скачать книгу бесплатно
Хорошо в командировке, особенно в поезде. Дома всё время висит забота: а что я забыл и что ещё можно сделать? А здесь – все старые дела отрезаны, а новые ещё не начались. Голова отдыхает.
Мы с Костовичем очередной раз прикидываем, каким должен быть завод и какое нужно оборудование. И можно никуда не торопиться, время есть, дел нет. До Берлина более двух суток поезд едет, у нас купе на двоих. На вокзале нас встречает господин Шварц. Несмотря на фамилию, он русский, в нашем посольстве возглавляет отдел содействия торговле и промышленности. На меня смотрит несколько оторопело, а рассматривая мои документы замирает на несколько секунд, задумывается.
– Господа, у меня достаточно работы, торговля России с Германией идёт хорошо и всё возрастает. Но такая сумма… Признаться, такого пока не было даже близко. И, я слышал, дело доложено самому Государю? И я принял решение: я лично буду вас сопровождать, помогать вам. Ну и, признаться, получено указание из Петербурга. Так прямо не написано, что я в вашем распоряжении, но… некоторые намёки даны. Давайте проедем в посольство, комнаты для вас готовы. А затем… Желаете отдохнуть с дороги, или изложите мне ваши планы, хотя бы в общих чертах?
– Господин Шварц, в поезде было достаточно комфортно, мы не устали. Но я привык мыться чаще, чем раз в неделю. Нельзя ли организовать баню, или хотя бы душ? Что касается наших планов, они, увы, недостаточно конкретны. Дело в том, что нам нужно ознакомиться с моторостроением здесь, в Германии, и отчасти с машиностроением. Затем решить, какое оборудование нам понадобится, чтобы организовать подобное производство в России, закупить его, организовать доставку в Нижний Новгород. Ещё мы бы хотели встретиться с господином Тринклером, Густавом Васильевичем, который, как мы предполагаем, работает теперь в Ганновере. Ну и было бы неплохо, хотя и не обязательно, встретиться с господином Ульяновым Владимиром Ильичём. Но мы не знаем, где он сейчас, возможно, в Швейцарии.
– О господине Ульянове нас предупреждали по линии… ну, вы, наверно, знаете. Он, действительно, жил одно время в Швейцарии, а теперь решил перебраться в Англию. Мы осмелились просить немцев его задержать для углублённой проверки документов, и он теперь в Штутгарте. Думаю, мы сможем обеспечить доставку его сюда, в Берлин.
– Да, хорошо, но надо оплатить его дорожные расходы, билеты. Ну и в целом по минимуму создавать ему неудобства.
Весь этот диалог происходил в карете посольства, но ехали мы не слишком долго. Вскоре Шварц уже показывал нам наше временное жильё. Две уютные комнатки на втором этаже, моя больше раза в два. На первом этаже столовая, для нас будут готовить. Там же, на первом этаже, есть душ.
– Господин Шварц, должен вас предупредить: господин Костович свободно говорит по-немецки, а вот я нет. Он, конечно, будет мне помогать…
– Я всё время буду рядом, и тоже постараюсь вам помочь чем только смогу. В том числе, буду переводить. Вот сейчас я намерен выяснить, где в Германии наиболее развито моторостроение. Надеюсь, это поможет вам определиться с вашими планами. Вам же рекомендую всё же отдохнуть, возможно, погулять. Здесь тихо и безопасно.
И мы с Костовичем отправляемся гулять по Берлину. Часть рублей поменяли на марки, я купил себе бельё, включая полотенце, хорошую бритву, мыло, зубную щётку. Душ оказался странным: вода подогрета, но примерно до 30 градусов, и менять её температуру нельзя. Для меня не вполне комфортно. Надо будет выяснить насчёт бани.
Я уже начал прикидывать, надолго ли задержусь в Берлине и что мне здесь делать. Но Шварц навестил меня тем же вечером. Моё предложение пригласить Костовича он отверг жестом руки.
– Господин Попов, моторостроение это пока экзотика, хотя и перспективная, но, оказывается, вы правы, именно Германия продвинулась в этом дальше других. Наиболее знамениты два предприятия. Во-первых, завод господина Отто в Кёльне. Сам он умер, но завод продолжает работать. Во-вторых, в Штутгарте завод господ Даймлера и Майбаха. Сейчас жив только второй, но дела там спорятся.
– Так может быть, это судьба? Отправимся поскорее в Штутгарт, заодно и с господином Ульяновым встретимся. Как вы полагаете, они согласятся нам показать своё производство, оборудование?
– Когда речь идёт о покупках на такие суммы, они покажут всё. Когда бы вы хотели выехать?
