Грехи отцов наших и другие рассказы

– Где папа? – спросил Дэвид.

– Они с твоей мамой застряли в Солтоне, – ответила Бобби. – Прорыв как раз на той линии. Безопасники обещают все запустить примерно за десять часов, но твой отец сообщил, что они, скорее всего, снимут комнату, а домой вернутся утром.

Дэвид заморгал. Никто не собирался устраивать ему выволочку. Где же чувство облегчения? Он повел плечами, чтобы сбросить с них тяжесть, но та никуда не делась. Хотя и нелепо злиться на родителей за то, что не придется с ними ссориться.

– Известно, что случилось? – спросил он, проходя в комнату.

– Диверсия, – ответила тетя Бобби. – Кто-то пробил стенку между «трубой» и техническим тоннелем, в нее засосало несколько тысяч кубов воздуха. И вакуумную герметизацию вывели из строя, вот вся система «трубы» и лопнула, как воздушный шарик.

– Земля?

Тетя Бобби покачала головой.

– Земляне так не мелочатся, – сказала она. – Это местные что-то затевают.

– Зачем бы местным портить свое добро, если они злы на Землю?

– Затем, что до Земли слишком далеко.

Дэвид не услышал в ее словах ответа на свой вопрос, но только пожал плечами.

Тетя Бобби смотрела и на экран, и мимо экрана. Видела что-то другое. Дэвид знал, что война застала ее на Ганимеде и там случилось нечто такое, что она ушла из армии и поселилась с ними. Он считал, что она не вправе тащить свои проблемы к ним в дом.

Бобби вздохнула и выдавила улыбку:

– Как у тебя с лабораторными?

– Порядок.

– Над чем работаешь?

– Просто опыты, – сказал он, глядя в сторону.

– Твой папа говорит, у тебя скоро распределение. Узнаешь, чем будешь заниматься в ближайшие восемь лет.

– Наверное.

Тетя Бобби улыбнулась.

– Помню, когда я начинала подготовку, в системе уведомлений случился срыв, и мне шесть дней не могли найти место распределения. Я каменную стену прогрызла, пока добилась. А ты как? Чего больше: волнения, страсти или злости?

– Не знаю.

– Папа тобой по-настоящему гордится, – сказала тетя Бобби. – Что бы ни случилось, он всегда будет гордиться тобой.

Дэвид почувствовал, как горячая волна заливает шею и щеки. На секунду подумалось, что от стыда, но почти сразу он распознал в себе ярость. И, сцепив зубы, уставился в монитор, лишь бы не глядеть на тетю Бобби. Мех двигался к рваной дыре метра два высотой и полметра шириной, управляющий им человек говорил с репортером, а стальной коготь машины нацелился на трещину, непредсказуемо расползавшуюся по стене от пробоины. У Дэвида заныли зубы, он заставил себя разжать челюсти. Тетя Бобби снова повернулась к экрану. Он не мог прочесть ее мыслей по лицу, но чувствовал, что чем-то выдал себя.

– На ужин у нас что-нибудь есть?

– Я ничего не готовила, – сказала она. – Но могу.

– Да ладно. Ухвачу тарелку риса. У меня еще работа. По практике.

– Хорошо.

Комната Дэвида была последней. Пробитая в расчете на человека среднего роста, его она прижимала к земле. При стандартной кровати между ногами и стеной оставался бы полуметровый просвет: кровать Дэвида еле влезла. Игровая панель – единственное, на что он потратил деньги Хатча, – стояла на краю стола. На стене застыл кадр из «Богов риска»: Каз Пратьяри готовился к поединку с Микки Саанамом, оба выглядели сильными, опасными и несколько меланхоличными. Когда защелкнулся дверной замок, Дэвид переключил стену на любимый портрет Уны Мейнг и рухнул на кровать. Из общей комнаты доносилось бормотание новостей и сквозь него, на грани слышимости, медленное, ритмичное покряхтывание тети Бобби. Скорее всего, она работала с эспандером. Ему хотелось вовсе избавиться от звуков. Чтобы дом принадлежал ему одному. Дэвид подумал, все ли в порядке с Лили. Благополучно ли она добралась. Сердится ли на него. Или разочарована?

