banner banner banner
Шепот гремучей лощины
Шепот гремучей лощины
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Шепот гремучей лощины

скачать книгу бесплатно


На самом деле вкуса мяса он не чувствовал, как не чувствовал и острого голода. Вот табачный дым ощущал, как раньше. И вино приятно пощипывало небо. Может, не все еще потеряно?

Сева послушно взял краюху хлеба с уложенными на него кусками мяса, так же послушно, с отстраненным выражением лица принялся жевать. Наверное, тоже не чувствует вкуса. Только по другим причинам.

– А с монстрой что будем делать? – После выпитого вина щеки Митяя чуть порозовели.

– Я пока не решил, но сдается мне, пользы от него будет больше, чем вреда. Какая-никакая, а защита.

– Какая-никакая… – хмыкнул Сева.

– Он обратно под землю не уйдет, пока Танюшку не отыщет. Это я про него уже понял. А он понял, что со мной ее отыскать будет легче. Я ж говорю, умная тварь.

– И приметная. – Митяй выглянул в окно, поежился.

– Разберемся. В город его с собой не потащим – это ясное дело, но в лесу и в лощине он нам еще может пригодиться. Ну, наелись? – Он обвел пацанов внимательным взглядом. Те кивнули в ответ. – Тогда пайку я убираю. Неизвестно, сколько нам еще придется…

– А он чем питается? – спросил Сева, кивнув в сторону окна.

– А он уже на неделю вперед наелся. – Перед глазами встала сначала казарма, потом разгромленная, залитая кровью гостиная. – Может, даже на годы. Ладно, ждем, когда рассветет, и выдвигаемся.

– Вы отдохнуть не хотите? – снова спросил Сева. – Вы же тоже больше суток на ногах.

А и то верно! На ногах он давно. Вот только ни усталости, ни сонливости не чувствует.

– Прилягу, пожалуй. Через пару часов меня разбудите. И это… без меня пока на двор не ходите. Горыныч – зверюшка умная, но мало ли.

Пару часов он не проспал, а пролежал с закрытыми глазами, прикидывая, как быть дальше, где искать Танюшку. Интуиция, которая до сегодняшнего дня его не подводила, говорила, что искать долго не придется, не уйдет упырина фон Клейст далеко от Гремучего ручья. Слишком уж место хорошее для таких, как он. Да и не только для упырей, если уж начистоту. Тетя Оля в лощине тоже изменилась, помолодела вроде как. И силы ее колдовские именно тут проснулись. Что-то не припоминал Григорий раньше никаких особых сил. Проницательность же не в счет. Училки все проницательные, работа у них такая. И фон Клейст не просто так в усадьбу приперся. Значит, нужно ему что-то. Не только от Танюшки нужно, но и от самого этого места.

Григорий размышлял, а пацаны молчали. За все время, что он притворялся спящим, не перекинулись ни единым словом. Эх, не выходит у них дружбы…

Ровно через два часа Григорий открыл глаза, сказал нарочито бодрым голосом:

– Ну все, ребятки, перекемарил!

Встрепенулись сразу оба. Видно, замаялись сидеть в тишине и неизвестности. Лучше бы сами поспали. За окном все равно еще тьма египетская, светает на болоте долго.

– Выдвигаемся? – тут же спросил Сева.

– Что, не терпится? – Григорий сунул ноги в сапоги, вытащил из кармана пачку папирос.

– Время не терпит, дядя Гриша, – сказал пацан очень серьезно.

– Ну, раз время не терпит, тогда сейчас чайку хлебнем и в путь!

В темноте он нынче ориентировался неплохо, видел не с кошачьей зоркостью, но тоже ничего так. Да и места здешние знал хорошо, сколько раз хаживал сюда с дедом. Если тронуться в путь прямо сейчас, то к рассвету они будут уже в Видово.

Чай пили в полном молчании. Григорий тоже пил, хоть и не хотелось. А осушив кружку до дна, сказал:

– Ну, я пошел с Горынычем договариваться. Вы выходите, как позову.

