Его сумасшедшая девушка

– И ты думаешь, что это сработает?

– Если ею станешь ты – абсолютно точно.

– Что это значит? – хмыкаю я, сложив руки на груди.

– Давай смотреть правде в глаза: ты истеричка? Истеричка, – кивает он. – От злости способна уничтожить даже то, что тебе не принадлежит? Способна. Если знаешь, что не права, будешь всё равно стоять на своем? Будешь. Ко всему прочему, ты дерзкая, грубая, не тормозишь с ответом, остроумная в хамстве и красивая. А ещё тебя возненавидела Оля и это навсегда. Полагаю, достаточно, чтобы уничтожить психоз в её голове, подавить восстание гормонов или черт знает чего ещё, а также убедить всех, кто с ней солидарен, в нелепости идеи свести нас.

– Значит, я – истеричка.

– Как будто сама не знаешь. Твой концерт вчера на парковке не слышали разве что на Луне. Оля сама озвучила идею с девушкой, я отрицать не стал, а мое молчание она расценила за утвердительный ответ. Она опешила, расстроилась и даже испугалась. Потому что не ужаснуться при виде тебя – абсолютная невозможность человечества, – подмигивает он и снова напяливает свои…дорогущие очки. Господи боже, кажется, я действительно раздавила экземпляр лимитированной коллекции, который явно стоит дороже бабушкиной вазы в пять раз.

Мой взгляд устремляется к его машине. Свежая, идеальная и чертовски дорогая. Смотрю на его кроссовки, на которых нет даже пылинки!

– Не боишься стать посмешищем в глазах знакомых, если вдруг им станет известно о том, что у тебя фиктивная девушка?

– Я никогда не берусь за то, в чем сомневаюсь.

– Но над тобой будут потешаться, – улыбаюсь я, представляя себе этот забавный момент. – Ты вроде как не в силах справиться с безобидной и по уши влюбленной в тебя девушкой и потому нанимаешь другую, чтобы она приняла весь удар на себя. Это смешно, как ни посмотри.

– Об этом никто не узнает, – говорит он так уверенно, будто уже знает свое ближайшее будущее в мельчайших подробностях. – Я не собираюсь рассказывать об этом даже близким друзьям, а ты не расскажешь своим, потому что тогда лишишься стабильного и весьма ощутимого дохода, который позволит тебе в кратчайшие сроки разделаться с кредитами. Возможно, не со всеми, ведь, – усмехается он, в очередной раз задев мое достоинство, – мне неизвестно сколько их у тебя в общей сложности. Если ты не настолько глупа, как мне хочется верить, то мысль о беззаботной и счастливой жизни для дочери будет главным твоим ориентиром. Кстати, вы с ней очень похожи. Когда ты звонила, высветилась её фотография.

Максим смотрит на часы. Широкий кожаный ремешок облегает его запястье, сдавливая широкую вену, разделяющуюся по внешней стороне руки на две ветки: одна к безымянному пальцу, другая к среднему.

– Зачем тебе это? – выдавливаю улыбку. – Разве, в твоем окружении не найдется девушка, готовая подыграть тебе по дружбе и бесплатно?

– Всё мое окружение знает Олю. А Оля знает всех. Её достаточно сложно вынести.

– Звучит жутко и смешно одновременно. Ты что, боишься её? Подумаешь, втрескалась в тебя! Да, не понимает, что тебе на нее плевать, но устраивать целое театральное выступление только ради того, чтобы отвадить её от себя – здравомыслием тут и не пахнет.

– Всё, что мне мешает, я устраняю. Мое терпение не вечно. Я могу прибегнуть к более грубым и нехорошим методам для её устранения, – поворачивает он ко мне голову. – Но изо всех сил сдерживаю себя, потому что Оля – лучшая подруга сестры моего лучшего друга.

– Ого! Целая Санта-Барбара.

– Ты просто не знаешь её. Но не пройдет и нескольких часов, как ты подойдешь и скажешь мне, что она действительно чокнутая. Помяни мое слово.