Загудел его ручной терминал. Сообщение от нижнего университета. Вследствие террористической атаки на линии «трубы» завтра лаборатории будут закрыты. Учащиеся, чью работу нельзя отложить на сутки, должны обратиться к куратору сектора, который либо даст им спецпропуск, либо проделает за них часть работы. Дэвид мысленно пробежался по списку. У него ничто не требовало его присутствия, а если он немного отстанет, так ведь отстанут все. Он не хранил в лаборатории реактивов от Хатча, так что, если служба безопасности устроит проверку, тоже ничего страшного. Значит, завтра у него выходной.

В голове прозвучал голос Лили: «Почему бы тебе самому не попробовать?» Вот сейчас где-то в Иннис-Шэллоус химические процессы в мозгу Лили текут по длинному ряду каскадов, от одного неравновесного положения к другому. Зрительная кора запускает странные волны, гиппокамп плывет. Дэвид перевернулся на бок, сунул руку в просвет между рамой кровати и стеной и вытянул маленький фланелевый мешочек. Розовые таблеточки почти потерялись в его широкой ладони. На вкус они были как клубничный ароматизатор с декстрозой.

Дэвид сцепил пальцы на затылке, посмотрел на глядящую со стены женщину и стал ждать, ждать, ждать, когда наступит блаженство.

Нижний университет был одним из старейших комплексов Лондрес-Новы; автоматические строймехи сделали первую отметку, когда на планете жило всего несколько тысяч человек. Сеть коридоров была простой, прямоугольной и жесткой. В общих помещениях – все предпочитали говорить «на улице» – чувствовались попытки смягчить и очеловечить пространство, но внутри оставались низкие потолки и прямые углы. К тому же первые проектировщики колонии и не думали прятать инфраструктуру. В и без того узких коридорах часть места по углам занимали трубы и электропроводка. Полы были покрыты металлическими решетками, и, чтобы пройти в дверь, Дэвиду приходилось пригибать голову. Сотни вытяжек, уводящих испарения к воздухоочистительным установкам, создавали постоянный сквозняк от входной двери, подталкивали студентов внутрь и мешали выйти.

Шкаф Дэвида располагался в третьем коридорном холле. В ряду старших. Он был вдвое шире прошлогоднего, и запорный механизм не заедало, как у старого. На дверцу Дэвид налепил пару наклеек – Каза Пратьяри и мультяшный кадр из канджи, – но ему было далеко до многоцветного сияния соседнего шкафчика. Тот принадлежал девочке с промышленной инженерии – Дэвид сталкивался с ней только в этом холле. На каждом шкафчике что-нибудь да было: картинка, табличка, шарж, распечатанный на пластике и вплавленный в металл дверцы. Просто метки, говорящие, что шкаф принадлежит определенному человеку, немного – совсем немного – отличающемуся от других.

В конце цикла каждый из старшего ряда получит распределение, заберет вещи, и шкафы перейдут следующему году. Их отскребут дочиста, продезинфицируют, снова обезличат до прихода новых хозяев. Дэвиду рассказывали, как прилив смывает песчаные замки на берегу, но он никогда не видел океана. Ближайшим подобием были для него шкафчики старших.

Закрыв дверь, Дэвид подошел к своему рабочему месту. Станции «трубы» заработали, родители вернулись домой, нижний университет открылся, и теперь лаборатория была местом, которое отвращало его меньше других. Мышцы спины и бедер еще ныли после ночи, когда он испробовал свой товар, и Дэвид вместе с удовлетворением, что можно будет сказать Лили – да, попробовал, – чувствовал облегчение, что новой пробы ему не позволит расписание. Все это было как очень длинный, приятный, но скучноватый сон. И туман, оставшийся после у него в голове, Дэвида не радовал.

