скачать книгу бесплатно
– А если выкарабкается, то нам с тобой спасибо точно не скажет. Если вообще сможет говорить. – Сидоренко вздохнул, а потом торопливо перекрестился сам и за компанию перекрестил Мирона: – Ну, с богом!
– Не отказался бы от его помощи, – сказал Мирон, выходя под яркий свет операционной и привычно занимая место в изголовье операционного стола. А где еще быть во время операции анестезиологу-реаниматологу?
Наверное, кто-то там на небе все-таки помогал им этой ночью. Или не им, а девчонке, которую Мирон уже мысленно прозвал Джейн Доу. Называл бы по-другому, но никаких документов у нее при себе не было.
Оперировали молча, перебрасываясь лишь короткими фразами, понимая друг дружку с полуслова. Слаженная команда досталась Джейн Доу, в этом тоже виделось некое везение и рука судьбы. Один раз она попыталась умереть. Мирон не дал. Больше не пыталась, не отвлекала бригаду от работы, поэтому можно было сказать, что операция прошла успешно. По крайней мере, закончилась. Впереди был ранний послеоперационный период, потом ранний реабилитационный, и дальше по всем кругам ада до полного выздоровления. Мирон на это очень надеялся.
Он дождался, пока Джейн поднимут в отделение интенсивной терапии, дал указания дежурной медсестре и Сёме глаз с нее не спускать, а сам спустился в приемный покой.
В приемнике царил ад и хаос, за окнами ревели и мигали сразу две «Скорые». Да уж, дежурство у Сидоренко выдалось хреновей не придумаешь. Сам же Мирон намеревался найти Харона и уже вместе с ним дождаться приезда полиции.
Харон нашелся на лавочке под старой липой, которую начмед Горовой, тот еще говнюк, каждое лето порывался спилить к чертовой матери. Горовому нравились «туечки» и «кипарисики», а не вот это безобразие. Он так и говорил «туечки» и «кипарисики». И каждое лето удавалось липу отстоять, вырвать ее хрупкую ботаническую жизнь из беспощадных лап начмеда Горового, чтобы потом посиживать под ее сенью с бутербродами, кофе или сигаретами. За сигареты нещадно ругали, даже табличку в землю воткнули, но народ все равно курил. Особенно в ночную смену.
Вот и сейчас на скамейке под липой курили. Вернее сказать, курила. Милочка сидела в непозволительной близости – всего-то метр! – от Харона. Это было удивительное зрелище. Милочка, откинув все свое крупное тело на спинку скамейки, выпускала в небо ровные колечки дыма, а Харон, упершись тростью в землю и скрестив ладони на серебряной черепушке, эти самые колечки разглядывал. Велась ли между этими двумя какая-то светская беседа, Мирон не знал, но шаг все-таки замедлил, а уши навострил. Оказывается, не зря навострил.
– Альгинат? – Голос Милочки был этаким сипло-воркующим. – Вы серьезно?
– Я никогда не шучу. – А голос Харона был с привычно механическими интонациями, но все же, но все же что-то такое в нем Мирон уловил.
Милочка окинула его долгим, наглым взглядом, а потом кивнула и сказала:
– Уважаю. А я все с папье-маше балуюсь. А альгинат исключительно на морду лица. Знаете, есть такой специальный альгинат?
– Не знаю.
– А про папье-маше хоть слыхали?
– Слыхал.
– Вы чудесный собеседник! – сказала Милочка с искренним восторгом.
– Вы находите? – Харон перестал пялиться на истаявшие дымные колечки и перевел свой стылый взгляд на Милочку.
Любая другая отшатнулась бы от этого взгляда. Отшатнулась, осенила себя крестным знамением и сбежала, но Милочка проявила удивительную стойкость и удивительную дерзость, выпустив струйку дыма прямо Харону в лицо.
– Утверждаюсь в этом с каждой секундой все сильнее, – сказала она, а потом добавила: – Я видела вашу Персефону.
– Что? – Вот теперь голос Харона изменился, вот теперь в нем появилась едва ли не паника, а Мирон подумал, что слишком много потрясений выпало на его долю этой ночью. Сначала Джейн, теперь вот Милочка.
– Говорю, видела вашу Персефону. Хоронили у вас одного нашего сотрудника, пришлось, так сказать, присутствовать. Занимательная у вас контора.
– Контора?
– Ну, заведение. Это уж как вам будет удобно. – Милочка легкомысленно взмахнула рукой с зажатой в ней сигаретой. – Все равно занимательная.
