скачать книгу бесплатно
Сиятельный
Павел Николаевич Корнев
Всеблагое электричество #1
В этом мире Средние века были не темными, а кровавыми. В этом мире люди всякий раз замирали от ужаса, когда небосвод затмевали крылья падших. В этом мире наука вернула человечеству свободу, и от океана до океана раскинулась Вторая Империя, империя людей. Воды морей бороздят боевые пароходы, на запасных путях ждут своего часа бронепоезда, а в небесах парят армейские дирижабли, но все же равновесие висит буквально на волоске. Эпоха пара уходит, эра всеблагого электричества только-только берет разбег, поэтому даже самая малость способна низвергнуть мир в пучину хаоса.
Павел Корнев
Сиятельный
Сердце я вырежу сам, сердце отдам тебе!
Филипп Август. бэнд. Ли Тэн
Часть первая
Падший. Титановый клинок и сила воображения
1
Рожденный ползать летать не может? Воистину так!
Люди просто не созданы для полетов. Любой полет обречен закончиться падением, и чем выше взлетаешь, тем плачевней последствия. Вспомнить, к примеру, падших…
Я открыл глаза, сразу зажмурился, но поздно – клок подернутого серой дымкой неба уже завертелся-закружился, создавая иллюзию, будто лежу на спасательном плоту посреди гигантского водоворота. При одной только мысли о необходимости подняться на ноги сделалось дурно, так и остался малодушно валяться посреди смягчившей падение кучи мусора.
Осторожно вздохнул, и ребра немедленно пронзила острая боль. Но когда вздохнул второй раз, неприятные ощущения пошли на убыль, давая понять, что посчастливилось отделаться простым ушибом спины. Ни обломков кирпича, ни осколков бутылок, по счастью, среди принявшего меня в свои объятия хлама не оказалось.
Это радовало. Хотя и не особо, учитывая обстоятельства падения, но все же радовало.
И я вновь открыл глаза.
Мрачные стены домов возвышались со всех сторон глухим колодцем, над ними маячило серое небо, недоброе и хмурое, как и все вокруг. Неожиданно тени сгустились еще больше, и над крышами проплыло брюхо армейского дирижабля с квадратами наглухо задраенных оружейных люков. Мелькнули хвостовые стабилизаторы и киль, сверкнули солнечными отблесками ствольные блоки гатлингов, и вот уже воздушное судно скрылось из виду, будто его и не было вовсе.
Неважно! Вывалился я вовсе не из гондолы этого летающего монстра, нет: в недолгий полет меня отправили из щерившегося осколками окна на втором этаже.
Хотя, если начистоту, отправили – это громко сказано.
– Леопольд! – эхом прокатился по двору далекий крик. Гулкий топот, и миг спустя уже ближе: – Лео! Проклятье, где ты?!
В арке мелькнули отблески электрического фонаря; яркий луч пробежался по стенам, вильнул в мою сторону и сразу погас. А только глаза вновь начали привыкать к темноте, во двор ступил невысокий констебль в форменном плаще и фуражке, чья крупнокалиберная лупара недобро щерилась дульными срезами счетверенных стволов.
– Убери! – потребовал я, досадливо морщась.
Рамон Миро мгновение помедлил, потом все же передвинул ружье на сгиб локтя левой руки.
– Ты в порядке? – спросил он, настороженно озираясь по сторонам.
– Буду, – ответил я немногословно, но емко.
– Точно? – засомневался черноволосый крепыш, протягивая свободную руку.
Я раздраженно оттолкнул ее в сторону. Собрался с силами, самостоятельно перевалился на бок и даже успел приподняться на одном локте, прежде чем наверху вновь раздался звон разбитого стекла.
В скалящемся осколками оконном проеме возник круглолицый господин средних лет в сером костюме-тройке и столь же неброском котелке. Он рукоятью трости вышиб из рамы еще одну стекляшку, затем посмотрел на меня, и его физиономия приобрела выражение крайней степени неодобрения.