Лабораторный опыт подходил к концу. Вмонтированный в рабочий стол терминал был настроен на данные со всех семи образцов, составлявших комплекс его последней лабораторной. Идея работы состояла в том, чтобы создать сложные клеточные структуры, способные секвестровать железистые соединения. Не святой грааль, но добротная солидная головоломка, которая, если сложится, найдет множество применений в работе по терраформированию. За день, пока его не было, накопилась двойная порция данных для оценки.

Как и у всех остальных.

– Эй, Большой Дэйв?

Стефан вместе с тремя другими студентами работал в группе мистера Ока. Он стоял в дверях, опирался на костыль и неловко улыбался. Бледен он был как беленая мука, да еще страдал аллергией на фармакоктейль, который придавал плотность его костям и позволял мускулам функционировать в низком тяготении Марса. С начала года он второй раз ломал ногу.

– И тебе эй, – отозвался Дэвид.

– Сумасшедший дом с «трубой», да?

– Блеск, – сказал Дэвид.

– Такое дело, я хотел спросить… э-э…

– Тебе что-то нужно, – констатировал Дэвид.

– Ага.

Дэвид побарабанил толстыми пальцами по экрану, предоставляя системе накапливать данные без его участия. Стефан прохромал в комнату. Для них двоих лаборатория была тесновата.

– У меня там в одной серии аномальные результаты. То есть здорово отклоняются. Втрое против стандартного.

– Влип ты, кузен.

– Знаю. Подумал, может, беда в реактивах.

– Беда? Или ошибка?

– Ошибка – тоже беда. В общем, такое дело. Я знаю, у тебя есть запас, вот и подумал…

– Запас?

В груди у Дэвида стянулся узелок. Стефан пожал плечами и отвел взгляд, словно нечаянно сказал лишнее.

– Ну да. Ничего такого, верно. Но в моих хромидах много требуется таких же. Если соберу на новую серию, можно будет стереть ошибочный результат.

– У меня не так уж много.

Стефан склонил голову и потупил глаза. Облизнул губы, и во всей его позе угадывалось отчаяние. Дэвид сам тысячу раз пытался представить, что будет, если он запорет лабораторную. Тем более прямо перед распределением. Это был общий кошмар.

– Да есть у тебя, – сказал Стефан. – Ты всегда берешь оборудование и запасы из того шкафчика. То есть, ну, ты понял.

– Не понял, – отрезал Дэвид. Во рту появился вкус меди.

– Наверняка понял, – не поднимая взгляда, произнес Стефан.

В комнате запахло жареным. Стефан прятал глаза, как побитая собака, но отступать не собирался. Стены сдвинулись слишком тесно, воздуха стало мало. Стефан выдышал весь кислород. Он метнул взгляд в лицо Дэвиду и тут же снова отвел. Много ли он знает? А подозревает? И кто знает, кроме него?

– Я тебе помогу, – проговорил Дэвид так осторожно, будто слова могли поранить ему язык. – Напиши, что тебе понадобится для нового опыта, а я помогу достать, годится? Сможешь начать сначала. И с удалением данных разберемся.

– Конечно, спасибо. – Стефан расслабил плечи с неподдельным облегчением. – Спасибо тебе.

– А мистер Ок знает про тот другой шкафчик?

– Нет, – почти заговорщицки ухмыльнулся Стефан. – И не узнает, верно?

Итак, вместо того чтобы обрабатывать свои результаты, Дэвид целое утро слонялся по лабораториям в поисках человека, с которым можно было бы договориться. Таких хороших знакомых оказалось меньше, чем он надеялся, а от повисшего в воздухе напряжения все стали несговорчивыми. Все отставали от графика. У каждого хватало своих проблем. Все волновались из-за лабораторных, распределения, из-за отношений с родными. К полудню Дэвид сдался. Оставался единственный выход: выйти в сеть и заказать реактивы для Стефана у поставщика. Это не так уж истощит его тайный счет, и не он один спохватывается насчет материалов для лабораторной в последнюю минуту. Большинство закупают материалы для себя, подумалось ему, но не покажется странным, если кто-то окажет такую услугу приятелю. Лишь бы никто не спросил, откуда деньги.