– Ну, не знаю, – вздыхаю я, наблюдая за утками. – И что она в тебе нашла?

– Ты согласна или нет?

– Что я должна делать? Где и как это должно выглядеть?

– Ничего сложного. Просто будешь сопровождать меня там, где я посчитаю нужным.

– А где именно ты посчитаешь нужным? – Максим раздражается. – Вдруг ты мне позвонишь и скажешь приехать в баню! Я сразу пошлю тебя на все четыре стороны!

– Это будут многолюдные места.

– Где есть Оля?

– Дошло, наконец? – фыркает он. – Оплата сразу после окончания мероприятия. Фиксированная плата – пятьдесят тысяч. Плюс проценты.

– И с чего эти проценты берутся? – с трудом сдерживая смех, спрашиваю я.

– Всё будет зависеть от твоего поведения. Если ты можешь профессионально пустить пыль в глаза, не скупишься на сюсюканья и будешь отлично выполнять свои обязанности, они будут очень высокими. Я не жадный и готов платить за качественную работу. Об интиме речи быть не может. Во всем остальном, что ты посчитаешь нужным и важным – делай. Хочешь прилично заработать за короткий срок? Сделай всё, чтобы Оля, наконец, отвязалась от меня. Мне глубоко пофигу, что ты обо мне думаешь в этом плане. Я ненавижу, когда мне мешают и нарушают мою зону комфорта. Это очень меня злит. А последние несколько месяцев Оля делает именно это. Поэтому, решай сама. Нужны тебе деньги или нет.

Насчет нарушения зоны комфорта я его очень хорошо понимаю.

– Что значит «сюсюканья»? – сощуриваюсь я.

– Проявления нежности и внимания. В нашем случае это «сюсюканья».

– Потому что фальшивые?

– Именно. Ты согласна? – требовательно смотрит он на меня.

– Походу она и впрямь тебя достала, – хмыкаю я, поправив свои очки. – Ладно. Но у меня есть требования.

– Я плачу и заказываю музыку.

– А я эту музыку исполняю и если слушатель позволит себе лишнее, он получит от меня шиш с маслом!

Максим сдержанно вздыхает и оглядывается, будто ему уже осточертело здесь находиться.

– Что тебе надо, говори?

– Ты не лезешь ко мне. Ни в каких смыслах, понял?

– Я же сказал, никакого интима.

– А я говорю, что ты вообще ко мне не лезешь! Не прикасаешься, не задаешь вопросы о моей личной жизни и…

– С чего мне задавать эти вопросы? – усмехается он, нагло перебив меня. – Раз ты здесь, значит её нет.

– По крайней мере, неугодных мне кавалеров я в силах отшить сама, а не просить об этом какого-то парня.

– О! Ну, да! – фыркает он, явно задетый. – Что-то ещё?

– Ты никак не светишься, понял? Мы встречаемся здесь и уезжаем, куда будет нужно. А потом ты привозишь меня сюда же и исчезаешь, ясно?

Максим снова оглядывается.

– Ты что, где-то рядом живешь?

– Понял? – требую я. – Я не хочу, чтобы о тебе стало кому-то известно из моего окружения.

– Мы живем в многомиллионном городе, – напоминает он так, будто я не дружу с головой. – Не думаю, что у нас вообще есть что-то общее.

– Деньги отправляешь на карту. Оповещай меня об этих «мероприятиях» как можно раньше. У меня своих дел выше крыши и я должна распланировать свой день.

– Как скажешь, – выдавливает он фальшивую улыбку. – Это всё?

Я задумываюсь. Слабо верю, что решилась принять участие в этой нелепой авантюре, но к сентябрю Розу нужно собрать в школу и хоть немного восстановить финансовое положение нашей семьи, о котором известно только мне и семилетнему ребенку.

– Пока да.

– «Пока да»! – снова фыркает Максим. – Давай без сюрпризов. Просто будь собой, но делай вид, что без ума от меня.

