Неприятности профессора Клюева

У шешеков он провёл целый день и обратно в капсулу вернулся вместе с сумерками в явно приподнятом расположении духа.

Валкиндат сидел в том же кресле с бластером на коленях и бесцеремонно ковырялся в зубах. На столе виднелись остатки еды в треугольных иглеанских тарелках.

– Голод не тётка, – подмигнул ему Клюев и принялся, щурясь поверх очков, рассматривать панель пищевого автомата.

Валкиндат поморщился.

– Шутки у вас, – сказал он сердито.

– А, – махнул рукой Клюев, принюхиваясь к большой порции жареной картошки с мясом, – не обращайте внимания. Это у нас поговорка такая, ничего особенного. Фольклор.

Он жадно глотал, почти не жуя, обжигающую картошку, запивая холодным, почти настоящим по вкусу молоком, млел от наслаждения.

Валкиндат наблюдал за ним молча с несколько брезгливым выражением лица.

– Я так понимаю, аборигены вас не кормили, – сказал он.

– Ещё как! – простодушно ответил Клюев, не переставая жевать. – Знаете, Валкиндат, рагу из гигантского цветка-трупоеда выглядит и пахнет… Как бы вам эстетично объяснить? – он помахал вилкой в воздухе. – Вот, для примера, у ваших любимых ундаков бывает понос?

По лицу иглеанина было понятно, что бывает. И ещё как бывает.

– Вот, – весело подтвердил Клюев, – а отказаться нельзя. Гость, отказавшийся от угощения, наносит хозяину страшное оскорбление. Пришлось есть.

– И как?

– А что как? Лес большой, дорога длинная, – Клюев залпом выпил кофе, поставил чашку на стол и уже серьёзно спросил. – Что-нибудь происходило в моё отсутствие?

– Да ничего, – скучным голосом ответил иглеанин, – Гринбер не воскрес, а вот Пама и Толго система жизнеобеспечения неплохо подлатала. Оба уже в сознании, но поговорить с ними не было возможности. Система не пустила меня в каюты.

– Лативумсайо?

Валкиндат потёр виски.

– Знаете, Клюев, – откровенно сказал он, – по-моему, янусианин рехнулся. Сами посудите, в принципе, цел и невредим, но в каюту к себе не пускает категорически. Приоткроет дверь, глазами испуганными постреляет и всё. Разговаривать отказывается, а сам, между прочим, постоянно бубнит.

– Вы бы осторожнее с оружием, – посоветовал Клюев, наблюдая, как иглеанин крутит его, словно игрушку, – как бы не пришлось вас рядышком с Гринбером укладывать. Система безопасности – она ведь шуток не понимает.

– Да отключил я её, – досадливо отмахнулся Валкиндат, – какой теперь смысл.

– Архин тоже у себя заперся, – сообщил он, чуть погодя, – один раз вас спрашивал. Сказал: с Клюевым буду говорить, больше ни с кем.

– Интересно, – протянул Клюев, – а вы?

– Я? – Валкиндат грустно улыбнулся. – Я целый день сижу и жду, из-за какой двери в меня выстрелят. Скоро стану, как Лативумсайо.

Клюев подвинул своё кресло ближе, облокотился, подпёр подбородок рукой.

– Скажите, Валкиндат, – спросил он, – а как давно вы знакомы с Памом?

Когда за окном всё отчётливее стали проступать извилистые очертания коричневого леса, Клюев понял, что окончательно вымотался. После непростого разговора с иглеанином, он в нарушение всех правил и инструкций, не обращая внимания на ругань системы жизнеобеспечения, заставил капсулу впустить его к Паму и Толго.

Руокрыл ничем особо не порадовал. Коверкая слова больше обычного, он сообщил только, что уже собирался направиться к лесу, когда заметил в противоположной стороне меж деревьев мелькнувшую фигуру. Судя по росту и манере двигаться, это был не абориген. Больше сообщить он ничего не мог, фигуру скрывали заросли и густая тень. Потом вспышка и жгучая боль в крыле.

