скачать книгу бесплатно
– Оставим лошадей внизу и сходим? Или снова я один?
Лхот’Ша покачал головой, принимаясь поворачивать оглобли. Вот он чего, предлагает переть туда всем обозом. А ведь тут поди целый фарсах под уклон.
Знать, ему виднее. Потом придётся привал устраивать, а значит, сегодня уже отсюда и не тронемся. Не знаю, не знаю, что алрих там так приспичило.
Впрочем, подобные вопросы были у меня и ко всему нашему походу.
Во-первех, на каждый небесный свищ не наездишься, ну, бабахнуло что-то в звёздных пажитях, с воем улетев на крайний север, полыхало потом авророй на всё небо до самой, сказывают, Империи. Но потом-то стихло.
Во-вторех, ну, напугало это северный народ, да так, что тот запросто навострил снегоступы прям посреди зимы. Народ этот вообще иного покроя, Пришельцам не родня, а потому знать нам его помыслы не судьба, да и что нам с того знания.
А во-третех же, если уж харуды порешали отправить туда следопытов, а те возьми и не вернись, это на мой вкус вполне себе верный знак – не ходи, не буди лихо.
Но маму не переубедишь, как только перешла Кзарра через равноденствие, пришлось собираться.
Интересно, что бы вообще на этот факт сказал совет алрих?
Маму там опасались, но совсем не в том смысле, в каком вы могли бы подумать. Опасались потому, что не могли её контролировать. Делала она всегда что хотела, и ходила куда хотела. Мне бы её таланты. Я человек простой, Лхот’Ша велел собираться, я собираюсь. Не то чтобы я позволял ему мною против воли командовать, но с тех пор, как у меня сызнова отросла борода, и харуды окончательно перестали меня держать за ребёнка малого, мама взяла с меня слово, что в её отсутствие связь со мной будет держать кто-нибудь из старших адептов Конклава, а значит, выбор у меня был не велик – тащиться за стариком вслед да не сметь своевольничать. Мама есть мама, её ослушаться – себе дороже.
В общем, выбирались мы из стойбища под покровом ночи, обходя посты и прикидываясь ветошью. Мне-то что, а вот зачем это Лхот’Ша, мне так и осталось непонятным. Секреты какие-то, всё впопыхах, топай теперь налегке, да ещё и натощак, припасов с собой совсем немного, экономить в пути приходилось немилосердно. Что они будут делать, если одна из коняг таки подвернёт ногу или порежется о край наста, я понятия не имел.
Впрочем, покуда Итора Всемилостивая проносила.
Сколько мы поднимались к указанному алрих месту, я всё вертел головой, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь ещё, да напрасно. Кажется, если сюда и вели какие-то следы, то их давно и след простыл, простите за каламбур.
Когда до места оставалось с осьмую фарсака по прямой, Лхот’Ша всё так же, не оборачиваясь, сделал мне жест, мол, стреноживай. Дальше пошли вдвоём, и с каждым шагом старый алрих всё сильнее беспокоился, словно к чему-то принюхиваясь, и под конец двигался вперёд согнувшись чуть ли не вдвое и всё что-то высматривая впереди.
Вот и пришли.
Место как место, ничего выдающегося.
Небольшая вылизанная до стеклянного блеска седловина, по такой удобно пройти вдоль сопки – и схода можно не опасаться, и следы тут быстро заметает. А вот на стоянку я бы здесь задерживаться не стал, с одной стороны и видимость вокруг не слишком впечатляющая, с другой же – фарсаком правее остался неплохой карман, где и поддувать снизу не будет, и вообще как-то поукромнее.
С чего я вообще взял, что тут была чья-то стоянка?
Шли себе какие-то люди и шли. Или кто там, северный народ, которых за людей-то не примешь даже сослепу. И вдругорядь замешкались, побросали что попало да и дали себе дальше дёру, покуда целы.
Ну а иначе как посреди ледяной тундры вообще могли остаться какие-то заметные следы.
Или не смогли дать дёру.
Только теперь, выслушивая злобное шипение алрих, я увидел то, что следовало приметить давным-давно.
Пяток плотных с виду комков по кругу в снежном покрове. Кто это был, я покуда не понял, но то, что это были останки разумных существ, я не почувствовать не мог. Мать-Итора, смилуйся.
Мне казалось, я даже различал теперь привкус направленного из круга наружу обнажённого металла.
Да, так и есть. Пятеро были застигнуты здесь неполные три оборота Кзарры назад, они успели встать в оборонительный строй, судя по всему, не зная толком, откуда им грозит опасность, лошади или другие вьючные, если таковые у них были, сорвались с привязей и удрали, во всяком случае я их не чувствовал. А вот что я чувствовал, так это гибельный холод, который сквозил от этого места.
Лхот’Ша вновь злобно выругался по-харудски и почти что на карачках пополз к ближайшему сугробу.
