скачать книгу бесплатно
– Ловите загадку в тему! – подхватила Светлана. – Где бывают самые чистые отношения?
– Не знаю, – сердито ответила Снежана, запихивая в сумку учебник.
– Не тупи, Кувшинка!
– В детском саду.
– Нет. Вань, ты?
– Платонические, – ответил парень.
– Я спросила не какие, а где! – разобралась Светлана, тут же раскрывая ответ: – В бане!
Алла засмеялась, Иван отвернулся, а Снежана иронично закатила глаза.
– Вот вам еще, недогадливые мои, – продолжала Светлана. – Какое слово больше всего боится мужчина?
– Это в мой огород что ли? – оживился Иван, спрыгивая на пол.
– Не знаю, я с тобой под звездами не сидела… ха-ха, и не лежала.
– Фу, так вы опять на эту тему, озабоченные…
– Ты не фукай, а подумай! – поддержала подругу Алла.
– Это слово «нет», – ответил парень.
– Неправильно! – воскликнула Светлана. – Снеж?
– Задай этот вопрос физичке, она ответит парой. Не той парой, что изучают физику лежа под звездами или в спальне, а той, что в журнале выводят ручкой. Пишущей ручкой! Великий ты наш и могучий, господин Русский язык…
– Снежан, будешь выдавать такие постулаты в универе, останешься без парня и без подруг.
– Я вопрос забыла.
– Страшное слово для мужика! – напомнил Иван.
– Купи? – предположила Снежана.
– Вот глупые… – со вздохом протянула Светлана. – Это слово «еще»!
На сей раз захохотали обе девушки и даже Снежана, поняв смысл, присоединилась к ним.
– А что это вчера вы делали с пацанами из 588-ой? – вдруг поинтересовалась она, когда смех затих.
Светлана изменилась в лице и, увидев, что парень смотрит не на них, а на дверь класса, сделала предупредительный жест рукой.
– Потом расскажу, – пробурчала она через зубы, вдруг встречаясь с глазами одноклассника. – Вань, а ты, наверное, не понял ответа на загадку?
– Мальчик, – с нежностью добавила Алла, сквозь ухмылку.
– Отвяжитесь, – выплюнул Иван.
Вскоре, к находившейся в коридоре четверке, присоединилось еще несколько учеников, и девушки, изменяющие парням из школы 456 с парнями соседней школы 588, продолжили задавать свои не детские вопросы, развлекаясь до прихода учителя.
Когда открыли класс и ребята 11-ого «А» постепенно начали занимать места за партами, появился упомянутый в разговоре Павел Чеканов – лучший, а точнее единственный друг Ивана Старостина, с которым они разительно отличались по внешности. Павел был высоким, статным, крепким. Имел приятные черты вытянутого лица, украшенного небольшим, но правильным носом и умными янтарными глазами. Его короткие каштановые волосы всегда были расчесаны с пробором, он не любил молодежную моду и старался одеваться классически – в шикарные пиджаки или дорогие джемпера. Нет, от этого он не выглядел старше своих сверстников, но все же казался куда серьезнее и солиднее. Кроме закадычной дружбы с Иваном, Павел номинально являлся парнем Снежаны Кувшинниковой, какую хоть и тискал уже по подъездам, щедро осыпая поцелуями, но официально еще не был выведен из френдзоны.
Поздоровавшись за руки со всеми встреченными в проходе парнями, Павел отыскал глазами Снежану на соседнем ряду и приятно улыбнулся ей, заметив, что она ответила ему кивком и долгим красноречивым взглядом проводила до места.
Бросив сумку на парту и быстро разложив учебную канцелярию, Павел опустился на стул, рядом с другом.
– Учил? – спросил Иван.
– Да так, пробежался.
– Как Снежка, чтобы быть в курсе?
– Не понял…
– Отстаешь, дружище! Она читает следующие параграфы, а ты действующие. Сегодня приперся десять минут восьмого – сидит. Тебя она тоже в ПТУ снаряжала, одновременно пугая армией? Армия, армия… в эти моменты, клянусь, я жалею, что не родился бабой. Хотя, бабой хуже, рожать же надо.
