скачать книгу бесплатно
– Ну, так сам говоришь, что не крещёная. А чего тогда меня удерживаешь? – глядя в глаза Антипу, произнёс Мирон.
– А то и удёрживаю, что сладка ягода, да не по зубам. Не сегодни – завтри Марьянка крещение примет. Да, почитай, уже по нашим устоям живёть. Вот вскорости наставник приедить – и окрестим её по истинной вере. А с мирскими нам не можна.
Всё перемешалось в голове у Мирона. Он не мог сообразить, что ответить на слова Антипа. Вот так просто промолчать? Нет… он пойдёт до конца, а там – как Бог даст.
– Ну так что – дашь коня?! – твёрдым голосом повторил он свою просьбу.
– А чево не дать – бери любого… Обскажу, как Серафиму сыскать. Я тебе своё слово сказал, а ежели не хошь моего совету послушать – езжай, трандило тебе в лоб*.
____________________
Аргужем* – все вместе.
Трандило тебе в лоб* – выражение недовольства.
Ужамкались* – успокоились.
– Пошли, провожу, – поднялся Антип. – Вон туды поедешь, – прикрываясь одной рукой от слепящих лучей, другой – махнул он в сторону солнца и обстоятельно объяснил, как добраться до Серафимы:
– Сперва тайгой пойдёшь, а дале – как выйдешь в долину, так и придёрживайся солнца. Вдалеке увидишь берёзову забоку*, вот туды и направляйси, там натакаисся на небольшу речушку, её и будешь держаться. Выведет она тебя к мельнице-мутовке, а от её – смотри: дорога наезжанна прямо в поселье Устина Агапова приведёть.
С волнением в сердце направился Мирон к Серафиме, лишь отмечая про себя ориентиры, указанные Антипом. Прохлада хвойного леса, удерживаемая могучими кронами кедров и размашистыми лапами елей, сменилась жарким дыханием убегающей вдаль долины, прогретой нещадно палящим полуденным солнцем. А вон и берёзовая рощица, одиноким оазисом затерявшаяся в долине. Жёлтые краски наступающей осени подёрнули золотом кудрявые берёзы, обступающие спокойно протекающую через рощу небольшую горную речушку, умерившую свой буйный нрав в этой широкой долине. Направившись берегом, Мирон вскоре добрался до мельницы-мутовки, скрытой от глаз лиственницами и берёзами, разбросанными крохотными островками перед возвышающейся в недалече тайгой. Здесь, на невысокой возвышенности, река вновь набирала свою силу, уходя узеньким рукавом под мельницу и заставляя без устали работать мельничное колесо в дни помола зерна.
Маленькие полянки разбросанных пожелтевших стеблей овса и ржи окружали небольшое ладно срубленное строение. Хорошо заметная колея от тележных колёс уходила от него в тёмные дебри лиственницы и кедра. Видать, в последнее время после уборки урожая этим путём часто пользовались. Неширокой прогалиной следы от гружёных телег вели в поселье Устина Агапова. Вскоре тайга расступилась, и на открывшейся елани появился огороженный частоколом скит.
Мирон толкнул массивные бревенчатые ворота и к своему удовлетворению отметил, что они не заперты изнутри.
__________________
Забока* – лес около реки.
Проехав в сторону стоящих в отдалении изб, он заметил сидящего на бревне старичка, не по погоде одетого в потёртый зипун. Неподалёку от него пасся небольшой табун стреноженных лошадей.
– Добрый день, дедушка! – слегка наклонив голову, поприветствовал его Мирон.
– А ты кто таков? Откель будешь? – прищурив глаз, вместо приветствия ответил старик. – Видать, с ветру – нетутошний.
– Мирон я, Кирьянов. У Антипа Суртаева проживаю.
– Слыхал, слыхал… – пригладил рукой длинную седую бороду старик. – Гляжу, совсем обыгалси. А то Серафима сказывала, что тебя Евсей едва живого приташшил. Не думали, что подымисси.
– А не подскажешь ли, дедушка, где мне эту самую Серафиму найти? – спрыгнул Мирон с лошади и подошёл к старику.
– Вон её изба, – поднял дед, лежащий рядом с ним, батожок и ткнул им на крайний дом, выходящий огородом к лесу.
– Только я видал, вроде, она с утра с Марьянкой и Фадейкой в тайгу подалася.
– Как звать-то тебя? – учтиво спросил Мирон.
– Гордеем… – слегка наклонил голову старик.
– Благодарю тебя, Гордей, – вежливо произнёс гость. – А кто это – Фадейка?
– Как хто? Жаних Марьянкин! – взглянув на собеседника удивлёнными глазами, ответил Гордей.
– А что, у Марьяны есть жених?
– А как жа! – гордо поднял голову старик.
Мирон задумался, не зная, что ему предпринять. Ответ Гордея будто ушатом холодной воды окатил его с головы до ног, забравшись неприятным холодком в враз помрачневшую душу.
– А не знаешь, скоро ли они вернутся? – погрустневшим голосом продолжил Мирон.
