скачать книгу бесплатно
Слепой твёрдым шагом подошёл к коротышке и склонился над ним, словно пристально всматриваясь.
– Пусть мне доставляют все данные о происшествиях. Любые. Только не надо мне этих ваших сыскных отбросов из допросных камер. Только факты. Где, когда, участники, пострадавшие, результаты первичного осмотра на месте. А директор Ван пусть занимается восстановлением нормального функционирования нашего промкомплекса в системе Юпитера. Это ему как раз по плечу.
Слепой снова распрямился и отошёл на пару почтительных шагов.
– Лучше не скажешь. Так и поступим.
С этими словами директор Цуй удалился.
Слепой некоторое время вновь не отрывался от мороси за окном, потом тоже вышел.
По дороге в апартаменты ему пришлось пройти через три кордона «красножетонников», однако его статуса было достаточно, чтобы всё ограничивалось дистанционным просвечиванием там, где референтов обычно банально обыскивали. Перед ним дежурящие за бронестеклом почтительно склонялись, двери распахивались сами собой. Десять секунд ожидания лифта, одного из трёх выделенных для нужд директората, и он почти дома.
Подсветка в комнатах по-прежнему была выставлена на полный минимум, так что контур присевшей в кресло фигуры был едва различим. Слепой о чём-то размышлял, время от времени отправляя какие-то запросы через свою «айри». Так он провёл два с половиной часа, а потом отправился спать. Слуг для этого он по заведённой привычке звать не стал.
Во всяком случае, именно об этом свидетельствовали многочисленные охранные системы здания, заодно неплохо справлявшиеся с функциями интеллектуальных ку-тронных шпионов.
А в это же время на внешнем балконе тридцатого яруса соседней башни, принадлежащей «Тойоте», появилась другая тёмная фигура. Тот же рост, вес, и даже фасетчатые очки-проекторы на носу – только одежда другая, больше подходящая для аскетических прогулок по сырому ночному Гуанчжоу. И да, эта фигура уже вовсе не так легко становилась объектом внимания охранных систем.
Снизу доносился привычный гвалт улицы. Кажется, в этом смысле здесь ничего не изменилось с девятнадцатого века, такая же бессмысленная толчея на открытом пространстве между тысячеметровыми громадами башен. Эта жизнь на уровне земли, продолжавшаяся до сих пор, несмотря на весь колоссальный трёхмерный лабиринт, выросший за последние сто лет в небе, была особенностью именно этой агломерации. Даже в Сан-Паулу, наиболее архаичном из мировых мегаполисов, «граунд зироу», не считая разве что побережья, давно уже был прибежищем автоматики, транспорта и стареющих коммуникаций, но не людей. Гуанчжоу предпочитал расти вниз так же быстро, как и вверх, потому до сих пор вне башен кипела жизнь.
Здесь можно было свободно встречаться, не вызывая ничьего пристального внимания. В общем хаосе миллиардов электромагнитных импульсов, пронизывающих мутное варево бурлящих воздушных потоков, в хоре миллионов голосов, в хаосе неупорядоченного движения, царящего вокруг, немудрено было затеряться. Иногда такая вот эмуляция свободы помогала привести себя в норму, ты словно переставал быть самим собой, а становился кем-то посторонним, кем-то безликим, беспамятным, ни обязательств, ни планов.
Жаль, что надолго этого чувства не хватает.
– Проветриваешься?
Слепой даже не утостоил говорившего оборота головы. Тот всегда появлялся из темноты, неощутимый, невидимый, неслышимый, уже по-настоящему безликий.
– Тебя жду.
Слепой продолжал смотреть на море смутно помигивающих в воздушном киселе огней. И только тень радом с ним слегка сгустилась, обрела чуть большую плотность.
– Я тебе завидую, иметь такую удобную легенду – редкое везение. Как думаешь, эта мразь Хунхай догадывается, что ты уже давно… видишь?
– Если бы догадывался, какая бы это была легенда. Тот же Сяо-Ван[13 - Префикс «Сяо» к имени в пунтухуа означает «маленький», то есть уменьшительную, пренебрежительную форму обращения.] первый бы меня размазал по стенке, интель поганый. Ты сумел-таки туда проникнуть?