– Тогда я не могу быть собой, – ёрничаю я.

– Ладно, договорились, – поднимается Максим на ноги. – Поехали! Мы и так уже опаздываем.

Продолжаю сидеть на месте и в ступоре пялиться на него.

– Чего, прости? Сейчас?!

– Да, сейчас. Меня уже ждут.

– Я же только что сказала тебе, чтобы ты предупреждал меня…

– Если бы ты позвонила мне не в двенадцать дня, то и узнала бы раньше. Но ведь ты же нарочно сделала это в самые последние секунды.

Я просто очень долго решалась, но кретину не обязательно об этом знать. Откинув волосы за спину, поднимаюсь на ноги и иду к его тачке.

– Порулить дашь?

– Не в этой и не в следующей жизни, – бросает Максим, открыв водительскую дверцу. Вопрос раздражает его и хорошо.

– И у кого ты её позаимствовал?

Мы садимся. Божечки, как же здесь удобно!

– Это моя машина.

– Мм, – нарочно тяну я, раздражая его ещё больше. – Диапазон твоих предпочтений настолько широк! От шестисот лошадиных сил до… Сколько там у твоей вчерашней тачки лошадок?

– Это была не моя машина.

– Ну да, ну да. Особенно удалась надпись на багажнике. Многое о тебе говорит. Так и куда мы едем?

– В гольф-клуб «Сандерс».

– Твоя Оля любит играть в гольф?

– Она не моя – это раз, – отчеканивает он, взмахнув указательным пальцем. – Два – запоминай: мы познакомились пару месяцев назад в аэропорту. Оба летели в Сингапур. Так всё и закрутилось. Запомнила? – поворачивает он ко мне голову.

– Будь добр, повтори ещё, а то история такая длинная, что будет лучше законспектировать её.

– Я не шучу.

– Я тоже не шучу! Что это за сухая бредятина? Я в жизни не была в Сингапуре!

– У тебя есть время посмотреть картинки в Интернете. Кстати, – смотрит он на меня, – как твои ноги?

– А что? Хочешь, наконец, извиниться и подуть на раны? – Максим цокает и отворачивается. – Из-за тебя я ещё долго не смогу носить шорты и короткие сарафаны.

– Я этого не хотел. Так получилось. И окажись ты адекватной девушкой, услышала бы от меня извинения ещё вчера. Но тебе же хотелось поорать на весь город, так что теперь не ной.

– Надеюсь, ты не собираешься знакомить меня со своей семьей?

– А что? – смотрит он на меня. – Ты против?

– Могу не сдержаться и сказать: «Батюшки! Женщина! Какое же хамло вы вырастили!»

– Старайся держать свой рот на замке. Говорить буду я, а ты просто делай вид, что души во мне не чаешь. Молча!

Складываю руки на груди, покусывая нижнюю губу. Вообще-то вопросов у меня очень много, но этот сухарь навряд ли даст мне хоть один толковый ответ.

– Так мы едем играть?

– Я еду играть, а ты останешься в женском коллективе и будешь рассказывать как тебе со мной хорошо.

– То молчи, то рассказывай! – фыркаю я. – А если я захочу поиграть?

– Девушки не играют в гольф. Они пьют холодные коктейли под шатром, общаются и болеют за своих мужчин.

– А ещё делятся вкуснейшими рецептами домашних булочек и совершенно не улыбаются, потому что боятся раньше времени покрыться морщинами. Да?

Максим снова опускает очки на переносицу и оглядывает меня.

– Ты слишком много говоришь.

– Потому что я знаю, что тебя это раздражает.

– Тебе бы лучше подружиться со мной.

– Не хочу. Вчера ты сбил меня и даже не извинился. Ко всему прочему, ты разбил вазу, которую я купила в подарок своей бабушке, а так же испоганил мой сотовый. Не хочу я с тобой дружить, понял?

– Но хочешь на меня работать, – улыбается он, следя за дорогой.

