Путь кама

Тряхнув головой, офицер поднял голову и посмотрел наверх. Взгляды пары встретились. Каким бы грозным ни показалась химера вначале, но Оциола понял, что на него смотрят глаза разумного создания, не мертвые и пустые, как у гиены, а живые, с озорным блеском, хитрецой.

Паника тут же отступила, уступив место любопытству и какой-то невообразимой приподнятости настроения.

А создание, тем времени, неспешно изучило черты лица дитя и, также успокоившись, расслабилось. Белая шерсть на макушке легла на место, разгладилась.

– Пора, друг, пора, – неожиданно проговорил зверь басом, повернулся и зашагал к выходу.

– Куда?! Куда пора, ие-кыла? – закричал ему вслед Максим, подскочил на постели и потянулся к офицеру с мордой обычного белого медведя. Тот, словно не услышал вопроса, хлопнул створками дверей и исчез в пустоте.

Душа Макса треснула, больно заныла. Химера, которую он впервые увидел несколько минут назад, стала вдруг такой родной. Ее сила и мощь, неизмеримая стать придала храбрости мальчику, заставила расслабиться даже сейчас, в обстановке незнакомой, абсолютно чуждой.

Почему ие-кыла? Что это? – вспомнил он свои же оброненные вопросы и с тоской посмотрел на закрытую дверь. Ответить ему смог бы только один человек. Тот, которого не стало семь лет назад. Колдун, шаман и дедушка Макса, – старый Асай знал все о мире духов. И белого медведя он тоже мог знать.

Парень чуял, что без помощи деда и белого медведя спокойствия в реальности ему не будет. Гиены, белые паразиты – это лишь начало, и дело не в наркотиках, дело в нем. Что-то проснулось внутри Макса. То чего боялась Лина и чем гордился старый Оциола.

Куда ты, ие-кыла! Вернись, – услышал Макс свой же голос издалека, открыл глаза, наполненные слезами и понял, что лежит на постели в полной темноте.

За окном мерцали звезды, лаяли местные псы во дворе, а в ногах, где в фантазиях сидели восковые фигуры родителей, свернувшись калачиком, спала мама. Ее посапывание навевало дрему, отчего через минуту подросток уснул.

Эта ночь была последней, когда семья принадлежала друг другу. Исаев уехал, и в квартиру вернулся семейный уют, которым окружили себя двое одиноких, потерянных человека. Кроме того, эта ночь стала самой теплой для них и самой короткой.

Проснувшись с утра, Максим накинул свое одеяло на мамины плечи, доел торт именинника и, собрав в рюкзак самое необходимое, вышел из квартиры. Неслышно прикрыв за собой дверь, он начал спускаться.

Поверх футболки он накинул ветровку и натянул капюшон так, чтобы прохожие не заметили синяков под глазами. В полупустом рюкзаке гремели телефон, карандаши и альбом с набросками, в кармане побрякивали ключи и складной нож.

Центральный парк, куда держал путь подросток, оказался пуст. В шесть утра мало, кому пришло в голову выйти на прогулку, только у площадки для выгула собак бродили сонные хозяева с такими же невеселыми питомцами.

Зеленые поляны сменились хвойными зарослями. Сквозь жесткие иглы сосен проглянули яркие вкрапления цветочных клумб.

Макс спустился к пруду.

Когда дорога легла через палисадник, Оциола присел у пушистых астр, вдохнул их сладкий запах и улыбнулся. Как жаль, что наступила осень и совсем скоро зелень превратится в омертвевший мусор, который соберут в тачки и вывезут из города.

– Но за осенью и зимой наступит весна, – с надеждой подсказал внутренний голос.

– Наступит, но не для меня, – ответило внутреннему ребенку эхо поколений.

Максим встал и обошел небольшой яйцевидный пруд.

У желтеющего клена он снова присел, вытащил нож и стал копать. Когда острие уткнулось в корень, мальчишка отбросил металлического помощника и принялся грести из углубления влажную землю. Под корнем блеснула коробка. Вытянув ее на изумрудный ковер травы, юный путешественник снял крышку и приподнял белый сверток, прятавшийся на дне. Когда-то, лет шесть назад, они с мамой пришли сюда, чтобы спрятать от мира кусочек уродства, которое досталось мальчику при рождении, теперь же настал день принять себя полностью.

