скачать книгу бесплатно
– Нихера себе у вас курсовые, – Артур покачал головой. – Это где ж такому журналистов учат?
Ой.
Сашка быстро наклонился – вроде как поправить тапок на ноге, одёрнуть штанину. Только-только успокоившийся пульс вновь заколотился.
– Ну, я о дайверах писал, – он выпрямился, взглянул Артуру в глаза. – Заодно и про кессонку собрал материал.
Артур, помедлив, кивнул.
– Тогда пошли – покажу тебе, какие штуки мы используем, чтобы выходить, не рискуя подхватить кессонку.
Вершинин стоял под вывеской и курил. Повлажневшая ладонь крутила и мяла телефон – он уже отправил смс-ку, и вторую, и третью.
Он не очень хорошо помнил, что именно было в них.
Он ждал звонка. Знал, что звонок будет.
Или он обыщет весь Питер и вытащит этого… этого…
Пусть смотрит в глаза и отвечает. Хоть раз пусть не зассыт.
Дождь уже начинал накрапывать, за ворот падали первые капли. Вершинин затушил сигарету, кинул её в урну, зашёл под козырёк.
Трам-там-там по карнизу.
Телефон ожил, завибрировал. Вершинин ткнул пальцем в кнопку, прижал его к уху.
– Алё? – голос тихий, напряжённый. – Дядь?
– Сашка! Сашка, твою –
Мать-мать-мать! – загремело каплями по карнизу, пульсом в ушах Вершинина.
– Ты какого… ты какого хуя, блядь, в Питере делаешь?
Мнётся. Сопит что-то.
– Мне с лодки докладывали, что ты на борту! – закричал Вершинин. Дождь ливанул, зашипел, даже под козырьком лицо обдавали брызги. – Кочетов не мог так меня наёбывать! Он бы не продался, даже если б ты ему свою квартиру отписал! С почкой, лёгким и анальной девственностью в придачу!
– Дядь Слав, – вздохнул Сашка в трубку. – Извини.
Вершинин помолчал, глотая холодный чистый воздух ливня. Постоял.
– Саш, – тихо сказал, устало, чувствуя, как ноют перетруженные связки. – Хватит игр. Это уже не розыгрыш. Ты кому-то отдал документы, так? Кому-то из своих больных на голову дружков. И не знаю, как, но этому человеку удалось попасть туда вместо тебя. Это очень серьёзно, Саш. Пострадать могут все – и он, и ты, и я.
– Дядь Слав, честное слово, на лодке ни один…
– Стоп, – выдохнул Вершинин, – это не для телефона. Приеду – поговорим.
Сглотнув, он добавил:
– Скажи только, кто.
– Дядь Слав, честное слово, я даже не предлагал, – забормотал Сашка. – Я только сказал, что мне там будет очень плохо, а она посмеялась и говорит, дескать, знаю, как тебя спасти…
Вершинин почувствовал, как ему в загривок впиваются тонкие острые иглы – одна за другой.
– Саша, – пропихнул он сквозь спазм в гортани. – Кто?
– Замечательно у вас выходит, Александр Дмитриевич.
Замполит наклонялся, заглядывал через плечо. Густо-серая тень от его головы ложилась на ватманский лист и тут же вновь уползала: он спохватывался, отступал на шаг. Ходил кругами, снова наклонялся:
– А акулу, может, побольше сделать? И позубастей?
Можно и позубастей, долго ли. Так-то хуже всего, когда со стороны пытаются влезть и рассказать тебе, каким должен быть твой рисунок. Но ведь эти плакатные лодки, катера, акулы – это всё ненастоящее, вроде как в школе на рисовании. Учительница подходила и говорила: вот здесь подтереть, а тут заштриховать. И надо было подтереть и заштриховать поскорее, пока не прозвенел звонок, потому что рисование было последним, а дядя ждать не любил, его резкий голос прокатывался по всему коридору: «Ну где ты там, а? Слышь, пацан, Альку позови!»
«Кого?»
Алькой её в школе никто не звал. Сашка да Сашка – а вот дядя путался и сердился: «Это ж надо было так назвать – Александр и Александра! А вам-то самим не стыдно надо мной шутить? Понятно же, что я щас зову не тебя, а того, кто окно разбил!»
Он пытался называть её Шуркой, но от этого имени она отказалась твёрдо. Сошлись на Альке, мало-помалу даже брат привык.