Тень захихикала. Он всегда был таким. Уже лет двадцать, сколько они друг друга знали. Человеку под полтинник, а он всё такой же ребёнок. Впрочем, не будем заблуждаться, слепой знал о тени не больше, чем тень знала о слепом. То есть почти ничего. Они помнили друг о друге лишь главное – что они оба всю сознательную жизнь были агентами Корпорации, и что они могли доверять друг другу. Всё остальное было вторично.
– Зачем ты это делаешь, я тебе всё бы и сам рассказал.
– Думаешь, зачем этот болван рискует собственной шеей, пробираясь в самое логово? Тебе не понять мышление оперативника. Всегда приятнее взять врага собственными руками за глотку, а не жать из безопасного укрытия на большую красную кнопку. Впрочем, что я тебе рассказываю.
– И всё равно я не понимаю.
Тень колыхнулась, голос её стал суше.
– Ладно, оставим. Значит, они по-прежнему подозревают. Годы нашего ожидания ничего не изменили. Ну, что ж, тем проще пустить накопленную информацию в ход. Чёрт, даже не верится!
Снова неудержимый восторг. Надолго же тебя хватает.
– Ты думаешь, Соратники вернулись?
– Кто это может ещё быть? Прилетевшие с Земли наёмники? Три одновременных диверсии на трёх станциях, принадлежащих трём разным корпорациям? Ты сам веришь в это?
– Если бы я планировал незаметное возвращение на Землю, то даже я бы сделал его по-настоящему незаметным. Соратники, допустившие ошибку – это невозможно. Сейчас поднимется такая крысиная возня, что только держись, будут потрошить каждую посудину, прибывающую из системы Юпитера или туда отправляющуюся. Каждого человека допросят. Искать будут все, не только пострадавшее трио. Особенно будут рыть землю те, кто вроде бы ни при чём. Если догадался Хунхай, допрут и остальные.
– Но поскольку акция была такой наглой и лобовой, наоборот, зачем приплетать сюда Корпорацию, для них – всё-таки скорее мифическую, чем реальную. Уж мы за эти тридцать лет постарались. Две несложных подставы, и нужные наёмники отыщутся, даже «ой» сказать не успеют. Мы же с тобой это и провернём.
Как быстро он любит решать за них двоих, вздохнул про себя слепой. Впрочем, последнее слово в таких решениях всегда оставалось не за безликой тенью.
– Провернём. Дело не в этом. Если это действительно Ромул, то он явно спешит. Что-то их подгоняет. Тридцать лет Соратников не было, тридцать лет – большой срок. Но сейчас это время на исходе. Мы же – даже не знаем, куда и с какой целью они совершали этот полёт, почему так торопились построить «Сайриус» и улететь. Оставив нас наедине с корпорациями, чёрт побери, они улетели тогда все! Ни один Соратник не остался даже для поддержания связанности сетей наших агентов!
Тень помнила, что тогда творилось. Почти десять лет у Корпорации, в одночасье лишившейся руководящего центра, ушло лишь на то, чтобы успевать заметать следы перед тем, как очередной промкомплекс приходилось без боя, через цепочку подставных компаний и фиктивных договоров, сдать корпорациям. Но безымянная Корпорация выдержала, обессилев, растворившись в море всё более жёсткой рукой контролирующих всё вокруг гигантских промышленных конгломератов, теперь она представляла собой лишь тончайшую сеть оперативников, агентов, аналитиков, осведомителей, просто сочувствующих. И большинство из них знало в лицо лишь двоих своих связных в реале и ещё двоих контактёров в сетях. Организация-призрак. Ни единого центра. Ни единой цели. Теперь, похоже, ей предстояло вернуться в физическую реальность. И разом обрести центр и цель. Только что это будет за цель? И кто такие эти Соратники, которых никто из ныне живущих не видел воочию? А Ромул? Не окажется ли он лишь ещё одной легендой?
– Меня пугает этот их полёт. Неужели там, за облаком Оорта[14 - Облако Оорта – внешняя сферическая область за пределами пояса Койпера и Рассеянного диска (2 тыс а.е. от Солнца), простирается до границ Солнечной системы (т. н. Сфера Хилла, 100 тыс. а.е. от Солнца).], есть что-то настолько важное, чтобы оставить Землю на разграбление этим крысам на целых тридцать лет?
