скачать книгу бесплатно
– Маш, ты только не обижайся. Можно я буду покупать Ванюшке смеси? На правах крестной…
– Ты и без того очень много для нас сделала. Этого, – Маша обвела взглядом многочисленные подарки, – более чем достаточно.
– Ерунда! – Лика взмахнула рукой, на тонких пальцах сверкнули бриллианты. – У меня есть деньги, но мне не на кого их тратить. Позволь помочь вам с Ванюшкой.
– Не надо, Лика.
– Только детское питание. Для меня мелочь, а тебе уже легче. Я же знаю, сколько оно стоит. Ну, пожалуйста, лишь первое время, пока ты не сможешь работать!
– Только первое время, пока я не смогу работать, – повторила Маша, сдаваясь.
Антона первым заметил Тай.
Маша гуляла с Ванькой в парке, когда пес вдруг ощерился и зарычал.
– Ты что это? – удивленно спросила она.
– …Ну, привет, – послышался за спиной до боли знакомый голос.
Маша вздрогнула, оглянулась. Антон выглядел хорошо: дорогая одежда, модный парфюм, лицо довольного жизнью человека. Похоже, после расставания с ней его дела пошли в гору.
– Гуляете? – Антон окинул многозначительным взглядом ее джинсовый комбинезон, оставшийся еще с беременности, удивленно посмотрел на дорогую коляску, цыкнул на Тайсона.
– Что тебе нужно? – спросила Маша, стараясь, чтобы голос не выдавал обуревающих ее чувств.
– Да так! – Он широко улыбнулся. – Вот прогуливался с любимой девушкой, увидел старую знакомую, решил подойти.
Старая знакомая – это, по всей вероятности, она, а любимая девушка?..
Любимая девушка Антона, неземной красоты барышня, нервно гарцевала неподалеку и бросала на Машу негодующие взгляды. Маша усмехнулась, помахала барышне рукой. В ответ та пожала точеными плечами и демонстративно отвернулась.
– Видала? – Антон самодовольно усмехнулся. – Скажи – шикарная! И вообще, у меня все тип-топ. Работу вот хорошую в Питере предлагают. Наверное, соглашусь.
– Рада, что все у тебя тип-топ. – Маша вежливо улыбнулась. Не то чтобы она была так уж рада, но и переполнявшей ее раньше обиды больше не испытывала. – Чего ты от меня-то хочешь?
На мгновение самодовольное лицо Антона стало по-детски растерянным, точно он и сам не слишком хорошо понимал, чего хочет.
– А я так… Поздороваться подошел. Сколько мы не виделись? А, Маш?
– Я не считала. – Она пожала плечами, покачала коляску с проснувшимся Ванькой. – Ты не хочешь на него взглянуть? – спросила неожиданно для самой себя.
– На кого? На этого? – Антон поморщился. – А зачем? – спросил растерянно. – Зачем мне на него смотреть, Машуль? У меня все тип-топ, мне твои проблемы без надобности.
Ванька не был проблемой ни тогда, когда Маша только узнала о том, что беременна, ни уж тем более сейчас, когда он вошел в ее жизнь и раскрасил эту самую жизнь яркими красками. Ванька не был обузой. Ванька был ее мальчиком, ее любимым и долгожданным ребенком!
– Убирайся! – Маша сжала кулаки. – Уходи! Нам ничего от тебя не нужно! – Сердце колотилось зло и бешено. Проснувшийся Ванька захныкал. Тай угрожающе зарычал.
– А даже если бы и нужно было. – Антон опасливо косился на Тая, но уходить не спешил. – Даже если бы попросила, ничего не получила. Потому что я тебя предупреждал, я сразу тебе честно сказал, что не нужен мне этот твой ублюдок.
– Убирайся! – Маша уже с трудом удерживала рвущегося с поводка Тая. – Уходи, а то я за себя не ручаюсь!
– Спокойно, истеричка! – Антон попятился, развернулся и почти бегом бросился к своей спутнице. – Ненормальная! – крикнул уже с безопасного расстояния.
Маша закусила губу, обвела невидящим взглядом свидетелей этой унизительной сцены, решительно покатила коляску к выходу из парка.
* * *
Маша только-только уложила Ваньку спать, когда в дверь позвонили. Часы показывали половину десятого вечера – не самое подходящее время для визитов. Да и некому было наносить ей визиты. Все друзья и близкие знали – промежуток с девяти до десяти вечера для нее святое, в это время она укладывает Ваньку спать. Она даже телефон отключала, чтобы им никто не мешал.
В дверь продолжали звонить. Маша посмотрела на только что уснувшего сына – Ванька недовольно заворочался, но не проснулся. Она облегченно вздохнула, на цыпочках подошла к двери, заглянула в «глазок». Рассмотреть что-нибудь в полумраке лестничной площадки было трудно – лишь смутный силуэт, кажется, женский…
– Кто там?