Спорить пацаны не стали, несмотря на нетерпение.

Горыныч лежал на том же месте, где они оставили его несколько часов назад. При появлении Григория он вскинул все три головы, оскалился тремя пастями.

– Свои, – сказал Григорий, закуривая. – Ну, как ты тут, зверь нездешний?

Зверь тихо рыкнул в ответ.

– Понимаю, заждался. Только и ты меня пойми – не получится тут с наскока, не те времена. Это раньше сабли, шпаги и мечи, а сейчас пистолеты, автоматы, гранаты. Другое оружие. Понимаешь?

Если и понимал, то виду не подавал, просто смотрел и слушал.

– В казарме и в усадьбе тебе, считай, повезло. Они там все под мороком были. Солдат фон Клейст заморочил, а бургомистра со свитой ведьма. А вот если бы палить начали? Если б из автомата в тебя? Я, конечно, не до конца понимаю, что ты за тварь такая, но судя по тому, что одной башки у тебя уже нету, не такой уж ты и неуязвимый. Поэтому давай-ка, Горыныч, побережемся. Как говорится, береженного и бог бережет. Усек?

То ли показалось, то ли средняя голова и в самом деле кивнула ему в ответ. Средняя голова нравилась ему больше остальных, казалась посмышленее, что ли.

– Вот и хорошо. А теперь главное, Горыныч, пацанов моих трогать не смей. Они такому, как ты, ясное дело, не хозяева, но и не враги. Если будет у тебя такая возможность и желание, так присмотри и за ними. Танюшка, твоя настоящая хозяйка, очень за этих оболтусов переживала. Переживает. – Тут же поправил он себя, а потом спросил: – Ну, понял?

Теперь кивнули сразу три головы. Значит, не почудилось прошлый раз. Умная зверюшка! Умная и учится быстро.

– Спасибо! – сказал Григорий с чувством, а потом добавил: – Полежи-ка еще чуток, а я заберу кое-что.

Охотничье дедово ружье было спрятано в схроне вместе с патронами. Схрон специально делался надежным и сухим, чтобы ничего не заржавело и не отсырело, чтобы, как только возникнет нужда, сразу пошло в дело. Нужда возникла. Пригодился дедов схрон. А пацаны – вот же дурачье! – уже высунулись из двери. Горынычу только лапой махнуть, и не станет пацанов. Но Горыныч лапой не махал, лежал смирно, лишь поглядывал искоса.

– Свои, – напомнил Григорий на всякий случай, и Горыныч в ответ снова рыкнул. – А вы выходите, раз уж невтерпёж! – И повесил ружье на плечо.

Мало того, что вышли – еще и к Темному псу подошли на такое расстояние, что у Григория перестало биться сердце. Впрочем, билось оно у него теперь не особо часто.

– Полегче, – предупредил он сразу всех: и пацанов, и Горыныча. – Не нужно сразу обниматься.

Пацаны поморщились, а Горыныч оскалился всеми тремя пастями, вроде как улыбнулся.

– Ну, раз познакомились, так давайте выдвигаться. – На всякий случай Григорий встал между псом и пацанами и ружье с плеча снял. Тоже на всякий случай. – Ты, Горыныч, беги вперед. Будешь у нас разведчиком. Если заметишь кого, сразу не бросайся, вернись к нам, будем разбираться. Тут, знаешь ли, партизаны могут бродить. Это такие ребята, который трогать не надо, для нас они пока не враги.

Сева и Митяй зыркнули на него со смесью злости и недоумения. Что значит – не враги? Они герои!

Может и герои, да только сам Григорий не доверял сейчас никому, ни фашистам, ни партизанам. Как говорится, своя рубашка ближе к телу. И лучше бы им не встречаться ни с теми, ни с этими.

– Вперед, Горыныч! – сказал он, и Темный пес сорвался с места.

Нет, не так… Темный пес сам стал темнотой. Вот он есть – вот его нет.