– Брр… Ничего не понял из того, что ты пробалаболил! – ответил Павел, покрутив головой, как отряхнувшийся пес. – Куда приперся и кто сидит? Вам не спится по утрам что ли? Про армию не знаю, что тебе ответить… разве что песней Высоцкого[10 - Владимир Семенович Высоцкий (1938-1980) – советский поэт, актер театра и кино, автор-исполнитель песен, автор прозаических произведений и сценариев.]: «разбудит утром не петух, прокукарекав, сержант подымет, как человеков», хоть она и не про армию. Что у тебя еще было? Ах да, про смену пола… Ну, с этим не ко мне, извини, рожай сам.
Друзья сидели рядом, боком друг к другу, но теперь Иван повернулся на стуле грудью к соседу и вопросительно выкатил глаза.
– Какая нафиг смена пола!? – в удивлении выпалил он. – Я тебе про армию талдычу, в какую нас спроваживает Снежана после курсов сварщика! Завалим ЕГЭ, пойдем затрещины получать в одну казарму. Ты какую полку предпочитаешь? Чур, моя верхняя!
– Забирай, – бросил Павел, положив руку на лоб в знак легкого недоумения, – оттуда падать больно при внезапной тревоге.
– Уже лучше.
– Боюсь даже спрашивать, что.
– Наш диалог.
– Я не заметил, но тебе виднее.
– Я серьезно, Паш. А то, было, задумываться уж начал, куда мне от тебя отсесть. Какую-то пургу метешь…
– Я!? – в негодовании чуть не выкрикнул Павел, разворачиваясь и застывая в похожей позе напротив Ивана.
Оба таращились друг на друга, упираясь коленками, и пытались догадаться, кто из них спятил. Но неуместное замечание соседки вывело их из этого помутнения.
– Мальчики, вы чего?
Оба повернулись, пугая девушку. При виде их перекошенных физиономий, она машинально попятилась назад вместе со стулом.
Прозвенел спасительный звонок. Учительница поднялась из-за стола, и друзья последовали ее примеру.
– Садитесь, ребята! – велела она, когда все вытянулись у парт.
Начался урок, и кто-то из учеников уже успел вызваться к доске. Иван надулся, не разобравшись в причине, и ему не хотелось сейчас перешептываться с другом, как обычно они делали, когда учебный процесс не требовал их пристального внимания. Павел, казалось, был этому только рад. Его задетые чувства сопротивлялись перемирию, хотя мотива для кратковременной обиды он, как и друг, не находил. И тогда он отвлекся на Снежану, понимая, как соскучился по ее теплу: по губам, по рукам, по простым невинным объятиям. Сфокусировавшись на ответчике, она внимательно слушала, что он говорит и, не пропуская ни единого слова, чуть заметно кивала в знак согласия. Было видно, что она хорошо все выучила, выжидая момента, чтобы вызваться следующей.
«Умница она у меня, – подумал Павел. – На выпускной вечер мы придем с ней, как пара. Возможно, нам – лучшим ученикам школы – дадут билеты на «Алые паруса»[11 - «Алые паруса» – советский и российский праздник выпускников, ежегодно проходящий в Санкт-Петербурге.] и она, конечно, возьмет меня с собой, потому что свои билеты я отдам этому недоразумению в коричневом свитере». – Парень непроизвольно улыбнулся. – «А летом! Летом мы будем вместе, и она, наконец-то, станет моей! Где это будет? В квартире, на даче, или на ночном пляже Ижорского пруда, не столь важно. Одно я знаю точно – это будут самые романтические часы, которые затмят и праздник на Неве, и даже радость от поступления в университеты».
Павел сидел, не сводя взгляда с объекта поклонения, и пытался вспомнить Снежану на групповых фотографиях младших классов. Маленькая, забавная, ушастая мартышка на тоненьких ножках, совершенно несопоставимая с этой взрослой темпераментной девушкой, постепенно приобретшей чуткую красоту, не броскую, нежную, но запоминающуюся. Все в ней было без излишеств, как надо: ноги, может и недостаточно длинные, но в целом стройные и аппетитные; фигура, пожалуй, и далека от совершенства, но обнимать ее настоящее блаженство; волосы вроде и светлые, но не русые и не белые. Частенько погруженная в себя, она лишь больше нагнетала загадочности, и в то же время была довольно общительна, не горделива и не груба.