– Где суккуб, Лео? – спросил инспектор Уайт. – Где эта дрянь?
Я повернул голову сначала в одну сторону, затем в другую, оглядев таким образом помойку, в которой валялся, и невесело усмехнулся:
– Ну… здесь ее точно нет, инспектор.
– Детектив-констебль Орсо! – отчеканил Роберт Уайт, давая понять, что шутки сейчас совершенно неуместны. – Отвечайте немедленно, где эта тварь!
– Не знаю, – сознался я тогда. – Просто… На самом деле, мало что помню, после того как меня выкинули из окна.
– Чрезвычайно прискорбное обстоятельство, – поморщился инспектор и скрылся из виду.
Я повалился обратно на спину и обреченно вздохнул, потом взглянул на Рамона и спросил:
– Ну, чего ты пялишься?
Констебль неопределенно хмыкнул и отвернулся. На его невозмутимом, красноватого оттенка лице не отразилось ни тени эмоции, но меня показное безразличие в заблуждение ввести не смогло – разочарование сослуживца ощущалось буквально физически.
Плевать! Еще начальника успокаивать…
Я уселся посреди мусора, и сразу закружилась голова. Не успел еще толком прийти в себя, а уже хлопнула дверь черного хода, и на высоком крыльце показался инспектор Уайт.
– Лео, – необычно мягко произнес он, с брезгливой гримасой оглядывая темный двор, – Лео, какого дьявола тут произошло?
Спешить с ответом я не стал. Сначала поднялся на ноги и за обрезиненный шнур подтянул к себе раздвоенный на конце телескопический электрощуп, после неопределенно пожал плечами.
– Роковое стечение обстоятельств, – заявил, когда затянувшаяся пауза стала совсем уж неприлично длинной.
– Вот как? – хмыкнул инспектор, и его серые глаза выцвели, потеряв остатки и без того блеклых красок.
Сиятельный Роберт Уайт обладал чрезвычайно полезным в нашей работе талантом – он чуял ложь. Не знал наверняка, когда ему лгут, но, подобно обученной ищейке, легко чувствовал сознательное намерение собеседника ввести его в заблуждение. Очень, очень удобный талант достался ему от замаранных кровью падших родителей…
Именно поэтому я даже не стал пытаться юлить и просто поднял руку с электрощупом.
– Слабая искра, – сообщил инспектору.
– Да неужели? – озадачился Роберт Уайт.
В этот момент к нам присоединились два констебля в форменных прорезиненных плащах и с новомодными самозарядными карабинами на изготовку. Коробчатые магазины нелепо торчали вверх, но понимающих людей это обстоятельство нисколько не смущало; в условиях скоротечных перестрелок укороченная винтовка Мадсена – Бьярнова зарекомендовала себя с самой лучшей стороны.
– Проблемы с электрической банкой, думаю, – предположил я, не обращая внимания на скептические взгляды коллег.
– С головой у тебя проблемы, Лео! – немедленно выдал рыжий констебль.
– Джимми, ты не прав! – вступился за меня парень с коричневыми от жевательного табака зубами, но лишь для того, чтобы сразу уточнить свое высказывание: – Просто руки у человека кривые.
Рыжий с довольным видом хохотнул:
– Билли, дружище! Одно другого вовсе не исключает!
– А ведь ты совершенно прав, Джимми! В нашем случае одно другое скорее дополняет!
Я не обиделся; Джимми и Билли – известные хохмачи, им только дай позубоскалить. Но инспектор ждал объяснений, поэтому мысль ткнуть электрощупом залившегося лающим смехом Билли показалась мне удачной вдвойне.
Так и сделал.
Сверкнула ослепительная искра, констебль резво отскочил и потер грудь.
– Совсем спятил? – оскалился он.
– Забудь! – отмахнулся я и повернулся к инспектору. – Говорю же, слабый разряд!