Григорий присвистнул, пацаны переглянулись. Кое в чем они все-таки проявляли единодушие. Может, и подружатся. Митьке нужен хороший друг. Особенно сейчас.

Шли гуськом: Григорий первым, следом Митяй, замыкал цепь Сева. Митяй пытался возражать, пришлось на него цыкнуть. Не время для девичьих капризов.

Пока шли, не встретили ни единой живой души. А Горыныч, если и был где-то поблизости, то не показывался. О том, что деревня близко, узнали по загорающемуся над лесом зареву. Нехорошему зареву… И гарью запахло. Гарь Григорий учуял еще задолго, но до последнего не хотел верить.

Пришлось поверить. Видово горело! Полыхало жарким, щедро подкормленным бензином пламенем.

– Что это, батя?.. – Митяй облизнул пересохшие губы, ухватил Григория за рукав. – Что там?!

– Деревню подожгли, – не сказал, а процедил сквозь стиснутые зубы Сева. – Эти гады подожгли деревню! – Голос его сорвался на крик.

– Тихо! – Рявкнул на него Григорий. – Воплями ты никому не поможешь, никого не спасешь.

– Там люди! Слышите, дядя Гриша, там же живые люди! – Сева больше не кричал, но все равно казалось, что кричит. – Им же надо помочь!

Подумалось, что уже неживые, при таком-то зареве. Но говорить этого вслух Григорий не стал.

– В город идем, – сказал он вместо этого. Сказал решительно и строго, чтобы даже не подумали перечить.

– В город?! – Теперь они смотрели на него почти с ненавистью. И Сева, и Митяй.

– Батя, в город?! – Губы Митяя посинели, как у покойника. – И оставим там всех? Бабу Симу оставим? Василя Петровича?! Леньку Сиволапова?!

Он бы перечислил их всех, всех, с кем рос, водил дружбу и дрался. Он жалел их всех и был готов спасать их от неминуемого. И в этот самый момент Григорий понял, что не станет мешать, что у него, непутевого и никчемного, вырос замечательный сын. Так уж ему повезло…

– Хорошо, – сказал Григорий, ни на кого не глядя, и пошагал вперед, к голодному зареву.

– Мы в деревню? – Они нагнали его тут же, встали по обе стороны, словно часовые.

– Я в деревню, а вы не мешайте! – Рявкнул он и ускорил шаг.

Горели крайние хаты. Дом Василя Петровича уже занялся таким факелом, который не потушить. Рядом стрелял искрами покосившийся домишко Мишани-полицая. Искра попала, или фрицы решили не щадить никого? За что мстят? Ясное дело – за что! За трупы в Гремучем ручье, за оторванную башку бургомистра.

Перед домом старухи Самохиной, еще пока невредимым, с беспомощным лаем металась лохматая собачонка. Кого облаивала? Григорий присмотрелся. Из хаты волоком волокли собачкину хозяйку. Старуха Самохина в мирные годы бабой была вредной, не единожды жаловалась на Митяя участковому, но сейчас время было не мирное, сейчас старуху Самохину волокли на верную смерть, а собачонка пыталась ее защитить. Собачонку убили очередью из автомата, и старуха завыла нечеловеческим голосом. У Григория от этого воя волосы на загривке встали дыбом.

– Надо что-то делать, – прохрипел рядом Сева.

– Погоди, – цыкнул на него Григорий. – Разобраться надо.

Разбирались недолго. Эсэсовцы сгоняли людей на окраину, к пустующему с начала войны коровнику. Почему сюда? Потому что деревянный, потому что окна маленькие, а ворота можно заколотить… Хорошо, что Григорий понял это раньше, чем пацаны. Плохо, что понимание это ровным счетом ничего не давало. Или все-таки давало?

Он принялся считать. Нет не сельчан, а фрицев. По головам, как кур. Голов получалось двадцать. Двадцать до зубов вооруженных головорезов. А с ними Мишаня-полицай, бегает, суетится гадина! Если придется стрелять, Мишаню он уберет первым. Давно нужно было.