«Жаль, что наши отношения находятся лишь в стадии зачатия и прикасаться к ней, когда вздумается, я пока еще не могу. А свидания пролетали так быстро! Сколько их было? Четыре! Одно из которых испортил Ваня, случайно встретив нас перед началом путешествия в Колпинский парк. Мы хоть и неплохо там порезвились, катаясь на обледенелой карусели и болтая в заснеженной кабинке «колеса обозрения» с купленными по пути беляшами, и я даже рад теперь, что он нам встретился, потому что при нем Снежана вела себя более раскрепощенно, как девушка с двумя одноклассниками, а никак девушка с влюбленным в нее парнем, но третий всегда мешает. Пар тогда шел не только от беляшей, но и от меня. А это было второе свидание и мы еще не целовались. И уж конечно я не мог обнять ее, чтобы согреть».
Павел глубоко вздохнул и отвернулся на доску.
«Ну, ничего-ничего, основа удовольствия не в кульминации, а в предвкушении. Буду пока этому придерживаться».
Глава 5
Сидя за столом персонального кабинета, Савелий Северов таращился на экран монитора, в безотрывной попытке закончить какую-то известную ему работу. Время подходило к обеду и за дверью послышалось оживление. Но мужчина не вставал и лишь глянул мельком на часы в нижнем углу монитора, мгновенно возвращая концентрацию на текст, чернеющий на белых электронных страницах, от которого давно уже рябило в глазах.
Кабинет этот был небольшим, но, не смотря на постоянный деловой беспорядок, весьма практичным и удобным. Центром его был стол и все окружавшее будто строилось вокруг него, собираясь в линии полумесяцем. Стеллажи, забитые толстыми папками, ксерокс, принтер, телефоны, пирамиды из книг, образцы разнообразных обложек, стопки распечатанных рукописей, символические статуэтки, рамки с фотографиями и множество канцелярских принадлежностей, необходимых и ненужных. Все это стояло, лежало, валялось и нависало, грозя опасностью похоронить работающего здесь человека. И чем больше он не вставал, тем реальнее становилась угроза, будто напиравшие горы всевозможных предметов готовились окончательно зажать его с двух сторон, чтобы впоследствии раздавить.
Наконец, столбик сбоку страницы приблизился к нижней стрелке и уперся в барьер, сообщая о завершении чтения. Закинув руки на затылок, Савелий откинулся на спинку крутящегося кресла и подумал о чем-то с минуту или две. Все было готово, осталось дотянуться до кнопок мышки, подогнать курсор к значку принтера и нажать. Справа загудел аппарат. Сделав несколько фальшивых оборотов, он с неистовством принялся печатать, выбрасывая бумагу с какой-то видимой небрежностью.
– Что ж, не Астафьев[12 - Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) – русский писатель, драматург, эссеист. Герой Социалистического Труда (1989). Лауреат двух Гос. премий СССР (1978, 1991) и трех Гос. премий России (1975, 1995, 2003).], и даже не Ерофеев[13 - Венедикт Васильевич Ерофеев (1938-1990) – русский писатель.], но потерпи, браток, ты был свидетелем и не такого мусора, – обратился Савелий к возмущенному принтеру, подбирая листы и складывая их вместе по номерам страниц, чтобы первая оказалась сверху и так далее. А когда аппарат умолк, мужчина, сняв пиджак, отправился с этой пачкой на коротенький черный диванчик у окна и лег, с целью бегло проштудировать текст в последний раз.
В дверь постучали.
– Да-да! – откликнулся лежащий, поднимая глаза на заглянувшее бородатое лицо.
– Время полвторого, Сав, ты чего тут развалился? – удивленно слетело с его губ, и лицо потянуло за собой остальное: короткую шею, широкие плечи и крепкий торс, с заметным пузцом. – Обедать идешь?
– Хотел закончить, занести главреду, да и к шефу на поклон…
– О-о, с последним я бы повременил, шеф сегодня не в духе.
– По причине?
– Самодурства, – лаконично ответил гость, махнув рукой. – Что ты его не знаешь? Рвет и мечет чуть ли не через день.
– Что ж, тогда во второй половине нагряну, – объявил Савелий и поспешил исправиться: – Подкрадусь, так сказать, на цыпочках, или заброшу кого на разведку.
– Ну его к черту, пошли есть.
