препятствую, но кто желает получить мою дочь, должен сперва исполнить то, что я ему велю. Не сможет – пусть пеняет на себя, а я велю казнить его. Пусть дадут царевичу немедленно восемьдесят пудов горчичного зерна и пусть он выжмет из него масло в течение дня. Не поспеет – умрет с закатом солнца».

Тем временем царевич уже объявил старухе, что собирается жениться на царевне Лабам. Она пришла в ужас.

– Несчастный, – воскликнула она, – забудь свою дерзостную мечту, беги скорее из нашей страны! Много царей и царевичей перебывало здесь; все они сложили головы за красу нашей лучезарной Лабам, всех погубил её суровый отец. Он предлагает хитрые задачи всем искателям её руки, а задачи его невыполнимы и все платятся жизнью за свою смелость. И тебя, о сын мой, убьют, если ты не скроешься отсюда, не бросишь нелепой мысли.

Так причитала старуха, но царевич и слышать ничего не хотел.

Скоро пришли в домик старухи посланные от царя и повели царевича во дворец. Там царь высказал ему свои условия и велел выдать ему восемьдесят пудов горчичного семени.

– Обрати их в масло к следующему утру, – сказал он. – Всякий кто желает жениться на моей дочери, должен беспрекословно исполнить мой приказ. Кому задача не по силам, того я велю казнить. И так, выполни ее или готовься к смерти». Царевич несколько смутился, но не захотел однако отказаться от царевны и согласился на условие.

Печально сидел он в лачужке и обдумывал свое положение.

«Как справиться мне с таким количеством?» – думал он. Вдруг вспомнил он о муравьином царе и тот тотчас же предстал перед ним.

– Что так печален, царевич? – спросил он.

Царевич молча указал ему на чудовищную кучу горчичного семени. – Только-то? – сказал муравей, – будь спокоен, ложись и спи, а к утру все будет готово.

Обрадованный царевич лег и заснул, а муравьи быстро исполнили за него всю работу.

На следующее утро он отнес масло царю.

– Постой, это еще не все, – сурово встретил его царь. – Потрудись еще за мою дочь. У меня сидят в клетке два демона; убей их в бою и Лабам будет твоя.

Царь задолго до того поймал двух страшных демонов и, не зная что с ними делать, запер их в клетку. Он не прочь был бы избавиться от них, но как убить их не знал, а выпустить на волю боялся из опасения, чтоб они не вредили его народу. Вот почему он решил, что все искатели руки прекрасной царевны должны вступать в борьбу с этими чудовищами.

Услышав о демонах, царевич призадумался и попросил отсрочки. Бой был назначен на следующий день.

Царевич, вернувшись в лачугу старухи, стал раздумывать, не поможет ли ему в этом деле друг его, тигр. И тигр мгновенно предстал перед ним.

– Что так печален, царевич? – спросил он.

Сын раджи рассказал про демонов.

– Не бойся, – успокоил его тигр, – ложись спать и не о чем не печалься, завтра мы с женою покончим с демонами.

На утро царевич достал из сумки два чудных плаща, затканных золотом и серебром и усеянных драгоценными камнями. Он накинул их на своих тигров и повел их к царю.

– Могут друзья мои вступить за меня в бой с демонами? – спросил он.

– Вот и отлично! – решил царь, которому было в сущности все равно кто убьет его демонов, лишь бы они были убиты.

– Так выпускайте демонов, мои тигры готовы, – сказал царевич. Тигры и демоны яростно набросились друг на друга и скоро оба демона лежали растерзанные на земле.

Однако царь все еще не хотел отдавать своей дочери.

– Ты так искусен, – насмешливо сказал он, – слетай-ка на облака, там лежит моя литавра, ударь в нее два раза и тогда получишь прекрасную Лабам.

Это поручение не затрудняло царевича. Спокойно вернулся он домой, сел на постель-самолет, мигом очутился над облаками и звонко ударил по литавре, так что гул её разнесся по всему царству.