– У меня встречный вопрос, что же такое срочное вдруг нашлось тут, на Земле, чтобы этот полёт срочно прервать?
Оба помолчали. Не очень понятно, что их беспокоило больше, эти вопросы или возможные на них ответы. Впрочем, ответы-то они получат. Причём, кажется, даже против собственной воли.
– Ладно, гадать мы можем долго. В любом случае, мы должны рассчитывать на то, что это они, и что они возвращаются. «Сайриус» наверняка или брошен где-то в неприметном месте, или попросту уничтожен. Сюда летит одна или несколько посудин с тех трёх станций. Наша задача сейчас – привести всех лояльных нам людей в полную готовность и разработать для них инструкции на случай различных вариантов дальнейших событий.
– Ты сейчас так многословно развернул фразу «сидеть на жопе и ждать у моря погоды», что я аж залюбовался.
Тень опять язвительно хихикнула.
– Впрочем, ладно. Я займусь оповещением и разработкой тактических инструкций ключевым исполнителям. Ты собирай информацию по своим каналам. У нас есть минимум полгода, даже если они будут непрерывно жечь тритий и не вылезать из защитных капсул.
– Не удивлюсь, если именно так они и поступят. И времени у нас в обрез.
Тень прощально колыхнулась, но слепой одним неуловимым движением вцепился ей в плечо, останавливая.
Словно нехотя, чёрная на чёрном фигура начала проявляться. Сплетения миоусилителей под шершавой экранирующей шкурой ничем не походили на обычную человеческую руку, у человека не бывает столько мышц, выворачивающих неантропоморфный сустав самым прихотливым образом. А сколько всего пряталось внутри.
Мекк.
Так презрительно звали подобных людей. В среде наёмников они ценились, но среди агентов Корпорации таких были единицы. Слишком приметно, слишком требовательно к обслуживанию. Агент, которому постоянно требовалось пребывать в тени, уже наполовину мёртв, уже наполовину бесполезен. Мы оставаться быть невидимы при ярком свете дня, в тиши высоких кабинетов, на шумных званых вечерах. Мы должны быть корпорациям своими.
Но и такие, как эта тень, были неоценимы. К тому же, равных ему просто не было. Ни у корпораций, ни у наёмников.
Слепой по собственной глупости лишился глаз. Тень лишилась практически всего, кроме глаз. Да и те давно заменили более точные приборы. Она поступила так специально.
Мекк.
Это чудовище было единственным другом слепого на всей огромной перенаселённой Земле.
Объятия получились неловкими, словно два разлучённых ещё в детстве брата наконец встретились, и теперь даже не узнают собственное живое отражение.
Слепой вздохнул и отстранился. Когда теперь они ещё встретятся. Если, конечно, вообще когда-нибудь встретятся.
– Ты знаешь, на прошлой неделе мои люди уничтожили четвёртого арт-инта[15 - Арт-инт (иск-ин) – искусственный интеллект (англ. artificial intellect).]. На стадии обучения отследили и вальнули. Хард-ресет железа, а бэкапы в этой фазе бесполезны.
Теперь голос тени так же по-детски гордился собой.
– Ты всё так же верен заветам Ромула, да?
– На том стоим, дружище, на том стоим!
И исчез, будто растворился в пространстве, как призрак.
Слепой же снова повернулся лицом в густое колышущееся пространство.
Кажется, Соратники ещё не вернулись, а в воздухе уже снова повисло то забытое ощущение обречённости и тоски, которое наполняло далёкие уже годы первых его шагов в Корпорации. «Сайриус» улетел, оставив их одних, и ощущение это с годами растворилось, вымылось, выветрилось и почти совсем пропало.
Но теперь, при произнесении вслух единственного слова – Соратники – оно тут же вернулось, словно никуда и не уходило.
Так, ладно.
Остались какие-то минуты, прежде чем кончится завод у фэйк-сигнальной «куклы». Пора была возвращаться. Пять минут свободы истекли.
И слепой ушёл.