– И чем, позвольте вас спросить? – Харон повернул к Милочке голову, профиль у него был по-птичьи хищный.
– Стильное оно у вас, – сказала Милочка.
– Что?
– Заведение. Чувствуется, что у хозяина есть вкус, что весьма удивительно для здешних мест. Я, знаете ли, не поленилась, прошлась по залам.
– Посторонним ходить по залам запрещено, – сказал Харон строго.
– Ну, запрещающих табличек я не увидела, поэтому прошлась. – Милочка пожала плечами. – Знаете, какой зал мне понравился больше всего?
– Не знаю. – Харон мрачнел на глазах, хотя, кажется, куда уж больше.
– С масками. Это ж вы их делали? Я не ошиблась?
– В зал с масками заходить запрещено.
– Да, вы уже сказали. Но раз уж так вышло, что я зашла, то позвольте мне выразить свое восхищение. Гениально, я вам скажу. Кстати, я Людмила Васильевна. Для друзей – просто Мила. А вы? – Она вопросительно выгнула бровь.
– Харон.
– А для друзей?
– А друзей у меня нет. – Харон отвернулся от Милочки, положил подбородок на скрещенные поверх набалдашника трости руки.
Мирону от этих слов стало обидно. Он-то считал Харона своим другом. Каким-никаким. Несмотря на значительную разницу в возрасте. А тут такое откровение.
– Да выходите вы уже из засады, Мирон Сергеевич! – сказала Милочка, не оборачиваясь.
– Как узнали, Людмила Васильевна? – Мирон шагнул на освещенный фонарем пятачок.
– По парфюму, дружочек. У вас одного в нашей богадельне приличный парфюм.
– Я старался. – Мирон хотел было сесть на скамейку, но прикинув размер посадочного места, передумал, не стал нарушать личное пространство Харона.
– Ну как она? – спросили одновременно Милочка и Харон. Спросили и глянули друг на друга: Милочка восхищенно, а Харон уныло.
– Операция прошла успешно, гематому дренировали. Барышню, отправили на четвертый этаж под наблюдение.
– Но прогноз все равно хреновый. – Милочка загасила сигарету, прицелилась и запулила ее в стоящую поблизости урну. – Не жилец – ваша барышня, Мирон Сергеевич.
– Жилец, – сказал Харон каким-то обреченным тоном.
– Откуда вам знать, Харон? Интуиция? – Милочка посмотрела на него с любопытством.
– Можно и так сказать. – На Милочку он по-прежнему не смотрел, о чем-то сосредоточенно думал.
– А Персефона ваша чудо как хороша! – В присутствии Харона строптивая Милочка проявляла просто удивительную покладистость.
– Дальше что? – спросил Харон, не обращая внимания на Милочку и обращаясь только к Мирону.
– Ждем полицию, дашь показания, расскажешь, где ты ее подобрал.
– А где вы ее подобрали, Харон? – Милочка закурила следующую сигарету.
– В лесу, – ответил тот уныло.
– Прямо в лесу? Вы там грибы собирали?
– Я там ехал на ночную смену. – Харон тоскливо вздохнул, а потом сказал, снова обращаясь только к Мирону: – Давай пройдемся, пока полиция не приехала.
Он встал, коротко, как-то по-старомодному, кивнул Милочке и шагнул в темноту.
Мирон глянул на Милочку, виновато пожал плечами и поспешил за Хароном.
– Было приятно познакомится! – послышалось им вдогонку, и Мирон так и не понял, искренне это было сказано или с издевкой, потому что ничего приятного в общении с Хароном обычный человек не нашел бы даже при большом желании.
– Удивительно настырная особа, – проворчал Харон, бредя по дорожке.
– И не говори! – согласился с ним Мирон. – Вредная баба – жуть!
– Она не вредная. – Харон замедлил шаг. – Она настырная. И очень наблюдательная. И ей понравились мои маски. – В сиплом голосе Харона послышалось удивление. – По крайней мере те, что в свободном доступе.