– А откель мне знать? Ежелив недалече в тайгу пошла, то вот-вот назад должна придтить, а ежели в горы подалася – то жди только к ночи. Гордей опёрся обеими руками на палку и отвернулся в сторону пасущихся лошадей, давая понять, что добавить ему больше нечего.
– А чево тебе Серафима занадобилася? – после недолгого молчания вдруг спросил Гордей.
– Травки она мне для отвара давала. Так вот вчера последние допил.
– Фи-и! – присвистнул дед. – Делов-то!.. Езжай домой, а я, как Серафима вернётся, травки те спрошу, да и пошлю кого с ними.
– Не нужно, дед, я как-нибудь в следующий раз заеду, – замялся Мирон, не ожидая, что дело примет такой оборот. – Не к спеху мне те травки. Я так, по пути заскочил сюда. Взял у Антипа коня немного прогуляться, ну и вот… – развёл руками Мирон. – Назад, однако, пора.
– Как хошь… – безразличным тоном бросил Гордей. – Свой колокол, развернись да об угол, – добавил он, проворчав себе под нос…
«И зачем я у Антипа про Серафиму расспрашивал, да ещё про травки придумал», – размышлял про себя Мирон, лениво погоняя бегущую медленной рысью лошадь. Какое-то неподвластное чувство заставило его искать встречи с Марьяной, незаметно вошедшей в его жизнь. И вдруг, как гром среди ясного дня, слова Гордея: «жаних Марьянкин…».
Доехав до берёзовой рощицы, Мирон отпустил коня пастись, а сам сел на поросший травой бережок и задумчиво поглядывал на спокойное течение реки. Пожелтевшие листья, изредка срываясь, медленно опускались на водную гладь и, как маленькие кораблики, отправлялись в дальнее путешествие. Какая-то грусть поселилась у него в душе после сегодняшнего разговора с Антипом и Гордеем.
«А может, прав был Антип? Не для меня эта ягодка, мирской я для этих добрых людей. У них своя жизнь, свои устои – и закрыта к ним дорога для чужака».
Тяжело вздохнув, Мирон поднялся, всё ещё провожая взглядом уплывающие вдаль жёлтые кораблики. Вот так и его судьба, подхваченная течением жизни, плывёт куда-то в покрытую мраком неизвестности будущность.
Прохлада наступающего вечера оторвала его от грустных мыслей – пора спешить домой, ни к чему беспокоить людей своим долгим отсутствием: обещал туда и назад, а уже вот-вот стемняется…
Откровенный разговор
– Ты чево такой поникий*? – встретил его во дворе Антип. – Зазря чо ли съездил? Вижу без травок вернулси. А можа, Марьянка от ворот поворот показала? – лукаво ухмыльнулся он.
– Да-а… – неопределённо махнул рукой Мирон. – Обойдусь как-нибудь без травок.
– Ну-ну, – понимающе улыбаясь, взял под уздцы коня Антип и повёл его в стойло.
Вечерять собрались позже обычного. При свете свечей хлебали оставшуюся от обеда уху.
– Постой! – взял за руку Мирона Антип, после того как, помолившись после ужина, тот собрался выйти из-за стола. – Присядь-ка… А ты, Авдотья, убери посуду, да поставь поболе свечей.
– Ну так что, говоришь, обойдёшься без травок? – видя помрачневшее лицо Мирона, с нотками сочувствия в голосе спросил Антип.
– Да не за травками я ездил, – честно признался Мирон, – Марьяну хотел повидать. А получилось… – не договорив, развёл он руками.
– Чево – получилось? – переспросил Антип. – Чево там у Серафимы доспелось*? Говори как есть, – участливо и в то же время твёрдо произнёс он.
Потупив глаза в стол, Мирон пересказал ему разговор с дедом Гордеем.
– Вот так… – тяжело вздохнув, бросил он короткий взгляд на Антипа.
– Хм-м, – коротко ухмыльнулся тот. – А я чево тебе говорил, трандило тебе в лоб. Был бы ты нашей веры, так, можа, по-другому всё повернулось.
Ничего не ответив, Мирон опустил грустное лицо в пол.
– Да ты шибко не убивайси, – постарался успокоить его Антип. – На твой век девок хватить, ты парень виднай – за тебя люба пойдёть.
– Да зачем мне любая?! – резко ответив, отвернулся в темноту комнаты Мирон.
– Ну-ну, не серчай, это я так не к слову ляпнул, – поспешил исправить свою оплошность Антип. Пламя свечей, отражаясь в густой седеющей бороде, выхватывало из темноты его скуластое моложавое лицо.
_________________
Поникий* – невесёлый.
Доспелось* – случилось.
Мирон заметил, что в глазах собеседника уже нет той лукавой усмешки. Серьёзно-задумчивое лицо Антипа подсказывало, что тот расположен на откровенно-доверительный разговор. Этим он и решил воспользоваться, чтобы до конца понять суть этих добрых, с открытой душой и в то же время огороженных от мира людей.