– Я не хочу. Просто выбора нет. – Резко выдохнув, смотрю в окно. – Мы долго там будем?

– Пару часов вполне достаточно.

– Кто там будет? Твоя семья?

– Родственники и друзья. Сегодня первое июня. В этот день мой дядя устраивает игры, а тетя развлекает женскую половину.

– Традиция?

– С тех пор, как дядя обзавелся собственным гольф-клубом, да.

Так, значит известный гольф-клуб «Сандерс» принадлежит некоему мужчине, племянник которого – редкостный болван? Типичное явление.

– Что ты смеешься?

Смотрю на него.

– Я не смеюсь.

– Ты только что хихикнула.

– Даже если и так, я что, обязана тебе каждую свою эмоцию объяснять?

– Если она касается меня – да.

– Как хочешь! – хмыкаю я. – Я подумала о том, что твой дядя, который наверняка очень деловой и серьезный человек, понятия не имеет, какой же его племянник редкостный болван. Успокоился?

– Так и подумала?

– Слово в слово.

– Ну-ну, – усмехается Максим, надавив на педаль газа.

5

Когда Максим паркуется на подземной парковке семиэтажного комплекса, включающего в себя гостиницу, ресторан и спа-салон, помимо огромного поля для игры в гольф, во мне моментально вспыхивает волнение. Я не хочу, чтобы он видел мою растерянность, иначе у него появится лишний повод для подколов. Единственное, что меня хоть немного успокаивает, знакомые стены. Папа любил играть гольф и мы часто приезжали сюда. Он не был профессионалом, тонко чувствующим каждое дуновение ветра, зато стал двукратным победителем среди любителей. Мама эту игру не понимала, бабушка считала её глупой, а Лиана если и приезжала сюда с нами, то сидела под белым шатром и, как обычно, работала. Хорошее было время.

– Откуда ты знаешь, что здесь шестьсот лошадиных сил? – спрашивает Максим, заглушив двигатель.

– У меня тоже такая была. А потом я решила пересесть на KIA, потому что она нюхает бензин, – шучу я и выхожу из машины. Замечаю на себе молчаливый, но требовательный взгляд. – Просто знаю!

Молча идем к стеклянным раздвижным дверям, поднимаемся по невысоким ступеням и выходим на солнечную улицу. К нам подбегает паренек в белой кепке и вручает черные браслеты на руку. С ума сойти, я не была здесь целых пять лет!

– Ваше поле под номером семь! – сообщает он, приглашая нас в белый автомобильчик. Максим садится за руль, я рядом. – Хорошего вам отдыха!

Когда мы трогаемся с места, я спрашиваю:

– Чем ты занимаешься? – Максим поворачивает ко мне голову. – Мне неинтересно, если что. Но думаю, знать об этом я должна, если вдруг кто-то спросит меня о твоей работе.

– Тебя не будут спрашивать о моей работе.

Пожимаю плечами.

– Как хочешь. Потом не говори, что я не предупреждала.

Думаю о своих девочках. Очень хочу, чтобы им было весело и они чудесно провели время в городе. Чувствую вибрацию в своей крошечной сумочке и с трудом достаю сотовый.

– Да, мам?

– Привет, Азалия! Ты уже получила фотографии, которые я отправила? – Голос у мамы веселый. Слышу шум улицы и музыку. – Розочке так понравилось кататься на каноэ, что мы уже третий раз ей билет покупаем!

– Каноэ? Мам, ты что? Где вы нашли каноэ?!

– Детский аттракцион на воде! Не волнуйся, он безопасный. Розочка в восторге!

– …Ладно. Будьте осторожны.

– Жаль, что ты не поехала! Здесь так весело! Музыка, танцы, лавки с различными кухнями – красота!

– Развлекайтесь. А мне… Мне нужно работать.

Прячу сотовый обратно в сумочку и смотрю на группу игроков в одинаковых белых костюмах. Подготовились основательно! Легкий ветерок раздувает мои волосы, от ласкающей мою кожу теплоты, я закрываю глаза.