Дернув за угол, Макс развернул ткань и поднял с нее маленькую косточку. Шестой палец с левой ноги, бережно удаленный хирургами у новорожденного Максима почти одиннадцать лет назад.

Как только лучи восходящего солнца коснулись кусочка кости, поднялся ветер, и парковые фонари резко вспыхнули. Макс зажмурился, прекрасно понимая, что очнуться в Краснодаре ему уже не суждено.

От непривычной мысли глаза невольно распахнулись. Но…Что бы ни нашептывали ему голоса, Максим-младший все так же стоял перед золотистым кленом и пялился на знакомые ветки. Неожиданно он зарычал, схватил камень с промёрзшей земли и запулил в дерево.

– Лажа! Ты все врала! – заорал он гневно и пригрозил дереву кулаком.

Клен, как и ожидалось, не ответил, да и отвечать маленькому каму не имело смысла. Как только тот отвел взгляд от ствола и осмотрел местность, сразу понял, что деревья никогда не врут.

Четыре апостола

Кам есть аватар Бога, им созданный и вдохновленный.

Через него Всевышний ведет беседу, дабы вселить в нас,

послушников и греховников,

веру в себя и в провидение.

Бойтесь бунтовать и молите о покаянии.

Милена Амбросия, кухарка и верноподданная

кесаря Филиппа XIV короля Умбрии.

«История Умбрии», том 5.

Бакша (камшун) уродился от диавола самого.

Бесноватый отрок темного племени.

Сила его, гадами скверными преумноженная,

разрубила сердце чистое и посеяла великое горе на земле.

Как погиб лучезарный Ло, так нет среди нас покоя и радости.

Не сотвори оного, было бы иначе.

За деяние прокляли предки бакшу,

и ходит с тех пор сын бесстыжего с душами многими.

И отражается в них, аки в зеркале, все зло мира.

Писание монаха древнего царства Коюн Васа Тишайшего.

Эй, шаманы, маги, экстрасенсы и подобные вам,

испытайте себя!

На мне испытайте!

Не вините, если невинного погубите.

Покажите, на что способны!

Пантелей Камриди, писатель и греческий философ XXI века,

отрывок поста о лженауках и паранормальном.

Клен шуршал под порывами ветра пожелтевшей листвой, приветствуя новобранца из Срединного мира, где когда-то жил Асай. Ветви дерева, толстые, кривые, словно пальцы старика, чернели на фоне золотой кроны.

Внизу, у корней, был спуск. Между двух каменных глыб, влажных, с обсыпавшимися краями шла узкая тропа и терялась в тумане. Что было там, в молочной дымке, Макс не видел. Но был уверен, что находится в горной местности и довольно высоко: порывистый ветер, подгоняемый свободой ландшафта, леденил открытую кожу и заставлял периодически съеживаться.

Парень чертыхнулся, засунул руки в карманы ветровки и крепче сжал сверток с косточкой. Убраться из родного Краснодара у него получилось быстро и безболезненно, только куда перенеслись бренное тело и душа теперь, он не представлял. Фантомы прошлой жизни, к сожалению, инструкций не дали.

Это удручало.

Из дымки вылетела птаха и, весело защебетав, села на ветку. За подругой подтянулась еще парочка и также уселась неподалеку в густой листве. Теперь малыши запищали куда громче и дружней.

Своим гомоном они призвали новых товарищей. Те не заставили себя долго ждать и через секунду вынырнули из серой пелены, порхая и кружась вереницей белых галочек, крохотных звезд. Сотня веселых, юрких малышей сначала разлетелась по клену, словно снежный поток, затем, успокоившись, присела на верхушку деревянного старца.

Макс улыбнулся и вгляделся в крылатых гостей.

На воробьев, знакомых ему из земной жизни, птицы не походили. Маленькие головки с крошечными клювиками плавно переходили в неширокие грудки и компактное, удлиненное тельце. Раздвоенный хвост торчал стрелой.

– Ласточки, – наконец, опознал Макс птиц в белом оперении.

Правда, раньше он видел только черноголовых представителей семейства, но белые мало от них отличались, разве только расцветкой: тот же клюв, бусинки глаз и веселый, бойкий нрав.

– Хай, – поздоровался мальчик по-свойски и решил не терять времени на крылатых, а как можно скорее спуститься по тропинке.