Ну а здесь, на лодке, путаться не приходилось. Сашка. Александр Дмитриевич Вершинин, будущий журналист.
Вот с кессонкой она не прокололась чудом. Похвастаться захотелось, утереть Караяну нос. Сейчас бы стояла уже перед командиром, старпомом, замполитом, особистом и давала бы показания о том, как она докатилась до жизни такой.
А в самом деле – как?
И ведь уже почти не нервничала, переодеваясь, пока Илья Холмогоров мирно валялся у себя наверху или уходил на вахту. И не гадала, может ли кто-то что-то разглядеть под её робой, по-научному – РБ, костюм радиационной безопасности. Насчёт душа она вначале беспокоилась больше всего, но оказалось, что ей вполне по силам вымыться и переодеться за пару минут, пока смена ещё не пришла с вахты на помывку, а воду в цистерну уже подали.
Никому на корабле особо не было до неё дела, и, пожалуй, её это более чем устраивало.
Всё-таки правильно Караян сказал, провожая её в отсек: страшнее всего, когда человек начинает осваиваться в опасном месте. Тут-то он и теряет бдительность.
Ладно. В другой раз она так не ошибётся. А Артуру ведь не повредит немного пересмотреть свои представления о журналистах, правда?
– Вот хорошо, Александр Дмитриевич, давайте так оставим. А знаете, что я думаю?
Нет, конечно, она не знает. Что на уме у Константина Иваныча, не один оракул не предугадает.
– Давайте мы с вами к картинкам сделаем подписи! В стихах.
– Сложно, – она покачала головой. – Со стихосложением я не очень дружу.
– Так у меня одно уже готово.
Замполит проворно раскрыл пухлую синюю папку на завязочках.
– Любовью нашей доблестной страны
Все наши мысли, все сердца согреты,
И к ней стремятся песни и мечты
Полётом баллистической ракеты!
Он хлопнул ладонью о ладонь, глаза сверкнули творческим восторгом:
– Ну как?
Сашка вдохнула и выдохнула.
– Чувствуется энергия и сила, Константин Иванович. Но, боюсь, командиру не понравится.
– Да почему же?
– Ну, не знаю, как он, а я бы на его месте предположил, что ракеты вы собираетесь запускать как раз по родной стране. Раз они к ней стремятся.
Замполит нахмурился, помолчал, едва заметно шевеля губами. Скомкал листок.
– Буду думать ещё. И вы, Александр Дмитриевич, думайте!
Ну разумеется.
Вершинин сидел на диване, сняв китель. Форменная рубашка липла к спине – не то от дождя промокла, не то от пота. Надо у Сашки сухое что-нибудь попросить. Да. А самому бы горло промочить, в горле сохло нещадно, но сейчас лучше рассуждать на трезвую голову, да и водки нормальной у Сашки хрен найдёшь или хотя бы коньяка. Сплошь ядовито-цветные ликёры в бутылочках за стеклом.
Сам Сашка оседлал угол стула, смотрел, опустив голову, куда-то в сторону ступней Вершинина. Кот нашкодивший.
– Сестру свою отправил на атомную подводную лодку, – тихо говорил Вершинин. – Молодец. У тебя в голове ничего не щёлкнуло? Она же одна у тебя, один на свете человек, которому до тебя, долбоклюя, дело есть. Я что? Я сегодня хожу, а завтра хлобысь – сердце или ещё что-нибудь, и останешься ты сам за себя. И пропадёшь, если некому будет за тобой приглядеть.
– Что вы такое говорите, дядь Слав, – буркнул Сашка. – Живите долго.
– Да с твоими фокусами копыта откинешь лет на десять раньше положенного! – съязвил Вершинин, откинулся на плюшевую спинку дивана. – У этой-то дурёхи вроде бы мозги не слиплись ещё, как она-то согласилась?
– Не соглашалась она, дядь Слав, – Сашка подался к нему. – В смысле, я её не уговаривал, мне вообще в голову не приходило. Мне просто страшно было так, что пиздец. А Алька говорит: давай я за тебя. Я, говорит, не знаю, куда иду, что люблю и в чём смысл меня. Может, там попробую разобраться.
