banner banner banner
Пустой трон
Пустой трон
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Пустой трон

скачать книгу бесплатно

– Я молился о твоем выздоровлении, – солгал прелат.

– И я тоже, – заметил я, прикоснувшись к молоту Тора.

Вульфхерд улыбнулся уклончиво и отвернулся. Попы последовали за ним, как цыплята за наседкой, все, кроме молодого отца Пенды, который стоял и с вызовом смотрел на меня.

– Ты бесчестишь храм Божий! – громко заявил он.

– Просто уйди прочь, отец, – посоветовал Финан.

– Это мерзость! – Священник едва не сорвался на крик, указывая на мой молот. В нашу сторону стали поворачиваться головы. – Мерзость в глазах Господа!

Потом Пенда наклонился в попытке сорвать с меня молот. Я ухватил его за черную рясу и притянул к себе. Усилие отозвалось в левом боку вспышкой боли. Ряса, прижатая к моему лицу, была влажной и воняла навозом, зато скрыла мое лицо, исказившееся от боли, пронзившей рану. Я судорожно вздохнул, затем Финану удалось оторвать попа от меня.

– Мерзость! – заорал Пенда, которого тащили прочь.

Осферт приподнялся в намерении помочь ирландцу, но я ухватил его за рукав и остановил. Пенда снова бросился на меня, но двое из приятелей-попов вцепились ему в плечи и увлекли прочь.

– Глупец прав, – сурово заметил Осферт. – Тебе не следовало надевать молот, идя в церковь, господин.

Я вжался спиной в стену, стараясь дышать ровнее. Боль накатывала волнами, то острая, то тупая. Кончится это когда-нибудь? Мне так надоело терпеть, и, возможно, боль притупила мой разум.

Я думал, что Этельред, повелитель Мерсии, умирает. Это было очевидно. Удивительно, что он протянул так долго, но витан определенно собрался с целью обсудить последствия его смерти. И я только что узнал о приезде в Глевекестр олдермена Этельхельма, тестя короля Эдуарда. В церкви его не было, по крайней мере, я не видел, а не заметить его трудно, потому как человек он крупный, общительный и шумный. Я симпатизировал Этельхельму и ни на грош не доверял ему. И он прибыл на витан. Откуда я узнал? От отца Пенды, этого злопыхающего священника, своего лазутчика. Пенда находился у меня на жалованье, и, когда я притянул его к себе, он прошептал: «Этельхельм здесь. Приехал этим утром». Он хотел добавить что-то еще, но тут его утащили.

Я внимал пению монахов и гудению попов, собравшихся вокруг алтаря, где огоньки свечей играли на большом золотом распятии. Алтарь был пуст, и в его чреве лежал массивный серебряный гроб, украшенный хрустальными вставками. Один этот саркофаг стоил дороже всей церкви. Наклонившись и вглядевшись сквозь маленькие хрусталики, можно было различить скелет, покоящийся на дорогом синем шелке. По особым дням саркофаг открывали, скелет выставляли на всеобщее обозрение, и я слышал о чудесах, которые случались с людьми, заплатившими за право прикоснуться к желтым костям. Волшебным образом исчезали чирьи и бородавки, хромые начинали ходить – и все благодаря останкам якобы святого Освальда. Будь это так, это само по себе стоило назвать чудом, потому как нашел их я. Вероятно, они принадлежали безвестному монаху, хотя с таким же успехом могли быть скелетом какого-нибудь свинопаса. Но когда я говорил об этом отцу Кутберту, тот заявлял: не один и не два свинопаса причислены к лику святых. Этим христианам ничего не докажешь.

Помимо тридцати-сорока священников, в церкви присутствовали по меньшей мере сто двадцать человек. Все стояли под высокими балками, между которыми летали воробьи. Религиозная церемония должна была пролить благословение пригвожденного Бога на думы витана, поэтому никого не удивило, когда епископ Вульфхерд произнес убедительную проповедь о мудрости того, кто внимает совету людей трезвых, добрых, старших и наделенных властью.

– Да воздают старейшинам двойную честь, – убеждал он нас, – потому как таков завет Господа!

Вполне может быть, но в устах Вульфхерда это изречение намекало на то, что всех нас собрали не давать советы, а согласиться с тем, что уже заранее решено промеж епископом, Этельредом и, как я только что узнал, Этельхельмом Уэссекским.