Толго говорил свободнее, но как-то осторожно, взвешивая каждое слово и всегда дожидаясь следующего вопроса. Да, он пытался наладить связь. Нет, пока это у него не получалось, но вы же понимаете, там всё поломано. Потом его зачем-то, он не расслышал, окликнул Гринбер, и он, Толго, зашёл в его каюту. А дальше? Дальше он ничего не помнит. О том, что Гринбер погиб, а Пам серьезно ранен, узнал утром от Валкиндата. Это страшно, согласитесь, Клюев, это очень страшно. Простите, но когда Эльбан вступал в Сообщество, ему обещали процветание и поддержку, а уж никак не военные действия на других планетах. Разумеется, если он что-нибудь вспомнит, будьте уверены…

Каталиец открыл сразу. Бросалось в глаза, что чувствует он себя ненамного лучше Клюева.

Конечно, он ни в кого не стрелял, какая чушь! А если бы и стрелял, то в первую очередь погиб бы сам. Это же понятно. И он понятия не имеет, что произошло. Был шум. Нехороший шум, как будто кто-то падал. Затем сирена. Он побежал к каюте Гринбера, а там они оба. Уже. Бластер? Ах, бластер. Оружие выкатилось ему под ноги. Он поднял. Зачем? Машинально, наверное. Да, Гринбер был нехорошим человеком. Низким и подлым, способным на подлог и воровство. Но убивать?! Здесь?! Нет, он, Архин Кули, не убивал Гринбера.

– А почему вы вернулись? – вставил Клюев. – Из леса?

Архин споткнулся на полуслове.

– Документы, – признался он неохотно, – у меня в каюте. Гринбер мог выкрасть. Я опасался.

Клюев уже выходил, поблагодарив за помощь, когда каталиец вдруг остановил его:

– Подождите! Ещё кое-что.

А вот это был сюрприз. Любопытный сюрприз.

Оказывается, прошлой ночью не спалось и Архину и, чтобы немного остыть и вогнать себя в дремотное состояние, он из своей каюты вышел на террасу. Постоял недолго, почувствовал сонливость и уже собирался было вернуться обратно, когда из приоткрытой двери соседней каюты услышал голоса.

– Зачем вы здесь? – голос Толго.

– Кгто ты? – голос Пама.

– Я вас не понимаю, – голос Толго.

– Ты не он. Кгто ты? – голос Пама.

– Я вас не понимаю, и прошу немедленно покинуть мою комнату, – голос Толго.

– Мы Валкгиндат знакгомы. Ты Валкгиндат не знакгомы, но ты Валкгиндат знает.

– Послушайте, господин Пам, сейчас совсем не время для загадок, – голос Толго, – давайте продолжим наш бессмысленный разговор завтра.

Молчание.

– Эльбан – древняя раса? – голос Пама.

Молчание.

– Иглениане не любят сам через кгосмос. Мы часто кгорабли им. Часто. Я тоже.

Молчание, потом Толго изменившимся голосом:

– Не любят, говорите, через космос. И ты тоже?

– Эльбанскгий кгорабль мы встречать в тот год. Помогать в тот год, – голос Пама, – я буду ходить и думать. Скгоро тебе скгажу, что.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» – мысленно присвистнул Клюев.

Что касается Лативумсайо.

Что касается Лативумсайо, то Клюев удостоился только лицезреть в нервно приоткрытую дверь половину перекошенной зеленоватого цвета физиономии янусианина, услышать неразборчивое бормотание и не более.

Клюев, морщась, снял очки. Принялся растирать глаза.

Три факта можно принять как аксиому. Во-первых, это точно не несчастный случай. При несчастных случаях прицельные выстрелы, конечно, бывают, но крайне редко. Значит, всё же попытка убийства. Во-вторых, он, Клюев, однозначно ни при чём. Значит, минус один подозреваемый. И, в-третьих, ни Гринбер, ни Толго активировать систему безопасности не могли. Не дураки же они, в самом деле, под удар подставляться.