– Открывай уж! Сколько можно гостя на пороге держать?! – послышался из-за двери скрипучий голос.
Маша понятия не имела, кому может принадлежать этот голос, но дверь все-таки приоткрыла.
– Ну, наконец-то! – Щуплая, верткая старушка, не дожидаясь приглашения, прошмыгнула в квартиру. – Я смотрю, негостеприимные вы тут, в Москве. Зажрались! – Странная гостья сердито расправила складки на крепдешиновом, лет сто назад вышедшем из моды платье, бережно положила на полку маленькую дамскую сумочку, сняла с головы соломенную шляпку, пригладила редкие волосы, полюбовалась своим отражением в зеркале и только после этого посмотрела на вконец растерявшуюся Машу. – Вот, значит, какая ты! – Блеклые голубые глаза сощурились, тонкие губы изогнулись в насмешливой улыбке.
Маша удивленно вскинула бровь.
– Вы вообще кто? – спросила она не слишком любезно.
– И красотой не одарена, и манерам не обучена. – Игнорируя вопрос, непрошеная гостья сбросила лакированные туфли, потерла деформированные артритом ступни, проворчала: – Чего стоишь? Хоть бы стул принесла. Замаялась я совсем по вашей Москве мотаться.
– А вы кто? – ошалело переспросила Маша.
– Конь в пальто! – беззлобно проворчала незнакомка. – Стул принесешь?
Отчаявшись получить ответ, Маша раздраженно пожала плечами, принесла из кухни табурет, поставила перед гостьей.
– Вот так-то лучше. Хотя воспитанная девица пригласила бы гостя за стол, а не держала бы его на пороге.
Из спальни, зевая во всю пасть, вышел Тай. «Вот тебе и бойцовская собака, – подумала Маша, наблюдая, как Тай щурится от яркого электрического света, – все на свете проспит, лодырь».
– Ой, батюшки! Ой, спасите! – Гостья с неожиданным для ее возраста проворством вскочила на табурет. – Ой, сатана! Ой, чудовище! Караул!
Тай удивленно моргнул, вопросительно посмотрел на Машу.
– Да не кричите вы, – прошипела она, – ребенка разбудите!
– Ребенок! Как же я про ребеночка-то забыла?! – незнакомка всплеснула руками. – А где он, ребеночек-то?
– Какой ребеночек?
– Да, умом тебя, похоже, боженька обделил. А тот ребеночек, которого ты от моего внука непутевого родила! – Вмиг забыв о Тайсоне, бабулька спрыгнула с табуретки, схватила сухонькой ручкой Машу за запястье.
– Вы кто? – в который уже раз спросила та.
– Нет, ну точно дура! – Старушка печально покачала головой. – Я Антонина Артамоновна, бабушка Антона и, стало быть, прабабушка твоего ребеночка. Теперь поняла?
Маша покачала головой, растерянно присела на освободившийся табурет.
– Чего расселась? Хватит сидеть-то! Давай показывай мне его!
– Кого?
– Да правнука! У тебя кто, сын или дочка?
– Сын.
– Это хорошо, что сын. Сын – это продолжатель рода.
– Какого рода?
– Тьфу ты! Да нашего рода, Погореловых!
– У Ваньки моя фамилия.
– Да неважно! Псину убери, хочу с правнуком поздороваться! – Не обращая внимания на Машу и Тайсона, старушка направилась в спальню.
Тай угрожающе зарычал.
– Псину, говорю, убери!
– Тихо, Тай, – пробормотала Маша, придерживая Тайсона за ошейник.
Происходящее никак не укладывалось в голове. Она пыталась забыть Антона как страшный сон. Ей понадобился почти год, чтобы вернуть душевное равновесие после той встречи в парке. Она уже почти забыла. И тут является эта сумасшедшая старуха и требует познакомить ее с правнуком! Неожиданно в душе поднялась мутная волна злости. Решительно встав с табурета, Маша прошла в спальню.
После электрического света темнота в комнате показалась кромешной. Со стороны Ванькиной кроватки доносились странные звуки: не то хихиканье, не то всхлипывание.
– Антонина Артамоновна, – позвала она, на ощупь двигаясь к источнику звуков и на ходу включая ночник.
– Ангелочек! Ну точно Антошка в детстве! – Гостья стояла перед кроваткой и не сводила взгляда со спящего Ваньки. – Грудью кормишь? – спросила, не оборачиваясь.
– Молока нет.
– Плохо. Я своего до двух лет кормила. Иваном, говоришь, мальчонку назвала? Хорошее имя, правильное. – Антонина Артамоновна всхлипнула. – А саму-то как звать?
– Маша.
– Тоже хорошо. Чаю-то хоть нальешь с дороги?..
Они сидели на кухне друг напротив друга и в полном молчании пили свежезаваренный чай.