– Оставила дочь на бабушку, – констатирует Максим, направляя машину к подножию зеленого холмика. – Рад, что ты воспринимаешь наше общение за работу.

– Я воспринимаю наше общение за вынужденную коммуникацию, – поправляю я, – за которую мне заплатят.

Впереди появляется большой белый шатер и несколько гольф-машин, выстроенных в ряд. Легкое волнение щекочет мое горло. Сейчас бы очень не помешал стакан воды. Максим останавливает машину рядом с другими, и мы выходим. Наши взгляды встречаются, когда мы, поравнявшись, идем к шатру плечом к плечу.

– Не нервничай, – хмыкает Максим. – Тебе не идет.

– Ты думаешь, мне есть какое-то дело до незнакомых людей, которых я должна обманывать?

– И, тем не менее, ты волнуешься. – Максим вдруг берет меня за руку и ведет за собой. – Не надо, всё будет в порядке.

– Что ты делаешь?! – шикаю я, попробовав вырвать руку. Но он так крепко держит её! – Максим, отпусти меня!

– Ты – моя девушка, – останавливается он и поворачивается ко мне лицом. – «Влюбленные» голубки не расстаются друг с другом, а это, – поднимает он наши сцепленные руки, – единственное, что мы можем себе позволить и продемонстрировать. Проценты, – напевает Максим, – не забывай о них. Идем!

Козел. Я и без этих процентов чувствую себя продажной девицей.

Внутри шатра играет негромкая музыка. Здесь стоят несколько круглых столиков с белыми скатертями… Идеальная сервировка, цветы в вазах, столы с пирожными и алкогольными напитками в самых разных хрустальных бокалах, стулья в белых чехлах.

– Мы что, на чью-то свадьбу приехали? – бормочу я, глядя на девушек и женщин в светлых нарядах. Почти на всех светлые легкие платья и сарафаны, а на головах…шляпки? – Здесь что, маленькая Англия что ли? Или просто «Шляпная вечеринка»?

Взгляды всех моментально устремляются на нас. Совершенно необдуманно, моя рука сжимает теплую мужскую ладонь. Замечаю боковым зрением, ухмылку Максима. Должно быть, моя реакция забавляет его скудное чувство понимания.

Сказать, что я разительно отличаюсь от всех присутствующих дам – ничего не сказать. По их утонченным движениям, порхающим, как бабочки, взглядам и фальшивому аристократичному внешнему виду, который ограничивается разве что шляпками, а в некоторых случаях и кружевными перчатками (матерь божья!), становится понятно, что сюда они приехали не клюшкой махать.

– Максим! – будто подпрыгивает на месте улыбчивая шатенка в льняном сарафане на широких лямках в виде сплетенных между собой кос. На вид ей лет сорок. Однако, когда женщина подходит ближе, я понимаю, что значительно преуменьшила её возраст. Она обнимает Максима, а он не спешит отпускать мою руку. Должно быть, со стороны мы выглядим смешно. – Как я рада тебя видеть! Ты впервые опоздал! – смотрит она него. – Уже начала подумывать, что ты не приедешь.

– Я никогда не пропускаю игру в этот день.

– Но опоздал впервые! – как бы подмечает она, заглядывая в его глаза, будто хочет там что-то найти. Выглядит это нелепо. А ещё она нарочно игнорирует мое присутствие, несмотря на то, что Максим продолжает держать меня за руку.

– Боюсь, что это из-за меня, – вмешиваюсь я, опустив голову на его плечо. Минуту назад я нервничала перед встречей с неизвестностью, а теперь эта самая неизвестность решила меня наглым образом не замечать. – Мы были немного заняты и не заметили, как пролетело время.

Взгляд женщины плавно переключается на меня. Лицо у нее гладкое, кожа белая без единого изъяна. Она похожа на фарфоровую куклу, в глазах которой скрывается безжизненная холодность.

