Второй срок

Вечером бабушка садится смотреть телевизор. Мне это не интересно, я лучше почитаю «Наш современник». Ухожу на кухню, но в тишине всё равно что-то слышу. Да, слух у меня теперь в порядке, как и зрение. И все зубы на месте, это тоже радует. Заходит бабушка:

– Виталь, кино не смотрел, так может, посмотришь программу «Время»?

– Бабушка, по телевизору я, наверно, футбол буду смотреть. А остальное….

– Но ведь разумный человек должен знать, что происходит в стране?

– Да, было бы неплохо. Но из телевизора многого не узнаешь. Ну, давай посмотрим. Переговоры с Суданом прошли в тёплой дружественной обстановке. Сколько нам должен этот Судан? Сколько другие подобные страны должны? Вернут ли когда-нибудь долги? Зачем вообще это сообщение, если ничего об итогах переговоров неизвестно? Вот, видишь, комбинат окатышей запустили. Ты знаешь, что такое окатыши? Да, и я знаю, что это из металлургии. Я бы хотел знать, куда уходит металл, сколько идёт на экспорт и по какой цене. На какие проекты металла не хватает и сколько ещё нужно. Но этого никто никогда не скажет. Ну, можно узнать общую цифру производства, рост по годам, и это всё. Краснознамённый ансамбль в Болгарии выступил. Ну, хорошо. Мне-то что до этого?

– Но Виталик, могут же быть и секреты, и по металлу, сколько его на вооружения уходит, и по переговорам.

– Да. Это одна из причин. А главное – новости нарочно так составляют, чтобы нельзя было понять. Либо совсем общее, типа того, что НАТО – это агрессивный блок, либо, наоборот, мелкие подробности, которые в единую картину не складываются.

– Виталик, ты же не против нашего государства? Возможно, новости не идеальны, но не стоит придавать этому чрезмерного значения. Просто власть старается не волновать народ понапрасну.

– Вот я и не волнуюсь понапрасну. Если мне не положено знать, думать и решать, то и не буду тратить время наблюдая, как люди пытаются складно говорить, но ничего важного не сказать.

– На что же ты хочешь потратить время?

– На учёбу, бабушка. Ещё – тебе помогать, ну и позаботиться о здоровье. Зарядку хочу делать утром и вечером. На лыжах покататься было бы неплохо. Ещё буду читать, вот как сейчас.

Оставшиеся шесть дней каникул были похожи на этот первый день. Утром я делал разминку и бил руками и ногами по стопке газет, подвешенных вплотную к стене, делал по три подхода отжиманий и пресса. Вечером пытался полноценные тренировки проводить, но больше полутора часов не выдерживал. Два раза ходил на лыжах по Сокольникам. Отцовские лыжные ботинки 43 размера мне уже в самый раз. В последний день каникул отправил в «Квант» решения всех десяти задач. Я думал, что за пару дней справлюсь, но… Что-то я уже забыл, а возможно, сказываются ограниченные способности мозга Виталика.

И вот, 11 января я иду в школу. Меня там знают, а вот я… Да и отвык я от школы. К счастью, подсказки работают вовсю. Вот моя парта, четвертая в левом ряду. Вот мой сосед, Санёк Туев. Разглядываю одноклассников. Короткие платья девочек с белыми фартуками смотрятся неплохо. Как раз мини в моде. Сами же девочки… Я не сторонник излишней косметики, но уж если её применять – то не так. И голову надо мыть почаще. Ещё – мне запомнилось, что девочки были разные, от дурнушек до красавиц. Здесь же какие-то усреднённые, на 3-4 балла по пятибальной системе. Ни одна не цепляет, и это меня радует.

Вообще, я заметил, что в этом теле давление гормонов меньше. Плюс мне хорошо известно, что секс – это не невозможное счастье, а скромное удовольствие, чреватое последствиями и не стоящее затраченных усилий. Ну и нет тщеславия по этому поводу. Какое в моём возрасте может быть тщеславие? Наоборот, я бы хотел поменьше левых связей иметь. В общем, с облегчением откладываю проблему девушек на потом.

Удобная это вещь – подсказки из другого мира. Например, нет проблем с поиском следующего кабинета. Записываю имена учителей в дневник, а одноклассников стараюсь запомнить. Кто знает, когда подсказки прекратятся.

В классе на меня мало обращают внимания, кажется, личность я неяркая. А вот оценки за первое полугодие у меня неплохие – выше, чем 4.5 в среднем, троек нет.

