скачать книгу бесплатно
– Я так и думал, что нет. А людская молва меж тем приписывает тебе десятки любовных побед на этом ристалище. Впрочем, как и мне, как и Оливеру, как…
– Разве это важно?
– Лишь в том случае, если ее величество вполне к нам равнодушна.
– Или хранит верность одному мужчине?
– Мы даже знаем, какому.
– И не повторяем досужие сплетни.
– Точно! Лишь поддерживаем сплетни о нас грешных.
Патрик хмыкнул:
– Ну хорошо, мы – зубастые псы, – широко улыбнувшись, он отбросил со лба золотистый локон. – Уолес, у которого только что не едят с рук хабилисы королевского университета, или Виклунд, которому прочат пост командующего уже через пару лет, или ты… С тобой вообще все просто – в любой момент ты заявляешь права на Дювали и объявляешь долину отдельным княжеством. Но Станислас? Почему наш нежный бард вызывает ее опасения?
– Одна песенка нашего нежного барда может как разрушить, так и возродить из пепла любую репутацию. Уж сколько лет прошло после сочинения о шуте и фее, а во всех ардерских тавернах до сих пор напевают сии куплеты.
– Ах как же его звали?.. – Уолес заржал отнюдь не с профессорской сдержанностью. – И что же наш лорд-шут, он благословит нас на свершения или твоя хитроумная комбинация была им замечена?
Ван Харт отхлебнул из своего бокала, в котором, судя по цвету содержимого, плескалось отнюдь не вино.
– Он прекрасно понимает, что короне нужны деньги, Блюр – неплохой форпост, чтоб разрушить монополию Тарифа в вопросах доступа на Авалон. Он нас благословит и помашет вуалью королевы, можешь не сомневаться.
Входная дверь загрохотала, распахиваясь, тяжелые шаги и легкая струнная мелодия возвестили, что компания миньонов пополнилась лордами Виклундом и Доре.
– Кажется, в столице не желают видеть всех четверых! – Гэбриел ван Харт отсалютовал прибывшим бокалом.
– Вода! – с отвращением кивнул Оливер. – И девиц, как я понимаю, вы предварительно разогнали?
– Не опасаешься, что твои неуместные вопросы достигнут неких прелестных ушек? – Станислас лорд Доре быстро уселся за стол и придвинул к себе пустой бокал и бутыль, отобрав ее у Патрика.
– Я лишь хотел убедиться, что нашим сборам никто не помешает.
Виклунд тоже устроился за столом и разжился посудой.
– Итак, Блюр? Дороги все еще не подсохли, поэтому обоз я собираюсь пустить малым ходом по тракту, а путешествовать с небольшим отрядом…
Оливер достал из-за пазухи тонкий пергамент дорожной карты и расстелил его на столешнице.
– Вот здесь, – ткнул он пальцем в какую-то точку, – мы оставим лошадей и наймем проводника. В это время года путешествие в горах представляет опасность.
– С каким именно поручением, позвольте узнать, к нам прикрепляют лорда Виклунда? – Гэбриел смотрел на карту без интереса.
– Леди Дидиан ван Сол наконец выходит замуж, – хохотнул великан, – и все друзья счастливого жениха направляются в новые владения лорда Уолеса, чтоб подготовить великолепный праздник. Лорд Уолес ведь не против?
– Не против. – Патрик склонился над картой.
– Королевский менестрель не может манкировать этим событием. – Станислас на карту вовсе не смотрел. – На подготовку нам выделено три месяца.
– Это то, о чем я тебе говорил, – Гэбриел обратился к Патрику. – Дидиан ван Сол и рыцари долины, которые съедутся на праздник. Наше шутейшество, пользуясь моментом, вознамерился пощипать Тариф.
– Как замечательно, что все наши планы в чем-то совпали.
– Значит, в дорогу?
– В дорогу, миньоны!
* * *
Я сидела перед зеркалом и безостановочно щелкала ножницами, даже не глядя на свое отражение. Караколю я не верила ни на грош. Фахан – раб, рабам доверять нельзя. То, что он спас мою жизнь, конечно, достойно благодарности, но тоже с оговорками. Вообще никому доверять нельзя. Я одна против всего мира.
Этот горький вывод я сделала, когда мысль про два прошедших года слегка обжилась в моей голове и перестала меня шокировать. На смену ей пришла другая – за два года никто не попытался меня спасти. Ни королева, ни шут, ни друзья. О чем это говорит? О равнодушном нежелании или о невозможности? Второе было бы крайне неприятно, первое же…
Я всхлипнула и посмотрела в зеркало. Волосы топорщились в разные стороны, придавая голове сходство с малихабарским растением тарухшакун, а попросту говоря – с одуванчиком.