Этельхельм был вторым по богатству человеком в Уэссексе после короля, своего зятя. Он владел обширными земельными угодьями, а его дружина составляла почти треть в войске западных саксов. Это был главный советник Эдуарда, и его неожиданный приезд в Глевекестр доказывал, что король Уэссекса определился, как хочет поступить с Мерсией. Он послал Этельхельма обнародовать решение, но и тот и другой знали, что Мерсия горда и заносчива. Мерсия не примет Эдуарда королем просто так, ей следует предложить что-то взамен. Но что? Говоря начистоту, Эдуард мог провозгласить себя королем после смерти Этельреда, но такой шаг вызвал бы недовольство, а то и открытое сопротивление. Я уверен, что он хотел заставить Мерсию упрашивать себя и для этого послал Этельхельма. Этельхельма добродушного, Этельхельма щедрого, Этельхельма красноречивого. Этот человек нравился всем. Нравился он и мне, но его присутствие в Глевекестре таило подвох.

Мне удалось проспать почти всю проповедь Вульфхерда, а когда хор затянул очередной бесконечный псалом, Осферт и Финан помогли мне выбраться из церкви. Сын нес Вздох Змея и костыли. Я подчеркивал свою слабость, тяжело опираясь на плечо Финана и шаркая ногами. По большей части это было притворство, но не совсем. Я устал от боли, устал от вонючего гноя, сочащегося из раны. Кое-кто останавливался, чтобы выразить сожаление при виде моего нездоровья, и сочувствие некоторых было искренним, но большинство явно испытывало радость от моего крушения. До ранения я внушал им страх, а теперь они могли без опаски презирать меня.

Предупреждение отца Пенды едва ли имело смысл, потому как Этельхельм поджидал нас в большом зале, но думается, молодой священник хотел сделать хоть что-то, чтобы отработать полученное от меня золото. Западносаксонского олдермена окружали люди пониже рангом, и все до единого понимали, что настоящая власть в этом зале принадлежит Этельхельму, представителю Эдуарда Уэссекского, ведь без армии западных саксов не было бы и самой Мерсии. Я смотрел на него и гадал, с какой целью он приехал. Это был здоровяк с широким лицом, лысоватый, с приветливой улыбкой и добрыми глазами, которые округлились при виде меня. Стряхнув окружавших его собеседников, он поспешил мне навстречу:

– Дорогой мой господин Утред!

– Господин Этельхельм! – Я постарался, чтобы мой голос звучал прерывисто и хрипло.

– Дорогой мой господин Утред, – повторил он, заключив мою ладонь в свои. – Нет слов, способных передать, что я чувствую! Скажи, что? я могу сделать для тебя? – Он стиснул мою руку. – Только скажи!

– Ты можешь дать мне умереть с миром, – ответил я.

– Уверен, тебе отпущено еще много лет, – возразил олдермен. – В отличие от моей дорогой супруги.

То была новость. Я знал, что Этельхельм женат на бледном, худосочном создании, которое принесло ему в приданое половину Дефнаскира. Каким-то образом этой несчастной удалось произвести на свет целую череду крепких, толстеньких малышей. Чудо, что она протянула так долго.

– Мне жаль, – прошамкал я.

– Она хворает, бедняжка. Вся истончала, и конец уже близок.

Особой печали в его голосе не чувствовалось. Впрочем, я предполагал, что брак с подобной видению женой был заключен лишь ради расширения земельных владений.

– Когда я женюсь снова, то надеюсь, что ты приедешь на свадьбу! – продолжил Этельхельм.

– Если доживу, – скулил я.

– Еще как доживешь! Я буду за тебя молиться!

Ему бы и за Этельреда не мешало помолиться. Властитель Мерсии не присутствовал на церковной службе, но ждал нас, восседая на троне, установленном на помосте в западном конце большого зала. Он сидел сгорбившись, смотрел перед собой пустым взглядом, а тело его было укутано в просторный плащ из бобрового меха. Рыжие волосы поседели, хотя бо?льшая часть шевелюры пряталась под шерстяной шапочкой, скрывавшей, как я предположил, его рану. Я никогда не любил Этельреда, но ощутил жалость. Он, должно быть, уловил мой взгляд, потому как встрепенулся, поднял голову и посмотрел через зал туда, где я усаживался в задних рядах на скамью. Он пялился на меня с минуту, потом откинул голову на высокую спинку сиденья, а его рот безвольно приоткрылся.