Легко ли, такому, как я, учиться в школе? Ну, средне. Конечно, в целом я всё знаю. Но для оценок нужно знать не в целом, а с подробностями и по учебнику. В результате к каждому уроку надо готовиться. Да, недолго. Прочесть параграф на 3-4 странички это для меня несколько минут, письменные задания тоже не проблема. Домашнее задание я делаю в среднем за 30-40 минут. Но и расслабляться нельзя, приходится слушать, что учителя говорят.

Времени у меня остаётся достаточно, друзей близких нет. Так что я каждый вечер тренируюсь по полтора часа. Бабушке помогаю. Например, стиральная машина у нас старая, не автомат. Полоскать и отжимать надо руками, и я взял это на себя. За продуктами ходит чаще бабушка, но иногда и я.

На четвёртый день учёбы, во вторник, в класс заглядывает дежурный по школе:

– Чесноков, к завучу!

У завуча есть отдельный кабинет, хотя и маленький совсем. Полная дама, Маргарита Владимировна, говорит таким тоном, что лицемерие очевидно даже мне. Высокомерное такое лицемерие.

– Чесноков, скоро городские олимпиады. И мы решили, что по физике вместо тебя должна выступить Лена Сафонова. Районную ты выиграл с трудом, на городской у тебя шансов нет. А ей это участие важно. И её отцу.

В конце голос завуча становится многозначительным. Да, сложная ситуация. В СССР ребёнку трудно переспорить завуча.

– Маргарита Владимировна, мне и самому не хочется, но бабушка почему-то придаёт этим олимпиадам огромное значение. Она уверена, что я пройду на всесоюзную и займу там призовое место.

Пожилая дама тут же вспыхивает и даже краснеет:

– Но ты-то понимаешь, что это чушь? Всего три человека от Москвы проходят, какие у тебя могут быть шансы?

От Москвы три? А от всей Свердловской области только один, дискриминация. Но сейчас мне это выгодно.

– Ну, я готовлюсь, задачи из «Кванта» решаю. Бабушка ещё сказала, чтобы я попросил задачи с предыдущих олимпиад. Но кого просить? Может быть, вы поможете?

– Зачем тебе задачи, если на городскую олимпиаду пойдёт Сафонова?

– Ну, бабушка повсюду начнёт жаловаться, в РОНО, в прокуратуру, в народный контроль, в партком – она же активная коммунистка. А меня всё равно заставит готовиться, скажет, что партия всё исправит.

Я не уверен, что бабушка в партии, просто к слову пришлось.

– А ты не говори бабушке.

– Так она спросит, она каждый день спрашивает. А врать ей нельзя, мы на могиле мамы договорились друг друга не обманывать.

– Всё, Чесноков, иди на урок.

– Маргарита Владимировна, а задачи? Ну, чтобы мне готовиться.

– Чесноков, ты вот что пойми: кроме олимпиады существует ещё аттестат с оценками, и характеристика. Ты хочешь плохую характеристику?

– Что вы, Маргарита Владимировна. Я полностью за вас, всё сделаю, как скажете. Но с олимпиадой ничего не выйдет, бабушка до ЦК дойдёт. Давайте так сделаем: если я в тройку не попаду на городской олимпиаде, мы с вами вместе постараемся убедить бабушку, что я далеко не гений. Ну а если войду – то на следующий год я не только по физике, но и по математике и по химии участвую. А я буду так готовиться, чтобы честь школы не посрамить.

– Ладно, иди на урок.

– Маргарита Владимировна, простите, но… Бабушка сегодня же начнёт писать во все инстанции. Вы пообещайте, что на городскую по физике я иду, а я постараюсь её убедить, что всё в порядке, никакого беззакония не будет.

– Ладно, обещаю, но ты, Чесноков, задумайся о характеристике. Пострадаешь то ты, а не бабушка.

Увы, через два дня последовало и продолжение. Есть у нас в классе такой здоровяк, Паша Лазарев. Ростом почти с меня, но тяжелее килограмм на 10. И вот, подваливает он ко мне на перемене:

– Ты что, Чеснок, против Ленки Сафоновой?

– Да я, пожалуй, если подумать, даже и не против. А она согласна?

– В морду хочешь?

– Да не особо. Оснований достаточных не вижу.

– Всё, зае…. Пойдём, выйдем.