– Ну вот что, – заговорила наконец гостья, – если ждешь, что я за Антошку стану извиняться, не жди! – Она нетерпеливо взмахнула рукой, пресекая Машины возражения. – Что у вас там с ним было, не мое дело. Сами разберетесь. У меня за мальца душа болит. Одна его растишь?
Маша кивнула.
– Значит, так, – Антонина Артамоновна сделала большой глоток чаю, – если ты в обиде, если прогонишь, уйду. Без лишних слов уеду. Да вот прямо сейчас… – Она вопросительно посмотрела на Машу.
– Не прогоню, – сказала та устало. – Я рада, что вы… что у Ваньки появилась бабушка. Давайте, Антонина Артамоновна, я вам диван расстелю. Время позднее.
– Какая я тебе Антонина Артамоновна?! – Гостья улыбнулась, испещренное морщинами лицо сразу помолодело. – Я тебе теперь баба Тоня. Поняла? Я, конечно, девушка еще молодая, – она кокетливо поправила крашенные хной волосы, – но для тебя и Ванюшки я баба Тоня. Ты только это… при мужчинах меня бабой не называй. Тогда лучше по отчеству, Артамоновна.
Маша понимающе улыбнулась.
– Хорошо, Антонина Артамоновна.
– Баба Тоня.
– Хорошо, баба Тоня.
* * *
Первую неделю баба Тоня просто гостила: знакомилась с Машей, с правнуком, с Машиными соседями, с Москвой, с московскими порядками. На десятый день она уехала в Питер, в гости к Антону, но вернулась неожиданно быстро, всего через сутки. Хмурая, подозрительно молчаливая, она бросила испытующий взгляд на Машу, прошла в спальню к Ваньке. Маша затаилась на кухне, понимала – Антон ее не пощадил, наверняка сказал бабушке, что Ванька не от него. И кому поверит баба Тоня? Ей, девице, которую видит второй раз в жизни, или своему любимому внуку? Маша невесело усмехнулась, с непонятным ожесточением принялась тереть морковку для салата.
Ну и пусть не верит! Жили они сто лет без этой бабы Тони и еще столько же проживут! Она терла морковку и вытирала непрошеные слезы.
– Чего носом шмыгаешь? – послышался за спиной скрипучий голос.
– Ничего, соринка в глаз попала, – сказала она, не оборачиваясь.
– Знаю я, какая соринка тебе в глаз попала. Чай, не первый год на земле живу. – Баба Тоня с Ванькой на руках обошла стол, села напротив Маши. – Ишь, как глазищами зыркает, – сказала старуха беззлобно.
Ванька радостно залепетал, ухватил бабу Тоню за крашеные кудри.
– Я своего мнения не изменю. – Она погладила мальчика по голове. – Нашей породы малец, погореловской. А то, что его папашка непутевый говорит, – она тяжело вздохнула, – наплюй! Наплюй и разотри. Мужики, они такие. Кобели неразумные. – Баба Тоня легонько пнула разлегшегося у ее ног Тайсона. Пес посмотрел на нее с недоумением, обиженно рыкнул. – Молчи, уж! И ты такой же. Все вы одинаковые. – Баба Тоня перевела взгляд с Тайсона на Машу. – Ну что, внучка, давай думать, как дальше жить.
– Как? – спросила она.
– А вот так! Ванюшку надо растить, учить, женить. Одна потянешь?
– До сих пор тянула.
– Так то до сих пор. Пацаненок растет. В общем, слушай, не перебивай…
Баба Тоня говорила, а Маша не верила своим ушам: баба Тоня собиралась растить, учить и женить Ваньку вместе с ней.
– За няньку с дитем посижу, кушать сготовлю, по магазинам побегаю. Пенсия у меня небольшая, зато кое-что на черный день отложено. Ты, Машка, можешь на работу пойти, когда Ванюшка малость подрастет. Лишняя копейка нам не помешает. А если замуж выйти надумаешь, ну что ж… Захочешь – останусь с вами, не захочешь – уеду.
Баба Тоня закончила свой монолог, выжидающе посмотрела на Машу.
– Спасибо! – Маша не удержалась, обняла ее за плечи. – Мы с Ванькой будем вам очень признательны.
На урегулирование организационных моментов ушел месяц, а потом баба Тоня прочно воцарилась в Машиной квартире и Машином сердце.
Временами им было тяжело вместе. Очень часто их взгляды на мир оказывались диаметрально противоположными. С периодичностью раз в неделю они ссорились. Примерно один раз в месяц баба Тоня «смертельно обижалась» и принималась паковать чемодан. Но всякий раз дело заканчивалось тем, что Маша с покаянным видом просила прощения, баба Тоня выслушивала ее извинения, дулась еще минут сорок для проформы, и все становилось на свои места. До следующей ссоры…