Вернувшись к собственному столу, он чувствовал себя так, словно уже отпахал целый день, – а ведь еще и не начинал толком.

Быстро пролетели часы. К обеду он разобрал и обработал все данные за день аварии на «трубе» и перешел к результатам следующего. Но тут стали поступать данные за время, что он прослонялся по комнатам. С каждым входящим файлом перед Дэвидом сгущалась ночь. Может, не спать сегодня? Если до завтра продержится – успеет разобрать завал. Это если никто ничего больше не взорвет, если Стефан не потребует за молчание чего-то еще, и тетя Бобби не вздумает втянуть его в силовую зарядку, и вообще. Дэвид попытался вытряхнуть зарождающуюся в затылке боль и вернулся к работе.

На седьмой минуте обеденного перерыва у него загудел терминал. Он большим пальцем нажал: «Принять».

– Ты на обед не придешь? – спросила мать. Голос звучал тонко и слабо, словно втянутый через соломинку воздух.

– Нет, – ответил Дэвид, – мне тут надо закончить с результатами.

– Мне казалось, для этого тебе целый день дают, – сказала она. На экране терминала мать выглядела иначе, чем вживую. Не моложе, не старше, а то и другое вместе. Как если бы уменьшенное изображение стерло ей все морщинки у глаз и губ, зато проявило всю седину в волосах.

– У меня еще дела появились.

Ее уменьшенное экраном лицо казалось холодным и далеким. Усталые плечи Дэвида словно взвалили на себя тяжелый груз.

– Надо уметь распределять время, Дэвид, – произнесла мать, словно ей это только что пришло в голову. Безотносительно к нему.

– Знаю, – сказал он.

– Я приготовлю что-нибудь к твоему возвращению. Не задерживайся после полуночи.

– Не буду.

Связь прервалась, и Дэвид вернулся к своим данным, зарычал и врезал кулаком по дисплею. Монитор не сломался. И даже не выдал ошибки. Как будто ничего не было. Следующий вызов поступил вечером, когда лаборатории уже стали пустеть. Голоса в коридоре затихали, почти терялись в гудении и постукивании аппаратуры. Появились уборщики, пожилые мужчины и женщины с влажными тряпками и чистящими средствами. Дэвид едва не пропустил трезвучия вызова. Только чуточку забеспокоился: зачем бы кому-то посылать сообщение вместо того, чтобы выйти на связь. И он все-таки посмотрел. Сообщение было от Лили, с заголовком: «ОТКРОЙ, КОГДА БУДЕШЬ ОДИН». Дэвид забыл о работе. В воображении пронеслись всевозможные варианты записок, которые девушка может тайком присылать юноше. Плотно закрыв дверь лаборатории, он склонился над терминалом.

У нее там было темно, свет падал сбоку. На заднем плане пели радж, сплошные трубы и заливистые трели мужским голосом. Она облизнула губы, бросила взгляд на панель управления и снова на экран.

– Дэвид, кажется, я влипла, – заговорила она. Голос дрожал, слова она произносила с придыханием. – Мне нужна помощь, да? Мне понадобится помощь, а тебе я нравлюсь, я знаю. Ты мне тоже нравишься, и, мне кажется, ты мне поможешь выбраться, да? Мне нужно денег в долг. Может быть… может быть, много. Скоро буду знать. Может быть, завтра. Просто пришли сообщение, если сможешь. И не говори Хатчу.