– Да поскорее, прямо завтра. Здесь, в Берлине, нет значительных заводов?
– Кое-что есть, но по моторам, кроме уже названных крупнейших, ещё Мюнхен, Ганновер. Вы ведь и в Ганновер собирались, к господину Тринклеру? И… ещё одно, весьма деликатное… Вы человек молодой, с деньгами, и оказались далеко от дома. Вы ведь не женаты?
Вообще-то, я уже два года как разведён. А близкие отношения с женой ещё за полтора года до этого прекратились. Это она меня бросила, к другому ушла, хоть и было ей уже 44. Но здесь я, разумеется, не женат.
– Видите ли… Здесь, имея деньги, нетрудно найти… Есть и бордели, и просто частные лица. Но это не совсем желательно. Кажется, что мы всем безразличны, но сумма, переведённая вами сюда, в Берлин… В общем, вами интересуются, и если вы будете злоупотреблять… Здесь к этому странное отношение. С одной стороны, это вполне разрешено, ничего особенного. Но с другой стороны, есть такой стереотип: варвар, дорвался до наших женщин. Для высшего слоя здесь требования строже, чем для среднего класса. И вот мы здесь, после предупреждения из Петербурга, нашли одну женщину… Она вдова, долгое время жила в России. Она не проститутка, а иметь помощницу по хозяйству, горничную – это вполне прилично. И с ней допустимы любые отношения. Но… Я не думал, что вы так молоды… Ей уже 30 лет. Она сейчас здесь, и вы можете сразу отказаться от неё или сначала поговорить. Искать другую… Если мы завтра уже уезжаем…
Я уже немного знаю ситуацию в Питере. Как ни странно, женщин там вовсе не половина, а лишь примерно треть. Мастеровые, дворники, извозчики – многие приехали в столицу на заработки, как в наше время гастарбайтеры из Узбекистана и Киргизии. И даже чиновники иногда не могут позволить себе содержание семьи, и живут в одиночестве. Соответственно, проституция процветает, от клиентов нет отбоя. Любая сколько-нибудь приемлемая женщина пользуется вниманием. Была у меня мысль, опробовать новое тело, но… быть 1021-м мне не хочется, да и болезни – умеют ли их тут лечить? Да и денег у меня оставалось немного после пошива мундира и других расходов.
– Поговорить-то можно, почему бы и нет.
И вот вместо Шварца передо мной сидит Эльза Крафт. По-русски она говорит уверенно, но с заметным акцентом, хоть и прожила в России 11 лет. После смерти мужа два года назад вернулась в Германию. У неё две дочери, 10 и 7 лет. Моим 50-летним сознанием она воспринимается как молодая и симпатичная женщина. По местным стандартам она худышка, но в 2020-м её упитанность сочли бы средней. Голубоглазая блондинка, слегка наивного вида – норм. И вообще – сколько уже у меня не было женщины? В 50 лет к этому проще относишься, но сейчас-то моему телу примерно 20.
– Господин Попов, извините, я не думала, что вы такой молодой. Мне сейчас надо уйти? Или вас может заинтересовать моя работа горничной? Господин Шварц говорил… Поверьте, я бы никогда не пошла на такое, но мои девочки… Я зарабатываю 10 марок в неделю, и мне приходится работать очень много. Семь марок в неделю я плачу фрау Зауэр, за пансион для моих девочек. Но одежда, ещё некоторые расходы, еда для меня… Я сейчас очень некрасивая, худая, это из-за того, что я не могу тратить на еду более полутора марок в неделю. В Берлине всё очень дорого.
– Эльза, я готов платить вам сто марок в неделю (с моими суточными – легко), но есть два обстоятельства, которые могут вас не устроить. Во-первых, мы завтра же выезжаем в Штутгарт. И дальше возможны переезды – Гамбург, Ганновер, возможно, Мюнхен.
– Но вы будете платить за мои билеты и проживание, или это из моего жалования?
– Да, буду платить, и даже за еду. Но не за одежду.
– Тогда в этом нет проблем. Но если бы вы выплатили мне аванс, хотя бы марок 15. Для фрау Зауэр.
– И второе. Я не знаю, сколько пробуду в Германии. Надеюсь уложиться в две недели, но возможно дольше придётся остаться. Но потом я уеду, а вы останетесь. И я перестану вам платить.
