скачать книгу бесплатно
– Вильгельм вон Ларсгоф, – соизволил представиться молодой человек, не упомянув ни должности, ни рода деятельности.
Невелика сошка или желает произвести такое впечатление?
– Магистр Филипп Олеандр вон Черен, к вашим услугам, – в свою очередь, объявил я, не став нарушать этикет. – Чем могу быть полезен?
– Ваши документы, будьте так любезны.
– А что случилось?
– Возникли вопросы по утреннему… инциденту.
Я кивнул и положил на стол подорожную и бумаги о получении степени лиценциата на факультете свободных искусств Браненбургского университета.
Вильгельм принялся изучать документы, я продолжил изучать его самого. Говорил мой оппонент на северо-имперском с выговором, характерным для уроженцев внутренних земель империи, но при этом в его голосе нет-нет да и проскакивали столичные нотки. Опять же «инцидент». И дорогой камзол с модной стрижкой…
– Ваш слуга – сарцианин? – спросил вдруг Вильгельм, остро глянув на меня.
– Он принял истинную веру. Вот свидетельство.
Молодой человек с кислой миной принял потертый листок и сразу отложил его в сторону, не став даже смотреть. Сарциан в империи лишь терпели, не более того. Принявшие истинную веру дети ветра селились в городах и промышляли разными сомнительными с точки зрения обывателей делами, а их погрязшим в язычестве родичам воспрещалось вести оседлую жизнь, и они колесили по княжествам и графствам, составляя конкуренцию бродячим циркам, да еще попрошайничали и воровали все, что плохо лежит. В землях догматиков соплеменников Хорхе считали людьми второго сорта, а южнее Длинного моря лучшее, что их ждало, – это петля.
Увы, больше других пострадавший от солнцепоклонников народ слишком закоснел в своих языческих традициях и потому оказался не готов принять свет истины. Мне было их искренне жаль… пока я не вспоминал о кошеле, срезанном однажды с пояса наглой шумной детворой.
Вон Ларсгоф отложил мои документы на край стола, взял протокол показаний и принялся читать вслух:
– «В первый день десятого месяца года семьсот семьдесят четвертого от Воссияния пророка на почтовой станции в селении…»
Голос у Вильгельма оказался чистый и сильный, он открывал ему дорогу в любой церковный хор, и от этой мысли я расплылся в невольной улыбке, благо загодя прикрыл рот ладонью, имитируя зевок. Веко молодого человека дернулось; к столь явной демонстрации пренебрежения со стороны собеседника он готов не был и потому сначала сбился, а потом непозволительно зачастил.
– Право слово, сеньор, – не отказал я себе в удовольствии плеснуть масла в огонь, – я прекрасно помню свои слова.
– Имейте терпение! – потребовал Вильгельм и ткнул аккуратно подстриженным ногтем в нужную строчку. – Вот! Здесь написано: «Выстрелил из пистоля»!
– Так и было, – подтвердил я. – Что вас смущает?
– Ученому сословию дозволено владеть короткими и длинными клинками, а во время путешествий – и арбалетами, но никак не огнестрельным оружием!
– У меня есть патент.
– Вы забыли об этом упомянуть!
– Никто и не спрашивал.
– Позвольте…
Я протянул патент, подумав, что мне и самому не мешает посмотреть, если так можно выразиться, верительные грамоты собеседника.
После внимательного изучения документа Вильгельм попытался выпытать, каким образом простой лиценциат сумел выправить себе патент на огнестрельное оружие, но я лишь разводил руками и ссылался на имперское законодательство. А под конец и вовсе спросил:
– Сеньор, вы меня в чем-то подозреваете?
– Вовсе нет, – пробурчал вон Ларсгоф и вновь обратился к протоколу. – После схватки с разбойниками вы побежали в лес. Зачем?
– Показалось, там был кто-то еще.
– И вы решились его преследовать? Один?!
Я развел руками:
– Ну вы же знаете – горячка боя. Едва ли я осознавал, насколько все это опасно.
– Вы нагнали его?
– Нет.
– Но ваши спутники слышали выстрел, – попытался загнать меня в угол вон Ларсгоф. – И вы вернулись с чужим плащом!
– Промахнулся. Не хватает практики, знаете ли. А плащ лиходей бросил, убегая.
– И это все?
– А что еще? – невинно поинтересовался я.