Женский голос откуда-то издалека перекрыл музыку, Лили протянула руку. Дисплей вернулся к настройкам, и Дэвид ввел запрос на связь, который после положенной паузы предложил оставить сообщение. Крякнув с досады, он ввел новый запрос. И еще раз. Система Лили была не в сети. Дэвиду страшно хотелось броситься на станцию «трубы» и самому добраться в Иннис-Шэллоус, но он не знал, где ее там искать. Не знал даже, откуда она отправила сообщение. Любопытство и ужас сплетали для него сотню объяснений. Лили взяли с товаром, и теперь надо заплатить полицейским, чтобы не попасть за решетку. Ее нашел кто-то из врагов Хатча и угрожает смертью, если она не скажет, где его искать, – и ей надо бежать с планеты. Или она забеременела, и ей надо в Дханбад-Нова на аборт. Он задумался, сколько ей понадобится денег. Представил, как она улыбнется, когда он их принесет. Когда спасет ее – от чего там надо спасать. Но прежде всего следовало зафиксировать данные и попасть домой. Чтобы никто ни о чем не узнал. Он поставил ручной терминал на запись и сдвинулся к центру картинки.

– Я постараюсь, Лили. Только ты со мной свяжись. Расскажешь, что случилось, и я сделаю, что тебе нужно. Обещаю. – Он чувствовал, что не все сказал. Что-то надо было добавить. Что – он не знал. – Что бы там ни было, мы пробьемся, да? Ты только мне позвони.

Он ввел адрес и отправил сообщение. И весь вечер ждал гудка вызова. Не дождался.

Домой он попал ближе к полуночи, но отец и тетя Бобби еще не спали. Монитор в большой комнате передавал популярную программу – там что-то воодушевленно вещал седой мужчина с рублеными чертами лица. Звука не было, и казалось, будто выступающий добивается их внимания. Отец Дэвида сидел на диване, массивной фигурой подавив все пространство от подлокотника до подлокотника – как король на троне. Тетя Бобби прислонилась к стене, на каждой фразе поднимая одной рукой тридцатикилограммовую гирю и плавно опуская, пока слушала.

– Мне так видится, – сказала она.

– Но это не так, – ответил ей отец. – Ты – подготовленный профессионал. Сколько средств вложил в тебя Марс, пока ты служила? Эти ресурсы не с неба свалились. Марс кое-что отдал, чтобы открыть тебе дорогу, обучить тому, что ты умеешь.

Этот тон был знаком Дэвиду с малых лет – тон, от которого у него внутри все сворачивалось. Мужчина на экране гневно воздел руку – и, опустив ее, изобразил обаятельную улыбку.

– Я это ценю, – заговорила тетя Бобби тихо и сдержанно – но ее слова кричали громче, чем повышенный тон отца. – Я служила. На этой моей дороге случилось много восемнадцатичасовых вахт и…

– Нет-нет-нет. – Отец замахал широкой ладонью, словно дым разгонял. – Ты не должна жаловаться на переработки. Работа инженера требует не меньшей отдачи…

– И много погибавших у меня на глазах друзей, – закончила тетя Бобби. Гиря поднялась и опустилась во внезапно наступившем молчании. Тетя Бобби переложила груз в другую руку. У отца лицо налилось кровью, пальцы сжимали колени. Тетя Бобби улыбнулась. И грустно продолжила: – Ты хочешь взвалить на меня еще и это. Валяй, попробуй.

Дэвид поставил терминал на кухонный стол – пластик, щелкнув по пластику, предупредил их о его приходе. Когда взрослые обернулись к нему, Дэвид заметил фамильное сходство. На миг ему увиделись старший брат с младшей сестрой, ведущие не прекращавшийся с детства разговор. Кивнув им, Дэвид отвернулся, потому что эта мысль его взволновала и немного смутила.

– С возвращением, – приветствовал его отец, поднимаясь с дивана. – Как дела в лаборатории?

– Хорошо, – ответил Дэвид. – Мама обещала оставить мне поесть.

– В холодильнике карри.