«Зелёный – опасно!» – сказал старый шешек. Точнее – зелёный позади, за спиной Валкиндата, лицом к лицу с аборигеном. Кого же ты там увидел, глупенький? Запись внешнего наблюдения ничего не дала. Пространство внутри дипкапсулы и часть террасы датчики не охватывают, запрещено. Это и понятно, угрозу можно разглядеть на расстоянии, а в случае чего включится система безопасности.

Зелёный, зелёный…

У Архина тёмно-зелёный скафандр. У Гринбера, который, кстати, вполне мог оказаться на планете гораздо раньше, чем официально появился, зелёный значок МЗК. У Пама при определённом освещении крылья слегка отливают салатовым. Янусианин, когда волнуется, зеленеет лицом. Набалдашник моей трости в режиме ожидания тоже мерцает зелёным. Тьфу.

Молодец, Герман, поздравляю, ты успешно впадаешь в старческий маразм.

Бред высшей категории.

А вдруг я не там ищу? Вдруг история с Валкиндатом была банальным отвлекающим манёвром? Кто в таком случае является настоящей целью убийцы? Пам? Ведь именно в него стреляли. Архин? Собственно, почему бы и нет. Толго? Прилично контужен, но ведь мог быть и убит. Или, как ни крути, Гринбер? Из всех вышеперечисленных он один уже никогда не вернётся на родину.

Так, снова и по порядку.

Кто мог разбить коммуникатор? Кому это было на руку? А вот господину Гринберу более всех это было на руку, царство ему небесное. Зачем? А чтобы огласка скандала не сорвала переговоры и подписание договора.

Лативумсайо было на руку? А хрен его знает. С чего мы вообще взяли, что это был он? Толго сказал. А если Толго врёт? А зачем ему врать?

Вчерашней ночью, похоже, не спал никто, и в центр связи мог зайти любой. Мог зайти любой.

Клюев почесал увеличивающуюся лысину.

А давай-ка, Герман, поиграем в слова. Если сказать не «любой», а «каждый»? А теперь «каждый» заменить на «все».

Ой-ой-ой, Герман. Это что же получается? Это же получается, что ты тут самый главный идиот, Герман. Старый идиот!

А забавно всё же, чем им так насолил Гринбер? Впрочем, не время. Делать-то что сейчас? И дальше изображать непонимание и усиленную, но безрезультатную мозговую деятельность или рискнуть раскрыть карты? Сыграть, так сказать, ва-банк.

Так, допустим, Гринбера они убили. Остаюсь я один.

Ан нет, ребятушки, не один. Со мной ещё Толго.

Значит, нас двое. Не станут же они убивать эльбана! Да и три трупа вызовут вполне объяснимый интерес не только Земли. Эх, Герман, не к шешекам в деревню надо было бегать, а с Толго поговорить по душам! Если бы я понял всё раньше, если бы я…

Стоп!

Есть такое замечательное слово – ошеломить. Насколько известно, родилось оно в стародавние времена в боях да сражениях, когда один более расторопный воин умудрялся засветить мечом со всей дури другому, менее расторопному, по шелому, шлему, то есть.

Уж какое там небо в алмазах видел ошеломлённый, неизвестно, а вот у Клюева в глазах мгновенно потемнело.

А потом прояснилось.

Да настолько прояснилось, что соскочил Клюев с места, как ужаленный, и ну лупить себя ладонью по лбу, тихо, но очень отчётливо матерясь.

Тяжело найти чёрную кошку в тёмной комнате, видите ли?

Лента Мёбиуса, видите ли?

Улыбка Джоконды в Чёрном квадрате, видите ли?

Господи, надо же быть таким слепым!

Кошка не чёрная.

Кошка серая!

Ах, едят вас мухи!