Вильгельм насупился, но быстро унял раздражение и сменил тему:
– Вы не заметили ничего необычного?
– Будьте любезны уточнить вопрос, – беспечно улыбнулся я, внутренне так и подобравшись.
– Сбежавший разбойник не использовал магию? – в лоб спросил потерявший терпение вон Ларсгоф.
Я мысленно покрыл болтливого южанина самой отборной бранью. Ну чего ему стоило держать язык за зубами? Но виду не подал и лишь развел руками:
– Колдовство? Откуда мне знать? Я обучался на факультете свободных, а не тайных искусств!
– Сеньор вон Черен! – отчеканил Вильгельм, позабыв о надлежащем обращении. – Вы не вполне откровенны со мной!
– Бросьте! Неужели вы всерьез полагаете, будто я в здравом уме кинулся бы преследовать колдуна? Это же абсурд!
Вон Ларсгоф попытался зайти с другой стороны, я мило улыбался и стоял на своем. Собеседника интересовали причины гибели двух разбойников, на теле которых не обнаружили никаких повреждений, и мне оставалось лишь округлять глаза в притворном изумлении. Было непонятно, с какой стати о возможной темной волшбе выспрашивает человек бургграфа, а не уполномоченный на то здешним епископом каноник. Какое-то время мы пытались вызнать секреты друг друга, а когда беседа стала больше напоминать фехтовальный поединок, я решительно поднялся из-за стола:
– При всем уважении, сеньор, не вижу смысла продолжать этот беспредметный разговор.
Я нисколько не опасался, что меня попытаются задержать и уж тем более – отконвоируют в городскую тюрьму, поскольку ученое сословие было выведено из-под юрисдикции как светских, так и церковных властей. Мало кто решится пойти на прямое нарушение закона по столь надуманному поводу.
Вильгельм вон Ларсен лишь покачал головой и объявил:
– Я умываю руки.
И сразу за моей спиной распахнулась дверь! Я не знал, что именно помешало Хорхе подать условный знак, не стал даже гадать. Быстро шагнул к стене, развернулся, да так и замер с ладонью на рукояти кинжала.
Первым в комнату шагнул загорелый усатый бретер, распахнутый плащ которого не скрывал ни пояса с кинжалом и шпагой, ни перевязи с парой колесцовых пистолей. Головорез сразу отступил в сторону, освобождая дорогу рыжеволосой девушке лет двадцати в темно-синем дорожном платье. На ее пальце золотом и янтарем желтел массивный университетский перстень. Колдунья из истинных!
Незнакомка приветливо улыбалась, но синие глаза поблескивали двумя осколками льда, а эфирное тело буквально разрезало незримую стихию. Она явно держала наготове какое-то заклинание, но заставила меня убрать руку от кинжала вовсе не угроза магического поединка. Дело было в худощавом дворянине, вставшем в дверях.
Я прекрасно помнил этого сеньора по Лаварской кампании – наши отряды были какое-то время расквартированы неподалеку, – да и в мирной жизни тоже доводилось встречаться. И не могу сказать, что об этих встречах остались светлые воспоминания. Рихард Колингерт – капитан лиловых жандармов и личный порученец статс-секретаря Кабинета бдительности барона аус Баргена был не самым приятным в общении человеком. При этом внешностью весьма походил на каноническое изображение пророка: высокий и стройный, с благородным волевым лицом, вьющимися каштановыми волосами и короткой ухоженной бородкой, в которой пробивалась ранняя седина.
– Маэстро… Сеньоры… – слегка поклонился я, переборов замешательство.
Рихард небрежно отмахнулся, направился в обход стола, и Вильгельм с явной неохотой освободил ему место. Капитан лиловых жандармов опустился на стул и холодно поинтересовался:
– Не пора ли покончить с маскарадом, вон Черен?
Голос капитана прозвучал простуженно и с явственной хрипотцой, да и сам он выглядел так, словно провел несколько дней в седле. Едва ли человек его рода деятельности путешествовал в такую погоду ради собственного развлечения, поэтому я не стал препираться и снял с шеи бархатный мешочек. Ослабил завязки и демонстративно высыпал на стол с полдюжины массивных перстней, в большинстве своем – серебряных, с червонными накладками университетских гербов. Помимо них было две золотые печатки – одна с янтарной вставкой, другая – с символикой Вселенской комиссии по этике. Последнюю я и надел взамен стянутого с пальца кольца лиценциата.