– Разумеется, господин Попов. Двести марок за две недели – это очень меня устроит. Я молила Бога, чтобы позволил мне получить подобную сумму. Для моих девочек, и совсем немного для меня. Ведь хочется надеть что-то нарядное, покушать сосисок…
Да уж, потенция в 20 лет – что надо. Я уже привык думать, что в 50 лет лучше, гормоны не давят, свобода. Но и в 20 лет есть свои преимущества. Пожалуй, и не маленькие. Ну, теперь можно и аванс Эльзе выдать, заслужила. У меня сложилось впечатление, что она очень страстная. Но сама предложить ничего не может, это, вероятно, неприлично. Чисто ведомая, но ведётся очень охотно. Даю ей 50 марок в счёт оплаты, пусть что-то останется у неё и поднимет настроение.
– Господин Попов, мне так не удобно брать за это деньги… Но это для моих девочек, поверьте, они заслуживают лучшей участи. Женщине трудно без мужа, и дело не только в деньгах. Эрих умер больше двух лет назад, и он был старше меня на 27 лет. Кроме него у меня никого не было, мне тогда только исполнилось 17. Мне кажется, это я должна вам платить, и вы такой молодой и красивый. Но у меня нет денег. И ради девочек я готова брать у вас деньги, но мне придётся краснеть. Если бы я могла сделать ещё что-нибудь…
– Ах, Эльза – так получилось, что у меня есть деньги. Немного поделиться ими с тобой – это только справедливо. И ты же видишь – ты мне тоже нужна. Ты хорошая, но я не могу на тебе жениться. И я постараюсь, чтобы ты не забеременела от меня.
Шварц купил на всех нас билеты на поезд, в том числе и для Эльзы. Два двухместных купе. Поезд только в 14:22 отходит, но я не скучаю – Эльза, душ, завтрак, снова Эльза, снова душ, немного поговорили с Костовичем, обед, и нас везут на вокзал. Кажется, Костович не обижается на меня из-за появления Эльзы. Не знаю, чем она питалась на свои полторы марки в неделю, но аппетит у неё отменный. Всё съедает до крошки и, кажется, съела бы и ещё. Но не хочу её перекармливать.
12. Ленин.
Определённо, в немецких женщинах что-то есть. Вот Эльза – совершенно не выставляет свои глубокие и ценные переживания. На мой взгляд, она сосредоточилась на трёх страстях: во-первых, охотно отвечает на любую ласку, даже мимоходную. И, кажется, с удовольствием. Во-вторых, неустанно смотрит, чем бы мне услужить. И на любую возможность кидается, как терьер на крысу. А третья страсть – это просто еда. В поезде подали ужин, на мой взгляд, простецкий: две сардельки, тушёная капуста и пиво. Эльза каждую капельку сока от сарделек подобрала. Я не выдержал, и отрезал ей четверть своей сардельки. Она тут же съела, и сказала, как бы извиняясь:
– Очень хорошие сардельки, качественные и свежие.
И это в благополучной Германии. Пиво она тоже пьёт без всякого смущения, очень охотно.
Часть времени я всё же уделил беседе с Костовичем и Шварцем. Разумеется, мы обсуждали список оборудования и возможности его доставки. А поздно вечером мы уже приехали, и разместились в отеле, в двух номерах. Уже завтра утром, в 9 часов, назначена встреча с Лениным. Эх, не высплюсь, а хочется быть в форме. Вдруг внукам придётся рассказывать: "Я видел Ленина". Отложить бы встречу, но неудобно, его уже не успевают предупредить. Ладно, сокращу сегодня программу с Эльзой.
Встреча назначена в кафе рядом с отелем, и я экономлю время, не завтракаю, поем во время разговора. Надеваю на столь ответственную встречу свой мундир тайного советника. Впрочем, выбор у меня не велик, а морская форма вряд ли уместна. Надо будет расширить гардероб.
Без двух минут девять Ленин уже сидит за столиком, читает газету. Но мне навстречу он вежливо встаёт, и приподнимает котелок в качестве приветствия. Да, он довольно изящно одет в костюм тройку и котелок. Многие отмечали его невысокий рост, но я бы сказал, что он очень невысокий. Вряд ли сильно выше метра шестидесяти. Но глаза живые, внимательные, любопытные. Движения быстрые. И он, довольно экспансивно, первым начинает разговор.
– Так это по вашей милости я тут застрял? Уже и сюда дотянулись руки охранки. Так вы, значит, тайный советник? Хороший мундир, вероятно, дорогой? Первый раз вижу такого юного тайного советника. И кто же, позвольте спросить, ваш папа? За какие заслуги ему позволили пристроить сыночка на тёплое место?
Ленин не просто картавит. Он говорит так, как будто это стоит ему усилий, больших, чем другим людям. Он как будто повышает голос до громкости, гораздо большей, чем ему удобно. Возможно, поэтому голос звучит монотонно, и приходится слегка напрягаться, чтобы его понять. Как адвокат с таким голосом умудрился выиграть все свои дела? Разве что благодаря гениальному уму?
