скачать книгу бесплатно
Андрей тряхнул головой, пытаясь избавиться от преследующих его сновидений. Уже несколько лет подряд ему снился сон, в котором он яростно сражается с армией китайского императора. Найти связь между собой, древним Китаем и чжурчжэнями он не мог. Андрей никогда особо не увлекался историей, а уж историей древнего Китая – тем более.
Этот сон привязался к нему давно, как результат давней контузии, полученной ещё в первую чеченскую. Чугунная после выпитого вчера голова раскалывалась.
– Да, хорошо посидели, – тяжело вздохнул он, оглядывая батарею пустых бутылок, – надо тормозить, а то опять сорвусь.
Мучительно хотелось пить. Опираясь крюками протезов на прикрученный к переборке столик, он тяжело встал и, распространяя вокруг стойкий запах перегара, поднялся на палубу.
Маленький речной буксир «Агона» мерно покачивался на ленивой, грязно-жёлтой амурской волне. Изрядно потрёпанные кранцы из старых автомобильных покрышек скрипели, упираясь в борт старенького дебаркадера. На его крыше белел фанерный щит с обозначением населённого пункта «Тыр».
– Вот он, твой Тыр, – кивнул в сторону берега Серёга, он же капитан небольшого буксира из дальневосточного городка с длинным названием Николаевск-на-Амуре. Сам город располагался в устье могучей дальневосточной реки Амур, а населенный пункт со странным названием «Тыр», возле которого сейчас мирно покачивался буксирный катер, находился в ста километрах выше по течению.
– Попить что-нибудь есть? – проскрипел Андрей пересохшим горлом.
– Чай будешь? – спросил Серёга, отхлебывая из кружки кипяток.
– Давай.
– Вон, в стакане. Только налил. Стой! Да не залпом же. Он же горячий.
– Поздно, – отмахнулся Андрей.
– Ну ты даешь! Ещё налить?
– Не, хватит.
– Дело хозяйское. Ладно, Андрюха, мы на месте, выгружайся. Я хочу, пока светло, добежать до Херпучей. Вода низкая, как бы на косу не наскочить.
– Нищему собраться – только подпоясаться, – усмехнулся Андрей и пошёл собирать пожитки. Застегнув замок небольшой спортивной сумки, он повесил её на плечо и поднялся на палубу.
– Ну, я пошёл.
– Удачи! Через два дня буду.
– И тебе семь футов под килем[11 - Семь футов под килем – традиционное на флоте пожелание удачи, благополучного плавания.], – блеснул знанием флотского фольклора Андрей. – Может, всё-таки возьмешь? – махнул он бумажной банкнотой.
– Нет, я же сказал – не парься.
На предложение получить плату за проезд Серёга ответил отказом ещё в Николаевске. При других обстоятельствах он бы взял деньги, но пассажир попался уж очень необычный.
Этот сорокалетний мужик в ладно сидящей, добела застиранной полевой форме капитана российской армии появился возле катера Серёги два дня назад. Серёга стоял без работы уже неделю. Его компаньон договорился о буксировке плашкоута[12 - Плашкоут – несамоходное плоскодонное грузовое судно.]с грузом из посёлка Херпучи в Николаевск, и теперь они ждали представителя груза, который должен прилететь из Хабаровска. Компаньон носился по городу в поисках попутного груза, а Серёга томился на катере. «Агона» мерно покачивалась на амурской волне.
Вода между причалом и бортом ритмично хлюпала, а кранцы поскрипывали в такт качке. От раскалённой палубы, слоясь, поднимался горячий прозрачный воздух. Вялый ветерок с реки приятно холодил лицо и не богатырскую грудь загорающего судовладельца. Сиплый, будто простуженный голос, нарушил ленивую дрёму.
– Есть кто на борту?
– Кого это принесло? – поднял голову Серёга.
Увидев в человеке на борту признаки жизни, незнакомец вежливо продолжил:
– Мне сказали, вы идёте в Херпучи. До Тыра не подбросите?
Серёга по привычке хотел ответить солёной шуткой-прибауткой, но матерок застрял на языке.