Невольно оглянувшись на лошадей, чего-то далековато мы их оставили, я двинулся за шаманом, машинально поплотнее укутываясь в одеяло. В таким моменты я не трусил, как те, кто поумнее, и не ярился подобно остальным, более глупым представителям племени кочевенов, я начинал мёрзнуть. Не знаю, наверное бабушкино наследие.
Лхот’Ша между тем вознамерился всё-таки выпытать, что здесь произошло и кто были эти пятеро. Алрих пришлось почти по плечо засунуть руку под наст, прежде чем он сумел дотянуться. Похоже, здесь под снегом всё-таки есть заметная яма.
Извлечённый на свет указательный палец харуда был измазан чёрным.
Лхот’Ша понюхал его и махнул мне подходить ближе.
Ну палец как палец. Сломанная некогда третья фаланга, обкусанный ноготь. Измазан в саже.
Саже?!
– Лхот’Ша, мов-на те, отойди.
Алрих сощурился в ответ.
– Это зачем?
– Затем. Ты саван тишины какого размера можешь сплести?
– На эту стоянку хватит.
О, смотрите, догадливый, хоть и старый.
– Славно. Приступай. Придётся мне этих бедолаг потревожить.
Алрих снова ругнулся, но спорить не стал, отошёл на пару шагов в сторону, достал два камня из-за пазухи и принялся их вертеть в пальцах, так что только кольца зацокали. Возникший ритм словно подхватил искрящиеся в морозном воздухе снежинки, серебристый вихрь взвился над ним расширяясь, покуда не укрыл под собой и алрих, и меня, и это злополучное место. Разом всё стихло, замолчало ветряное вытьё.
Ненадолго. Теперь моя очередь.
Не то чтобы мне очень хотелось это делать, но проковыряться здесь в снегу двушку или того больше, чтобы в итоге ничего толком не узнать, меня тоже как-то не грело.
Я вздохнул полной грудью и задал первый тон, явственно различив, как на него неприятным звоном отозвался ближайший ледник. Гнилые боги, Лхот’Ша, плоховато ты саван держишь.
Второй тон был совсем высоким, на самой границе слышимости, от него заныли зубы и досадливо крякнул алрих. Терпи.
Третий и последний тон был похож на обычный хлопок ладонью, но он произвёл искомый эффект – с лёгким шорохом снежный покров вокруг меня пришёл в коловращение, быстро разгоняясь и улетая прочь, словно невидимый ураган сдул его, возведя вокруг кольцевой сугроб высотой гребня локтей в пять, не меньше.
Кажется, учёные братья из университета Марки именуют таковые цирками или кратерами. Гнилые боги, какая мне до того разница! Сейчас меня волновали совсем другие вещи.
Теперь стало явственно видно, что это были представители северного народа.
Широких в кости и обросших дурной шерстью почти по всему телу, включая лицо, даже их женщин нельзя было спутать с харудами, а тем более – с другими человеческими народами. Да оно и понятно, северяне жили в этих землях задолго до Пришествия, потому зело приспособились, в том числе в смысле вящего волосяного покрова.
Другое дело, что в том виде, какими они предстали сейчас передо мной, я различал их лишь по вторичным признакам – они не знали металлов, и то, что я изначально принял за холодное оружие, на поверку оказалось грубыми заточенными самородками, на жилу примотанными к обугленным древкам.
В остальном же они представляли собой заживо запечённое до углей месиво из промороженного мяса и опалённых звериных шкур.
Все пятеро умерли мгновенно, буквально приплавившись к чёрному ледяному блюдцу всё того же угольно-чёрного цвета. Вот что увидел снизу Лхот’Ша.
Я оглянулся на алрих, вопросительно подняв брови.
– Что скажешь?
– Ха, плохо.
– А конкретнее?
– Северный народ славится своей быстротой и недостижимыми навыками по выживанию в тундре. Ни один зверь или человек не может от них уйти или тем более застать врасплох.
– И тем не менее, харуды их вытесняют всё дальше на север и восток, в сухие тундры.
Лхот’Ша пожал плечами, снова переходя на харудский:
– Нас больше, у нас есть лошади и железо. Но лицом к лицу и в одиночку ни один харуд в здравом уме не станет вставать у северного народа на пути.
– Разведчики сказывали, что северяне ушли и не вернулись.
Алрих смачно сплюнул на лёд.
– Это те самые, которые потом сами ушли и не вернулись? Горе тому народу, лучшие люди которого вот так пропадают.
– Но как видишь, эта группа никуда не ушла, кто знает, может именно они и виновны в том, что мы так ничего и не знаем, что творится на дальнем севере последнее время. Схарчили поди наших следопытов полярной ночью.
Алрих покачал головой, потом нехотя отпустил саван и, поморщившись от вновь налетевшего в глаза ветра пополам со свежей снежной пылью, поспешил к скорченной в агонии обгорелой пятёрке. Я благоразумно остался стоять где стоял, только снова укутался в одеяло, покуда кочевен их разглядывал.
– Не вижу ничего, что бы указывало на цель их возвращения так далеко на запад. Однако шли они налегке, скарба у них почти нет. Думаю, даже нечаянно столкнувшись с нашими разведчиками, они бы предпочли уклониться от встречи, и уж тем более не стали бы нападать.