– Что они делают? – шепотом спросил Митяй.

– Ждите меня здесь! – велел Григорий, а потом добавил строго: – И не суйтесь! Сам разберусь. А если не разберусь, пробирайтесь к тетке… – Он не договорил, махнул рукой, то ли прощаясь, то ли отгоняя их от себя. Махнул и двинулся вперед, к полыхающей деревенской окраине.

Пока шел, молил лишь об одном, чтобы пацаны не рванули следом, потому что голова ему сейчас нужна холодная, чтобы не волноваться о них и не думать. Надо было оставить Горыныча, чтобы присмотрел, чтобы не пустил.

Стоило только подумать про Темного пса, как из предрассветных сумерек появилась костяная голова, клацнула челюстью. Легок на помине.

– Ну что там? – спросил Григорий, глядя в полыхающие алым глаза.

Горыныч не ответил, лишь оскалился.

– Там враги. – Он махнул рукой в сторону зарева. – Не те, что в коровнике. Эти наши. А те, что с автоматами. Как в усадьбе. Понимаешь?

Горыныч слушал очень внимательно. Понял ли?

– Но тобой я рисковать не могу. Ты для другого создан. Поэтому просто попрошу, присмотри за ребятками, Горыныч, будь другом! – Сказал и погладил каждую башку по очереди, даже костяную. – Ну, я пошел!

Он сдернул с плеча ружье, перехватил поудобнее. Никогда! Никогда Гриня Куликов не был героем. И дураком не был, чтобы в герои рваться. А теперь словно затмение какое нашло. Ну что ж он будет стоять и смотреть, как горит коровник с людьми?! Можно конечно и не смотреть. Можно отвернуться, сделать вид, что его это не касается. Вот только как жить дальше, как потом взглянуть в глаза собственному сыну? Да и ноет что-то… Там, где раньше билось, теперь ноет.

До удобной позиции он добрался быстро, спрятался за кустом сирени. Летом это была бы знатная защита, а сейчас так себе. Оставалось надеяться на темноту. Он в темноте, а фашисты в свете пожарища, словно на яркой сцене. Вот только много их, слишком много.

К сараю больше никого не сгоняли. То ли все сельчане уже были там, то ли сжечь решили не всех, а лишь часть. Для острастки. Эти твари любили вот так… для острастки. Григорий давно понял их звериную суть. Он лежал пузом на мерзлой земле и совсем не чувствовал холода. Сказать по правде, чувствовал он сейчас все как-то иначе, где-то притупилось, а где-то наоборот таким острым стало, что неровен час – порежешься. Он лежал и думал, что один в поле не воин, что с дедовым ружьем против автоматов – это нелепейшая самоуверенность, но все равно продолжал вглядываться, целиться. Сначала видел лишь темную стену какой-то развалюхи, а потом на ее фоне разглядел двоих. Один бил второго. Бил Мишаня-полицай, с ноги и наотмашь. А бил он Василя Петровича, тети Оли старого знакомца. Зося как-то обмолвилась, что не просто знакомца, что Василь Петрович за тетей Олей даже ухаживать пытался. Но сейчас это уже не важно. Нет тети Оли и скоро не станет Василя Петровича, потому что Мишаня бить перестал и потянул из-за пояса пистолет.

Григорий прицелился. Прогремел выстрел, Мишаня-полицай упал мордой вниз. Мишаня упал, а Василь Петрович наоборот попытался встать.

– Уходи, дед, – прохрипел Григорий, перезаряжая ружье. – Вали ты отсюда.

Самому бы тоже валить, но кто ж тогда заступиться за тех, кто в коровнике? Поэтому вместо того, чтобы бежать и прятаться, он двинулся вперед, на верную погибель. Когда поравнялся с развалюхой, Василь Петрович уже встал на ноги. Стоял, покачиваясь, рукой придерживаясь за стену.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)