Инфернальные создания чрезвычайно чувствительны к электричеству, но подобный удар совершенно точно не смог бы оглушить ни суккуба, ни любого другого выходца из преисподней.
Роберт Уайт спустился по лестнице, повесил трость на руку и принялся неспешно набивать трубку крепким оттоманским табаком.
– Мог бы с утра не бульварные газетенки почитывать, а заряд проверить! – укорил он меня.
– Да я три раза проверил! Все работало!
– Ну-ка дай, – потребовал тогда инспектор, забрал вытащенную мной из кармана электрическую банку и осмотрел шильдик на донце. – «Электрические машины Депре»? – прочитал он и возмутился: – Лео, где ты откопал эту рухлядь?!
Я ответил чистую правду:
– Получил на складе.
– Проклятье! – выругался инспектор, в сердцах оборвал провода и зашвырнул электрическую банку в кучу мусора. – Лео, мы выслеживали эту тварь две недели! Две недели! И все впустую из-за этого барахла!
– Но…
– Молчи! – потребовал Роберт Уайт и принялся раскуривать трубку. – Рамон! – повысил он голос после нескольких глубоких затяжек. – У тебя в лупаре электрическая банка чьего производства?
Ружье с короткими счетверенными стволами десятого калибра на мануфактуре Хейма и в самом деле снабдили электрическим воспламенителем патронов, поэтому констебль отчитался без запинки, лишь мельком взглянув на разборный приклад:
– «Электрического света Эдисона», инспектор!
– Вот видишь, Лео? – укорил меня начальник. – Запомни на будущее: только «Электрический свет Эдисона» и ничего кроме, да простит меня Тесла! Ты понял?
– Понял.
– И кстати, чего ради ты сунулся внутрь, не дожидаясь остальных?
– Дверь была открыта. Решил разведать обстановку.
– Ну и как, разведал? – нахмурился инспектор, раздраженно передернул плечами и зашагал со двора. – Идемте! – позвал он нас, но сразу остановился и охлопал себя по карманам: – Джимми, где мои перчатки?
– Не знаю, инспектор, – ответил констебль и ткнул в бок напарника. – Билли, где перчатки инспектора?
– А Билли-то здесь при чем? – огрызнулся тот, озираясь по сторонам.
– Забудьте! – одернул их Роберт Уайт и скрылся в арке.
Джимми и Билли смерили меня недобрыми взглядами и поспешили за начальником; я потер поясницу и поплелся следом, Рамон Миро молча зашагал рядом, приноравливаясь к моему неровному шагу.
Надо сказать, для каталонца констебль был удивительным молчуном. Впрочем, каталонцем он являлся лишь по отцу, мать его происходила из аборигенов Нового Света; не иначе, темпераментом Рамон пошел в свою краснокожую родню.
Вот и когда из-под ног у нас выскочила перепуганная крыса, он лишь наподдал ей носком сапога и спокойно отправился дальше. Я переступил через наваленную в проходе кучу мусора и пригнул голову, чтобы не испачкаться о покрытый сажей потолок арки.
Быть высоким далеко не столь привлекательно, как полагают иные завистливые коротышки, что есть – то есть.
Глухой двор сменился другим, столь же грязным и неприглядным, из него мы попали в безлюдный переулок и остановились в ожидании дальнейших распоряжений инспектора. А тот без всякой спешки выбил о стену дома курительную трубку, выудил из жилетного кармана серебряные часы и в глубокой задумчивости поджал губы.
Пользуясь моментом, я отряхнул от остатков мусора прорезиненный плащ, затем сложил телескопический электрощуп и достал из нагрудного кармана очки с круглыми линзами из затемненного стекла. Нацепил их на нос и только тогда окончательно почувствовал себя в своей тарелке.
В отличие от инспектора, я не любил привлекать внимание обывателей выцветшими до противоестественной светлости глазами. А еще терпеть не мог смотреть собеседнику в глаза. Да и людей не особо жаловал, если уж на то пошло.
Люди меня обыкновенно раздражали своей бестолковостью.