На помост взобрался епископ Вульфхерд. Я боялся, что он разразится очередной проповедью, но вместо этого прелат постучал посохом по дощатому полу, а когда тишина установилась, ограничился кратким напутствием. Этельхельм, как я подметил, скромно сел чуть в стороне от собрания. Эрдвульф разместился у противоположной стены, а между ними ерзали на неудобных скамьях лучшие люди Мерсии. Дружинники Этельреда – единственные вооруженные люди в зале – выстроились вдоль стен. В дверь протиснулся мой сын и присел рядом.

– Мечи в безопасности, – прошептал он. – Ситрик здесь?

– Здесь.

Епископ Вульфхерд говорил так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы ничего не упустить, а наклоняться вперед было больно. Но я терпел и слушал. Лорду Этельреду доставляет удовольствие, вещал прелат, видеть Мерсию наслаждающейся в последнее время миром и покоем.

– Мы добыли землю силой своих мечей, – вещал Вульфхерд. – И милостью Господа изгнали язычников с полей, которые возделывали наши предки. Мы благодарим Бога за это!

– Аминь! – громогласно вступил Этельхельм.

– Этим мы обязаны победе, которую одержал в прошлом году господин Этельред при помощи надежных западносаксонских союзников, – продолжал епископ. Он указал на Этельхельма, и весь зал наполнился топотом ног – так мужи совета выражали свое одобрение.

«Вот ублюдок! – подумал я. – Этельред получил рану сзади, а битву выиграли мои воины, не его».

Прелат дождался тишины.

– Мы обрели земли, добрые пахотные земли, – снова заговорил Вульфхерд. – И господин Этельред с удовольствием награждает ею тех, кто в прошлом году сражался бок о бок с ним.

Тут епископ указал на стол у стены зала, где за грудой документов располагались два священника. Ничем не прикрытая взятка: поддерживай все предложения Этельреда и получишь поместье.

– Мне там ничего не причитается, – буркнул я.

– Он выделит тебе достаточно земли для могилы, господин, – хмыкнул Финан.

– Тем не менее, – Вульфхерд немного возвысил голос, и я смог снова откинуться к стене, – язычники удерживают города, являющиеся частью нашего древнего королевства. Они все еще оскверняют нашу землю своим присутствием, и, если мы хотим передать нашим детям поля, которые пахали наши предки, нам следует препоясать чресла и изгнать нечестивых, как Иисус Навин изгнал грешников из Иерихона!

Священник помолчал, видимо ожидая очередной порции топота, но в зале висела тишина. Он призывал нас сражаться, как прежде, но епископ Вульфхерд был не из тех, кто способен вдохновить других на кровавое дело и встать в «стену щитов» против оскаленных копейщиков-данов.

– Но сражаться мы будем не одни, – повел дальше прелат. – Господин Этельхельм прибыл из Уэссекса с целью заверить нас, а точнее, даже пообещать, что войско западных саксов выступит вместе с нами!

Заявление вызвало радостный гомон. Похоже, драться будет кто-то другой, и Этельхельм поднялся по деревянным ступенькам на помост под дружный топот. Он улыбнулся всему залу – здоровяк, чувствующий себя здесь как рыба в воде. Золотая цепь блестела поверх укрытой кольчугой груди.

– У меня нет права говорить в этом благородном собрании, – скромно начал он, и его могучий голос заполнил весь зал. – Но если лорд Этельред позволит…

Он повернулся, и Этельред ухитрился кивнуть.

– Мой король ежедневно возносит молитвы за королевство Мерсию, – продолжил Этельхельм. – Он просит о победе над язычниками. Государь благодарит Бога за победу, дарованную вам в прошлом году. И еще, лорды, давайте не будем забывать, что это господин Утред дал тот бой! Это он получил тогда рану! Это он заманил нечестивых в ловушку и предал их под наши мечи!

Это было неожиданно. В зале не нашлось бы ни одного человека, не знавшего о враждебности Этельреда ко мне, и вот теперь меня превозносят здесь, в жилище Этельреда? На меня стали оборачиваться, затем кто-то топнул ногой, и вскоре весь зал наполнился шумом. Даже Этельред ухитрился дважды пристукнуть рукой о кресло. Этельхельм сиял, я же хранил невозмутимость, пытаясь угадать, какая змея таится под сенью этой непредвиденной лести.

– Для моего короля удовольствие, – сообщил Этельхельм, когда грохот поутих, – содержать мощные силы в Лундене. Эта армия всегда готова отразить данов, наводняющих восточную часть нашей страны.

