Внутри. Часть вторая

Катрин Корр

Внутри. Часть вторая

Пролог

Музыканты играли превосходно. Изысканные блюда таяли на языке, в воздухе невидимыми облаками проплывали утонченные ароматы женских духов. Огромные вазы с цветами на каждом столе, шелковые скатерти и белоснежные салфетки с крупным кристаллом в форме сердца…

Двухметровая пирамида из дорогого шампанского.

Серебряные столовые приборы.

Серебряные подсвечники.

Серебряные салфетницы.

Кремового оттенка карточка с именем гостя, под которым каллиграфическим почерком были выведены две идеальные серебряные буквы: «А.А.». Сдержанная роскошь в каждой детали. М-да. А, впрочем, это лишь спектакль.

Заглядевшись в свой бокал с виноградным соком и мысленно приглушив громкость живой музыки, которая звучала паршивее блюющего в подъезде бомжа, он ещё раз напомнил себе, почему продолжал находиться здесь. Почему молча и терпеливо выносил на себе косые, осуждающие и прохладные взгляды присутствующих. Почему был вынужден сидеть с опущенной головой и вежливо улыбаться, когда его деланно-виноватый взгляд ненароком встречался с чужими. Почему сдержал смех, когда некогда лучший друг едва не заплакал от переполнивших его чувств, после чего заключил его в прощающие и понимающие объятия. Почему позволил себе быть ничтожным и беспомощным на глазах у трех сотен людей.

«Я знаю, что Богдан совершил ошибку. Большую и, по мнению многих, непростительную. И, наверное, помни я о каждом его шаге и действии, считала бы также. Но я не помню. Я не знаю, что чувствовала, когда он досаждал мне своим вниманием, потому что в моей жизни этого…словно не было. Не помню, что почувствовала, когда он…ударил меня. Знаете, это даже говорить очень странно и нелепо, потому что этого просто не может быть! Я знаю Богдана как доброго, отзывчивого, вежливого и воспитанного человека. Вы спросили о моем отношении к нему, таков мой ответ. Ведь я помню только это. Таким он остался в моей памяти. Видео, которое мы только что посмотрели, как будто ненастоящее! Для меня это словно отрывок из какого-то фильма с актрисой, которая очень похожа на меня. Все совершают ошибки, но не каждый умеет их признавать. Послушайте, я просто хочу, чтобы у Богдана была возможность исправить свои. У него есть любящие родители, верные друзья, мечты и цели. Он хороший человек, просто…он ошибся».

Миновало чуть больше года с того дня, как ему был вынесен приговор, а он помнил каждое её слово… Да. Три года условно, в течение которых он каждый месяц обязан отмечаться в уголовно-исполнительной инспекции, проходить химико-токсикологическое исследование крови и не контактировать с Адель в течение одного года. Последнее оказалось самым беспощадным наказанием, и даже то, что оно подошло к концу ещё неделю назад, не позволило ему расслабиться. Пропасть между ним и самой желанной девушкой в мире оставалась всё такой же бескрайней и непостижимо глубокой. И так будет ещё очень долго. В лучшем случае полгода, потому что терпение – это искусство ждать, не теряя надежды. Потому что терпение – это не просто ожидание, это способность сохранять спокойствие в любой ситуации. Потому что терпение – показатель мудрости человека, его силы духа и духовной зрелости. И она обязательно это увидит. Она будет восхищаться им и гордиться!

«Вы боитесь подсудимого? Вызывает ли он у вас тревожные и неприятные чувства? Вам неспокойно находиться рядом с ним?»

«Нет. Я не испытываю страх, не чувствую приближения тревоги или чего-то ещё. Поймите, Богдан для меня – друг семьи. Сын близких друзей моих родителей. Он лучший друг…Аверьяна – родного сына моих приемных родителей. То, что происходило в течение нескольких месяцев: его преследования, проявление навязчивого внимания и похищение – это всё стерлось из моей памяти. Для меня не существует другого Богдана. Есть только тот, с которым я познакомилась, когда они с Архипом вернулись из Америки. Я знаю, что многим мой ответ не нравится, но здесь ведь нужно говорить честно. Это я и делаю».

Тогда он не понимал, насколько сильно его лучшему другу не понравились слова его сестры. Точнее, девушки. Ведь она говорила совсем не то, что должна была, чтобы упечь его за решетку на несколько лет и позволить своему лживому, подлому и бессовестному «братику» беспрепятственно с нею сближаться!