Ругнувшись и намочив ладони в умывальном тазу, я пригладила вихры за ушами.
Нет! В то, что друзья меня бросили, я верить не буду! Вот просто не буду. Не спасли – значит, не смогли, значит, я сама спасусь.
– Собери! – велела я Тихоне, кивая на ворох состриженных волос. – Будем считать, что мы в расчете.
Цверг кивнул и стал неторопливо наполнять заранее подготовленный мешок.
– Твой шрам готов, – сообщил вошедший в комнату Папаша, потряхивая в воздухе деревянной шкатулкой.
– А второй заказ?
– С минуты на минуту. Ворчун должен принести его.
Он сально хихикнул, я покраснела. Второй заказ был слегка… гм… неприличен и исходил лично от меня. Я заказала бубенчики. Рассказ о золотых волосах, которые выковал Папаша для какой-то авалонской богини, натолкнул меня на эту мысль. Если у меня будет мужское достоинство, которое не грозит вывалиться из штанов при каждом шаге…
Я закинула ногу на ногу, ощутив бедром твердость своего пумеса.
Хотя, может, я и сглупила, когда поняла, что волосы у меня хоть так, хоть эдак отберут, и захотелось урвать выгоды напоследок.
Папаша установил шкатулку на подзеркальный столик и откинул крышку.
– Это шрам?
Бабочка, сидящая в шкатулке, взмахнула ажурными серебристыми крыльями, мне даже показалось, что с них осыпалась горстка пыльцы.
– Шрам. – Цверг потер ладонь о штаны и протянул ее к насекомому. – Лучше настоящего будет, не сомневайся. Колдовство фей, знаешь ли, построено на обмане восприятия, а мое, наше, цвергово, колдовство…
– Ты хочешь сказать, – перебила я, – что подсадишь мне на лицо механическую букашку, которая врастет в меня лапками и жалом?
Папаша дунул, бабочка взлетела.
– Жала у нее нет.
Я завизжала, отмахиваясь:
– Дай мне нож! Я хочу нормальный, настоящий, обычный шрам! Я боюсь!
Щеки как будто коснулось чье-то дыхание, я хлопнула себя по лицу, пытаясь сбить насекомое, пальцы встретили бугристость кожи, как от старого, уже зажившего пореза.
– Обморок, – радостно спросил Папаша, – будет?
– Теперь в нем нет никакого смысла, – ответила я с горечью. – Гады вы фахановы, мокрые канальи, дуболомы…
Я могла бы продолжать, кажется, бесконечно. Но каждое слово стоило мне, наверное, часа в моем мире. Так что я просто махнула рукой, всхлипнула, вытерла с шершавой щеки влажную слезную дорожку (ардерские мужчины не плачут?) и собралась в дорогу.
Крик Ворчуна остановил нас у озера, за поворотом тропинки:
– Твой заказ, граф!
– Спасибо. – Равнодушно засунув под мышку очередной цвергов футляр, я поклонилась.
– Интересная работа, – гордо сообщил Ворчун.
– Не сомневаюсь.
– Волшебные бубенчики!
– За ту плату, что вы за них получили, они должны еще по ночам сказки рассказывать.
Цверг охнул, покраснел и потупил взор:
– Ночью они тебя удивят, не сомневайся.
Я тоже покраснела. С кем я их использовать собираюсь, свои бубенцы?
– Нам нужно торопиться! – Караколь стоял туазах в двух и, дуболом такой, не краснел. Улыбался гаденько тонким ртом, но не краснел.
Ворчун вежливо попрощался, выразив робкую надежду, что больше никогда со мной не увидится. Я эту надежду горячо разделила, поддержала и пожелала ему недолгих страданий, ибо сама отходить в чертоги Спящего не спешила, и лишь безвременная кончина маленького цверга могла спасти последнего от нашей повторной встречи в случае, если его бубенчики меня не удовлетворят.
«Его бубенчики» и «удовлетворят», оказавшиеся в моей тираде, вогнали в ступор, кажется, всех присутствующих, даже Караколя. Но я-то просто чуть натурально не лишилась чувств, когда осознала двусмысленность мною изреченного. Смогла только закашляться и махнуть на прощание свободной рукой.
Когда Ворчун скрылся за поворотом, фахан потянулся ко мне:
– Покажи!
– Прочти мои мысли и не лезь в мою жизнь! – отпрыгнула я.