– Мы об этом всё равно не узнаем, старик, лучше скажи, что это их убило, я вообще ничего тут не ощущаю.
Лхот’Ша продолжал методично обходить всех по кругу.
– Я тоже, и это странно. Будь это какое-то ведовство, отзвук Пути Матери-Иторы остался бы наверняка, к тому же, будь то алрих…
– Это был бы очень сильный шаман.
Лхот’Ша скрипнул зубами. Южное слово вызывало в нём к жизни какие-то старые обиды.
– Алрих подобной силы не рождалось уж пять кругов, и ты это прекрасно знаешь, тут не просто жило пламя, оно было очень горячим и сильным, но вспыхнуло оно в единый миг, вспыхнуло и погасло, иначе они бы все обгорели до костей.
– То есть ты считаешь, что их застали врасплох?
– Выходит так.
– Но они выстроились в круг и явно готовились дать бой.
Лхот’Ша задумчиво почесал под мышкой.
– То есть они не знали, что им угрожает, и до поры не испытывали особого беспокойства. Уйти они не пытались точно.
– Или знали, что уйти всё равно не удастся, – эти слова я пробурчал себе под нос, снова возвращаясь к тиссалийскому.
Лхот’Ша обернулся на меня, потом снова обвёл глазами пепелище, которое уже наполовину засыпала юркая позёмка.
– Северный народ умеет уходить от опасности, нот-ха.
Вот же упрямый старик.
– Кто знает, что стало с вашими разведчиками, кто знает, что сначала согнало со становищ, а потом привело северный народ обратно. Причём и то, и другое – в самую полярную зиму.
И тут же Лхот’Ша куда-то засобирался.
– Тхе-тох. Нет смысла гадать, чем дальше мы окажемся от этого места, тем лучше.
Э, нет, постой.
– Ты знаешь, старик, это глупо. Потому что если эта сила, что способна проделать с северянами такое, уже ушла, то нам ничего не угрожает. А если же нет…
Я сделал пару вращений локтями, разогреваясь.
Пора уже тряхнуть стариной.
Одеяло в родовую клетку полетело на снег, туда же отправилась и меховая куртка. Всё, как мама учила. Ничто не должно стеснять твоих движений, сынок.
С грехом пополам бородатый, проживший на свете уж без малого два круга вечный ребёнок.
Ну-ка покажи, на что ты способен.
Адепты истинного Пути ведают, что пред ликом Иторы-матери все мы ничтожны и слабы, как слаб муравей, блуждающий меж кристаллических корней круговечного древа-гоэ, и только раскрыв свою душу истинному источнику жизни и силы под палящим солнцем Кзарры, ты способен совершить невозможное, прикоснувшись к тайнам самой вселенной.
Но покуда потомки Игроков Средины или те же алрих – шаманы харудов – предпочитали прибегать к помощи артефактов силы и диким ритуалам. Мама же учила всех желающих, как раскрыться навстречу Иторе, дабы получить искомое без поделий гнилых богов.
А ещё она учила нас принимать мир таким, каков он есть, и петь свои песни, сливаясь воедино с Иторой Многоликой, ибо в этом состояла истинная суть Завета.
Если бы всё было так просто.
Итора продолжала молчать, покуда шли круги и круги, Битва Завета, во время которой родилась мама, завершилась ничем. И нас, адептов истинного Пути, аколитов Иторы, по-прежнему оставались считанные единицы. Горстка гордых и нелепых одиночек, продолжавших твердить своё. Нельзя допустить возвращение Истраты и Ксера, нельзя позволить гнилым богам вернуться. А значит, стихии Трёх Путей всё так же под запретом, придётся нам нелепыми канатоходцами, шатаясь, скользить на самой грани бытия, едва удерживаясь от падения в пропасть.
И петь свои песни, оставаясь вечными детьми. Маме от роду пять кругов и пятьдесят зим, но она до сих пор вызывает нездоровый блеск в глазах у харудской молодёжи, я же, несмотря на отросшую сызнова бороду, едва на вид производил впечатление взрослого воина. Тощий, нескладный, прыщавый, разве что зычным голосом вышел.
Голос, голос. Все в племени знали – это голос отнимает у меня целые зимы. Покуда Итора спала, каждый мой к ней безответный призыв словно утаскивал меня обратно в прошлое, туда, на пять кругов назад. Для нас с мамой время не желало двигаться, постоянно оборачиваясь вспять, словно дожидаясь чего-то.
Вот сейчас и узнаем.
Пульсирующий сердечный ритм наполнил собой всё вокруг, заставляя просторы тундры колебаться с собой в такт. Сам воздух, разом уплотнившись до состояния студня, принялся вибрировать, то приближая, то отдаляя вершины сопок.
Это было совсем не похоже на простые трезвучия, которыми мне удавалось обходиться обычно. То был лишь ярмарочный фокус по сравнению с тем, что мне предстояло проделать сейчас.