– Мой папа? Убеждён, что он теперь совсем не известен. Нет, это не он сделал меня советником.
– Гм… Неизвестный папа… Возможно всё дело именно в этом?
Зачем он пытается меня оскорбить? Продуманная тактика, или он всегда так себя ведёт? Вероятно, первое. Хочет сорвать мой план разговора. Увы, у меня и плана-то нет.
– Я на папу очень похож. Никаких сомнений в отцовстве. И мама никогда не встречалась ни с кем из людей, которые теперь влиятельны. Мне это известно наверняка.
– Извините. Не хотел её обидеть. Может быть, пройдёмся, здесь неплохой парк, и совсем близко.
– Э… Владимир Ильич… Позвольте мне вас так называть…
– А не слишком ли фамильярно?
– Ну, тогда товарищ Ленин.
– А почему не просто господин Ульянов?
– Согласен, нет достаточных оснований. Но мне очень хочется называть вас одним из этих двух способов. Ульянов – это самая обычная фамилия, как, впрочем, и моя.
– А как прикажете называть вас? Ваше превосходительство?
– Да как вам угодно, хоть Сергеем. Или товарищ Попов.
– Ловлю вас на слове. Так Сергей, как насчёт прогулки? Вы не находите, что мозг лучше работает во время ходьбы?
– Дело в том… Мы вчера поздно приехали… И чтобы хоть сколько-то выспаться я ещё не завтракал. Если позволите, один круасан и чашечку кофе, чтобы проснуться окончательно.
Ленин кивает, и я делаю заказ. Он не заказывает ничего, и отказывается, когда я предлагаю угостить.
– Так чему обязан, милостивый государь?
– Чему? Это одна из целей моей поездки, поговорить с вами.
– Я – цель вашей поездки?
– Одна из целей, не главная. Главная цель – закупка оборудования для моторостроительного завода. На крупную сумму. И ещё повидать двух людей, вас и господина Тринклера.
– Тринклер? Кто это? – кажется, Ленин весьма любопытен. И он не даёт мне спокойно обстоятельно излагать. Слишком быстр.
– Это изобретатель, инженер. Он создал довольно неплохой мотор, но в России его, увы, не оценили. И вот я хочу это исправить, пригласить его…
– Ну а я какое отношение имею ко всем этим моторам?
– Вы? Вы, если позволите, "особь статья". Если Тринклера я твёрдо рассчитываю переманить в Россию, то вас…
– Переманить меня? Вы это серьёзно?
– Я знаю, это сложно. Вы, Владимир Ильич, не поверите, но для меня просто поговорить с вами, познакомиться, это уже интересное и значительное событие. Я считаю вас очень способным человеком, даже читал некоторые ваши работы…
– Это какие же?
– "Что делать", "Развитие капитализма в России" (я и другие читал, без этого в СССР никак, но, кажется, они были написаны позже).
– И что же, вам нравится?
– Да не особо. Но я убеждён, что вы способны на большее, гораздо большее. Видите ли… Я не просто тайный советник. Я имею некоторое влияние на Государя. И хотел бы использовать это влияние на благо России. Разумеется, один я многого не сделаю, нужны люди, такие как вы. Способные сделать много, и способные увидеть, что же наиболее важно в данный момент. В идеале я бы хотел, чтобы вы стали министром юстиции, а в будущем, возможно, и премьер министром.
К этому времени я уже съел свой круасан, и мы неторопливо идём к парку.
– Признаться, очень похоже, что вы несёте чушь. Этот мундир – он точно ваш, или это часть карнавала, устроенного ведомством господина Плеве? Я вижу, вам и обо мне кое-что известно. Откуда же? Не из того же ли ведомства?
– Нет из другого источника. Я, правда, беседовал с господином Плеве не далее, как…
– И у вас хватает наглости в этом признаваться? Я, разумеется, и без того не сомневался – как бы вам удалось меня задержать? Но прямо представляться представителем этого палача и его палаческого жандармского ведомства… Хорошо, что я не подал вам руки при встрече, – и Ленин демонстративно закладывает руки за спину.
– Палач? Он всего лишь служит своей стране, и, насколько я могу судить, служит успешно.
– Но вы согласны, что есть профессии предосудительные? Проститутки, жандармы, воры…
– Не думаю, что в это число входят министры. Вообще, современные предрассудки мне чужды, например, насчёт жандармов. Зато мне очень нравятся умные люди. А ещё лучше – не просто умные, а успешно делающие своё дело. И мне на таких везёт – беседовал недавно с Менделеевым, Витте, Плеве, Победоносцевым, теперь вот с вами…
– Победоносцев? Этот старый филин… Уж не он ли вас сюда прислал? Как же вы собираетесь работу на благо России сочетать с церковным мракобесием?