Заявление было встречено молчанием, и это едва ли стоило счесть сюрпризом. Лунден, крупнейший в Британии город, являлся частью Мерсии, но вот уже много лет находился под управлением западных саксов. Этельхельм намекал, хотя и уклончиво, что отныне город официально становится частью Уэссекса, и люди в зале уловили посыл. Он мог им не нравиться, но если такова была цена за помощь западных саксов в войне с данами, то она уже заплачена и потому приемлема.

– Мы сохраним эту могучую армию на востоке, – заявил Этельхельм. – Армию, предназначением которой является вернуть Восточную Англию под власть саксов. Вам же, лорды, предстоит держать армию здесь, на западе. И вместе мы сумеем изгнать язычников с нашей земли! Мы будем сражаться заодно! – Он помолчал, озирая зал, потом повторил последнее слово: – Заодно!

И на этом остановился. Это была очень резкая концовка. Олдермен улыбнулся епископу, улыбнулся примолкшим людям на скамьях перед ним и сошел с помоста.

«Заодно», – обронил он, и это определенно означало брак поневоле между Уэссексом и Мерсией. Змея, похоже, скоро выползет на волю.

Пока говорил Этельхельм, епископ Вульфхерд присел, но теперь снова поднялся.

– Необходимо, лорды, – произнес он, – чтобы мы собрали мерсийскую армию, которая освободит северную часть нашей страны от последних язычников и тем самым распространит власть Христа во всех частях нашего древнего королевства.

Кто-то в зале попытался заговорить, но я не мог разобрать слов, и прелат перебил неизвестного.

– Пожалованные нами новые земли станут платой воинам, которые нам нужны, – резко заявил Вульфхерд, и его слова пресекли любые возражения.

Войско следовало кормить, оплачивать, вооружать, снабжать лошадьми, доспехами, щитами, обучать. Витан улавливал запах новых налогов, но епископ, очевидно, предлагал отдать в уплату армии захваченные у данов фермы. Почему бы нет? Идея не из худших. Мы побили данов, изгнали их с большого куска мерсийской земли, и есть смысл гнать их дальше. Именно этим занималась Этельфлэд близ Сестера, но делала она это без поддержки воинов или денег мужа.

– Армии нужен предводитель, – заявил епископ.

Змея выпустила трепещущий язычок.

В зале повисла тишина.

– Мы долго размышляли над этим, – елейно продолжил Вульфхерд. – И много молились! Мы предали решение во власть всемогущего Господа, и Он, в неизреченной милости своей, дал ответ.

Змея выползла на свет, поблескивая глазками.

– В этом зале присутствует дюжина мужей, способных повести войско против язычников, – продолжил прелат. – Но возвышение одного над прочими повлечет за собой ревность. Если бы господин Утред был здоров, перед нами не стоял бы выбор! – «Лживый ублюдок», – подумал я. Епископ снова заговорил. – Мы все молимся о выздоровлении господина Утреда, но, пока этот светлый день не наступил, должны найти человека, обладающего всеми признанными способностями, бесстрашием и безупречной репутацией.

Эрдвульф. Все взоры в зале обратились на него, и я ощутил, как мятеж зреет среди олдерменов. Эрдвульф – не один из них, это выскочка, который местом начальника ближней дружины обязан сестре Эдит, делящей с Этельредом ложе. Я почти ожидал увидеть ее на витане, возможно в роли сиделки Этельреда, но ей хватило ума оставаться в тени. Или кто-то мудрый ей подсказал.

Тут прелат обнародовал свой сюрприз, и пасть змеи открылась, показав длинные изогнутые клыки.

– Господин Этельред почитает за благо, чтобы его дочь вышла замуж за Эрдвульфа, – объявил он.

По залу прокатился вздох, потом ропот, и снова наступила тишина. Люди хмурились, скорее озадаченно, чем возмущенно. Женившись на Эльфинн, Эрдвульф войдет в семью Этельреда. Пусть сам он будет не из знатного рода, зато королевскую кровь его супруги никто не поставит под сомнение. Эльфинн – внучка короля Альфреда, племянница короля Эдуарда. Раздвинутые бедра сестры принесли Эрдвульфу командование дружиной, а теперь Эльфинн разведет ноги, чтобы он взобрался еще выше. Умно. Кое-кто порывался взять слово, но голоса тонули в рокоте большого зала. Затем произошла еще одна неожиданность – заговорил сам Этельред.

– Мне угодно… – начал он, потом остановился перевести дух. Голос его был слаб, и люди в зале зашикали, чтобы расслышать. – Мне угодно, – снова заговорил Этельред, сбивчиво и невнятно, – чтобы моя дочь Эльфинн вышла за лорда Эрдвульфа.

