скачать книгу бесплатно
исподтишка укусами щипков,
под небом, как на заднице у бабы,
краснеют дни прыщавостью юнцов,
созреют синяками ночи, грубо
натрет бодягой утро до рубцов,
скривит в презрении выцветшие губы,
и, шаркая по скомканным следам,
бездомным псом, вынюхивая кости,
считая не по дням и по годам,
а по числу зажатых зерен в горсти,
вычеркивает нас в календарях,
пришитых объявленьем на заборах,
мы – пассажиры в разных поездах,
в поломанных, товарняках и скорых,
нам предлагают чай проводники
в залапанных и сколотых стаканах,
мы сами ставим на часах звонки,
себя канонизируя в экранах,
мы – плюшевые мишки без ноги,
мы – мячики утопленные таней,
нас на веревке, как грузовики,
таскает малышня, а из гортаней
невнятным комом "благородный" звук
то шепотом, то Гавриилом выйдет,
я в детстве плакала, читая про Му-му
и убивала пулями навылет
хозяйку , безответного раба
и признанного классика, конечно,
и я не понимала никогда
ни волчью стаю, ни телячью нежность.
у солнца не бывает выходных,
и говорят, что солнце остывает,
во-первых, это долго, во-вторых,
никто из нас об этом не узнает.
Саранка
Прощай,
прощенья не проси,
на воскрешение прошенных,
сквозь пальцы оголенности,
чужие прикрывают шоры,
под снегопады под зонтом,
по лужам на коньках и санках,
язык, намыленный саранкой,
и пустота под языком.
Растрепан пух по берегам,
и небо утопилось в речке,
прилипла перьями к рукам
несогласованность наречий,
всё, до последнего пера,
как кур подохших, ощипали,
потом коптили и прощали
за вымершее не вчера,
и золотинкой в кулаке
последнее зажато солнце,
и сказкою о дураке
пытались высушить болотце,
гоняли глупых куликов,
да с кочки прыгали на кочку,
вымучивали к строчке строчку
под низким сводом потолков,
прощай,
прощение оставь,
пусть вместо камня сердце точит,
перед глазами стаи точек,
да из-за пазухи платочек
и без обратного состав.
Проспавшие сны
стоять непросто на ветру,
когда смывают берег волны,
и волосатым пальцем сторно
последнюю щелчком звезду-
рассвет затеет чехарду,
зима пока огнеупорна,
капель стоит в очередях,
прохожий, как аскет-монах,
на дермантиновом сиденье
в зачуханной трамвайной келье
постится безысходным сном,
постылых сумерек синдром
размазывает серость улиц,
пернатым пузырем надулись
и голуби, и воробьи,
огрызками ничьей любви
бездомные свернулись псы,
проспавшие чужие сны,
на ход ноги хлебнув обманы
собою созданных надежд,
и шелухой набив карманы
у перепутанных одежд,
бегут смешно, полураздеты
в запутанности простоты,
спасаясь в паутинах света,
такие же как я и ты
соломенные человечки,
сметая фонари на встречке,
распахивает очи день,
очередная дребедень,
очнувшись, в голове шурует,
и по лицу сползают струи,
дыханьем спертым пахнут сбруи,
на остановках, как статуи,
закутанные плотно в тень,
неузнанные потеряшки
на серых треплются столбах,
покой надуман и неряшлив,
затрещиной от настоящих,
прошедших, будущих минут
мелькают вспышки там и тут,
а всем мерещится – живут.
Мух нет
история проста – учебник без обложки
отложен на потом, и красными тетрадь
чернилами пестрит, с упорством неотложки
компостеры в висках бьют дырки для наград,
рассвет раскроен в кровь, и ночи наживую
сметали через край, и день на волоске,
забытом не тобой, играю – не живу я,
и фоторобот мой на розыскной доске,
ушедшие в тираж ничейной потеряшкой,
печатные глаза, один и тот же цвет,
зажатые в руке газетою вчерашней,
которой лупят мух, но мух то вот и нет,
придет ни с чем отряд сермяжных добровольцев,
погреет над огнем озябшее нутро,
нечаянно с водой повычерпает солнце
и жадно, через край, ведро, как реку вброд.
На заре
проснулась в четыре от ничего неделанья
искала себя под ковриками и за стенами
шкафы перетряхивала и крутила лампочки
путала место определения тапочки
к семи собралась причесала нутро косматое
а как рассвело гремела в хлеву лопатами
гуляла собак рисовала по-новой стертое
но что-то пошло не так…
сцуко
я же мёртвая.
Заноза
мне дверь пора захлопнуть за собой,
но нет ее, не вырваться из круга,
мне одиночество – надежная подруга,
я так устала и хочу домой.
забросить в топку прошлую себя,
смотреть на голубую панихиду,
ногтем прижать душевную хламиду
и никогда не вспоминать тебя.
да, больно с корнем выдирать нутро,
без антидепрессантов и наркоза,
и понимать, что в заднице заноза -
есть я сама, ни кто-нибудь никто.
ткань отомрет, обдует шелуху,
распишется отчаяние рубцами,
глаза закрою, чикну ножницами,
уху сварганю, подкую блоху,
и буду жить, не думать ни о чем,
и в соснах трех позволю заблудиться
тому, что раньше где-то было птицей,
по ветру хвост и морду кирпичом.
а ночь нагрянет – упаду ничком,
лицом зароюсь в листьях прошлогодних,
мне будет сниться завтра и сегодня,
как дурочка дружила с дурачком.
Выхожу за какой-нибудь мелочью