Чужое, полное непривычных цветов и запахов утро расползалось по окрестностям неспешным рассветом, а Клюев ещё долго, не в силах успокоиться, метался по зале и время от времени грозил кому-то в пространство кулаком.

Глава XII

Очень подмывало сказать: «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие».

Очень подмывало, но Клюев сдержался.

Когда утром он сообщил, что готов поделиться своими соображениями по поводу всего случившегося, реакция была разной. Однако сейчас они все были здесь: откровенно скептически настроенный Валкиндат с бластером на коленях; даже в кресле вытянутый, как струна Архин Кули; осунувшийся, казалось, ещё сильнее, дёрганный с бегающими глазами Лативумсайо (с ним пришлось здорово повозиться); недвижимый, как изваяние, Пам со слегка отставленным левым крылом, по которому разноцветными искрами сновали медицинские нанороботы; грустный Толго в неизменном синем плаще с капюшоном, скрывающим половину лица, оставляя впрочем, большие трогательные глаза видимыми.

Все смотрели на Клюева, стоящего у входа на террасу спиной к свету, отчего практически невозможно было понять выражение его лица.

Клюев снова обвёл всех взглядом.

– Ну-с, – сказал он, растягивая согласные, – начнём с общеизвестных фактов. Если вдруг то, что я буду сейчас говорить, покажется вам несущественным, пожалуйста, проявите терпение. Поверьте, это в наших общих интересах. И ещё одно, – Клюев сделал упредительную паузу, тон его несколько изменился, – считаю своим долгом предупредить, что сегодня на рассвете я включил систему безопасности на поражение. И на всякий случай заблокировал возможную отмену команды, – он улыбнулся. – Кое-чему меня успели научить перед вылетом.

В одночасье сошедший с лица Валкиндат осторожно покосился на предохранитель на бластере и медленно двумя пальцами переложил его на край стола.

Клюев одобрительно кивнул.

– Так вот по поводу общеизвестных фактов, – заговорил он, неспеша прохаживаясь вдоль большого окна, – ни для кого не секрет, что дипкапсула представляет собой полусферу. А если мы взглянем на неё в горизонтальном разрезе, то получим три вписанных друг в друга окружности разного диаметра.

Клюев остановился.

Пока никто не возражал. Возможно, не особо и вслушивались, но и не возражали.

Клюеву вдруг (надо же когда!) вспомнилась самая первая лекция в его жизни. В тот день он очень волновался и без особого успеха, надо сказать, храбрился, убеждая себя, что перед студентами робеть нельзя. Это последнее дело, перед студентами робеть.

– Первый круг, – продолжил он, обводя тростью пространство вокруг, – это общая зала. Третий, – трость с лёгким стуком ткнулась в окно, – открытая терраса. И, соответственно, внутри второго круга располагаются каюты и служебные отсеки.

Валкиндат демонстративно зевнул.

– Я не понимаю, – начал было Архин, однако Клюев вежливо, но твёрдо перебил:

– Не всё сразу. Давайте воспроизведём последовательность расположения помещений в капсуле, – он несколько раз несильно ударил указательным пальцем по набалдашнику. Трость выпустила фиолетовый луч, сразу же развернувшийся в трёхмерную модель, – ну, предположим слева направо: резервная каюта, в которой обитал Гринбер, затем каюта Пама, за ней ваша, Архин, далее каюты Толго, Валкиндата, вашего покорного слуги и Лативумсайо. Замыкает круг центр связи. Всего восемь секторов. Кроме того, все жилые помещения, за исключением центра связи, имеют самостоятельные выходы на террасу. Достаточно нажать на кнопку на панели и дверь разомкнётся. Правда, удобно?

– Гклупо,– брезгливо поморщился Пам, – кг делу.

– В самом деле, – пожал плечами Толго, – что нам это даёт?

Клюев улыбнулся. Клюев был сама любезность.

– Сейчас? – уточнил он. – Абсолютно ничего.

И вдруг заговорил быстро и жёстко, отрывисто жестикулируя и буквально прожигая взглядом.