Внизу, в тумане его ждал большой новый мир, поэтому сидеть и разглядывать маленький кусочек ему не хотелось. Чем быстрее вселенная примет гостя, тем легче будет найти помощь и освободиться от назойливых привидений.

Парень сделал несколько шагов к тропе. Приготовился прыгнуть через валун, лежащий между ним и дорожкой, но резко остановился. Кто-то или что-то не дало ему двинуться с места.

Посмотрел назад и скривился.

Сетчатый карман рюкзака зацепился за нижнюю ветку клена, ловко переплетясь нитками с крючковатыми выступами.

Психануть и сломать кленовую ветку, вот чего больше всего захотел Макс в эту секунду. Преграды, вечные преграды… Даже здесь они не давали покоя.

«Почему нет? Кто помешает?» – решил он и незамедлительно исполнил свое намерение. Раздался хруст, кусок дерева полетел под ноги. На промерзшую землю посыпались узорчатые листья.

От резкого рывка не устоял и сам виновник беспорядка.

Макс грохнулся назад, больно ударившись спиной и левым боком об острые пирамиды каменистой почвы. Раздался звук, похожий на треск ломающейся ветки, и Макс вскрикнул.

Внутри, в самом центре раненой руки, начала расползаться неприятная, ноющая боль. Она усилилась, потекла по клеткам, неповоротливо соединяясь с потоком крови, запульсировала вместе с ней, пока не обвила всю руку.

В обычной жизни, когда случались падения и ушибы, парнишка почти не плакал и не жаловался. Да, было больно, но еще больнее было показать слабость другим, особенно одноклассникам. Жалким, тупым и наивным соплякам, которые ничего не понимали во взрослой жизни. В той, где бывает одиноко, тоскливо с пачкой денег в кармане и крутым мобильным в руке.

Здесь же далеко от родных мест и людей, он позволил себе расслабиться и расплакался. Развел сырость, как самый заурядный ребенок его возраста.

Все равно никто не услышит. Тогда зачем скрывать эмоции?

Из густого тумана на тропе появилась высокая, широкоплечая фигура и без труда зашагала вверх по крутому склону прямо к Максиму.

Гость, казалось, не замечал опасностей под ногами, ловко маневрируя между ними, словно зверь. На плечах его была накидка из выделанной шкуры и лямки из витой бечевки, которые держали самодельный рюкзак за спиной. Подтанцовывая движениям ног, сумка грозно бренчала спрятанной сталью, то и дело ударяющейся о нечто стеклянное или фарфор.

На поясе незнакомца также висел стальной предмет: огромный тесак с деревянной, плохо обтесанной ручкой.

Лица парнишка поначалу не разглядел. Так как подбородок человека был низко опущен, что давало возможность его глазам привыкнуть к дымке и разглядеть любое, даже самое мелкое препятствие.

Не успел Макс опомниться и вытереть слезы, как его поймали и подняли на руки. Он хотел закричать, но не смог. Рот словно клеем намазали.

– Успокойся, я не убивать пришел, – на ломанном русском проговорил гость и, наконец, поднял к парню лицо.

Подросток посмотрел на спасителя и его затрясло. Губы внезапно побелели. Вместо человеческих черт он увидел плоскую, до подбородка маску бледно-желтого цвета с двумя узкими прорезями на месте глаз. Жуткий образ дополняли седые пакли волос, неряшливо сплетенные в мелкие косички за ушами.

Полированное безличье играло бликами, кривым отражением тумана и валунов, кривлялось миром, чуждым Максу, но не давало увидеть живого человека, спрятанного за чудовищным Ничто.

Упершись руками в широкую грудь спасителя, Максим начал его отталкивать. Ужас, недоверие, боль превратили юнца в зверька, испуганную мышь в амбаре с дюжиной котов.

– Не бойся, – повторил незнакомец, сильнее прижал неугомонную поклажу и начал спускаться.

Силы стремительно покидали Макса, но он сражался через не могу. Вероятно, попытки привели бы его к чему-то дельному, если б перед очередным взбрыком он не повернул голову и не увидел, что дымка на пути рассеялась.

Оциола и спаситель спустились достаточно низко, чтобы туман остался над головами, и теперь перед ними открылся вид относительно плоской части предгорья. Макс повернул голову и увидел, что позади, в паре сотен метров от их парочки начинался резкий подъем, перетекающий в высокую гору. На вершине естественной пирамиды блистали ровные полосы снежного наста.