Не хочу надолго откладывать, да и не сильно я его боюсь. 15 лет пацану, не взрослый мужик, вряд ли он так бьёт, чтобы покалечить. За школой есть такое место, не на виду, туда мы и направляемся. Я надеваю шапку, с опушенными ушами она лучше боксёрского шлема. Куртку не надеваю, а Паша и вовсе не надевает ничего.

– Ну чё, щас я тебя отп…., а потом пойдёшь к завучу, скажешь, что передумал.

Эта манера подростков много говорить полезна, если удаётся противника запугать. Но есть у неё и недостатки. Почему бы не попытаться их использовать? Я начинаю мямлить:

– А если у меня будет кровь, или если синяк, ведь тогда завуч…

Я неловко и с трусливым видом делаю семенящий шаг вперёд левой, потом правой, чуть быстрее, и снизу бью правым локтем. Попадаю, увы, не в подбородок, а по скуле. Почему локтем? А это удар слабаков. Не можешь бить сильно – бей локтем. Не случайно этот приём очень популярен в юго-восточной Азии, где много небольших тощих мужчин. Тут же продолжаю левым локтем, уже сбоку. Увы, зацепляю его руку и удар не получается. А вот повторный удар правым локтем, тоже сбоку, приходит в ухо. Он делает два шага назад и опускается на одно колено. Снова шаг левой и правой ногой целю в нос. На этот раз попадаю по носу снизу. Наверно, это больно, Паша не падает, но закрывает лицо руками и скулит как щенок. Я сразу ухожу, вот-вот звонок прозвенит.

Один урок мой противник пропустил, но на следующий пришёл. Нос у него на месте, кровь уже не идёт. Под левым глазом есть синяк, но он низко, почти на уровне рта, и не яркий. В общем, выглядит приемлемо.

На следующей перемене я громко рассказываю анекдот про альпиниста и апостолов Петра и Павла. Последнюю фразу «козёл ты всё-таки, Павел, и шутки у тебя козлячьи», произношу особенно выразительно.

Я не думаю, что противостояние закончилось. Он сильнее, а я ни одного удара толком пока не поставил. Надеяться можно на неожиданный удар. Карате как раз изначально было рассчитано на бой из одного-двух ударов. Эх, где моё прошлое кабанистое тело, так подходившее для коротких ударов вблизи. Впрочем, если вспомнить, каким я был в 15 лет… Не то, чтобы слабым – подтягивался 14 раз, а Виталик и один вряд ли может – но трусливым и неумелым – это точно.

Но опасность подкралась с другой стороны: комсорг класса, Света Русакова, собрала нас, весь класс, после уроков.

– Чесноков, расскажи нам о твоей драке с Лазаревым.

– Драка? С Лазаревым? А я тут при чём? Пусть Лазарев рассказывает про свои драки.

– Но ты же избил Лазарева!

– Я? Мы с ним поговорили, и разошлись, ничего серьёзного не было.

Я рассчитываю, что Паша постесняется жаловаться. Да и рассказывать про Сафонову из параллельного класса, впутывать её, он не захочет. Так и происходит:

– Я ничего такого и не говорил. Это сплетни, что-ли? Комсомольцы сплетни не обсуждают.

Так собрание и закончилось за пять минут.

В конце января меня снова вызвала Маргарита Владимировна.

– Чесноков, в субботу городская олимпиада. Вот тебе задачи с прошлогодней олимпиады. Остаётся, правда четыре дня всего, но…

– Спасибо, Маргарита Владимировна. Лучше поздно, чем никогда. Да и четыре дня на четыре задачи – это даже много. Я бы хотел штук сорок олимпиадных задач прорешать.

– Олимпиада в университете, в главном здании, начало в 9. В 8:20 жду тебя у метро Университет, у южного выхода. Это головной вагон и налево.

– Спасибо, Маргарита Владимировна.

Приходится мне в субботу вставать раньше обычного на полтора часа. До Университета доехать не проблема, 5 копеек расход небольшой. Вместе с завучем идём к главному зданию.

– Маргарита Владимировна, я вас не подведу. Я хорошо подготовился.

– Чесноков, обратно сам доехать сможешь? Мне тебя ждать четыре часа не интересно.

– Конечно, Маргарита Владимировна. Метро найти несложно, доехать до Щербаковской не проблема, а там я почти дома уже.

– И завтра сам на экспериментальный тур приезжай. Я нянчиться с тобой в воскресенье не обязана.

В большой наклонной аудитории собрались с полсотни участников. Всего-то? В Свердловской области было втрое больше, и путёвка на Россию всего одна, а не три. Впрочем, сейчас мне это выгодно.