На берегу стоял армейский капитан, у которого вместо кистей рук из рукавов торчали два крюка из нержавейки. На правой стороне лица были видны следы сильного ожога. Розовый шрам сползал на шею и терялся где-то под гимнастёркой. Глазницу прикрывала уродливая складка обожжённого века, под которой перекатывался шар глазного яблока.
Привыкший к реакции на свою внешность капитан переспросил:
– Так что? До Тыра возьмёте?
– Возьмём, только, когда отправимся, не знаю, заказчика ждём.
– Да мне не к спеху, подожду. Сколько за проезд возьмёте?
– Так довезём, не на себе же.
– За так не надо. Я могу заплатить. Тем более обратно тоже надо будет выбираться.
– Ну, если не торопитесь, то и обратно довезём. Нам по пути. Денег я с вас не возьму, а вот чего-нибудь из продуктов с собой прихватите, телепаться туда-сюда неделю будем.
– Тогда я в магазин. Когда сюда шёл, видел. Максимум через час вернусь. Дождётесь?
– Можете не торопиться, раньше завтрашнего утра не выйдем. Но если ночевать негде, приходите. В кубрике место есть.
– Спасибо, договорились. Я тогда по городу прогуляюсь, а к вечеру буду. И ещё, может, перейдём на «ты»?
– Без проблем, меня звать Сергей, можно Серёга.
– А меня Андрей, – улыбнулся капитан, – до вечера!
– Давай, – вяло махнул рукой Сергей.
Вечером к причалу подъехала изрядно уставшая «Тойота». Из салона выбрался капитан, выгрузил из багажника две коробки продуктов и ящик портвейна «777», расплатился с водителем и крикнул на буксир:
– Серёга, принимай!
– Ты куда столько набрал?
– Так ты сказал, денег не возьмёшь, а я на халяву не привык. Что не съедим, на борту останется. Там в одной коробке консервы: тушёнка, рыба, сгущёнка. А в другой – огурцы, помидоры в банках, чай, сахар, макароны, немного колбасы на закусь, ну и зелень. Колбасы и хлеба много брать не стал, побоялся, что пропадёт.
– У нас не пропадёт, – повеселел Серёга, – я вижу, ты разговорной водой серьёзно запасся, – кивнул он на ящик с вином.
– Так не хлебом единым, – в тон ему ответил Андрей, спрыгивая на палубу. – Куда нести, показывай.
Серёга оказался общительным и весёлым собеседником. Перемежая слова обычной речи с острыми флотскими шутками, он быстро расположил к себе ветерана. За разговорами нарубили закуски и накрыли стол на корме.
Серёга старательно делал вид, что не замечает увечий капитана, но тот, не стесняясь, достал из сумки сменный протез и сменил крюк на крепление для ложки и ножа. Отработанным движением пристегнул нож и стал ловко нарезать колбасу. Серёга отвернулся. Его смутила неприлично розовая культя, которая открылась при смене протеза, но Андрей лишь хмыкнул:
– Всё в порядке, я привык. Что ещё порезать?
– Вроде всё.
– Тогда тащи посуду под напиток.
Серёга принёс два гранёных стакана и вопросительно посмотрел на Андрея.
– Подойдёт, – кивнул тот.
Под мерный плеск волн разлили портвейн.
– Ну, за знакомство, – подражая персонажу известной комедии, улыбнулся Андрей и, удерживая стакан культями, опрокинул его в рот.
Завязался обычный между мужиками разговор.
После очередного стакана Серёга решился задать крутившийся на языке вопрос:
– Где тебя так?
– А, – отмахнулся Андрей, не любивший разговоры на тему своего ранения и вообще о войне, – первая чеченская.
И вдруг ему захотелось рассказать этому совершенно не знакомому человеку историю давней трагедии, безжалостно изменившей его жизнь. Трагедии, превратившей матёрого, прошедшего две войны офицера ГРУ в калеку и инвалида. Увидев в глазах Серёги немой вопрос, он толкнул к нему пустой стакан:
– Налей.
Молча выпил.