– А остальные? – заинтересовался капитан Колингерт. – Трофеи? Носите с собой, будто медвежьи клыки?
– Отнюдь, – покачал я головой. – Учился, преподавал…
И тут не выдержал Вильгельм.
– Капитан, – лихорадочно зачастил он, – перстень с янтарной накладкой получают лишь истинные маги!
Мысленно я проклял глазастого змееныша, но досады не выказал и подтвердил:
– Все так и есть. Это перстень моего брата.
– Позволите?
Я вложил печатку в ладонь капитана, тот развернул ее к канделябру и прочитал выгравированные изнутри слова:
– «Маэстро Рудольф Олеандр вон Черен». И почему же у вас кольцо брата?
– Оно ему больше не нужно. – Мое горло будто стянула удавка. – Он умер.
Рихард вернул перстень и прищурился:
– Магистр, я послал егерей прочесать лес. Что они там найдут?
Я развел руками и позволил себе легкую улыбку:
– Как говорят, если глубоко зайти в чащобу, можно отыскать даже прежних.
– Они найдут колдуна, так? Тело получится опознать?
– Не понимаю, о чем идет речь.
– Я просто хочу понять, как вы связаны с этим делом.
«Каким еще делом?» – стоило бы спросить мне, но я не стал. Не хотел ничего знать о делах Кабинета бдительности.
– Капитан, мне просто не повезло наткнуться в пути на дурных людей.
За спиной зашуршало платье, но я и не подумал обернуться. Никто не станет вязать руки или бить дубинкой по голове. Просто попросят на выход. И я пойду. Я законопослушный подданный его императорского величества Фердинанда Второго и не настолько безумен, чтобы сопротивляться кому-то вроде лиловых жандармов.
Но обошлось. Колдунья лишь выложила на стол исписанный каллиграфическим почерком листок. Одного взгляда хватило, чтобы узнать собственное послание здешнему магистру-расследующему, и столь явное вмешательство в дела Вселенской комиссии по этике просто обескуражило. Я нахмурился и поднялся на ноги.
– Это переходит все допустимые пределы! Я буду вынужден…
– Сядьте, магистр! – потребовал капитан Колингерт, и рядом с первым листом лег еще один, куда более плотный, с несколькими затейливыми подписями и тремя красочными печатями. В истинном зрении они светились всеми оттенками желтого, отметая тем самым малейшие сомнения в подлинности документа, и все же его содержание не укладывалось в голове.
Канцлер Вселенской комиссии маркиз цу Рогер обязывал всех подчиненных оказывать посильное содействие Кабинету бдительности в проводимом им расследовании. Учитывая натянутые отношения между нашими ведомствами, этот указ попросту не мог появиться на свет, а между тем он лежал передо мной.
Что же это за расследование такое?! Впрочем, нет, я не хотел этого знать.
– Магистр, что мои люди найдут в лесу? – повторил Рихард свой недавний вопрос.
Я не видел больше причин юлить и запираться и ответил, желая поскорее завершить затянувшуюся беседу:
– Место силы.
– А чернокнижник?
– Мертв.
– Тело?
– Оно вам ничем не поможет. Едва ли его в нынешнем виде узнает даже родная мать.
Рихард шумно выдохнул и забарабанил пальцами по столу.
– Итак, все мертвы. А мертвецы, как известно, не болтают. Очень… неприятное развитие событий.
– Попробуйте поговорить с живыми, капитан, – посоветовал я, выбрал нужный перстень и отправил его на другой конец стола. – Это вам поможет.
Рихард Колингерт перехватил университетское кольцо, не дав тому слететь на пол, и улыбнулся:
– Спрятали на самом видном месте? Разумно.
Он передал перстень Вильгельму, и тот прочитал надпись, выгравированную на внутренней стороне ободка:
– «Бакалавр Клаус Шеер».
– Ренмельский университет, – с непонятным выражением произнес капитан, словно пытался распробовать это словосочетание на вкус. – Ох уж мне этот рассадник вольнодумства…
Я сделал вид, что ничего не услышал. Не сработало – отмолчаться не получилось.
– Это все, магистр, чем вы можете нам помочь? Вы больше ничего не брали с тела?