Наверх, где уже начинали, сонно потягиваясь, но уже чуя опасность, копошиться жирные откормленные корпоративные крысы. Пока они лишь следка озадачены, они ещё не решили, бежать или атаковать, и с какой стороны ждать угрозу. Но они сообразительные, эти зверьки, и особенно сообразительна их стая.
Первые сигналы опасности уже кругами расходились сквозь металлопластовые перекрытия километровых башен, они распространялись по транспортным галереям и энерговодам, они вибрировали в лифтовых шахтах и шуршали в клаудах[16 - Клауд (англ. cloud), «облако» – программно-аппаратный комплекс т.н. «распределённых вычислений» или же базирующееся на этой технологии хранилище данных.] бюрократической машины.
И крысы их чуяли, огрызаясь в пространство и делая боевую стойку.
Но пока не чуяли чужака. Пока. И если повезёт, они примут за чужака кого-нибудь из своих. И тут же сожрут, на время успокоясь.
Если повезёт.
3
Предупреждение
Набы[17 - В отличие от остального мира середины XXII в., где бытовое арго формируется в основном китаизмами, а также поздним «эбониксом» и прочими подобными разговорными версиями «пиджин-инглиш», в чисто письменном мире интервеба большинство неологизмов происходит из буйного микста транслитерированного японского, корейского и русмата с заметной примесью старо-сетевого «лит-спика», так что указать точное значение и происхождение большинства употребляемых в этом отрывке слов не представляется возможным. Приведём лишь один пример трактовки самого частоупотребимого здесь слова: Наб (литспк. noob, англ. newbie), нубас, казуал – новичок в чём-либо, профан, любитель.] в серых табардах, попав в интервеб, обычно надолго зависают неподалёку от одного из стартовых порталов, благо те немудряще стандартны, разве что местный супервайз не поленится в процессе разбора бесконечных набских петиций, где, мол, знаменитые ништяки интервеба, раскрасить «врата Мидгаарда» в какую-нибудь оригинальную шкурку. А поскольку нытьё набов бесконечно, как течение Хуанхэ, а поток их самих так же неиссякаем – обычно порталы остаются на радость олдфагам такими же, как встарь, серыми, пластиковыми и убогими. Под цвет набских табардов.
Да и то сказать, кого тут радовать – любой уважающий себя госу рвёт с места в один из трёх тысяч грамотно припрятанных от набского засилья переходов. Госу – человек занятой, он тут как на работе, даже хуже – на работу можно не явиться, сказавшись больным или ещё при помощи десятка-другого известных крилю отмазок, а в интервебе справкой не отделаешься, тут же начнут вслух подозревать, что в бар с падшей женщиной от жены бегал и ничуть не болел. Да и то сказать – дел навалом. Поделиться свежими сплетнями с арен (какая тима куда просела в рейтинге, баланс не торт, и как это скажется на спонсорской поддержке лиги в целом), похвастаться свежей голо-аватарой (включая интересные анатомическое подробности), запостить для «внутреннего круга» таких же госу прописи страниц на двадцать (это потом, после закономерного слива инфы, те же казуалы будут эти прописи растаскивать по углам, чавкая и повизгивая), в конце концов – потрепаться о корпоративных делах.
Вот последнее и было самым вожделенным, зачем сюда многие ходили. Особенно учитывая те препятствия, которые приходилось преодолевать многим, чтобы вообще иметь возможность сюда попасть.
Нет, если ты наб, а по жизни – даншисейто, которому папа разрешил ходить ко взрослым дядям, то выпроси разъём в свою «айри» и гуляй во все поля. Только дальше портала тебя тут особо и не ждут. Смотри на развешанные повсюду топы, но в общем любая корпоративная сеть тебе будет куда приятнее. Там набов любят, они – рынок, а тут об тебя разве что ноги сперва вытирать не будут.
Другое дело, те самые взрослые дяди по жизни – в основном тот самый серый неприметный криль, три раза в неделю ночующий в подземке где-нибудь между Хоккайдо и Сянганом, подстелив газетку, потому что регулярно опаздывает на ночное закрытие перехода. Для них интервеб – запретный плод. Если в родимой корпорации узнают, что сотрудник шляется почём зря в интервеб, понизят в полпна с волчьим билетом.
