Двери

– Идиот, классический идиот, – бормотал он, с трудом выуживая из полупустого чрева рюкзака телефон.

Так, теперь выключить будильник (откуда он взялся?), разблокировать…

– Заррраза!

Руки бессильно упали на колени, телефон выскользнул из скрюченных пальцев и мягко шлёпнулся в мелкий мусор на полу.

Мобильная сеть недоступна.

Разумеется, он же сейчас практически на дне ямы.

Послав к чёрту репутацию и чувство собственного достоинства, Андрей принялся лихорадочно набирать экстренные вызовы. Сейчас ему было абсолютно всё равно, кому звонить. Хоть полиция, хоть пожарные, да хоть психушка с наркоконтролем! Лишь бы приехали, лишь бы выпустили его из этого проклятого дома.

Никого. Ему вдруг показалось, что он остался один-одинёшенек на всём белом свете. Он и этот дом. Он в доме.

– Погодите-ка, – мысль была настолько естественной, что Андрей даже не успел удивиться, – второй этаж. Я забыл про второй этаж.

Он посмотрел в сторону распашной двери. Там тоже окна, а ещё там четыре комнаты. Правда, они заперты, но это ничего. Это мы постараемся исправить. Главное, там можно попытаться поймать сигнал!

На самом деле подниматься наверх очень не хотелось.

– Орёт кто-то, ну и пусть орёт, – шёпотом уговаривал он сам себя, делая шаг во тьму коридора. – Это, наверное, кошка. Через слуховое окно залезла, а выбраться не может. Вот и орёт. Они всегда орут.

Лестница. Истёртые, будто прогибающиеся под тяжестью невидимых тел ступени.

Андрей посветил наверх. Стена и поворот в коридор. Всего-то и надо, подняться, поймать сигнал и позвонить. Кому? Да всё равно кому. Главное, дозвониться, главное…

Перила изгибались, следуя за лестницей и почти примыкая ко второй распашной двери. Ступая на цыпочках, Андрей посветил в закуток перед ней и почувствовал, что начинает задыхаться. Сквозь стеклянную вставку одной створки на него смотрело мертвенно бледное недвижимое лицо. Белые слепые глаза, тонкие губы, скривившиеся то ли в усмешке, то ли в презрении, обрубок шеи.

Фонарь дрогнул в трясущейся руке, и тут же наваждение смазалось, будто мокрой тряпкой провели по меловому рисунку.

Всё ещё не в силах сделать ни вдоха, Андрей последним рывком ускользающей воли преодолел оставшиеся ступеньки, с непередаваемым облегчением сполз по стене на пол и наконец-то перевёл дыхание.

– Угол падения равен углу отражения, – прошептал он сухими губами и хихикнул.

Это был бюст. Тот самый гипсовый бюст какого-то римлянина, преспокойно стоявший на простенькой этажерке. Это его Андрей уже видел сегодня, когда обходил дом.

Он вытащил из нагрудного кармана телефон и разблокировал. Свет от включившегося экрана колол уже привыкшие к полумраку глаза. Вытерев рукавом куртки лицо, сощурившись, Андрей с надеждой вгляделся в значки.

Сигнала не было.

– Чёрт!

Значит, надо идти к окнам, хотя бы к окнам. Про то, чтобы попытаться проникнуть на чердак, Андрею не хотелось даже думать.

С трудом поднявшись на негнущихся затёкших ногах, он подошёл к двери, толкнул свободной рукой обе створки, нацелив луч фонаря вглубь коридора.

И опять, как в прошлый раз, это движение Андрей не услышал. Почувствовал. А ещё он почувствовал с удивительной ясностью, что если не обернётся – умрёт. Не важно, от чего. Инфаркт, инсульт. Он сейчас был одинаково близок к любому из этих летальных исходов. Страх, встреченный лицом к лицу ещё можно победить или, на крайний случай, пережить. Страх, стоящий у тебя за спиной – рано или поздно – верная смерть.