Просматриваю задачи: кажется, ни с одной проблем не будет. Значит, время можно не экономить. Не торопясь решаю первую задачу на черновике, и аккуратно переписываю на чистовик. Затем и вторую, третью, четвёртую. Прошло только два часа и пять минут, чуть больше половины. Проверяю, нельзя ли хоть немного что-то улучшить. Но выдерживаю только 20 минут. К этому времени двое уже сдали свои работы, я сдаю третьим. Заранее изучаю путь к аудитории, где завтра будет экспериментальный тур, и ухожу.

В половине первого я уже дома, а парни там ещё сидят, решают. В качестве подготовки к завтрашнему туру катаюсь на лыжах в Сокольниках полтора часа. Вечером бабушка угощает меня куриным супом с лапшой. Увы, мы можем позволить себе мясо не чаще двух раз в неделю. Обычно в субботу я суп варю, но сегодня этим занялась бабушка, я, типа, очень занят. Хотя я вернулся раньше, чем обычно из школы прихожу.

Экспериментальный тур оказывается для меня лёгким: задача та же, что я и в первой жизни решал. Задачи теоретического тура я не помню, а эту, определение радиуса теннисного шарика при помощи банки с водой, помню хорошо. Тогда, в Свердловске, в экспериментальный тур допустили только 20 человек, да и тех на пары разбили. Москва богаче, здесь каждый из пятидесяти участников получит свой набор несложного оборудования.

В экспериментальном туре имеет значение время, за которое задача будет решена. Поэтому через 10 минут я уже подхожу к преподавателю с двумя вариантами решения.

– Да, всё верно, а зачем второй вариант?

– Ну, блок можно приклеить к дну банки пластилином только если банка сухая. А если она будет мокрая, то прочно не приклеишь. А шарик довольно сильно вверх будет тянуть. Тогда, если блок держаться не будет, можно второй вариант применить, очень надёжный – утопить шарик наклеив на него много пластилина.

Но банку мне дают сухую, и всё получается. Формула объёма шара есть, и вскоре остаётся только извлечь кубический корень из 11. Калькулятора нет, и я начинаю с того, что столбиком возвожу в куб 2,3. Затем 2,2. Дальше считать не надо, ясно, что решение между этими цифрами, ближе к 2,2. Я пишу пояснение, что более точный расчёт не имеет смысла, из-за погрешностей эксперимента доли миллиметра надежно не определяются. Всё, я первым сдаю работу, и еду домой. Меньше часа потратил.

Уже в понедельник завуч сообщает мне, что я занял второе место и могу готовиться к зональной олимпиаде. Как же так? Я решил все задачи, а если кто-то ещё тоже всё решил, то я его обхожу, быстрее пройдя экспериментальный тур.

– Не ты один такой умный. Победитель обогнал тебя по дополнительным показателям.

Жаль. Диплом о первом месте в Москве мне бы не помешал. Второе место – уже не то. Но главное – попасть на всесоюзную.

– Маргарита Владимировна, мне для подготовки ещё бы задач с прошлых олимпиад, и побольше.

– Ну, спрошу в РОНО. Но ты понял теперь, что ты не лучший?

Ещё бы я этого не понимал. Больше сорока процентов парней превосходят меня по сумме показателей. На зональную олимпиаду я прошёл только благодаря своим знаниям из прошлой жизни. В которой я тоже был по сумме показателей середнячком.

Я бы с удовольствием открутился вовсе от комсомольской работы, но в 1980 году это… Не то, чтобы нереально, а равносильно заявлению: «Я ни на что не претендую, готов работать на заводе или на стройке». В нашем классе все 25 учеников комсомольцы, а я – заместитель комсорга. И вот, после уроков общешкольное комсомольское собрание. Участвует только актив, но почему-то и меня вызвали. И, как выяснилось, не случайно. Начало собрания – это снятие стружки по поводу недостаточной комсомольской работы. И мне лично достаётся больше всех.

– Но я участвую в олимпиадах. Приходится много готовиться, это тоже работа.

–Ну, это не совсем комсомольская. Хотя… Второе место по Москве? Пожалуй, можно включить в отчёт. Может быть, тебе организовать помощь отстающим?

– Можно, но мне ближе военно-патриотическое воспитание. У нас многие о войне знают поверхностно, а я мог бы подробнее рассказать. Например, о Курской битве, или о нашей технике, самолётах. Потом, ветераны. Пока что они живы, но уже старые, скоро умрут. И с ними уйдут их знания. А я бы поговорил с ними, записал, могу вопросы подготовить. Но – слишком много работы, мне одному не справиться. Их же сначала надо найти, договориться о разговоре. В идеале – на магнитофон записать, а у меня его нет.