Дэвид кивнул. Он считал, что карри – это невкусно, но есть можно. Положив двойную порцию в самонагревающуюся тарелку, он установил ее на подогрев. Глаз не поднимал, одновременно надеясь, что старшие, вернувшись к разговору, забудут о нем, и страшась услышать их ссору. Тетя Бобби откашлялась.

– Узнали что-то новое насчет «трубы»? – спросила она. Перемена голоса сказала Дэвиду, что она выбрасывает белый флаг.

Отец протяжно вдохнул и выдохнул через нос. В карри привкус имбиря был заметней обычного, так что Дэвид задумался, не тетя ли его готовила.

– В новостях говорили, что нашли улики, – наконец подал голос отец. – Думаю, до конца недели кого-то задержат.

– А о внешнем вмешательстве не упоминали?

– Нет. Какой-нибудь придурок из протестующих решил доказать, как мы уязвимы, – отрезал отец с такой уверенностью, словно знал наверняка. – Это всюду случается. Я так скажу – гнусные эгоисты. Мы как раз составляли месячный график. Теперь каждый потерял по меньшей мере день. Для одного человека это немного, но тут из графика выбились тысячи. Как это наш папа говорил: если триста шестьдесят пять человек пропустят одну смену, мы в один день потеряем год. Помнишь?

– Да, что-то такое было, – кивнула тетя Бобби. – Мне помнится насчет девяти тысяч, пропустивших час.

– Мысль та же самая.

Терминал Дэвида пропел трезвучие, и сердце у него забилось, но оказалось – просто автоматическая система оповещений нижнего университета прислала расписание на следующую неделю. Дэвид равнодушно просмотрел. Никаких неожиданностей. Со своей работой он как-нибудь уложится. Убрав звук, он переключился обратно к сообщению Лили – просто чтобы увидеть ее лицо, движение ее плеч. Она снова облизнула губы, опустила и подняла глаза. В памяти он услышал ее голос. Не по этому сообщению, а вчерашний – последнее, что она сказала в ночь аварии на «трубе». «Думала, ты зайдешь поиграть, и ошиблась».

О господи! Она думала о сексе с ним? А Хатч не рассердится? Или Хатч для того и отослал их вместе? Ради того все и затевалось? Унижение смешалось у него в крови с трудно сдерживаемым эротическим возбуждением, и карри показался совсем безвкусным. Надо найти Лили. Завтра, если она не даст о себе знать, он поедет в Иннис-Шэллоус. Поспрашивает там. Кто-нибудь ее да знает. Обработку данных можно отложить на денек. Или поручить Стефану. Как-никак, парень ему должен…

– Ну, детка, – сказал, заходя к нему, отец. Дэвид перевернул терминал вниз экраном. – Уже поздно, а мне завтра на работу.

– Мне тоже, – ответил Дэвид.

– Не засиживайся допоздна.

– Хорошо.

Отец пожал ему плечо и тотчас убрал руку. Дэвид доел последние крошки карри и запил холодной водой. Тетя Бобби в гостиной сменила программу на мониторе. Маленькая темнокожая старушенция в оранжевом сари, склонившись к интервьюеру, с вежливым презрением на лице выслушивала его вопрос. Тетя Бобби выдавила ядовитый смешок и отключила экран.

Она прошла в кухню, массируя себе левый бицепс правой рукой и морщась. Она вообще-то была ненамного крупнее отца, зато гораздо сильнее и от этого носила свой вес так, как носила. Дэвид стал вспоминать, убивала ли она кого-нибудь. Вроде бы кто-то рассказывал, как она кого-то убила, но он тогда плохо слушал. Она опустила глаза – может быть, на его перевернутый терминал. Улыбка ее показалась Дэвиду едва ли не жалобной – очень странно. Она прислонилась к раковине и принялась растягивать кисти, сцепив пальцы и напрягая запястья.

– Ты скалолазанием не занимался? – спросила она.

Дэвид, подняв на нее глаза, передернул плечами.