– Тебе не кажется, что ты противоречишь сама себе?
– А тебе не кажется, что… – футляр поместился в карман кафтана, – что для раба сумасшедшей бабы…
Он опять дернулся ко мне.
Я опять отскочила, подошва сапога соскользнула, крутой берег озерца осыпался под ногами, я полетела спиной вниз. Глаза обожгло ярким светом лорда нашего Солнца, но жмуриться не пришлось. В тот же миг лицо укрыло тенью распахнутых крыльев фахана, а его длинные твердые руки подхватили меня за талию.
– Высоты боишься, болтушка?
Грудь Караколя, к которую я уткнулась носом, была тоже твердой. Надеюсь, я этот свой нос расквасила и мои кровавые сопли на камзоле этой канальи послужат крошечной местью. Крошечной и нелепой.
Фахан, видимо, услышав про сопли, перехватил меня под мышками и подтянул повыше, крылья его мощно рассекали воздух, озеро, оставшееся внизу, виделось уже серебряным блюдом на изумрудной скатерти великана.
Непередаваемое зрелище, особенно если учесть, что любовалась им я искоса, свесив голову через фаханово плечо. Меня замутило. От высоты, которой я конечно же (скорее всего, я надеялась, что это именно так) не боялась.
– Тошнит? – Караколь перекрикивал ветер.
«Точно за чистоту камзола переживает, – мстительно подумала я, решив, что отвечать не буду. – Наверное, даже на благословенном Авалоне непросто найти портного, который выкроит и сошьет одеяние с прорезями для крыльев. Прорези! Как расточительно! Там же сукна надо туаза четыре. А как прикажете швы в этих прорезях обрабатывать? Если канителью, то она натирать будет при полете, а если мягким льном, то он в два счета истреплется».
Фахан отодвинул меня на вытянутых руках, то ли чтоб действительно не испачкаться, то ли чтоб рассмотреть выражение моего лица.
«Шелк, – решила я наконец. – Шелковая нить подойдет для обметки лучше прочего. Во-первых, она крепкая, а во-вторых – скользкая, поэтому трение при работе крыльев ей не страшно».
– Я понимаю, что ты делаешь! – Фахан встряхнул меня, требуя внимания. – Ты отвлекаешься болтовней, чтоб не бояться.
– Чего еще может бояться девушка после поцелуя с тобой? Все самое страшное в ее жизни уже произошло! – проорала я вслух, а потом еще подумала: «Урод!»
– Какое высокомерие! – Он явно обиделся.
Странно, его называли уродом все подряд, и вслух, и в мыслях, а обиделся он именно на меня. Может, зря я так? Он же, в сущности, человек подневольный и не особо в моей плачевной ситуации повинен. Да и не человек он вовсе, а фахан. Может, то, что я считаю уродством, у них, у фаханов, напротив, сходит за прелесть и услаждает взоры местных дам? Может, Караколь меня не для удовольствия целовал, а для дела? Точно! Без поцелуя я бы не проснулась, а он постарался, разбудил… Может, даже отвращение при этом испытывал.
– Я тебя не целовал, женщина! – Караколь тряс меня уже раздраженно. – Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме тряпок и поцелуев? Дура!
Лучше бы подтвердил мою версию про отвращение, и мы бы на этом успокоились. Теперь мне что делать? Возвращаться к Папаше и допросы с пытками для всех семи грехов устраивать? А сколько лет у меня на это уйдет?
Хотя поцелуем больше, поцелуем меньше…
Кажется, Шерези, мы наблюдаем с тобой другую крайность. Помнится, было время, когда ты мысленно величала себя в мужском роде и боялась вовсе утратить женское естество. Ты становишься развратницей!
Нисколько! Вот если бы я получала от поцелуев удовольствие…
Караколь зарычал, дернул меня, развернул и прижал к своей груди спиной. Подо мной разверзлась бездна, которой было ровным счетом наплевать на мои жалкие попытки не думать о ней.
Я зажмурилась, затем широко открыла глаза. Как же красиво, святые бубенчики! Как невероятно, нечеловечески красиво!
Розовые громады облаков, подсвеченные солнцем, вихри, мельтешение изумрудных пятен далеко внизу.
И я заорала, но не от ужаса, а от переполнившего меня восторга.
И в этот самый миг, будто понукаемый моим криком, фахан сложил крылья. Мы понеслись вниз.
Маневр Караколя я перенесла стоически, даже не попыталась вознести молитву, тем более что вскорости падение замедлилось.