Комсорг школы у нас тоже девушка, Оксана Зубарь. Ей моя инициатива явно нравится.

– Пусть тебе восьмой А поможет. Они найдут ветеранов, договорятся, а ты проведёшь беседу и запишешь, хорошо? Лена, ты поняла? Выдели пару человек, пусть ищут ветеранов.

Комсорг ашников – та самая Лена Сафонова. Да, красивая девочка. Но у меня при виде её почему-то странное впечатление возникло. Девушка явно знает себе цену. И я читаю на её лице: «Да, я красивая, но что я за это получу? Эти мальчишки хотят меня просто так, да и что они могут дать? Нет, я подрасту, и тогда найдётся солидный человек, которому есть что мне предложить».

Может, она и не думает так, не знаю. А может быть… Вдруг это ангел мне подсказывает? Что-то такое он говорил, что я могу чувствовать его.

Между тем, Оксана продолжает поиск мероприятий, пригодных для отчёта:

– Так… тимуровцы… всё равно ничего не делают. Смотр строя и песни решили не проводить… Макулатуру соберём, но для комсомольцев этого мало… Диспут о религии… не проведём по той же причине…

– По какой причине? – это я вылез с вопросом.

– Пробовали уже, ничего не вышло. Верующих нет, говоришь, что Бога нет, и никто не возражает.

– А давайте я буду за Бога.

– А ты сможешь?

– Главное, чтобы против кто-то смог. А я смогу.

– Чесноков, ты сегодня просто выручаешь. Сразу два мероприятия, или даже три. Главное, чтобы теперь сделал то, что обещал. Тебе время нужно, на подготовку к диспуту?

– Нет.

– Тогда в эту субботу после пятого урока. И учти, это мероприятие общешкольное. Отнесись серьёзно.

Для диспута открыли актовый зал, он человек триста может вместить. Собралось, наверно, не меньше пятидесяти старшеклассников, очень много десятиклассников, возможно, их заставила Оксана. Есть и две учительницы. И ещё двух я видел, но они куда-то вышли.

У меня есть официальный оппонент – Слава из десятого А. У нас десятых классов, как и восьмых, по два, зато девятых целых три. Слава серьёзно не настроен, улыбается, строит рожи, пожимает плечами. Но Оксана даёт ему слово, и он говорит:

– Бога нет, поэтому о нём и говорить нечего. А есть всякие суеверия, но в наше время они уже почти искоренены. Остались ещё верующие старушки, но их мало, и скоро не останется совсем. А среди комсомольцев тема борьбы с религиозным мракобесием давно уже в прошлом. Все знают, что Бога нет, поэтому я даже готовиться к диспуту не мог. О чём тут говорить? Не понимаю, что может сказать Виталик.

И Слава вежливо поклонился в мою сторону, передавая слово.

– Слава, ты говоришь, Бога нет. А какие твои доказательства? – последняя фраза из фильма «Красная жара», и я немного копирую Шварценеггера. Я не продолжаю, делаю паузу.

– Зачем доказывать то, что итак все знают?

– Получается, ты веришь, что Бога нет, потому что тебе так сказали. И доказательства тебе не нужны.

– Потому что о том, чего нет, и говорить нет смысла, и доказать ничего нельзя. Вот, например, нет драконов. И никто не доказывает, что их нет. Нет, и всё.

– Может быть и есть на других планетах. Даже вполне вероятно. А представь себе, что некий чудак станет утверждать и клясться, что нигде нет драконов, ни на какой планете. А почему так – объяснить откажется. Нет, и всё, и нельзя о них говорить, и даже сказки о них вредны.

– Так Бог что, на другой планете?

– В другом мире.

– Значит, в нашем мире его нет.

– Он как бы в четвёртом измерении, или в пятом. Мы для него как на ладони, а он для нас – не наблюдаем.

– Это ненаучное утверждение. А наука изучает только то, что есть.

– Это не так. Есть, например, кварковая теория. Считается солидной, настоящая наука. Но кварков не видел никто никогда, и даже их следов ни одним прибором не обнаруживали. Очень может быть, что от этой теории в будущем откажутся. Но пока что наука…

– Ты хочешь сказать, что кварковая теория может быть опровергнута? – это какой-то прыщавый десятиклассник с места грозно спросил.