– Набросай-ка ещё, – и одним глотком опрокинув в себя содержимое, опустил голову, – ну, слушай…
Рассказ его был долгим, и Андрей прерывался только для того, чтобы выпить ещё «по пятьдесят». С каждым стаканом голос капитана становился глуше, а рассказ – яростней и злей, вызывая в воображении Серёги яркую картину тех трагических дней.
– Моя группа возвращалась из рейда.
Бои в Грозном шли тяжёлые – весь город стоял в развалинах. Духи[13 - Ду?хами во время Афганской и чеченской войн российские солдаты называли боевиков.] отчаянно дрались за каждый дом. Часто бывало, что в одном доме на разных этажах могли находиться и наши, и они…
Из командного пункта первого батальона доложили, что поймали снайпера. По информации это был русский, из Новосибирска. Поступил приказ доставить эту суку в штаб бригады. Я прихватил своих разведчиков и на двух БМПэшках отправился за стрелком. На подходе к железнодорожному вокзалу стали попадаться сожжённая техника и много трупов. Наших трупов, братишек-славян. Это всё, что осталось от Майкопской бригады, которую на Новый год с девяносто четвертого на девяносто пятый спалили духи. Место простреливалось, поэтому трупы не собирали. Обошли развалины вокзала и сразу за ними попали под обстрел. Духи долбили откуда-то сверху. Огонь, хоть и вёлся бестолково, но я решил не рисковать. Оставил БМП на экипаж и с двумя бойцами пошёл пешком. Парни уже пообстрелялись, пообвыкли, а поначалу было – хоть волком вой.
Представляешь, все солдаты, что нам прислали, были из нового призыва. Одни без команды вперёд лезут, других матом приходилось гнать.
Огляделся. Мои бойцы залегли неподалёку, тоже осматриваются. Рожи от копоти чёрные, только глаза и зубы сверкают. Показываю одному головой, другому рукой направление движения. Пошли: зигзагами, винтом, перекатом. Пот заливает глаза. От одежды пар. Во рту привкус крови, в висках стук. Адреналина в кровушке до чёртиков. Пробираемся, избегая открытых участков, перебежками по обломкам кирпича, бетона[14 - В 1825 году русским инженером Челиевым был изобретён строительный материал бетон, он состоял из цемента и других добавочных материалов, смешанных в различной консистенции. Цемент оставался его основной составляющей, но в середине XIX века Челиев запатентовал новый строительный материал – железобетон, содержащий арматуру. По сути, арматура – это связующий каркас, который усиливает общую конструкцию и обеспечивает ей устойчивость к высоким нагрузкам. Железобетон до сих пор применяется в строительстве, но впервые он был применён при строительстве русской морской крепости Порт-Артур. С появлением арматуры разные незаконопослушные граждане часто использовали её как средство нападения.], стекла.
Слышу: «Вжик, вжик». Твою мать! Неужели снайпер? Ныряем в ближайший подвал, гранаты под рукой. Это уже на автомате, и неизвестно, что и кто нас там ждет. В подвале наткнулись на пару трупов, по форме наши, славяне.
Кивком показываю, чтобы один вёл наблюдение через окно, сам встаю у дверного проёма. Вижу, как второй боец склоняется над погибшими, достаёт документы, срывает с шеи верёвочки с личными номерами. Ребятам уже всё равно, а семьям сообщить надо. Через подвал выбираемся на соседнюю улицу, а там до первого батальона рукой подать. На ходу глянул документы погибших – наши солдатики, сибиряки. Змей выглянул в окно – чисто. Сгибаемся чуть не вчетверо, и перебежками вперёд.
В небе барражирует авиация, с высоты обстреливая душманские позиции. Не знаю, что они там видели. Единой линии фронта нет. Ведутся очаговые бои.
Порой получался «слоёный пирог» – духи, наши, снова духи, ну и так далее. В общем, дурдом. Взаимодействия почти никакого.
Особенно сложно работалось с внутренними войсками. Бывало, штурмовали одни и те же объекты, даже не подозревая друг о друге…
Вот и на вокзале, где Майкопская бригада легла, так же получилось. Без артподготовки, толком не разведав состав и численность духов, взяли вокзал. Расслабились после боя, стали засыпать. Не шутка – больше недели не спали. Держались только на водке и адреналине.