– Смысл, – пробормотал Вершинин. – Я ей устрою смысл. Начиталась сопливых книжонок. От безделья всё. Академ взять – пожалуйста, картинки малевать целыми днями – пожалуйста. Я ей устрою сеанс медитации – живо она у меня просветления достигнет… Но ты-то? – он ввинтился взглядом в Сашку. – Ты хоть понимаешь, в какую глубокую задницу вы залезли? «Белуга» – военный объект. А эта ссыкуха пролезла туда без допуска к государственной тайне и, что ещё хуже, под чужими документами. Вы же сесть можете оба! И я заодно с вами. Спасибо – устроили вы мне подарочек под конец карьеры.
На подлокотнике затренькал телефон. Вершинин потянулся к нему, торопливо принялся вбивать смс-ку.
– И за сегодня – спасибо большое. Посидел с товарищами на природе, шашлыков пожарил. Спасибо, Сашенька.
– Дядь Слав, да никто же не узнает! – Сашка поднял голову. – И вы бы не узнали, и всё было бы в порядке. Как же вы меня вычислили?
Вершинин поморщился.
– Увидел, как ты из турфирмы выходил. Улетать собрался?
– Ну да, на Кипр только загранпаспорт нужен, а он при мне остался. Хотел, чтоб уж точно мы с вами нигде не пересеклись, – Сашкин рот скривился.
– И за Альку мне смс-ки писал?
Вершинин поднялся, прошёлся по комнате. В боку поскрёбывало.
– Я даже не мог всерьёз подумать, что это действительно ты. Так, кольнуло что-то. Зашёл в турфирму, расспросил. Они, конечно, сначала – а вы кто? а с какой целью? Ну, разговорить-то я умею, – он невесело усмехнулся. – Так и так, всё верно, Вершинин Александр Дмитриевич, Кипр, Греция и Испания, на два с половиной месяца…
Остановившись, он взглянул на Сашку в упор.
– Подлый ты. Она хоть дура, да без гнили. А ты гниёшь уже давно.
– Дядь Слав, – он привстал, – ну виноват я, виноват! Но она же сама…
– Сама, – повторил Вершинин. – Вот об этом я и говорю.
Сашка помолчал, ковыряя носком ступни гладкий пол.
– Дядь, – тихо позвал. – Что мне делать теперь?
Вершинин пожал плечами.
– Сдавать билеты. Ты допуск к гостайне подписывал – хрен тебе, а не заграница, пока пять лет не пройдёт. Радуйся, что тебя поймал я, а не погранконтроль.
Сашка вздохнул.
– И молиться, чтобы Алька, во-первых, вернулась живой и здоровой, во-вторых, чтобы никто про ваш маскарад с переодеванием не узнал.
Помолчав, Вершинин нервно хмыкнул:
– Нет, ну как она это собирается делать? На лодке-то!
Глава 8
– Роман Кириллыч, разрешите? – в салон командира заглянула лысеющая голова старпома.
Ну, это он так называется – салон. На деле – две комнатушки, в одной – рабочий стол, шкаф с бумагами, кое-как пристроенный у стенки компьютер, в другой – застеленная койка и ещё один шкаф, для одежды и всяких безделушек с берега. Когда Кочетов принимал корабль, матросы коробками выносили журналы, кассеты, книги, принадлежавшие его предшественнику. С разворотов призывно улыбались обнажённые красавицы, книжки пестрели заголовками в духе «Бешеные Волки-2: возвращение Слепого Снайпера». Кассеты Кочетов проверять не стал – впрочем, наверняка матросы исправили за ним это упущение.
Перед первой своей автономкой в качестве командира (когда ж это было, Господи? Семь лет назад? Восемь?) Кочетов подумывал взять с собой гитару. Но ведь гитара и в кают-компании есть – бери кто хочешь, командиру уж точно не откажут, жаль только, времени взять её в руки никак не находилось. А в каюте она только мешала бы. Если тревога, авария, упадёт ещё, отшибёт тебе что-нибудь или проход загородит.
Вообще, чем меньше вещей на корабле, тем лучше.
– Заходи, Палыч, – Кочетов выключил монитор со схемами акватории, повернулся на стуле. – Садись.
Старпом покосился на него с сомнением:
– Роман Кириллыч, а что это ты сегодня не ходил на обед с командой? Тебе хоть еду принесли?
– Только что вестовой тарелки забрал, – Кочетов махнул рукой. – В кои-то веки я хоть поел с аппетитом. А то сижу с вами, как кол проглотил: только бы не раскашляться, думаю. И так уже все косятся.
