скачать книгу бесплатно
меж рёбрами решётки с нетерпеньем
её знакомый дожидался док.
Покинув дом внезапно, второпях,
где был чердак с умом и, закоулок
любой его теплом наполнен так,
что даже тот малец лентяй сутулый,
который жил на нижнем этаже,
и наполнялся им когда угодно
так, что бывало, думали – ужель,
второе сердце изобрёл, негодник.
И вот теперь его никто не ждал.
Закрылись шторы и река у дома
разлилась красная напрасно, навсегда
оставлен тех пенатов смех знакомый,
застывший, как магический кристалл,
который раньше разливался ливнем.
И мотылёк последним простучал
крылом по крыше, оказавшись лишним.
Всему свой срок. Весёлое авто
везёт, родившееся навсегда в сорочке
живое сердце, значит, где-то дом
нуждается в нём, раз везут так срочно.
И застучит, запляшет, а в реке
оттает замерзающая нежность —
в реке, которая течёт в руке
из средостенья жизни – сердце есть же!
2010
«он погрузился …»
он погрузился —
шмыгнул червяк дождевой
в ровную стенку,
а половинка
там на дне ямки лежит
бьётся в припадке.
тело его разделил,
я ненароком,
жизнь поделилась на две —
равные части…
2010
там-там
там-там ничто из ничего:
просто пустота от верха до пола.
по натянутой нежной коже бьёт
наотмашь, звучно….
голый белый живот натянут на обод,
выпуклости линия стала плоскостью.
стучит по нему, как когда-то в родах,
исполненных с ловкостью.
но, там, там – это было, было же!
такой белый бычок
ножкой стучал. так и теперь уже
что-то похожее, но немножко.
это вовнутрь извне,
как вывернутое, но тоже,
о том говорящее мне.
там-там! там-там! там-там!
ну, сколько можно?
хороший…
Вжимаюсь внутрь зовущей вновь
Вжимаюсь внутрь зовущей вновь
Двухмерной плоскости,
Дендритов удивленных бровь
Расправив росписью.
Внутри галактик черепной
Коробки брошенной —
Поэзия сплошной отстой!
Словам там – грош цена.
Творить обман. Он здесь и там —
Застыл слюной в словах.
В рубашке из рефлексов штамп
В сетях безнравственных.
Налипшей пеленой в глаза —
Стих снова лезет внутрь,
Пытается мной обладать
Приёмом Камасутр.
Разбужен зовом белизны
Сознанья спящий страх.
Исторг поэзии призыв
Немой мой вывих рта.
2008
Ветер и шаровая молния
ты – молния шаровая,
ты такая живая,
такая большая,
а я ветер,
на всём белом свете
тебя одну встретил.
через дождь и мрак,
через свой страх
несу тебя на руках,
лелея мечту свою,
от всех тебя утаю.
вихрь, смерч
не коснутся
твоих плеч.
дождь, град
не вернут тебя назад.
я тебя для себя
вылеплю!
крепко держу.
всем телом дрожу,
я тобой дорожу.
люблю, обжигаясь
леплю,
леплю!
я тебя
вылеплю!…
Солнце – блин
Черт, возьми
Да упусти,
Солнце-блин,
Что лежал
На сковородке
Один.
Хреном был
Он фарширован
Или попросту
Хреновым,
Ну, а черта
В этот раз
Попутал
Сплин.
Блин
Не в черную
Дыру,
То есть,
Не к чертову
Нутру
Покатился,
А по млечному пути,
И начинку
Подобрав,
Из нее
Кой что
Создав,
Бог сказал:
Ну, блин
Давай,
Посвети…
Вот и мучаемся мы
Той хреновиной полны.
2009
«Упало яблочко…»
Упало яблочко
Мне на тарелочку.
Ах, счастье просто жить,
Считал я мелочью.
С небесной яблони
Слетела звёздочка.
А небо я бранил —
Собаки косточка.
Когда же к осени
Теперь всё катится,
И не воротится —
Мне поздно каяться.
Коктейль ночи
Этот коктейль ночи возможность посмотреть на мир психоделически. Давай его выпьем, построим мост из иллюзий и снов, оставим на кончике волоса код, давичи обналиченных, брошенных в пыли дум, где горькие капли слов,
как водяные знаки на купюрах памяти, сложенных в стопку
на накрахмаленной белой скатерти дня.
Они служат защитой от подделки, пока лавандово-красная заря, не отправит их в ночи топку,
или оставит если были сказаны не зря, а значит по делу…
Заря, появляющаяся и исчезающая как кашель подъездов, пока бес ночи лежит и лижет солнца лимонную дольку и стая псов виляют его хвостом.
Простимся с ней, пока её ни догонят новые стихи-скакуны, ещё не очень подкованные медными гвоздями лучей кузнечика-солнца и… потом толпы голых красок осядут, упадут жалящими мечами безликих войн тьмы и света. Пускай романтичный звон этих старинных монет-слов
останется на какое-то время в раковинах душ, блистающих белизной, а мы растворимся дыханием у стен вечности, примерим её оковы, вечности, такой бесконечной, как глупость и сильной, сильней всех стихий.
Догони нас и благослови, нанижи, как бисер молчание на уста
отбери из вышитых кровью ладоней уцелевшие бабочки-стихи, нанизанные на электрические провода строк натянутого солнечного листа.
А пока пускай ведут свой разговор часы с шуршанием шёлковых штор и скрипом дверцы шкафа, а в пролётах музыкой постоит молчание. А потом… хруст за окном льда замёрзшей лужи под каблуком, разогревающего мотор дня утра, которое ветошью рассвета протрёт дерматин отчаянного скупого ума и укусы комара-луча света, проткнут грубые подошвы сна. Ночь окуклится, и бабочка дня вылетит на волю, и мы за ней побежим, встанем на белые и чёрные клавиши рояля и доиграем до конца этот иссушенный огрызок пьесы под названием жизнь.
Сад не растёт без рук
Сад не растёт без рук,
или растёт как лес он,