Ниже, после тропинки, по которой шагал незнакомец с ним на руках, открывалось еще одно чудо: каменные лепестки из горных цепей и долин. Обнаженные породы острых пиков так же, как и центральная гора, были покрыты снежными пластами, а чаши низменностей зеленели травой и редкими деревцами.

– Нам туда, – указал спаситель на одну из долин.

Макс, совершенно забывший о побеге, взглянул, куда указал седой, и охнул. В самой широкой долине было с десяток построек. Совсем крошечные отсюда, они походили на жилища муравьев.

«Городом это не назовешь, на деревню потянет», – подумал парень и сильнее схватился за мех накидки.

– Стойбище, – уточнил мужчина в маске и замолчал.

Его молчание длилось довольно долго; они провели в тишине часа три, не меньше.

У мальчишки оказалось немало времени, чтобы поразмышлять над своим путешествием и о том месте, куда он нарочно или нет, но попал. Природа, растения были земными. Да, не теми, что видел он на родине, но очень похожими на картинки в учебниках географии. И практически клонированным с видео о Сибири, которым пичкали школьников перед выпускным экзаменом в четвертом классе.

По дороге попадались ржавые от холода кусты смородины и шиповника, пурпурные барбарисы. В расщелинах на скудной почве расползались мхи всевозможных форм и размеров.

Белых ласточек не было видно. Наверное, они остались выше и сюда спускаться не стремились. Вспомнив о них, паренек вдруг понял, что птахи исчезли еще раньше. Они будто растворились в воздухе, как только появился незнакомец. Быть может, тоже нереальные, как видения дома, на родине? Как знать.

Мужчина в маске перепрыгнул ручеек, присел и приказал Максу напиться. К вечеру они прибудут к людям, а до того момента парень должен набраться терпения и сил.

Парень кивнул.

Ему подали самодельную деревянную кружку, выуженную из мешковины рюкзака. Зачерпнули воды.

Раненный с жадностью заглотил живительную влагу и отер лицо рукавом ветровки. Сладость водицы ручья удивила. Еще больше поразило, с какой бережностью седоволосый перевязал тряпицей из вещь-мешка сломанную руку и туго примотал конечность к торсу. Опытные руки сделали дело так быстро, что Макс не успел испугаться, только пискнул пару раз в самом конце. Да и то напоказ. Приятно же, когда о тебе заботятся и жалеют.

– Пора, – бросил спаситель, как только с делами было покончено, и снова поднял Маска на руки.

В этот раз нести мальчишку оказалось труднее. Это почувствовали оба. Мужчина то и дело вздыхал, останавливался, но маску не снимал. Будто не замечал, что лицо прикрывает твердая пластина.

Незнакомец, словно прочитав мысли мальчишки, уточнил:

– У тебя тоже будет такая, если захочешь. Она из кости священного животного.

– Какого? – спросил Макс неожиданно.

– Свое – не назову. Запрещено. А ты о своем узнаешь позже.

С наступлением сумерек путник и поклажа добрались до деревни.

Спаситель едва переставлял ноги и часто дышал. Если бы не стражники у входных столбов, он упал бы и размозжил себе или парнишке череп. Но, хвала небесам, жители подоспели и вовремя поддержали их. Мальчик мирно спал, когда шершавая рука похлопала его по щеке, и кто-то тихо позвал:

– Ма-а-а-кс.

Сквозь сон подросток оттолкнул говорившего.

Когда невыносимо ноет рука и тело в синяках, разговаривать не хочется, даже с главой камов и великим шаманом белого рода.

– Ма-а-а-кс, – снова послышалось в голове мальчишки, и неожиданно в его сон, где царили тишина и покой, ворвался белый олень с маленьким торнадо из снега, застрявшим между огромных, царственных рогов.

–А-а-а! – закричал Макс и подпрыгнул с меховой подстилки, в которую был завернут, словно в пеленку.

Темноволосый мальчик на соседней лежанке недовольно поморщился. Тени от морщинок под закрытыми глазами стали четче и длиннее. Щеки надулись. Он сидел в позе лотоса и пытался медитировать, пока новичок не вскрикнул и не спугнул настрой. Приоткрыв один глаз, парнишка спокойно спросил:

– Чего орать-то? Первый раз руку ломаешь?

Макс кивнул.

– Понятно. Не боись. Здесь тебя мигом вылечат. Им больные ученики не нужны, – уже добродушней заверил юный йог и открыл второй глаз.