В ответ одмины из числа конченых технарей давным-давно превратили интервеб в сложную сеть виртуальных машин внутри корпоративных ку-ядерных клаудов. Идёт постоянная борьба за фильтрацию и маскировку трафика, протоколов, процессов, данных. Простейшая карточка входа на самом деле – уникальный по дизайну ку-дешифратор, на уровне железа непрерывно мутирующий, меняющий на лету сигнатуры и алгоритмы шифрования, а при аварийном отстреле из гнезда «айри» внезапно оказывающийся обычной канистрой с тоннами слэша, но никаких следов интервеба внутри уже не будет. Зато слэш – забористый, студии «Дер Шницель», любой «желтожетонник» обзавидуется свежим поступлениям. Впрочем, кому и софткор «Игрек-арта» – уже повод для нагоняя по службе.
Если бы корпоративные секьюрити как следует взялись за дело, они бы может и выяснили, что разработка и производство копеечных разъёмов разбросано по всей планете, и, по-хорошему, ведётся самими же корпорациями. Только двум набам проще договориться, кто из них наб, а кто – госу, чем двум корпорациям задружиться на уровне секьюрити. Тем более что многие аналитики тех же корпораций шляются в интервеб, как к себе домой, причём вполне официально – с представительскими и разведцелями. Какой им смысл руинить то, что тебя кормит.
Если убрать с глаз долой толпы серотабардного сброда у порталов, добиться доступов куда надо, сделать себе имя (в идеально анонимном виртпространстве, не знающем главного бича корпоративных сетей – привязки к именным «айри» на уровне железа – это ой как непросто), то тут становилось очень интересно даже с чисто практической стороны.
Со сбродом, кстати, всё просто. Любитель приватности? Оп-па!
Стэнли щёлкнул пальцами, и набы растворились в небытие вместе со своими прописями – жалкими потугами на креатив. Раз в году можно и топы почитать, но это занятие для олдфагов, искренне полагающих, что в стаде из миллиона леммингов обязательно сам собой возникнет случайный шерстистый носорог. Но на то они и олдфаги.
Ладно, займёмся делом. Для таких, как Стэнли, интервеб был идеальной площадкой для сбора и распространения информации, его «айри» была существенным образом доработана именно с целью заменить то, чего никогда не было в интервебе – гигантские «полоскалки» поисковиков.
В виртуальном мире, где ни один ку-байт не задерживается в кеше боле двух суток, если к нему не было свежих обращений, Стэнли был чем-то средним между звездочётом, архивариусом и гадалкой. Он был писарем.
Слухи о писарях то и дело принимались бродить по интервебу, скорее как о чём-то, чего не может не быть, нежели о чём-то материальном. Иногда доходило до паранойи – модеры и одмины начинали размахивать баннхаммерами и «клетками для тигров», пытаться вычислить того, кто вдруг слишком много знает, или кто слишком часто вываливается (Стэнли каждый раз принимался мерзко хихикать, представляя, как он бы выходил, записывал бегом на бумажку дрожащим стилом, потом снова входил, бежал на место и так по кругу), или просто не приглянулся модеру согласно его текущей перверсии. Модера в итоге или выпиливали к чертям на сходке, или же он в результате революции всё-таки удерживался на своём месте, обладая достаточной харизмой, окукливая в итоге коммуну до состояния трёх друзей-анонимов.
В некоторые такие закрытые навечно уголки интервеба Стэнли даже был вхож, но там было неинтересно. Настоящая еда для писаря рождалась при стечении честного народа. В толпе было столько еды, что впору было лопнуть.
Самих же писарей большинство не без оснований считало мифом, страшилкой для зажратых корпов и личей, потребляющих, развлекающихся за чужой счёт, но ничего самих не производящих. Таких ненавидели особо, и припугнуть их страшным-коварным писарем – кто же откажется от фана.
А ещё корпы печально славились тем, что часто перекупали самых вкусных госу, и те навеки пропадали за стеной корпоративных сетей. Возвращались единицы, да и то так, пофлудить на стенке, не больше. Это считалось малым злом.
Контроллеры – вот был главный бич интервеба. Большинство народу по жизни было так замудохано корпоративными буднями, что даже в царстве анонимности они продолжали держать себя на коротком поводке, не выпуская на волю собственные пожизненные попаболь и ангст. И, в итоге, не давали еды персонально ему, Стэнли.