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Смочив пересохший рот виноградным соком, он с силой поджал пальцы ног в лакированных туфлях за восемьдесят тысяч. Бестолковая мозгоправша в центре реабилитации неустанно повторяла, что в моменты, когда охватывает тревожность, нужно медленно и глубоко дышать. В минуты подступающей злости – медленно и глубоко дышать. Беспричинный смех? Медленно и глубоко дышать. У идиотки, жрущей на завтрак, обед и ужин фастфуд целыми тоннами, было одно решение на все случаи жизни. Сколько раз он смотрел на нее сквозь искусственную пелену вины и боли в глазах, представляя, как с одного удара лишает её квадратных, как у лошади, зубов, которыми она перемалывала вонючие бургеры? Вот, что его успокаивало, а не гребаное дыхание. А ещё растекшаяся по асфальту рожа Аверьяна. Его залитый собственной кровью рот, его бездыханное и обмякшее тело…

«Для меня не существует другого Богдана. Есть только тот, с которым я познакомилась, когда они с Архипом вернулись из Америки».

Бледно-голубые глаза плавно закрылись, а уголки плоских губ приподнялись.

Милая, прекрасная, честная и идеальная во всех смыслах Адель несла правду в этот мир! Она словно напевала мелодичным голоском трогательную песню, в которой ненавязчиво просила суд быть снисходительнее к подсудимому… К нему, который оступился. К нему, который в какой-то момент времени позволил отчаянию взять верх над силой духа. К нему, который раскаивался и обещал встать на путь исправления. Её добрые и искренние слова о нем звучали самой прекрасной песней в его ушах на протяжении многих месяцев. Да, он поступил плохо. Он совсем не хотел ударить её, и она знала об этом. Да он и не помнил уже, как это вышло! Адель забыла, и он тоже.

– Подушку принести? – раздался женский голос над его головой. Его веки поднялись, а плечи незаметно опустились.

– Дарина, – он нерешительно взглянул на нее. – Я не спал.

– Ой, да брось! – фыркнула она, забрав со стола чей-то бокал. Влив в себя его содержимое, она села на стул и закинула ногу на ногу. – Спал и спал, что такого? Тут это простительно.

В любой другой день он бы с радостью бросил злую шутку в её адрес, как это частенько случалось в былые времена. Но теперь он другой: виноватый, опозоренный, никчемный и слабый. Таким его должны здесь увидеть. К счастью, так будет не всегда. От силы шесть месяцев, которые он посвятит самосовершенствованию, после чего уничтожит Аверьяна, как мерзкого таракана, проникшего в его жилище. Он натоптал в нем. Наследил. Решил, что безнаказанно присвоил себе чужое сокровище. Но как бы не так. И очень скоро всё встанет на свои места.

– Меня уже тошнит от всей этой дешевой показухи! Скорее бы уже полночь, и мы все разъехались по домам.

– Извини, что спрашиваю, но у тебя что-то случилось? – поинтересовался он с деланным смущением.

– Чего-чего? – хмыкнула девушка и закатила хмельные глаза. – И когда я ещё такое услышу от Богдана Савельева: «Извини, у тебя что-то случилось?» – повторила она настолько дурацким голосом, что ему очень понравилась мысль о её вырванном языке.

– …Не понял?

– Ну, ты же типа и слов-то таких не знаешь. Да, забей! – отмахнулась она. – Нашла кому на уши присесть.

Он нарочно ничего не сказал, потому что отлично знал, что его пьяная собеседница не сможет сидеть молча.

– Как тебе всё это? – спросила она, не выдержав и полминуты. – Или с тобой нельзя такое обсуждать?

– Что именно?

Господи, как же ему осточертело изображать из себя забитого недоумка.

– Ну, это! – обвела Дарина неодобрительным взглядом пространство вокруг. – Ау? Мы на свадьбе вообще-то.

– И это чудесно. Разве ты имеешь что-то против свадеб?

– Но это не просто свадьба каких-то людей, Богдан. Виновники торжества – Аверьян и…Адель. Разве это не дикость?

– Прости, Дарина, но я не понимаю, что пытаешься мне сказать.

– Тебе что в том центре промыли мозги? Или твои достали, а чужие вставили? Ау? – закатила она пьяные глаза и схватила со стола его бокал с соком. – Это вообще-то Аверьян и его сестра, в которую ты был по уши влюблен!