Тут они и подошли, – Андрей тяжело вздохнул, – забросали майкопцев коктейлями Молотова. Люди горели, как факелы, а их расстреливали в упор. Не знаю, как часовые духов прозевали? Или заспали, или как у Чапаева, но тот-то просто караулы не расставил. Короче, горело всё, что могло и не могло. От зажигательной смеси загорелась техника, стали рваться топливные баки и бочки с соляркой. Горела земля, асфальт, стены домов, люди…
Кто отстреливался, кто помогал раненым, кто стрелялся, чтобы не попасть к духам, некоторые бежали. Комбриг с перебитыми ногами до последнего командовал, хотя мог уйти в тыл. Остался…
Господи, храни его душу, – Андрей прервал рассказ, закурил.
– Наливай. Давай за ребят, – он поднялся на ноги и, чудом удержав равновесие на качнувшейся палубе, выпил.
– Дальше? А дальше наша бригада с тяжёлыми боями стала прорываться на помощь майкопцам. Танки прорубались сквозь завалы трупов. До сих пор перед глазами стоит, как траки танков и БМП наматывают на катки кишки и внутренности таких же, как ты. Как с хрустом лопается под гусеницей чья-то мёртвая голова, и всё вокруг окрашивается серо-красными мозгами.
Знаешь, – капитан глянул на Серёгу здоровым глазом, – когда твои ботинки скользят на кровавом месиве, тогда главное – ни о чём не думать. Сосредоточиться только на том, чтобы идти вперед и выжить. А ещё сохранить людей. Потому что бойцы, которых ты потеряешь, будут сниться тебе по ночам. И придётся писать похоронки и акты опознания тел. Врагу, самому злейшему врагу не пожелаю этой работы. Лучше захлёбываться в атаке, поливать из автомата направо и налево, чем в землянке или в подвале писать эти бумаги, – Андрей зарычал и опустил голову.
Серёга быстро налил полстакана и подвинул его капитану, тот молча выпил и продолжил рассказ.
– Змей заметил шевеление в окне пятиэтажки, успел крикнуть: «Духи!» Мы с Семёном залегли и укрылись за грудой битого бетона. Змей открыл огонь по окну, а мы стали готовить подствольники. Какая зае…, извини, замечательная штука, этот подствольный гранатомёт. Весит, правда, не мало – почти пятьсот граммов. Крепится к автоматному стволу снизу и может вести огонь как по прямой, так и по навесной траектории. Видел когда-нибудь, нет? Ну, тогда в двух словах. Подствольник – это небольшая трубка со спусковым крючком и предохранительной скобой, у него есть прицел. Но мы за дни боёв так набили руку, что обходились без прицела. Из подствольника можно закинуть гранату в любую форточку или перекинуть через здание. По прямой швыряет на четыреста метров, разлёт осколков – четырнадцать, – сказка. Сколько жизней он в Грозном спас – не перечесть. Есть ещё у подствольных гранат существенное достоинство – взрываются от удара. Бывает, обычную гранату с замедлением три-четыре секунды нужно бросить в верхнее окно, и, если не попал, она может и обратно отскочить. А подствольная граната – ударного типа, поэтому взрывается, встретив препятствие. Ударишь её о каблук – она встаёт на боевой взвод, и кидай её, куда тебе надо. Мы их собаками называли.
Вот мы с Семёном и стали закидывать из подствольника гранаты в окно, где Змей заметил движение. Первая собака ударилась о стену и взорвалась. Вниз отвалился большой пласт штукатурки и поднял облако пыли. Пока оно не осело, мы разом рванули через открытое пространство. А там уже, где ползком, где бегом. Дальше добрались без приключений.
Снайпера забрать не успели. На прикладе его винтовки обнаружилось тридцать две зарубки. Тридцать две оборванные жизни. Сука…
У духовских снайперов в ходу такая хитрость была – специально ранят, чтобы не мог уползти, и ждут. Раненые кричат, к ним спешат на помощь и попадают под снайперский выстрел. Так наша бригада человек тридцать потеряла. Поэтому к снайперам был особый счёт. Удивительно, что этого живым взяли.