– Я не знаю, что будет со мной, поэтому и включил систему. Я не знаю, по какой причине пятеро из нас желали смерти Рене Гринберу. Но я точно знаю, что многие оказались на этой планете не случайно. Возможно, они ждали удобного случая, возможно, всё решилось в последний момент, однако факт остаётся фактом – человек, представитель Межзвёздной земной корпорации убит. Не погиб в результате несчастного случая, а убит. И я намереваюсь рассказать, каким образом было совершено убийство, а вы, если что меня поправите, правда, Валкиндат? Ведь не было никакого покушения! Вы ждали Гринбера, и когда на планете вместо него появился я, даже расстроились немного. Но быстро взяли себя в руки. Ещё бы! Обвести вокруг пальца ничего не понимающего в таких делах недотёпу и сорвать подписание договора – пара пустяков! И убивать никого не надо. Но Гринбер прилетел! Пусть с опозданием, но прилетел. И вам пришлось действовать. Вот только одна загвоздочка – каким образом? По какой-то причине, допускаю, что в связи с моим появлением, первоначальный план оказался негодным. И тут, как по заказу, необычайно удачно подвернулся старый шешек. И Валкиндат провоцирует его на агрессию, прекрасно понимая, чем это кончится. Кстати, поздравляю. Поздравляю и аплодирую вашей находчивости, быстроте ума и артистичности. Блестяще исполнено! Ах, боже мой, покушение! Тут бы и свернуть миссию, да несчастный Гринбер упёрся. Помните ту бесподобную сцену, когда они с Архином чуть не вцепились друг в друга? – Клюев быстрым движением поправил сбившиеся очки и вдруг рявкнул надрывно. – Сидеть тихо! Вы правы, Пам, я стал вам мешать. Недотёпа оказался хоть и бывшим, но членом Совета. А это уже не шутки. У Совета очень тяжёлая рука. И очень длинная. Итак, начинается самая захватывающая часть нашей истории. Ночью вы вырабатываете новый план. Ночью же начинается его осуществление.

– А ведь Гринбер что-то подозревал, – сокрушённо продолжил Клюев, – недаром приглашал меня к себе. Намекал, а вы, Пам, это отлично видели. Помните?

Рукокрыл чуть заметно дрогнул больным крылом.

– Сидеть тихо, – предупредил Клюев, – берегите здоровье, любезнейший. В метрополиях тревогу по поводу отсутствия связи поднимут быстро, но прибыть сюда мгновенно не смогут – слишком уж глухая провинция. Так что дня три у вас было. Лативумсайо той же ночью, – продолжал Клюев, неспешно прохаживаясь вдоль окна на террасу, – разбивает коммуникатор и, по сценарию, скрывается в лесу. Надо сказать, сам того не желая, очень на руку вам сыграл Толго. Именно он видел янусианина ночью. Это уже потом мы вспомнили про камеры внешнего наблюдения.

Как и задумано, подозрения теперь всецело падают на Лативумсайо, и нам, волей-неволей, приходится организовать его поиски. Вы, Архин, перекладываете ремонт коммуникатора на Толго, зная, что эльбан новичок и быстро не справится, и вместе с Валкиндатом, обеспечивая себе алиби, отправляетесь в лес. Якобы! Только никакими поисками заниматься вы не собираетесь, ведь вам как раз отлично известно, что на самом деле Лативумсайо никуда не пропадал. И задача ваша состоит в другом. Добравшись до окраины леса и убедившись, что я на достаточном расстоянии, вы, Архин, бегом возвращаетесь в капсулу через свою каюту. Счёт идёт на секунды. Вам нужно сделать так, чтобы я не успел уйти слишком далеко, чтобы я собственными глазами увидел картину, так сказать, во всей красе. Пам поднимается в воздух, и какое-то время кружит над капсулой, как бы разминая крылья. Валкиндат в соответствии с планом стреляет в Пама, но неудачно! Пам ранен по настоящему. Вы в тот момент не играли, Валкиндат, вы и в самом деле страшно испугались, что убили его.