«Лорда? – подумал я. – Лорда Эрдвульфа?» Я изумленно смотрел на Этельреда. Тот вроде как улыбался. Я перевел взгляд на Этельхельма. Что выигрывает Уэссекс от этого брака? Быть может, это ради того, чтобы ни один мерсийский олдермен не смог, женившись на Эльфинн, унаследовать власть Этельреда, и тем самым Эдуарду будет открыт путь к трону? Но что удержит самого Эрдвульфа от узурпации? И тем не менее Этельхельм одобрительно кивал и улыбался, а потом пересек зал и заключил Эрдвульфа в объятия. Более открытого знака быть не могло – король Эдуард Уэссекский желает, чтобы его племянница сочеталась браком с Эрдвульфом. Но почему?

Мимо прошел отец Пенда, направляясь к двери. Он глянул на меня, и Осферт напрягся, ожидая от молодого священника очередных обвинений, но Пенда не сбавил шага.

– Ступай за попом, – велел я сыну.

– Что?

– Он пошел отлить. Иди и помочись рядом с ним. Давай!

– Я не хочу…

– Ступай и отлей!

Утред ушел, а я наблюдал, как Этельхельм возводит Эрдвульфа на помост. Последний выглядел красивым, уверенным в себе и сильным. Он опустился на колени перед Этельредом, который простер руку. Эрдвульф поцеловал ее, повелитель Мерсии сказал что-то, но слишком тихо, чтобы мы могли расслышать. Епископ Вульфхерд склонился, внемля, затем распрямился и обратился к залу:

– Господину Этельреду угодно, чтобы его дочь вышла замуж в день праздника святого Этельвольда.

Кто-то из священников затопал ногами, остальной зал подхватил.

– Когда День святого Этельвольда? – спросил я у Осферта.

– Этельвольдов два, – педантично ответил тот. – И тебе следует знать, что оба они родились под Беббанбургом.

– Когда? – рявкнул я.

– Ближайший будет через три дня, господин. А день поминовения епископа Этельвольда отмечался в прошлом месяце.

Три дня? Слишком скоро, чтобы Этельфлэд успела вмешаться. Ее дочь Эльфинн выйдет замуж за врага прежде, чем она узнает об этом. Сей враг до сих пор стоял на коленях перед Этельредом, а витан провозглашал ему здравицы. Несколько минут назад совет презирал Эрдвульфа по причине его низкого происхождения, но теперь все уловили, откуда дует ветер, причем крепкий. Ветер дул с юга, из Уэссекса. Во всяком случае, Эрдвульф был мерсийцем, и тем самым Мерсия хотя бы избежит постыдной необходимости упрашивать какого-то западного сакса править ею.

Тут вернулся сын, наклонился к моему уху и зашептал. И я наконец выяснил, почему Этельхельм одобряет этот брак и с какой целью меня пригласили на витан. Мне следовало догадаться. Этот совет определял не будущее Мерсии, но судьбу королей.

Я сказал Утреду, что надо делать, потом встал. Встал медленно и с трудом, позволив страданиям отразиться на моем лице.

– Олдермены! – воззвал я, и это было весьма больно. – Олдермены!

Меня разрывало на части. Все в комнате понимали, что произойдет, а Этельхельм и епископ боялись этого, поэтому пытались заткнуть мне рот лестью. Теперь они видели, что лесть не помогла, потому что я собрался высказать возражения, заявить, что Этельфлэд имеет право влиять на судьбу дочери. Я собирался бросить вызов Этельреду и Этельхельму, и те теперь молча ждали этого вызова. Этельред смотрел на меня, Этельхельм тоже. Рот Вульфхерда приоткрылся.

Но к их облегчению, я не сказал ни слова. Я просто рухнул на пол.

* * *

Началась суматоха. Я трясся и стонал. Люди опускались рядом со мной на колени, а Финан кричал, призывая освободить мне место. А еще звал моего сына прийти ко мне, но Утред ушел, исполняя мой приказ. Сквозь толпу протолкался отец Пенда. Завидев меня сокрушенным, он громогласно возвестил, что это праведный гнев Господа. От такого заявления даже Вульфхерд нахмурился.

– Замолчи! – приказал епископ.

– Язычник сражен! – не утихал Пенда, слишком старательно отрабатывая свое золото.

– Господин?! Господин! – Финан теребил меня за правую руку.

– Меч, – едва слышно потребовал я. Потом повторил громче: – Меч!