– Я в твоем возрасте все время лазала, – сказала она. – Брала дышалку и пару приятелей. Выбирались на поверхность – или вниз лезли. Пару раз до распределения я спускалась в пещеру Великана. Без страховки. И воздуха в баллоне брали ровно столько, чтобы хватило добраться и вернуться к ближайшему ходу. Вся штука была в том, чтобы насколько можно облегчить вес. Самый тонкий костюм. Ни веревок, ни крючьев. Раз я пережидала бурю на полкилометра над землей, забив кулак в трещину, чтобы не унесло. Слышала только, как песок скребет по шлему, а ребята орут, чтобы я выбиралась оттуда.

– Жуть, – равнодушно произнес Дэвид. Она не заметила сарказма – или не пожелала заметить.

– Это было здорово. Одна из лучших моих вылазок. Хотя твой дед этого не одобрял. Единственный раз, когда он назвал меня дурой.

Дэвид налил себе еще стакан воды и выпил. Ему было трудно это представить. Папин-пап всех и за все хвалил. Доходило до того, что его похвалы уже ничего не значили. Дэвид не мог представить деда настолько рассерженным. Отец, когда злился на папин-папа, иногда звал его «старшим сержантом». Дэвиду показалось, будто тетя говорит о ком-то другом, незнакомом.

– Была причина, – продолжала тетя Бобби. – За месяц до того разбился один знакомый парень. Трой.

– Как это случилось?

Теперь пришла ее очередь пожимать плечами.

– Поднялся довольно высоко и не удержался. При падении пробило баллон, и, пока до него добрались, Трой умер от удушья. Меня там не было. Мы не дружили. Но для папы все скалолазы были одним миром мазаны, и что случилось с Троем, случится и со мной. Тут он был прав. Он только думал, понимаешь ли, что я об этом не знаю.

– А ты знала.

– Знала, конечно. Потому и полезла, – согласилась она и кивнула на терминал. – Когда ты при нем так спешишь перевернуть, ему только любопытнее.

Дэвид проглотил медный вкус страха и на несколько сантиметров отодвинулся от стола.

– Там ничего такого. Прислали расписание.

– Пусть так. Но когда ты перевернул, ему стало любопытно.

– Ничего там любопытного нет, – повысил голос Дэвид.

– Да и ладно, – с мягкой силой произнесла она, и Дэвиду не захотелось ни продолжать разговор, ни поднимать на нее глаза.

Тетя Бобби ушла в гостевую комнату, где спала. Услышав, как у нее включился душ, Дэвид снова поднял терминал и проверил, не пришло ли чего от Лили. Пусто. Он сбросил остатки ужина в утилизатор и отправился к себе. Едва упал в постель, мысли понеслись галопом. В голове прокручивались варианты – зачем Лили могли понадобиться деньги: на наркотики, на адвоката, на выезд с Марса? Едва подумав, не собралась ли она улетать, он поверил в это, и в груди образовалась безнадежная пустота. И еще она велела не говорить Хатчу. Может, она чем-то его разозлила и теперь спешит сбежать?

Он задремал, представляя, как заслоняет Лили от Хатча, смело глядя ему в лицо. Он прогнал эту сцену с самого начала. Вот он застает их дерущимися и отталкивает Хатча от Лили. Или он с Лили, а Хатч бросается на нее. Он перепробовал разные фразы: «Тронь ее – и я превращу твою жизнь в ад!» и «Ты думаешь, сила за тобой, но я, братец, Дэвид Драпер, а не хрен с горы!» – и представил, как они подействуют. Благодарность Лили не ограничилась поцелуем – он вообразил, как она берет его ладонь и притягивает ее себе на грудь под блузку. Он почти ощутил пальцами ее тело. Он почти уловил ее запах. Сон перешел в другой, где надо было закончить обработку данных, а Лили требовались деньги, чтобы подделать тест на беременность, а банк располагался в трещинке в углу гостиной, и у него рука в нее не пролезала.