Залпом выпив содержимое, Дарина съежилась, словно выпила кислоту.

– Фу, что это? Сок?

– Я не употребляю алкоголь.

– Божечки, да тебя что, загипнотизировали? Что с тобой происходит, парень? Знаешь, раньше ты был поинтереснее.

– Я рад, что был. Потому что то, какой я сейчас, нравится мне намного больше.

Чушь собачья. Чушь собачья. Чушь собачья.

– То есть, ты хочешь сказать, что тебя всё устраивает, да?

– Я ведь уже сказал там, на сцене. Я рад и поддерживаю их решение. Только не понимаю, почему против ты?

Всё он понимал. Эта дура с самого детства была безоглядно влюблена в Аверьяна. Вернись он тогда сюда со своими друзьями, возможно, у этой курицы и получилось бы заинтересовать его. Возможно. Разве что накачав его алкоголем и снотворным и прилечь рядом, потому что Аверьян не то что не обращал на нее внимания, он в принципе не видел в Дарине девушку, которую хотелось трахнуть даже разок.

– Потому что это мерзко, – ответила она, забрав с подноса проходящего мимо официанта бокал с шампанским. – Они брат и сестра, Богдан. И как Ника с Кириллом могли такое допустить? Что теперь о них будут говорить люди?

– Аверьян никогда не считал её своей сестрой. По сути, так оно и было.

– Но они из одной семьи! Это аморально.

– Они не родственники.

– Но у них одни родители.

– Да, но для Адель они не родные, а приемные.

– Черт, какой же ты нудный! Я думала, хоть ты-то меня поймешь, но нет, ты теперь у нас несчастная и побитая собака, которая охотно согласится поднять лапку за кусок черствого хлеба! Господи, а я ещё её от близняшек в детстве защищала, – пробормотала Дарина, после чего сделала два больших глотка шампанского. – Ведьма.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Он представил, как его кулак выбивает челюсть жениха. Как зубы вылетают из его рта и рассыпаются по полу с приятным постукиванием.

«Я не испытываю страх, не чувствую приближение тревоги или чего-то ещё. Поймите, Богдан для меня – друг семьи».

Его злость мгновенно сошла на нет.

– Я ведь столько ждала его, – произнесла Дарина, склонив пьяную голову над столом. – А эта девчонка заполучила его по щелчку. У меня до сих пор перед глазами эта мерзкая картина!

– Какая картина?

– Ну, как они объявили о своих отношениях, – шмыгнула она носом. – А-а, тебя же там не было.

– Где меня не было?

– В караоке, – хмыкнула Дарина и влила в себя остатки шампанского. – Тебе что, не рассказывали?

Его челюсти сжались, однако плоские губы продолжали виновато улыбаться.

– Во время лечения контакты со мной были запрещены.

– Так я знаю! Но ты уже как полгода на свободе. Что, разве Архип тебе не рассказывал? Или кто-то ещё?

– У меня много работы. Только она ненадолго заставляет забыть о том, каким дерьмом я был. Я редко выхожу в люди. Да и со мной редко кто изъявляет желание встретиться.

– Черт. Никогда не думала, что скажу это, но мне тебя жаль. Правда. Знаешь, я долго думала о том, что было, и сколько бы раз ни пыталась скинуть всю вину на тебя, меня всё равно не отпускала мысль, что не ты один виноват в случившемся. Адель водила тебя за нос. Она посылала тебе сигналы, мол, да, я не против с тобой повеселиться, а когда ты делал к ней шаг, она отталкивала тебя. Ещё у нее вдруг парень появился. Сразу, как приехал Аверьян. Я тогда и подумать не могла, что это он и есть.

Да. И он тоже. У него было достаточно времени, чтобы обдумать всё, что происходило с момента возвращения Аверьяна. Он вспоминал, как просил друга о помощи, как тот делал вид, что ему подобное не интересно, но по-дружески обещал сделать всё возможное. Как настоятельно советовал уйти с головой в работу, чтобы самому сблизиться с Адель. Ублюдок. Весело же ему было наблюдать за теряющим рассудок другом. Пока он сходил с ума от невозможности достучаться до любимой, тот уже запустил в нее свои щупальца. Он трогал её. Он чувствовал её. Он дышал волшебным запахом её кожи…

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

– Ты не права, Дарина, – сказал он, прикрыв белой салфеткой с проклятым кристаллом внезапную эрекцию. – Во всем, что случилось, виноват только я.