– Да, Сара, это Азалия, – Максим поднимает очки на голову и смотрит на меня. – Моя девушка.

Не успеваю насладиться окаменевшим от удивления лицом этой Сары. К нам подходит высокий мужчина с ухоженной белой бородой и густыми блестящими волосами. Они с Максимом жмут друг другу руки.

– Добрый день, – улыбается он мне. – Петр!

– Азалия! – представляюсь я, протянув ему руку. Но вместо рукопожатия, мужчина оставляет на моих пальцах легкий поцелуй. – …Приятно познакомиться.

– Азалия, это мой дядя, – поясняет Максим.

– О! Наконец-то я с вами познакомилась! Максим так много о вас рассказывал.

Он сжимает мою руку, видимо, приказывая заткнуться. Но эта Сара обливает меня ледяной водой своих синих глазищ, явно давая понять о своем ко мне отношении.

– Это моя девушка, – говорит Максим своему дяде, улыбка которого становится ещё шире.

– Чудесно! – радуется тот, хлопнув в ладоши.

– Дорогой, успокойся, – сквозь натужную улыбку, говорит ему Сара. – Не радуйся раньше времени. Давайте выпьем коктейль и попробуем новые закуски? Максим, – с лисьей хитростью в глазах, произносит она, и берет его под руку, вынуждая отпустить меня. – Пойдем к остальным? Мы тебя уже сто лет не видели и ужасно соскучились.

– Идите-идите! – кивает им Петр. А сам подходит ко мне и предлагает свою руку. – С радостью познакомлю вас со всеми этими снобами.

– О! Вы так любезны! – подыгрываю я и беру его под руку. Взгляд Максима более чем предостерегающий. Мол, будь собой, но держи себя в руках. – Ведите!

Из пятнадцатиминутного хождения от одного столика к другому, я четко понимаю, что мало кому нравлюсь из женщин. Они все как будто на одних и тех же курсах по развитию внутренней Ледяной Королевы побывали. Сдержанные, неулыбчивые и лишенные эмоций. На их фоне взрослые и солидные мужчины выглядят, как маленькие и счастливые дети! Именно с ними мне удается найти общий язык и, возможно, всеобщая женская неприязнь ко мне от этого лишь усиливается.

Максим протягивает мне розовый с белой пенкой коктейль, когда мы с Петром останавливаемся у столика с десертами. К нам тут же спешит его жена Сара и ещё одна девушка по имени Лола, чье кремового оттенка короткое платьице обтягивает бедняжку так сильно, что слышен треск ткани. И как она только дышит в нем?

– Возьми, – говорит мне Максим тоном, не терпящим возражений. – Выпей.

– Не хочу, спасибо. Я не пью коктейли, – говорю я. – Ну, ты же знаешь.

– Клубничный с ромом – твой любимый, – настаивает Максим.

– Я ненавижу коктейли, – сквозь улыбку говорю ему. – Лучше принеси мне виски или чистый ром.

– Прекрасный выбор! – кивает Петр.

– Разве приличным и воспитанным девушкам свойственно употреблять грубые мужские напитки? – вставляет свое слово Сара, косо глянув на меня. – По-моему, крепкий алкоголь лишает женщину природной женственности.

– Лишить женщину женственности может только она сама в силу разных причин. Но уж точно не стаканчик виски со льдом, – с улыбкой отвечаю я. Смотрю на Максима, чьи губы застывают в кривой полуулыбке. – Убери это от меня подальше и принеси нормальный напиток, пожалуйста.

– Я с вами полностью согласен! – кивает Петр, не обратив внимания на холодный взгляд жены и этой Лолы. – Позвольте мне пойти на риск и предложить вам настоящий домашний виски?

Гладкое лицо, не выражающее ничего, кроме холода Атлантики, вдруг розовеет. Ресницы так часто хлопают, что ещё чуть-чуть и как в песне Сара взлетит. Мне с трудом удается подавить смешок, ведь рисованная аристократичность сего мероприятия рушится на глазах простой и незамысловатой обыденностью повседневной жизни.