Я для себя ещё по дороге решил, что не довезу его до штаба бригады. Умрёт он при попадании «шальняка» или при попытке к бегству. Один чёрт, всё, что мог рассказать, уже рассказал.
Это только в кино языка[15 - Язык – в жаргоне работников силовых ведомств (армии, разведки, контрразведки) так называют пленного, захваченного с целью его последующего допроса и, возможно, перевербовки.] убеждают рассказать известные ему сведения, строят всякие психологические ловушки, ломают идеологически. А в реальной жизни всё проще. Все зависит от фантазии, злости и времени. Если времени нет, а информация нужна, то из автомата отстреливаешь ему пальцы на ногах, по одному, по очереди. Нет ни одного человека, кто бы выдержал подобное. Всё расскажет, что знал и помнил. Что кривишься? Это правда войны… Наливай!
Серёга видел, как в уцелевшем глазу капитана плещется ярость и боль за погибших товарищей.
– В общем, пошли забирать снайпера. Смотрим, возле подвала, где его держали, собралась толпа что-то шумно обсуждающих бойцов. Подходим, видим танк, а на его пушке, на удавке, висит тушка снайпера. Комбат, естественно, начал орать на бойцов, типа кто это сделал. Бушевал, распинался, но я-то видел, что он не осуждает бойцов и весь этот цирк устраивает для меня.
– Ну что, – говорю комбату, – снимай висельника, запишем в боевом донесении, что он самоповесился. Покончил, сука, свою поганую жизнь самоубийством, не вынеся мук совести.
Мы пополнили боезапас и двинули обратно. Разведчики из первого батальона пошли проводить, и повели нас не по верху, как мы шли, а подвалами, через завалы и щели. Минут через тридцать сержант, возглавлявший группу сопровождения, сказал, что дальше подвалами дороги нет и нам до БМП придётся добираться самим. Ну, самим так самим.
До «коробочек» мы добрались без приключений. Забрались на броню и только тронулись, как на нас обрушился шквальный огонь из верхних окон многоэтажки. Головную машину занесло и ударило об угол здания. Она сбросила скорость, а затем и вовсе встала.
Механик кричит:
– Гусеницу сорвало! Твою мать!
Командую:
– Все с брони! Ставь дымовую завесу! Четверо натягивают гусеницу, остальные – в оборону! Два подствольника к бою, остальные – автоматы! Вторая машина – пушку! Начали!
Веришь? Как начинается бой, меня прям азарт охватывает. Ведь в бою какое первое чувство? Страх. Но знаешь, когда его переборешь, ощущаешь себя таким спокойным и могучим, органы чувств обостряются, замечаешь всё вокруг. Голова работает, как хороший компьютер: мгновенно выдает решения, кучу вариаций и комбинаций. Скатываюсь с брони и ныряю за обломками бетонной стены. Мотор в груди стучит, ударов двести. Продышался, восстановил дыхание. Адреналин в крови бушует, азарт закипает… Бойцам приказа дважды отдавать не пришлось. Дёрнули кольцо дымогенератора, и БМПэшка окуталась дымом, укрывая и нас, и машину. Вторая БМП увидела наш манёвр и тоже запустила дым.
Духи заметили, что не получилось скосить с брони пехоту, и начали обстреливать нас из РПГ. Что такое РПГ? Обычный гранатомёт, «шмель» называется, премилая игрушка, есть у него ещё и сестричка – «муха», предназначены они для уничтожения бронетехники противника. Когда такая граната встречается с препятствием, как правило, это броневые листы, она выпускает огненную струю толщиной с иголку, которая прожигает металл и создает внутри бронеобъекта избыточное давление и температуру до трёх тысяч градусов. Естественно, что боекомплект внутри объекта взрывается. После такого взрыва у танков башни отрывает, чего уже говорить об экипаже и десанте – тех вообще в клочья. Сколько ребят погибло, что сидели внутри…