Примерно в это же время Архин проникает в каюту Гринбера, который, кстати, опасаясь за свою жизнь, приглашает к себе Толго. С вашей, Архин, физической силой оглушить эльбана незаметно подкравшись, сущая ерунда. Затем вы блокируете дверь в каюте (дипкапсулы – это всё же ваша специальность!), заявляете окаменевшему Гринберу, что вернётесь с оружием, включаете систему на поражение, а когда снова появляетесь на пороге, Гринбер, скорее всего чем-то замахивается на вас, защищаясь. Система срабатывает, Гринбер валиться замертво.

Дальше совсем уже просто. Я сам отправляю Валкиндата внутрь, где он и передаёт вам бластер. И никакого риска! Даже с бластером в руках вы вне подозрений.

И под финал душераздирающая сцена появления Лативумсайо! Правда, он оказался не таким стойким и скорости стал здорово трусить, чем, несомненно, нервировал остальных участников заговора.

Но это мелочи. Как бы там ни было, а дело сделано! Гринбер устранён, договор сорван и ещё неизвестно кому теперь достанется эта богатая планета. Пусть господин бывший чрезвычайный представитель ломает себе голову. – Клюев перевёл дыхание. – И в заключение, я не знаю, действовали ли вы по указанию ваших правительств или это была личная инициатива. Я не знаю, кто именно привёз бластер и координировал операцию. Но одно я знаю точно, – Клюев обвёл всех мрачным взглядом, он тяжело дышал, редкие волосы сбились на лоб, очки сидели криво, – вам всем очень многое хочется мне сказать.

И вдруг, совсем по-мальчишески подмигнув, добавил:

– Я же пошутил. Это шутка такая, а вы все купились.

Глава XIII

С минуту в зале стояла гробовая тишина.

А потом началось!

Клюеву показалось, что на него обрушился цунами величиной с гору.

Говорили все сразу, точнее – орали.

Валкиндат не ругался, нет. Валкиндат просто сочился ядом, давая понять, что всегда считал человечество сборищем тупых и недалёких болванов, жуткой и неудачной пародией на иглеан, и будь его воля…

Дальше Клюев не расслышал, потому что всё заглушал Архин. Вытянувшись во весь свой немалый рост и размахивая четырьмя руками, он конкретно рисковал схлопотать от системы безопасности, но, как ужаленный, верещал про человеческое убожество и неполноценность, грозя всевозможными карами от немедленного разрыва дипломатических отношений до вполне реальной перспективы при первом же удобном случае собственноручно сделать из Клюева кольчатого червя.

Пам гыкал и клокотал, во всеуслышание и весьма доходчиво поясняя сколько раз и с какой именно высоты он будет сбрасывать мерзавца на поверхность, да так, чтобы тот ещё и подпрыгивал.

Даже Лативумсайо, на время забыв дрожать и бояться, то и дело повизгивал что-то гневное и неодобрительное.

В глобальном конкурсе на самую жестокую кару не участвовал один Толго. Он просто смотрел и слушал. Слушал и смотрел.

Когда пыл поутих, а от праведного гнева уже не веяло испепеляющим жаром, Клюев, совершенно обессилевший, позволил себе рухнуть в кресло.

– Да успокойтесь вы, – сказал он устало, – шутка, конечно, небезобидная. Да что уж там, жестокая шутка. Но так надо было.

– Кому? Вам? – отнюдь не доброжелательно спросил Валкиндат. – Поглумиться?

– Пока ещё есть время, – будто не заметив сарказма, говорил Клюев, – я хотел бы попросить прощения и снять всякие подозрения с Лативумсайо.

Янусианин вздрогнул и ещё сильнее вжался в кресло.