Савелий улыбнулся и кивнул.
Выйдя в пустующий общий зал, разделенный перегородками на отдельные закуточки с компьютерами, мужчины заперли кабинет и по проходу направились к лестнице, с целью спуститься в тесный вестибюль с дежурившим там охранником.
На улице было тихо, непривычно светло и тепло. Внутренний дворик, со сквозным проездом через арки, был заставлен машинами и кое-где, чудом уцелевшие и почти нетронутые солнцем, чернели остатки спрессованного грязного снега, беспрерывно источающего серые ручейки, стекавшие под колеса. В подобной луже стояла «Мазда» Савелия, но он не стал ее переставлять, а отправился пешком, вслед за коллегой через арку. В ней эхом разносился шум от проезжавшего по проспекту транспорта.
– В «Кетчуп», «Камбучо», или «Пары»? – спросил Савелий, нагнав спутника, который в нерешительности остановился перед выходом на улицу, призадумавшись, вероятно, над тем же.
– В «Чебурум»! – ответил мужчина, разворачивая плотный торс.
Здесь вариантов было множество: от перечисленных кафе и бистро, до шавермы на той стороне и магазина продуктов. Была возможность купить свежей выпечки из киоска через дорогу, или наестся пончиков на «Пышечной фабрике». Запах разнообразных вкусностей разносило по проспекту от дома к дому, заставляя ускорить шаг, и лишь сейчас коллеги явственно ощутили голод.
А мимо, в хаотичном танце, то выползая на трамвайные рельсы, то аккуратно возвращаясь на дорогу, двигался беспрерывный автомобильный поток. То перестраиваясь, то паркуясь, то сообщая о себе сигналами, водители, будто специально, заставляли обратить на себя внимание или всячески друг друга достать. И сейчас, наблюдая за этим, Савелий откровенно обрадовался своему пешеходному положению, не требующему участия в подобных выкрутасах.
По выложенному плиткой тротуару мужчины пошли вперед, минуя сувенирную лавку «Симфония камня», упомянутое кафе «Ketch up» и бутик одежды в желтой пятиэтажке, где в 1885-1917 годах находился букинистический магазин потомственного книготорговца Василия Ивановича Клочкова[14 - Василий Иванович Клочков (1861-1915) – русский библиофил, издатель, антиквар и книготорговец; один из основателей Кружка любителей русских изящных изданий.].
В десятый раз любуюсь фасадом, Савелий вспоминал как раз об этом. Нельзя сказать, чтобы он досконально знал историю этих домов, но старинная архитектура была его студенческим хобби, к которому он обращался по привычке, каждый раз узнавая что-то новое о той или иной старинной постройке, какую встречал, проходя или проезжая по неизведанным улицам. Он считал, что каждый уважаемый гражданин был обязан интересоваться всеми достопримечательностями своего города, чтобы, при необходимости, вспомнить и рассказать о них в максимальных подробностях. И хоть он не был коренным петербуржцем, все же стремился соответствовать, стараясь перенимать привычки и поведение законного населения. А понаехавшую лимиту, использующую город, как перевалочный пункт или для улучшение собственного благополучия, Савелий презирал.
Мимо «Пышечной фабрики», гостиницы и аптеки в коричневом красивом здании, выделявшемся на фоне соседей сдвоенными полуциркульными окнами с замысловатыми сандриками, фартуками подоконников и наличниками с маскаронами одинаковых бородатых мужчин и дам в головных уборах, напоминавших Зевсов и Афин, мужчины продолжали путь. Это был бывший доходный дом купца Антонова, созданный по проекту архитектора Михаила Алексеевича Макарова[15 - Михаил Алексеевич Макаров (1827-1873) – русский архитектор, академик и профессор архитектуры Императорской Академии художеств.]. В 1910-х годах здесь жила поэтесса Елизавета Юрьевна Скобцова[16 - Елизавета Юрьевна Скобцова, она же Монахиня Мария (известна как мать Мария, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева) (1891-1945) – монахиня Западноевропейского экзархата русской традиции Константинопольского патриархата. Русская поэтесса, мемуаристка, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления.] и про нее, откровенно сказать, Савелий сейчас даже не вспомнил. Мысль, улетевшая в истоки зодчества, переживала его современное предназначение и, на взгляд Савелия, это здание подвергалось наибольшему уничижению, превратившись в пекарню и ночлежку для провинциальных путешественников и иностранных туристов. Впрочем, внешний вид его не радовать не мог. Неоднократно реставрировавшийся фасад, судя по перечисленным ранее дизайнерским атрибутам, задуманным самим автором или отдаленно напоминавшим его реальные воплощения, стремился сохранить первоначальное лицо, но только лишь. Потому что со стороны внутреннего дворика обветшалые и неинтересные гладкие стены, завешанные проводами и кондиционерами, просто повергали наблюдателя в шок.