– Я сказал, от неё могут отказаться. Это точнее. Разумное зерно в ней есть, и его включат в другую теорию. Например, согласятся, что кварков нет, а есть, скажем, струны.

– Какие струны?

– Не знаю. Я не гениальный физик, а комсомолец из восьмого Б.

– Чесноков, ближе к делу. О Боге давай. У тебя ведь тоже нет доказательств? – это Оксана Зубарь вмешалась. Она как бы ведущая.

– Их есть у меня. Это я для начала сказал, что просто верить, что Бога нет, без доказательств, это как-то туповато.

– Ты давай, доказательства выкладывай. А мы на них посмотрим.

– Диалектический материализм утверждает, что человечество развивается, и этому развитию нет пределов. Циолковский считал, что люди со временем перейдут в лучевую форму. Но это отдалённое будущее, а что происходит уже сейчас? Усиливаются связи между людьми. Появилось радио, телевидение. Мы видим отдалённые от нас места на экране. А скоро будут такие радиотелефоны, без проводов, которые можно с собой носить.

– Есть они уже давно.

– А лет через двадцать они будут у каждого, даже у школьников. И можно будет не только позвонить кому хочешь в любой момент. На этом телефоне будет цветной экран, и можно будет смотреть фильмы, любые. Будет выход на глобальную библиотеку, в которой будет вся информация, все фильмы, все книги. Написал писатель или учёный книгу – направляет её в библиотеку, и любой человек может прочитать. Всё человечество будет связано как бы огромной сетью. И тогда перед человечеством встанет проблема объединения разумов в один сверхразум. Этот сверхразум будет умнее любого гения…

– Погоди, – это опять Слава вмешался, – Разум общий, а тело у каждого своё?

– Ну зачем сверхразуму эти обезьяньи тела с вонючими какашками? Что-нибудь получше придумает. Ну и время этот сверхразум тоже покорит, в полном соответствии с диалектическим материализмом.

– И к чему ты всё это говоришь?

– А к тому, что он сейчас здесь.

– Кто?

– Сверхразум. Или Бог, если так понятнее.

Наступает тишина, но не надолго. Её нарушает Валентина Ефимовна, учитель русского языка и литературы:

– Чесноков, а при чём тут религия?

– Ну, Богу что от нас нужно? Чтобы мы готовились стать его частью, чтобы были достойны….

– В рай, что-ли?

– А что такое рай, Валентина Ефимовна? Всю вечность по саду гулять? Нет, рай – это быть в Боге. Ну, или Бог в человеке, это одно и то же.

– А ад тогда что?

– Ну, я думаю, когда это объединение происходило, многие были против. Мол, нельзя ущемлять личность, подчинять её Богу. И они тоже объединились, но их объединение это не Бог, а Сатана. Примерно треть таких, поставивших личность выше коллектива.

– А что надо, чтобы попасть в рай? – а это спросила моя одноклассница, Таня Косточкина.

– В основном коллективизм, умение подчинить свою личность интересам коллектива, то есть единого разума. Для этого нужно развивать послушание, смирение. Добровольное подчинение на основе любви к ближнему и к Богу в целом. А в аду наоборот – там все друг с другом грызутся, конкурируют. Как в Америке.

– Конкуренция – двигатель прогресса. А послушание и смирение – это унизительно. Человек – это звучит гордо, – симпатичный хорошо одетый десятиклассник, и голос у него убедительный, такие доверительные интонации.

– У каждого есть выбор. Отправляйтесь в ад, там гордость в цене. А подчинение… Так подчинение то кому? Богу. А Бог – это мы и есть.

– Не Бог, а КПСС какая-то.

– Да, похоже. Чтобы присоединиться, нужно быть достойным и признавать устав. А в уставе – подчинение общей цели и конкретно руководству. Ну и надо подать заявку, то есть креститься.

– Чесноков, а тебе не кажется, что такие взгляды не совместимы с комсомолом? – снова Валентина Ефимовна.

– Подожди, Валя. Если он говорит, что Бог – это партия, а Америка – это ад, то не всё так плохо, – это, как ни странно, наша учительница физкультуры, Людмила Владимировна. – Но, думаю, на сегодня хватит, продолжать этот диспут не надо, а то действительно не туда уйдём.

– Нужна резолюция. К чему в итоге пришли? Что я должна написать? – а это Оксана Зубарь.

– Оксана, напиши, что объединённое человечество на пути прогресса преодолеет любые препятствия. С этим же все согласны?