– Возвращаемся в «Ящик»! – решил тут Роберт Уайт и, помахивая тростью неровно и даже нервно, зашагал к ближайшей станции подземки.
Новый Вавилон – удивительный город! Жизнь не замирает в нем ни днем ни ночью, а прекрасное и ужасное столь тесно сплетаются воедино, что с ходу и не отличить одно от другого. И никаких стыков, никаких острых граней, одни лишь оттенки и смазанные полутона.
Старинные дворцы, чья мраморная облицовка давно потемнела из-за наросшей на стены сажи, соседствуют с новостройками, пока еще чистенькими, но типовыми и оттого ущербными изначально. Проспекты, широкие в центре, непонятным образом теряются в переплетениях кривых улочек окраин. Вековые деревья императорского парка шелестят густой листвой, но листья эти сплошь и рядом чахлые и желтые из-за постоянного смога. Лазурная вода гавани накатывает на берег масляными разводами, а бескрайнее небо постоянно затянуто клубами дыма из заводских труб.
И так везде и во всем. Даже гранит площадей красноватый не в силу природной расцветки камня, а из-за намертво въевшейся в него крови падших…
Новый Вавилон, столица Второй Империи; одновременно и сердце государства, и язва, разъедающая его изнутри.
Узенькая улочка с покрытыми копотью стенами домов и редкими квадратами мутных окон вывела нас к перекрестку, и впереди замаячили фабричные трубы, высоченные и увенчанные длинными клубами дыма. По счастью, сегодня ветер относил выбросы в сторону, и воздух в пригороде был не столь задымлен, как обычно.
Вскоре трущобы остались позади, улица расширилась, и стали попадаться курившиеся зловонием промышленных стоков решетки ливневой канализации. Дорога пошла под уклон, а через пару кварталов и вовсе уткнулась в набережную Ярдена. Серебристую ширь воды там сковывал перекинувшийся с одного берега на другой железнодорожный мост; неповоротливые буксиры и баржи казались на фоне его опор игрушечными корабликами, да и дрейфовавший к порту грузовой дирижабль размерами в сравнении не поражал.
– Поспешим! – поторопил нас инспектор.
Я приложил ко лбу ладонь, заметил медленно ползшую в нашу сторону полоску дыма и прибавил шаг, торопясь за остальными.
Под стук набоек по брусчатке набережной мы прошествовали к железнодорожной станции и прошли за ограду, беспрепятственно миновав билетные кассы с их нескончаемыми очередями. На платформе оказалось не протолкнуться от рабочих окрестных фабрик, но дорогу вооруженному до зубов отряду чумазые пролетарии освобождали без лишних понуканий.
Послышался мощный гудок, под навес вкатилась окутанная клубами белого пара махина паровоза, и помещение моментально заполнил вырывавшийся из его трубы дым; залязгал металл, заскрипели тормоза. Поезд остановился, пассажиры хлынули на перрон, тесня подступающий им на встречу рабочий люд, что разъезжался после ночной смены по домам.
Инспектор толкаться с чернью не захотел и решительно шагнул в вагон первого класса; зашли вслед за начальником и мы. На входе Роберт Уайт тростью отодвинул с дороги опешившего от подобного обхождения кондуктора и с невозмутимым видом уселся у окна. Остальным занимать сидячие места не полагалось, но и так служителя подземки едва не хватил удар, а почтенная публика косилась на нас с едва сдерживаемым возмущением.
Раздалось два коротких гудка, вагон вздрогнул, и за окнами, понемногу ускоряя свой бег, замелькали столбы и унылые заборы. Вскоре пути нырнули в тоннель, и поезд помчался под землей, оставив сутолоку улиц со всеми их лихачами-извозчиками и ротозеями-пешеходами где-то далеко-далеко наверху. Теперь состав летел на всех парах, нас нещадно раскачивало, и приходилось не только цепляться за поручень, но и крепко стискивать спинку ближайшего сиденья.