– Всё понятно. С тобой это обсуждать бесполезно.

– Так и что было в караоке? Ты поразила всех своим чудесным голосом?

– Раньше ты надо мной смеялся.

– За что искренне прошу у тебя прощения.

– Ладно, – вздохнула она, постучав по его руке. – Обновленный Богдан нравится мне больше прежнего, хоть он и жуткий зануда!

Эта идиотка собирается отвечать на его вопрос или нет?!

– Тот вечер в караоке мы устраивали для Адель. Она очнулась после своего летаргического сна длиной в сколько-то там дней. Короче, мы планировали петь, танцевать и веселиться, а у меня были свои планы. Ну, знаешь, я думала, что мы с Аверьяном как-то сблизимся: выпьем, расслабимся, споем и поговорим.

– Кажется, ничего не вышло, да?

– Аверьян вышел на сцену и поразил всех неповторимым голосом. Он просто…невероятный. И вдруг в какой-то момент Адель поднимается к нему, они несколько секунд смотрят друг на друга, как в дурацком сопливом фильме, представляешь? А потом он просто целует её! На глазах у нас всех!

– И правда, – комментировал он, чувствуя, как от злости трясется каждый его орган. – Как в кино.

– Ника чуть в обморок не упала! Я думала, что сплю. Смотреть на это было омерзительно. А потом Аверьян объявил, что они пара, представляешь? Впервые увидев друг друга, они поняли, что никогда не станут братом и сестрой. Между ними любовь и бла-бла-бла. У меня чуть сердце не остановилось, я хотела кричать во всё горло, но вместо этого визжала, как поросенок. Я была в шоке. Архип вывел меня на улицу, а потом отвез домой, потому что… К черту! Где ещё шампанское? Знаешь, что я думаю обо всем этом? – спросила она, пошатнувшись на стуле. – Я думаю, что психи здесь только они, – кивнула она на стол молодоженов, – и те, кто их поддерживает.

Поцеловал её. Объявил об их отношениях. Прямо на сцене. В микрофон.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

– Этот аморальный брак продлится недолго, – прервала его мысли Дарина, неуклюже поднимаясь со стула. – Надеюсь, их медовый месяц станет последним спокойным и беззаботным временем, которое они проведут вместе. Черт, – фыркнула она, наклонившись к его уху, – ты ведь чуть в тюрьму не сел из-за этой хитроумной девчонки! Ты давай береги себя. И мышцы наращивай, – усмехнулась она, потрогав его костлявые плечи. – Кстати, тебе бы пошла легкая небритость и слегка взлохмаченные волосы. Не думал, может, именно это привлекает Адель в мужчинах?

Постучав по его плечам, Дарина, споткнувшись о собственную ногу, побрела на танцпол. Где-то в стороне раздался звон разбившейся посуды в сопровождении громких голосов, выпаливших: «На счастье!»

Надо же, каков ловкач, его лучший друг. Ему бы в цирке выступать и жонглировать мандаринами. Спутал мысли несчастной девушки, обманул собственного друга, убедил родителей в правильности своего решения, основанного лишь на плотском желании овладевать самым прекрасным женским телом… Иначе зачем жениться на собственной сестре?

Потому что она неповторима.

Она удивительна.

Она горяча и желанна.

Не найдется на свете другой такой же… Адель одна. Его пальцы до сих пор помнили её мягкость, её тепло и пульсирующее желание. Если бы не гребаная наркота, превратившая его мозги в изюм, он бы ни за что не поддался страху. Она ведь просто спала, а не балансировала между жизнью и смертью. Он не причинил бы ей никакого вреда! Если бы он не струсил, если бы мыслил здраво, они бы уже были вместе далеко отсюда и играли собственную свадьбу!

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Терпение – это не слабость, а сдерживаемая сила.

Терпение – это не смирение в молчаливом ожидании перемен, а время для разработки стратегий долгосрочного решения проблемы.

И для него эта проблема – Аверьян.

1

6 месяцев спустя

Хочу, чтобы он остался. Покрываю поцелуями его шею, запускаю руки под поло и провожу ногтями по спине, мысленно убеждая себя, что это всё не от отчаяния. Я знаю, что ему нравится, знаю, что мое желание заводит его, как двигатель спортивной машины. Знала.