На вид новому знакомому Оциолы было не больше двенадцати. Упитанный до состояния шара, он производил впечатление добряка и славного парнишки. Над такими детьми очень часто издеваются старшие и одноклассники понаглее. Макс сразу понял, с кем имеет дело. Буквально вчера он сам третировал пухляка Сафронова и рисовал маркером на его парте. Сегодня Петька пришел в теле азиатского парня и улыбнулся добродушной улыбкой, еще не зная, какое чудовище лежит рядом.

Ссориться с пухляком не имело смысла, особенно со сломанной рукой, поэтому Максим приветливо кивнул. Смуглая кожа и кеды в иероглифах выдавали в подростке чужестранца. В Краснодаре Максим не видел таких. Заинтересовавшись моднявым прикидом, парень выпалил:

– Зачетные кроссы.

И, действительно, белая обувь с толстой подошвой смотрелась дорого и необычно. Особенно в том жилье, где разместили ребят.

– Спасибо. Асаши, – гордо выпятив грудь, похвалился хозяин знаменитым брендом.

Макс промолчал.

– Ты откуда? – наконец, спросил краснодарский гимназист.

– Токио, район Сибуя. А ты?

– Краснодар, Бакинская.

Толстяк озадаченно сдвинул брови и, очевидно, задумался. Не найдя в стриженной под ежик голове ни намека на воспоминания о Краснодаре, он всплеснул руками:

– Это – Испания, правда?

– Почти.

Макс не стал ничего объяснять. Краснодар, и Краснодар. Какая разница? Здесь, в ином мире, страны и города ничего не значат. Ведь они как-то общаются, хотя японский и русский совсем не похожи.

– Россия, – услышал краснодарец голос за спиной японца.

На него выглянуло светлокожее существо с абсолютно белыми локонами до плеч и светло-голубыми, словно лед, глазами. Из ярких пятен на снежноликом были пропитавшаяся кровью плечевая повязка и алая рубаха до колен.

– Меня Николасом зовут, а этого…, – альбинос кивнул на смуглого, – этого – Акаем. Он – японец, я – индиец, а ты, если правильно понял, русский?

Максим облегченно выдохнул. Несмотря на странную внешность, новый, третий в этом мире знакомый появился кстати. С ним-то он точно найдет общий язык.

Парни решили познакомиться, рассказали о себе. Поведали, кто сколько смог и что захотел. Трудно быть одному в чужом мире, но и тайны души раскрывать не легче.

Оказалось, что Ник живет в Америке вместе с папой. Мама умерла, когда ему было меньше трех, поэтому он ее почти не помнит.

Шин Удхани увез маленького Николаса с родины в надежде забыть жену и построить бизнес на торговле элитным индийским чаем. Хватка и недюжинный ум брахмана произвели должный эффект. Бизнес развивался, поднимая семью по социальной лестнице туда, где они привыкли находиться в далекой Индии.

Акай Сада – парень из многодетной семьи зажиточных торговцев морепродуктами. Жил с родителями и тремя братьями в традиционном особняке, доставшемся от бабушки по материнской линии, и учился в сибуйской школе для мальчиков. К двенадцати годам он в совершенстве знал японскую поэзию, древнегреческий и какой бренд планшетов самый крутой сегодня, а какой – самый прочный.

– Откуда такие подробности? – деловито поинтересовался Николас, даже не взглянув на нового товарища. По брезгливой мине индийца Макс понял, что тот едва сдерживается, дабы не навалять толстяку.

– Поэзию я люблю, древнегреческий знаю, потому что учитель-маньяк заставлял нас читать книги Платона и Гомера на мертвом языке. А планшеты – главная забава в нашей школе для таких, как вы.

Подростки недоуменно переглянулись. Акай, пыхтя, поднялся со своей лежанки и совершенно обыденным тоном закончил:

– Они проверяют прочность своих гаджетов об голову и задницу таких, как я. У кого планшет прочнее, тот получает обеденные талоны остальных спорщиков.

Николас захохотал и тут же скорчился от боли. Видимо, рана дала о себе знать. Макс промолчал, потупившись. Очередь рассказывать свою историю дошла до него. В отличие от предыдущих ораторов ему было нечем поделиться. По крайней мере, так считал парень. Поэтому он коротко сообщил, что учится в гимназии, мама – медсестра. Звезд с неба не хватает, но неплохой баскетболист.