А в еде была вся его жизнь.
В сущности, каждый пользователь интервеба был биологическим квази-писарем. Иначе не возникали бы госу.
Госу становится госу, только когда его признают таковым остальные – от наба до последнего олдфага. Они вычисляли фэйкеров и ржали над тонкими пародиями других госу, в конце концов, они с полпна узнавали почерк любого известного мастера на аренах, а там кипела добрая треть всей общественной жизни интервеба.
Вот и сегодня, отключив к багу набов, на ходу помахивая знакомым голо-аватарам (две трети – фэйкера, да и хрен бы с ними), Стэнли намылился в сторону Холма, который уже добрых полгода венчал весёленько-голубой, словно надувная игрушка, колизей, на усыпанной крупным речным песком арене которого и должна была состояться назначенная на сегодня итоговая заруба, организованная гильдой трип-голографии «Левая сиська». В зарубе обещали принять участие гости из протестного олдскул-оркестра нонконтемпорального искусства «Отаке», аккомпанировать обещались сразу двое – гоп-басист Штырь и банда каскад-балалаечников «Хаврошечка» имени Петьки-Забияки. С Петькой год назад случилось то самое – перекуплен «Джи-И», с тех пор название звучит едкой издёвкой для всех, кто помнит. Писарь Стэнли к их числу относился в первую очередь.
Но хуже перекупленных были сейлзы. Эти твари здесь, цао, работали. Не заглядывали по старой памяти помянуть былые деньки с боевыми товарищами или поспорить о том, что «уже не торт» с такими же бородатыми олдфагами, нет. Эти бичи в восемь утра по Гринвичу наряжались в серые табарды и с ловкостью опытного фармера в считанные недели забирались, что особенно поганое, на самые верхушки топов. Их вычисляли, «ловили и били», но на следующее утро в восемь утра по Гринвичу всё начиналось заново. Потому что контролировать интервеб, влиять на него, пусть так, до первого фэйла, из-под полы, мечтала каждая поганая корпорация.
Превратив почти всю планету в кастовый муравейник рабочих пчёл, они чуяли у себя под носом своё кривое отражение, царство идеальной анонимности, и удивлялись только одному – почему они ещё не прибрали его к рукам?
Стэнли скривился от ярости.
Интервеб был домом для таких, как он, стихийных анархистов, обычных бездельников, которым что бы ни делать, лишь бы не работать. Но если для всех интервеб был лишь вторым домом, для таких, как Стэнли, он был домом единственным. И потому писарь готов был зубами порвать того, кто лезет со своей поганой сейлзовой джинсой в его личные, выстраданные, вылизанные, идеально каталогизированные архивы. Потому что когда-нибудь интервеб, последнее пристанище хаоса в мире, где все ходят по струнке, будет разрушен – и не очередным изощрённым экраном, который не сможет обойти криптография разъёма, а вот такими сейлзами, для которых интервеб – это просто очередная скучная работа.
Стэнли походя заехал ногой по соломенному чучелку, изображающему сэйлза. Тут, возле Холма, их было кем-то наставлено преизрядно, хочешь, нассы на него прилюдно, хочешь – сожги, всем прохожим только в радость. Такой вот нехитрый способ отвести душу.
Между тем, надо сосредоточиться. Порталов внутрь Холма не было, а проходы были изрядно запутаны, дабы набам неповадно было соваться. Для начала, им там делать нечего, стошнит ещё с непривычки от головокружения, в конце концов, это частная вечеринка, ты сперва докажи, что ты здесь кому-то нужен.
Тэкс, пришли.
Сбоку откинулась фальшпанель, оттуда выскочила всклокоченная кукольная голова на пружинке. Раздался вопль:
– Покажи сиськи!
Стэнли молча достал из кармана и показал. Тупик вывернулся в узкую щель прохода, тут же схлопнувшись за спиной. Баянистая шутка, но по-прежнему действенная. Таких на пути будет ещё с полдюжины. Писарь по памяти шпарил вверх по Холму, накручивая спираль переходов и галерей, радуясь, как вокруг становится всё меньше народу.