– Да, я буду в студии через сорок минут, – говорит Аверьян кому-то по телефону, а мои руки заползают под пояс джинсов. – Стелла уже ждет вас. Увидимся, до встречи.

– Сорок минут? – спрашиваю, прикусив его нижнюю губу. Развязываю пояс своего халата, предвкушая пылающий огнем взгляд. – Значит, мы никуда не торопимся.

– Постой, Адель, – тормозит он меня, обхватив мои запястья теплыми пальцами, – мне правда нужно ехать. До встречи с Дариной и её подругой я должен заехать в типографию и забрать готовые буклеты, потому что Костя не сделал этого во время. А теперь он заболел. В последнее время я сам себе помощник.

Чмокнув меня в лоб, Аверьян хватает ключи от своей машины и надевает кеды.

Нет, я ещё не на грани. Потуже завязываю халат, под которым нет ничего, что помешало бы ему взять меня здесь и сейчас. Как раньше. Как это часто случалось до его чрезмерной занятости.

– Новый проект? – спрашиваю, сложив руки на груди.

– Ага. Подруга Дарины – совладелица известного косметического бренда. Они запускают новый продукт и хотят, чтобы я провел съемку.

– С каких пор ты стал фотографировать баночки с кремами?

– Я не работаю с баночками, Адель, – выпрямившись, отвечает он. – Все мои проекты имеют лица и содержание. Отснять баночки может любой желающий на камеру телефона. А я работаю только с людьми, и если кому-то это не нравится, мы расходимся. Ты ведь это знаешь.

– Я просто спросила, Аверьян.

– А я просто ответил. До вечера.

⁂

– Я почувствовала себя голой, – делюсь своими чувствами с подругой за обедом спустя несколько часов. – В очередной раз.

– Что с ним происходит?

– Не знаю, – заправляю волосы за ухо. – С тех пор как мы вернулись из медового месяца и ушли каждый в свою работу, между нами словно невидимая стена, которая временами исчезает, а потом снова внезапно появляется. Может, это, конечно, и есть реальная супружеская жизнь, – издаю смешок, смешанный с подступающим отчаянием на ранних стадиях. – Или же Аверьян сожалеет о том, что сделал.

– Сожалеет, что сделал тебе предложение полтора года назад? Пф! Ты хоть не говори такое никому. До свадьбы вы встречались целый год, и у вас всё было прекрасно.

– Да, потому что Аверьян много раз летал в Америку на съемки, а когда возвращался, налаживал работу новой студии. Он много месяцев искал личного помощника, толкового администратора и… Я к тому, что с тех пор как его стали забрасывать предложениями… Когда стало известно, что сам Аверьян Кох и его студия базируются здесь, всё резко изменилось. Его хотят все, и теперь он словно всё время там – на работе, на встречах, которые часто проходят то в клубах, то в ресторанах, и этому нет конца. И я, кажется, тоже должна встать в эту очередь.

И аппетита у меня теперь нет. Мой муж не первое утро отказывает мне в близости, потому что ему нужно успеть переделать кучу дел. И в связи с этим, как, наверное, у любой любящей женщины, в моей голове закрадываются дурные мысли. Такие, что имена Стелла, Дарина и все прочие вызывают колючее раздражение.

– Я ещё пока не злюсь на него, – говорю с вынужденной улыбкой, – но если он и дальше будет продолжать в том же духе, я рискую стать зачинщицей громкого скандала. Первого в нашей совместной жизни. Я и подумать не могла, что дело, которому он предан всей душой, будет так меня раздражать.

– По правде говоря, я не ожидала такого от Аверьяна. Нет, я всё понимаю: любимая работа, ответственность, желание заработать и потратить, поддержание своего статуса и всё такое, но отказывать тебе в сексе? Тебе – его жене, простите? Где такое видано, чтобы молодой и крепкий мужчина не желал близости с женщиной? Со своей женщиной, – уточняет Настя.

– Знаешь, когда ты говоришь об этом, проблема уже не кажется мне настолько серьезной, – говорю с улыбкой. – Пока что.

– Ты ведь только про утро говоришь? – спрашивает Настя, сложив руки на столе. – Ночью-то у вас всё в порядке?