– А папа? – перебил Акай.

– Нет у меня папы. Летчик-испытатель. Погиб при важном государственном задании.

Акай покраснел, насколько могла краснеть его смуглая кожа, и извинился. Он предложил выйти из лачуги, где лежала троица, и осмотреться.

– Вы тоже не знаете, где мы? – уточнил Макс. Он последним оказался среди ребят и думал, что те хоть что-то разведали об этом месте, но надежды не оправдались. Ни один из них не имел представления о новой Вселенной.

Последним воспоминанием с Земли у индийца стала отцовская открытая вечеринка с бассейном, в который он на спор нырнул. Японец Сада вспомнил только то, как сел у могилы погибшей сестры. Закрыл глаза в молитве.

Мальчики выглянули из-под занавеси, плотно закрывавшей вход в помещение. Свободно вдохнули морозный воздух и огляделись. Рядом не было ни души.

Хижина, где они лежали на деревянных циновках, покрытых мехами, стояла почти в центре поселения. И не хижина это была, а юрта без углов и выступов, полусферической формы, с дырой посередине крыши. Жилье казалось огромным, заполненным внутри и снаружи сотней рисунков на плотной холщевой ткани, служившей ей стенами и потолком.

Вокруг по периметру расположились такие же жилища разных размеров и цветов. Лишь на центральной площадке, где вместо земли кто-то рассыпал речную гальку, одиноко стояло строение из неровных обломков камня. Куски породы сложили гениальные руки, и хаос собрался в высокую мозаичную башню. По основанию его расползлись мхи, кое-где вылезли таежные цветы. Макс вспомнил, как смотрел на этот «маяк», стоя у клена, и удивился расстоянию, которое преодолел спаситель с ним на руках.

Теплая благодарность родилась в его душе и сдвинутые к переносице брови разошлись. Мальчик расслабился.

– Смотрите люди, – тихо сказал Акай и указал на юрту метрах в семидесяти от них.

И, действительно, из обиталища, как две капли воды похожего на юрту за спиной, выходила толпа мужчин.

Время было предрассветное, и разглядеть жителей ребята не могли. Однако одна деталь бросалась в глаза даже сейчас: необычный наряд. Все как один были в мехах, головных уборах и масках.

Кто-то натянул шляпу с полями, из которых торчали козлиные рожки, у кого-то на тугих косах была повязана бандана с пушистыми шарами, наподобие звериных ушей. Часть, не заморачиваясь, натянули шапки-ушанки.

Мужчины перешептывались, что-то горячо обсуждая, и неторопливо расходились по юртам. Последним из совещательной юрты появился горбатый старик и медленно захромал в сторону мальчиков. Как по мановению волшебной палочки, к нему присоединились четыре крупных воина в черных повязках зорро и с ножами, привязанными к поясу.

Николас чертыхнулся.

– Валим? – спросил Макс.

Альбинос кивнул и ринулся на полусогнутых за соседнюю юрту. Оциола последовал за ним.

– Ребят, вы куда? – как ни в чем не бывало спросил Акай и непонимающе развел руки.

– Твою ж… – зашипел Максим и выскочил за Акаем. Парень, конечно, туповат, но оставлять его незнакомцам опасно. Он по наивности расскажет, куда побежали новые товарищи, и, значит, у них не хватит времени изучить странных жителей со стороны, распознать в них будущих врагов или друзей.

Вопросы роились в уме мухами и нетерпеливо ждали ответов: кто эти люди, чем занимаются, и почему среди населения нет ни одного ребенка и женщины?

Даже в деревнях африканцев, почитающих традиции предков, живут семьями и разводят скот. Тут же на пологой равнине, кроме юрт и мужчин, никого нет.

– Бежим, – бросил Макс, приблизившись к японцу, и схватил того за майку. Потянул.

– Ребятишки, куда собрались-то? – спокойно обратился старец к неудачливым беглецам.

В скрипучем тембре не было ни тени раздражения. Мягкий, но настойчивый голос успокаивал и вселял уверенность. Хозяин его казался сильным и справедливым, неимоверно мудрым по меркам краснодарского гимназиста.

Вибрации добра почуяли все ребята, поэтому Николас вышел из-за укрытия и присоединился к товарищам, а Акай поклонился в приветствии, как это делают на его родине.