скачать книгу бесплатно
Забытый клоун
Наташа Корнеева
Наташа, вы необыкновенно талантливы! Прочитав все, что есть у Вас, мне понравилось все. Даже мат, он вписывается в Вашу поэзию удивительно органично.Но именно сегодня мне открылась Ваша другая сторона. Вы – это голая рана и сами изранены и других изранить можете. Все аж перевернулось во мне. Спасибо вот за такое настоящее творчество. Обнимаю и берегите себя. Хотя кому я говорю… Ведь Ваш смысл всего Вашего творчества – отдай всё, что есть, и будь, что будет.Зоя Дзюбан Книга содержит нецензурную брань.
Забытый клоун
Наташа Корнеева
© Наташа Корнеева, 2021
ISBN 978-5-0053-5898-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Другие пироги
мне повезло потрогать пустоту,
вселенную заткнувшую за пояс,
через нее за поездом шел поезд,
там кожу, как с березы бересту,
за слоем слой до самой сердцевины,
соленым смехом раны залепив,
снимали, не обрезав пуповины,
не возводя себя в суперлатив.
но там теперь другие пироги
пекутся в электрической духовке,
китайские на плечиках обновки,
отдали богу обжигать горшки,
в местах отхожих, заменив биде,
бумаг рулоны, мыло, полотенце,
вылизывают тщательно везде,
и на себя не могут наглядеться
в зеркальность гладко выбритых яиц,
сосут взахлеб, сосут благоговейно,
уткнувшись носом в ямку ягодиц
того, кто больше не "блюет портвейном".
и я там был, испытывал оргазм,
и колотил об угол дома душу,
пока не понял, что мне ссали в уши,
используя меня, как унитаз.
мне щекотали ершиком нутро,
мне забивали горло под завязку
божественной комедиальной смазкой
из бутылька с нашлепкой «божество».
Весенний снег (Казематы)
а ты мне нужен, просто, ни зачем.
такой, как есть,
такой, каким не будешь,
вокруг меня чужие ходят люди,
и плач чужой, и инородный смех,
а за окном моим весенний снег
хлопочет и встречает март безусый,
как снеговик растаял человек,
безвкусицу оставив после вкуса.
отшепчет март, прошелестит апрель,
разденет май сирень до сарафанов,
а я не знаю, как дышу теперь,
но знаю, что дышать не перестану
на автомате углекислый газ
в обмен на кислород отдам листочкам,
и постараюсь чтоб ни в бровь, но в глаз,
и если не строкой, то многоточием.
добить в себе того, кого люблю,
но нихрена похоже не выходит,
в который раз так беспардонно лгу
сама себе "при всем честном народе",
умение истерик избежать
еще не есть свободное падение,
и, понимаешь, мне ведь наплевать,
обычный рифмоплет ты или гений.
и я, как снег, перетеку в ручей,
и понесу к реке попутный мусор,
да что ж такое? тысяча чертей!
ты нужен мне,
но
нах*й ты мне нужен?
Только радость
рассортировано лицо,
губам – улыбку, горечь – взгляду,
под взгляд – походную помаду,
небрежность легкая трусцой
от пяток до седой макушки,
волос секущиеся стружки,
по переносице веснушки,
в наполовину полной кружке
аперитив сверхзвуковой,
и пересортица внутри -
несоответствие снаружи,
учет давным-давно не нужен,
стирают в лужах снегири
в кровь перепачканные грудки,
насквозь прокусаны минутки,
между мишеней промежутки
неодинаковы, свет хрупкий
едва маячит впереди,
крапленое "не уходи"
расплющит бабочек в ладошке,
игра без кнопок на гармошке
не в радость … , мать ее ити,
хрипит, пинком под зад подначит
бравурное "не надо сдачи",
и высокочастотно плачет
в висках "я жить хочу иначе",
но …ночь-фонарь-и-мотыльки.
Когда-нибудь попробую и я
когда-нибудь попробую и я
что это значит – взять и умереть,
вот я была и больше нет меня,
и никогда уже не будет впредь,
и пустота, заполненная мной,
скучать не станет, если вдруг уйду,
нелепо выглядит замок дверной
и ключ, не подходящий ни к чему,
чужие люди мой наполнят дом,
поставят в место новое кровать,
присядут на минутку за столом,
чтоб больше никогда не вспоминать
меня,
еще живущую во всем:
и в этих стенах, подранных котом,
и в зеркалах, и за большим окном,
и в небе, за невымытым стеклом,
и в скрипе постаревших половиц,
в искусственной пластмассовой сосне,
на фотокарточках, в каракулях страниц,
в забытом мной моем нелепом сне,
в моей смешной, но преданной любви,
к тому, кого не знала никогда,
когда -нибудь придется мне пройти
последний шаг отсюда в никуда
День психовал
день психовал,
процесс дискриминаций
не диктовал решения проблем,
спускался с гор курс бородатых акций,
и горы оставались не у дел,
шел на развал восточного базара
откормленный стареющий баран,
и чья-то машка, но без самовара,
крутила лотерейный барабан,
отцвел каштан,
заварен чай зеленый,
и, втихаря, в скучающем дворе
трепались на веревках, как знамена,
пеленки с детским трепетным амбре,
зевал старик
беззубо-одиноко,
лениво кот валялся возле ног,
и, одурев от пряностей востока,
чихал и фыркал под столом щенок,
я там была,
когда мне было двадцать,
я там жила недолгие семь дней,
и, помню, не хотела возвращаться
в страну снегов, тоски и снегирей
от миндаля в крупинках мелкой соли,
от непонятных и чужих людей,
от узких улиц,
моря и магнолий,
но почему – не знаю – хоть убей.
Зима
зима, зима…
и пауза в словах,
многозначительна снегов холодность
на улице, во мне и в моих снах,
исходников расходных безысходность,
снуют по мерзлым веткам воробьи,
чирикают о всякой канители,