Дальше, в менее импозантном здании, располагались: бистро «Камбучо», ресторан «На парах», «Ремонт обуви» и кафе «Чебурум», вход в который украшали трехэтажные этажерки с фиолетовыми цветами. В 1891-1898 годах в этом доме размещался букинистический магазин Мельникова[17 - Максим Павлович Мельников (кон. XIX – нач. XX) – русский букинист. Работал приказчиком в букинистическом магазине П. Б. Богданова, открыл собственный магазин. В 1889-1916 годах издал более 80 каталогов букинистической книги.]. Да, когда-то граждане очень любили книги, и магазины по их продажи встречались чуть ли не на каждом шагу, а в советские времена, по неизвестным причинам, их выпускали ограниченными тиражами, но дефицит прекрасно компенсировали библиотеки, которые, как и магазины царских времен, имела каждая, уважающая себя, крупная петербургская улица.
Потянув стеклянную дверь за ручку, мужчины вошли внутрь, взглядом окинув ближайшие к выходу столы, занятые такими же офисными крысами, как они. Случайных клиентов было мало, да и кто нагрянет сюда в понедельник в середине дня? Люди без разговоров уплетали заказанные блюда, торопились и частенько поглядывали кто на часы, одергивая рукав, кто на лежащий смартфон, зажигая экран. Было тесновато. Закрытая барная стойка, разделявшая кафе на два зала, смотрелась нелепо, служа преградой для поиска свободных мест, или людей, приглашенных на встречу. Деревянные неброские столешницы, в окружении разнокалиберных стульев; стены красного кирпича, не прикрытые штукатуркой; ряд подвешенных ламп, будто новогодняя гирлянда; и переплетение пластиковых белых труб вентиляции на потолке, про какие трудно было сказать что-нибудь, не привыкнув к ним, то ли необходимое уродство, то ли экстравагантность стиля. В конце первого зала был не занятый диван, но от нависающих над ним полок, усеянных бутылками и горшками, веяло тихой опасностью.
Пожав плечами, мужчины перешли в другую половину заведения, где кирпичи прикрывали: телевизор, рекламные плакаты и деревянный штакетник, изображающий, то ли перевернутый забор, то ли железнодорожные рельсы. Здесь были свободны все столы, а еще был странный подиум, отделенный перилами. И стол стоял там, будто на витрине, с видом улицы и прохожих, заглядывающих в тарелки и рот.
Заняв двухместный столик у стены, посетители вооружились меню.
– А ты давно здесь был, Вольдемар? – спросил Савелий, – Что-то мне не нравится…
– Летом заходил с работы пропустить стаканчик, – ответил коллега.
– И все?
– А что еще?
– Еду не дегустировал?
– Тебя ждал.
– А я не обедаю в незнакомых местах без рекомендации, – воспрепятствовал Савелий. – Возьму тогда что-нибудь классическое, чем отравиться можно не смертельно.
– Ладно тебе, все едят! – басом возразил Вольдемар. – Скорой помощи у входа я лично не заметил, а аптека рядом.
– А что было написано на плакате в соседнем зале? «Готовим, что любим!» Не хилое кредо, а?
– Расслабься, хуже прозвучало бы «что хотим».
– Ваш заказ? Хотя, извините, повар сегодня в замечательном расположении духа, и уже приготовил вам пудинг. Будете есть. И это не вопрос!
Мужчины кратко засмеялись.
– Здравствуйте, что вы хотите? – раздалось над столом от подошедшей официантки.
Не переставая улыбаться, клиенты переглянулись.
– Куриный суп, салат с куриной печенью и клаб-сэндвич с курицей, – быстро отчеканил Вольдемар, почесывая свою окладистую бородку.