– С удовольствием.

Петр уходит за виски, а Максим, продолжая улыбаться, наклоняется к моему уху и шепчет:

– Если лизнешь этот чертов коктейль, не подавишься. Возьми уже!

– Ты сам сказал, чтобы я была собой, – с той же фальшивой улыбкой шепчу я, чувствуя на себе взгляды двух ледышек. – А меня наизнанку выворачивает от алкогольной порнухи под названием «Коктейль».

Максим смотрит на меня, продолжая прятать за вынужденной улыбкой свое раздражение.

– Ты точно с приветом.

– Но ты меня обожаешь, верно? – смеюсь я и опускаю голову на его грудь. Мой взгляд как бы невзначай натыкается на обалдевшие лица уже нескольких женщин. Эта Лола и Сара стоят впереди, а ещё троица занимает задние ряды. – О! Любимый, – выдавливаю я с трудом, – мы же не одни. Забываю с ним обо всем!

– Как вы познакомились, Максим? – спрашивает его Лола.

Петр любезно вручает мне тяжелый стакан с темно-коричневой жидкостью и кубиком льда. В его руках такой же.

– Максим, ты за рулем, так что не обессудь, – шутит он.

Прежде, чем попробовать домашний виски, принюхиваюсь.

– Мм! – одобрительно киваю я.

– Угу! – кивает Петр.

Максим смотрит на нас с заметной усталостью, а другие же с явным осуждением. Делаю небольшой глоток и смакую.

– Дубовая кора и чернослив, – произношу я медленно, смотрю я на Петра, чья улыбка вот-вот растянется до ушей. – Никакой терпкости. Явно замочили кору кипятком.

– Максим! – ахает его дядя. – Где ты нашел это чудо?

– Да уж сам не знаю, – цедит тот, глядя на меня с подозрением.

– Прекрасный виски, – честно говорю я, сделав ещё глоток. – Мягкий, пьется легко. А чернослив придает ему солидности. Браво вашим рукам, Петр.

– Слышать похвалу от молодой и красивой девушки, – улыбается он, поглядывая то на меня, то на Максима, – высшая награда! Азалия, откуда вам известно, как подготавливать дубовую кору? Ведь, – смеется он, оглядев всех, – если её действительно не залить кипятком, она сделает напиток терпким!

Улыбаюсь и отмахиваюсь.

– Просто знаю!

– «Просто знаю»! – фыркает Максим.

– Привет всем, кого не видел! – присоединяется к нам высокий парень и пожимает руку Максиму. Он смотрит на меня с улыбкой. – Привет.

– Привет, – здороваюсь я.

– Артем, братец, ты в курсе, что Азалия, – говорит ему Лола так, будто предъявляет, – девушка Максима?

Зеленые глаза Артема останавливаются на мне, а потом перескакивают, как мячики, на друга. Если я правильно понимаю, Лола – его сестра. А значит этот Артем – лучший друг Максима, который, судя по ничего не понимающему взгляду, действительно не в курсе, кто я на самом деле.

– Кажется, я упустил этот момент, – хмыкает он. – Серьезно?

– Да, – отвечает Максим, притянув меня к себе. Цепляюсь пальцами в его руку, ухватившуюся за мою талию, и, продолжая улыбаться, пытаюсь скинуть её. – От которой я без ума.

– Надо же, – фыркает сквозь улыбку Лола. – И сколько вы уже встречаетесь? Второй день?

– Скоро отметим два месяца, – отвечает Максим, крепче прижимая меня к себе. – Ладно, все в сборе? Идем играть?

– Как вы познакомились?

– Азалия расскажет. А мы выходим на поле.

– Нет, постой! – тяну его за руку. Ещё чего вздумал! Сам будет прохлаждаться, а я тут от пираний в одиночку отбиваться, да? – Расскажи ты.