Удивление это было Мирону понятно, потому что одним из увлечений Харона было создание посмертных масок. Такое себе увлечение, надо сказать, но маски получались столь же жуткими, сколь и реалистичными. Коллекция у Харона была немалая. Он никогда не делал слепки без разрешения родственников. Иногда он даже умудрялся испросить дозволение на посмертный портрет у самого усопшего, так сказать, накануне перехода в мир иной. Некоторые разрешения были бескорыстными, за другие приходилось платить родственникам или предлагать скидку за услуги, связанные с погребением. Почти всегда Харону удавалось договориться. Он не делал посмертные маски со всех своих клиентов. Мирон никак не мог уловить систему, согласно которой тот выбирал натуру для работы, а спрашивать напрямую не хотел. Может, боялся получить ответ, который ему не понравится?
В зале с масками сам Мирон был всего лишь один раз. Ему хватило. Нет, его не мучили кошмары, но ощущения после посещения этого паноптикума остались тягостные. Словно бы Харон умудрялся поймать в свои сети саму смерть, и она злилась, недобро кривила бледные губы, зыркала из черных провалов пустых глазниц. Зал с масками был, так сказать, для личного пользования. Тем удивительнее был тот факт, то Милочка оказалась именно в нем. Еще удивительнее был факт, что Милочку маски не напугали, а заинтересовали. Чуден мир!
– Ты решил, что скажешь в полиции? – спросил Мирон, подлаживая свой шаг под шаг Харона. – Может, порепетируем для начала?
– Не надо. – Харон мотнул лысой головой. – Я скажу правду. Почти правду. Я ехал на работу, увидел на дороге кровь, почуял запах гари…
– Гари? – Мирон замедлил шаг.
– Там что-то взорвалось или сгорело. Какое-то транспортное средство. Если судить по ее одежде, мотоцикл.
– Она слетела в овраг на мотоцикле? – спросил Мирон и сам же себе ответил: – По ходу, так и было. Она ж пьяная вдрызг. Мы взяли кровь на алкоголь, но, думаю, там и дурь какая-нибудь тоже нашлась бы. Накидалась, села на мотоцикл и слетела в овраг.
– Нет. – Харон покачал головой.
– Как – нет, если все сходится? – удивился Мирон.
– Она не слетела в овраг. Сначала она упала на дорогу. Там были следы торможения.
– И?
– И лужа крови.
– И? – Мирон старательно пытался врубиться в то, о чем толкует Харон, но бессонная ночь давала о себе знать.
– Ее, – Харон передернул плечами, словно ему было неприятно само упоминание Джейн, – я нашел внизу, на дне оврага. И где-то там же внизу догорало транспортное средство. Теперь понимаешь?
Мирон начал понимать. Если девчонка слетела с трассы и там же приложилась головой об асфальт, то и найти ее Харон должен был на дороге, а не на дне оврага.
– Может, померещилась? – спросил Мирон на всякий случай.
– Что? – Харон посмотрел на него как на умственно отсталого.
– Кровь на асфальте.
– Не померещилась. И у меня прекрасная зрительная память.
– Ни секунды в этом не сомневался. – Мирон взъерошил волосы. – Выводы какие? Что там на самом деле произошло? Как она оказалась внизу? Сползла с дороги?
– В таком состоянии? – Харон неодобрительно поморщился. – Ты же врач, Мирон.
– А что за следы торможения?
– К следам я не присматривался – только к луже крови.
– То есть, ты сейчас пытаешься мне сказать, что ее кто-то сбил на той дороге?
– Не пытаюсь, я говорю тебе, Мирон, эту… девушку столкнули с дороги намеренно.
– Зачем?
Мирон остановился, дернул Харона за рукав пиджака. Тот мягко, но настойчиво высвободил свою руку.
– Чтобы спрятать, – сказал равнодушно.
– Девушку?
– Тело. Кто бы это ни был, он решил, что она мертва.
– Почему? – Разговаривать с Хароном всегда было тяжело, а сейчас тяжелее в разы. Каждое слово из него приходилось вытягивать клещами.
– Потому что даже я так решил. В первое мгновение.
– А, ну если даже ты так решил, то это весомый аргумент.
На самом деле это и был весомый аргумент. Человек, большую часть своей жизни посвятивший служению смерти, не мог ошибаться в такого рода вещах. Но все равно ошибся. Почти.
– Она должна была быть мертва. – Харон снова побрел по дорожке.
– Ты поэтому привез ее в контору? Ты думал, что ей уже ничем не помочь?
– Я думал, что она умрет с минуты на минуту.
– А она все не умирала и не умирала.
– Ошибка мироздания. – Харон пожал плечами. – До сих пор не могу понять, как такое возможно.
– Слушай! – Мирон нырнул в темноту вслед за Хароном. – А расскажи-ка мне, где все это случилось!