– Владимир Ильич! Читали ли вы "Бесы" господина Достоевского?
– Пасквиль!
– Тем не менее, есть мнение, что вы-то и есть мракобес. И из самых опасных. Что касается церкви, то давайте конкретно: в чём же там мракобесие? Обещаю вам, если в ходе работы мы с вами столкнёмся с мракобесием церкви, я выступлю против мракобесия.
– Вы, значит, серьёзно рассчитываете переманить меня на сторону зла?
– А что вы считаете злом?
– Это просто. То, что способствует прогрессу – добро. А то, что его тормозит – зло.
– Но Владимир Ильич, вы, как марксист, надеюсь, согласитесь, что есть прогресс производительных сил, и есть прогресс производственных отношений. И сами знаете, что из них первично. Вот я собираюсь развивать в России моторостроение, а на его основе машиностроение. Например, широкое применение тракторов, другой сельхозтехники – вы понимаете, что это неминуемо приведёт к перевороту в сельском хозяйстве России? Получается, что я сильно способствую прогрессу производительных сил, и тем самым служу добру. Вы в этом не специалист, и развивать производительные силы – не ваш конёк…
– Не только техника. Ещё и люди…
– С их навыками и умениями. Знаю. Поверьте, я хочу добиться в России всеобщей грамотности, высокой культуры производства, а образованные люди нуждаются и в общем повышении уровня культуры. Но я один со всем не справлюсь. Давайте оставим мне машины и моторы, а вы бы занялись укреплением законности. Вплоть до принятия конституции и определённых свобод, но не с целью ослабить власть, а наоборот, для её укрепления. Вы ведь согласны, что укрепить власть можно не консервацией, а умеренными реформами?
Ленин, который постоянно меня перебивал своими быстрыми репликами, теперь замолчал, задумался. Лишь слегка кивнул, соглашаясь, и идёт, глядя под ноги. Пользуясь паузой, продолжаю излагать:
– У меня есть влияние на Государя, но… я не убеждён, не могу гарантировать… Всё зависит от нас с вами, сумеем ли мы сделать многое. Я надеюсь на ваши способности, в частности, способность много работать.
– Вы ещё не сталкивались с этой прогнившей системой. Вас ещё жареный петух не клюнул в одно место.
– А кому легко, Владимир Ильич? Да, изменить судьбу империи, возможно, и мира… Но ведь шанс есть. Вы ведь умеете использовать шанс, если он вам представился, даже и неожиданно? Знаете, я думаю, ключевой вопрос следующий: вам что нужно: отомстить за брата, разрушить страну, и тогда плохо станет всем, в том числе и царю, или помочь России, её народу? Разумеется, и прогресс ускорив.
– Я бы с наслаждением пошёл на дуэль с убийцами брата. Но разрушать страну… Я здравомыслящий человек, не фанатик. Но я понимаю, что без революции в этой стране ничего с места не сдвинешь. А уж с этим царём – нет, безнадёжно. Вы человек молодой, но разумный. Если действительно хотите помочь России – лучше вы переходите на нашу сторону, сторону революции. Самодержавие ведь тормозит не только социальный прогресс, но и технический.
– Вы знаете, что Пушкин сказал о русском бунте?
– Бессмысленный и беспощадный? Да, во времена Пугачёва так и было. Хотя… Даже тогда не бессмысленный. Народ заставил себя уважать, хоть немного. Но теперь, имея теорию марксизма, имея партию, имея пролетариат – разве теперь революция будет бессмысленной? Вот скажите честно, если сможете.
– Честно… Есть такая притча, если хотите, анекдот. Приходят двое противников к мудрецу, чтобы рассудил. И один из них рассказывает свою правду. "Да, ты прав", – отвечает мудрец. Рассказывает и другой, в своей интерпретации. "И ты прав", – говорит мудрец. И тут один из зрителей возражает: "Как же так, они оба правы, но ведь их мнения противоположны. Разве это не противоречие?" "Да, и ты тоже прав"– констатирует мудрец.
Ленин вдруг начинает заливисто смеяться. Буквально хохочет, даже слёзы выступают.
– Ха-ха-ха, "и ты тоже прав"! И кто же автор сей притчи, позвольте узнать?
– Не знаю автора, слышал, а об авторе не спросил.
– Но вы позволите мне упомянуть это при случае?
– У вас столько же прав, сколько у меня, а я вот упомянул.