– Помните, Валкиндат, наш разговор накануне? Вы ещё сказали тогда, что между нами, в сущности, не так уж и много различий. Может, и немного, но порою они важнее и сложнее, чем кажется на первый взгляд. Рукокрылы, предположим, – он кивнул в сторону Пама, – считают святотатством раскрыть перед чужаками истинное имя своей планеты. А вот янусиане верхом кощунства полагают продолжение рода везде, кроме Дуро.

Смутная, ещё не оформившаяся догадка пошленькой ухмылкой поползла по лицу иглеанина.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, – не дал ему закончить Клюев, – что наш уважаемый Лативумсайо прибыл на планету, если можно так выразиться, в положении.

Пам разочарованно отвернулся, а Архин с выпученными, как у жабы глазами уставился на янусианина. Словно нашкодивший мальчишка Лативумсайо готов был вот-вот пустить слезу.

– Я думал, что успею, – лепетал он, – а тут такое. Это очень важно. Вы не поймёте. Эта работа – статус, престиж! Я немного убавил срок, чтобы отпустили, – он сник. – Как раз ночью должно было. Они бы догадались, они бы всё поняли по моему виду.

– Поэтому вы боялись связи с домом, – не спросил даже, а просто продолжил за него Клюев, – запаниковали, разбили коммуникатор и скрылись в лесу.

Лативумсайо всхлипнул.

– Я тогда ничего не соображал толком, – сказал он, потом порывисто вскинулся, вцепился Клюеву в рукав и заговорил быстро и горячо. – Не сообщайте им! Умоляю, не сообщайте! Иначе позор! Всему моему роду позор!

Клюев осторожно, неумело, что ли, погладил его по голове.

– Не надо стыдиться. Вам стыдиться не надо. Вы уникальный народ. Вы единственные во всей Галактике. В каждом из вас в полной гармонии существуют две личности, чтобы однажды, с появлением потомства одна из них перешла в новорождённого. Тут и с одной-то совестью не знаешь, как сладить. Мы не сообщим.

– Кгажется, нас больше, чем кгажется, – глубокомысленно заметил Пам.

– И… где? – спросил несколько сбитый с толку Архин Кули.

Лативумсайо махнул рукой в сторону своей каюты:

– Там.

– Я прошу прощения, Лативумсайо, что совершенно выпустил из памяти эту особенность вашего народа, – почти официально произнёс Клюев. – Это грубейший просчёт с моей стороны, поскольку той ночью я слышал ваш, хм, внутренний диалог, но, к сожалению, ошибочно заподозрил наличие в каюте постороннего. Это моя ошибка, и если бы я догадался сразу…

– И что бы это изменило? – Валкиндата явно раздражала эта сентиментальная патетика.

– Видите ли, – понуро проговорил Клюев, – с самого первого дня меня что-то смущало. Несоответствие, неправильность складывающегося бытия, если хотите. Мелочи, детали, на которые обычно не обращаешь внимания. Я и не обращал поначалу, пока мы не запутались, пока не выстрелили в Пама, пока не погиб Гринбер.

Он был какой-то поникший сейчас, вымотаный, осунувшийся очень немолодой представитель Координационного Совета в отставке Герман Клюев, с реденькими местами седыми волосами, зачёсанными кое-как, нездоровым цветом лица, немного скошенным в уголках губ ртом и потухшими совсем беззащитными глазами. Он проиграл и понимал это. И поэтому сдался.

– Я самодовольно полагал, – еле слышно говорил он, – что мои прошлые заслуги, мой прошлый опыт позволяют и здесь принимать решения, выносить оценки всему и всем. Если отбросить внешнюю шелуху, именно по моей вине пострадал Пам, по моей вине погиб Гринбер, моя нерасторопность и недогадливость чуть было не привели к трагедии Лативумсайо, и по моей безрассудной прихоти Толго рисковал жизнью дважды – сперва, отправившись к аборигенам, потом, оставшись в дипкапсуле практически без защиты, – он тяжело поднял взгляд на эльбана, – кстати, Толго, сделайте старику одолжение, унесите отсюда свой бластер. Ни к чему он тут.