– Скажи, Антип, а что вы в такую глушь забрались? Где ваша Родина? – пододвинувшись к пламени свечи, чтобы собеседник лучше видел его лицо, спросил Мирон.
– Спрашивашь, где наша Родина? – прищурив глаза, криво усмехнулся Антип. – Чево же, скажу… – немного задумался он. – Там, где служат по старым канонам, за царя не молятся да крестятся двумя перстами – вот тут и наша Родина. Слугам антихристовым туды дорога закрыта. Веру надо иметь твёрдую, чтобы добраться дотулева. Беловодьем деды наши енто место называли.
– Так выходит, здесь оно – Беловодье-то? – вопрошающе взглянул на Антипа Мирон.
– Да как тебе сказать в двух словах всего не обскажешь. Ну, да ладныть, слушай… – Давно это было, – подняв вверх глаза, словно что-то вспоминая, начал свой рассказ Антип. – Слыхал, можа, чево про патриарха Никона? – взглянул он на Мирона. Тот молча, кивнул головой. – Не приняли наши деды и отцы его перемен в служении господу. Не поднялась рука у добрых людей креститься тремя перстами и принять новое учение. Веру переменить – не рубашку переодеть. Вот за это и гонимы были – и царём, и церковью. Апосля меж добрых людей молва пошла, что есть де край такой – Беловодьем зовётся, и обсказано было, как найтить то место. Вот и пошли наши люди енту землю искать, а как кто натакатся на неё, так назад возвернётся, а с им уже и другие в новые места идуть. Да только каждый своё Беловодье находил.
Вот и с наших мест Иван Зырянов пошёл, а с ним ишшо пять человек отправились. Долго ли шли они – незнамо, да только добрались в ети края. А здесь – простор: ни тебе царских смотрителей, ни попов – одни инородцы, да и те апосля случившейся в етих местах войны по горам попряталися. Вот Иван и прибилси к ним да с имя походил по этой землице, пока не натакался на ето место. Вот и посчитал его Беловодьем: земля хороша, зверя в лесах туго, да и рыбы в реках хватат, орех, ягоды – всё Господь дал. А само главно – в глуши землица эта, даже инородцы боятся сюды заходить: поверье какое-то у их супротив этого места… Ну, слушай дале.
Вернулся, значить, Иван назад с товаришшем, а троя здесь остались, один то у их в дороге сгинул. Обсказал нам, как найтить это место, собрал своих, погрузил вешши – и был таков, да ешшо две семьи с ним увязались. А мы уж апосля, када дюжить гонения невмоготу стало, по его указкам сюды добрались. Семь семей с нами пришло. Одним селением строиться не стали – тайга больша, место всем хватат. Да и опаска была, кабы государевы люди ненароком не натакались на нас. А вот те, которы не прятались, – ох, и туго им пришлось, – с выражением скорби в глазах глянул Антип на Мирона.
– Власти их двойной податью обложили: кого на заводы, кого на рудники гнали – отрабатывать повинность. Да ишшо попы покою не давали – приедуть, обоберуть да учить начинають – чо не по их устоям живут. Так что, выходить: от чего они бежали, к тому и пришли.
Не выдёрживали которы таких напастей. Вон, из Сосновки: надели добры люди смертны рубахи, обложили поселение соломой, собралися в часовенке, да там и приняли смерть от огня. Две девки живыми только и остались, ходили за ягодой да заблукали, а когда к поселению вышли – глядь, огонь кругом. Кинулись они было к избам-то, да куды там, сами едва не погорели. Сколь они по тайге исходили – незнамо. Да, видать, Бог смилостивился над имя – охотничал Парамон Осташкин, ну и натакался на их. Не стой тебя – едва живых к себе в поселье припёр, вёрст пятьдесят отсель. Ели обыгались сердешные…
Вот така история… А тут от инородцев слух пошёл, что камни да золото по государевой указке по горам пошли искать… Но пока вот Господь миловал – акромя тебя никто в етих местах не появлялси.
– А Евсея ты раньше знал? Выходит, он не с вами пришёл – позже, захваченный рассказом Антипа, поинтересовался Мирон.
– А как жа не знал – в соседях нечай были. Хозяйство у него крепкое было – помешшик. А мы-то огородами жили, но тоже не голытьба – слава Богу, не христарадничали*.
___________________
Христарадничать* – просить милостыню.
Только Евсей по первости не шибко рвался сюды. Да и в вере нашей ни горяч, ни холоден пребывал. А жена его – Анфиса, уж шибко хороша собой была: и лицом, и статью…
Марьянка-то вся в её. Так вот, Анфиска дюже истово за нашу веру держалась – зато и сгубили её мирские. Звал я его с собой, нутром чуял, что беда вокруг ходить. Но куды там, трандило ему в лоб, думал ничево ему недоспетса – так и остался в своей усадьбе. А когда с Анфиской беда случилася, так покусал же он локти. Еслив бы не Марьянка – руки на себя наложил, ей в ту пору два годика было…