– Да. – Мой ответ звучит неуверенно, и Настя вопросительно поднимает бровь. – Мы не занимаемся сексом каждую ночь, потому что у него то работа допоздна, то встречи, то телефонный разговор с Нью-Йорком, то дружеские посиделки в пабе с Архипом и Богданом. Последнее, кстати, единственное, что меня радует из всего этого списка.

– Но так нельзя. С чего вдруг такая занятость? Для него что, работа превыше отношений с женой?

– Может, с того, что после свадьбы мы стали жить вместе? До этого наши чувства горели и искрили, потому что мы не видели друг друга каждый день. А может, штамп в паспорте означает конец романтики и страсти и является для мужчины конечным результатом его завоеваний? Вариантов много, – опускаю глаза на свою кружку с остывшим кофе, – выбирай любой.

– Аверьян любит тебя.

– А я не говорю, что не любит. Он меня просто не хочет, как раньше, потому что в его голове одна работа и…возможно, кто-то ещё.

– Ты что? – смеется Настя. – Не неси бред! Вы женаты полгода, и Аверьян без ума от тебя!

Без ума настолько, что в нашей постели вдруг резко и неожиданно похолодало.

– Это так, – пожимаю плечами, бросив взгляд в сторону, – мысли вслух.

– Плохие мысли! Я в жизни не поверю, что Аверьян может так подло и низко поступить с тобой. Учитывая всё, что между вами было, вы просто созданы друг для друга.

Залив неприятный осадок внутри еле теплым кофе, тихо спрашиваю:

– А что именно между нами было?

– Адель…

– Нет, серьезно. Что такого мы пережили? Кучу потраченных нервов, расставаний и воссоединений? Боль, утрату и болезни?

– Адель, тьфу на тебя!

– А что тогда? – смотрю на подругу, искренне пытаясь понять. – Проблемы с его лучшим другом, который сунул меня в багажник, а я этого даже не помню?

– Послушай, я понимаю, в твоей голове сейчас сотни мыслей и дурных предположений, и все они неприятные. Секс в браке очень важен, и когда его мало или…очень мало, естественно возникают вопросы: почему, по какой причине, виновата ли я или просто сейчас такой период? Я уверена, через это проходят многие пары, Адель.

– Но не в первые полгода супружеской жизни, – говорю с горькой усмешкой и замечаю за дальним столиком знакомое лицо. – Существуют кризисы одного года, трех, пяти, семи и далее лет. А нам всего-то шесть месяцев… Ох, надо же, – говорю, наклонившись к столику. – Здесь Богдан с какой-то девушкой.

Настя едва не давится чизкейком и вытаращивает на меня глаза.

– Где?

– Только не крутись, веди себя естественно.

Опустив приборы на края тарелки, Настя наклоняется и поправляет пышный низ воздушной черной юбки и как бы невзначай устремляет взгляд на парочку.

– Это точно Богдан? – спрашивает она шепотом, вернувшись в исходное положение. – Ты уверена?

– Разумеется.

– Господи боже… А он очень изменился!

– Да, это так.

– Не хочется этого признавать, но выглядеть он стал намного лучше, чем был до сотворившего собственными руками кошмара.

– Когда ты уже забудешь об этом?

– Никогда, – ударяет она указательным пальцем по столу, а потом снова оборачивается. – Но опять вынуждена признать, к сожалению, что он симпатичный. Последний раз я видела его на вашей свадьбе. Видок у него был жалкий. Накачался, что ли?

– Они с Аверьяном вместе ходят в тренажерный зал.

– М-м. И как, кстати, отношения между ними?

– Кажется, хорошие. Говорю же, часто встречаются в пабе.

– «Кажется»?

– Аверьян редко говорит со мной о Богдане. Да и я не особо интересуюсь. Знаю, что они часто видятся, вместе в зал ходят и созваниваются. Мне этого достаточно. Кстати, – усмехаюсь, отставив в сторону недоеденный десерт и недопитый кофе, – я его тоже последний раз видела на нашей свадьбе. Он действительно отлично выглядит.

И это правда. Однако когда улыбчивый взгляд Богдана случайно замечает меня, удивляется и на мгновение становится растерянным, я понимаю, насколько сильно он изменился внешне. Волосы стали чуть длиннее, и теперь они лежат естественно небрежно, несколько прядей падает на высокий и выразительный лоб. Его лицо как будто стало чуть шире и заостреннее. А ещё Богдану идет легкая небритость.