И Андрей обернулся.

Мертвенно бледная в свете умирающего фонаря гипсовая голова, скрипнув обрубком шеи, медленно подняла на Андрея лицо, вперилась в него невидящими, без зрачков, глазами и открыла рот.

– Аааааааа…

На голых рефлексах, не осознавая, что делает, Андрей с размаху саданул фонарём по темени гипсового римлянина и потерял сознание.

Очнулся он от грохота. Невесть откуда взявшегося и заполнившего собой всё окружающее, переливающееся множеством оттенков сумрака пространство. Тело трясло мелкой сильной дрожью, голова была тяжёлая, будто похмельная, а во рту чувствовался привкус крови. Не делая попыток подняться, Андрей облизнул в коростах пыли губы. Так и есть. Нижняя припухла и саднила. Разбил, когда падал. С трудом перевернувшись, а потом встав на четвереньки, он пошарил руками вокруг в поисках фонаря. Нашёл, нажал резиновую кнопку. Ничего. Его затрясло сильнее. Сознание, ещё не вернувшееся полностью, снова замерцало, увязая в липких пальцах подступающей безотчётной паники. Андрей принялся судорожно водить руками по полу, ползая по узкому коридору, и то и дело натыкаясь, на деревянные, ощерившиеся торчащими гвоздями плинтуса, осколки чего-то острого и прочий мусор. Паника подбиралась всё ближе. Остаться здесь запертым да ещё в полной темноте…

– Да где же, – крикнул он не своим голосом, готовый даже разрыдаться, и вдруг понял, что вокруг стало тихо.

Андрею мог бы поклясться, что слышит, как седеют волосы у него на голове. Тихонечко, еле слышно, с лёгким шуршанием опавших и съёживающихся от первого мороза листьев.

Рука сама собой дёрнулась и наткнулась на искомое. Андрей вцепился в выпавший телефон, улыбнулся, не обращая внимания на сочившуюся кровь, погрозил кому-то кулаком и медленно провёл по треснувшему экрану грязным пальцем. Так умирающий от голода человек смотрит на кусок хлеба, раздираемый желанием немедленно проглотить его целиком, не жуя, и необходимостью разделить, оставив кусочек на потом.

Совладав с собой, Андрей разблокировал телефон и подполз на коленях к ближайшему окну. Сигнала не было. Тогда, хрипя и пыхтя от натуги, он попытался взобраться на хлипкий подоконник. Но сырое рыхлое дерево не внушало доверия, и Андрей отступил.

Сигнала не было.

Волна обжигающей ярости вздыбилась в нём, сокрушая на своём пути и усталость, и страх, и боль. Вздыбилась и осела мутной пеной, оставив после себя ощущение тщетности и разбитости.

Андрей снова опустился на пол, прислонившись к двери одной из комнат. Включил фонарик на телефоне, провёл широким кругом света по сторонам. Всмотрелся. У самой лестницы валялась перекошенная этажерка, рядом – осколки гипсовой головы. Подбородок и рот римлянина оказались возле левой ноги Андрея. Он брезгливо скривился и торопливо отшвырнул обломок. Тот, легко постукивая выступающими краями, укатился в угол и, чем-то звякнув, замер там.

В дверь, на которую Андрей навалился спиной, тихонечко нерешительно поскреблись. Казалось, кто-то водил пальцами по грубой шероховатой поверхности. Андрей затаил дыхание, прислушиваясь, не померещилось ли. Но в следующее мгновение невидимые пальцы, словно выпустив когти, ударили сильнее.

Андрея отбросило к противоположной стене. Как по команде грохот возобновился. Из каждой запертой комнаты что-то рвалось наружу. Рвалось яростно, как в последний раз. Билось, царапало, стучало.

Андрей съёжился в комок, обхватив голову руками и уткнувшись лицом в колени, лишь бы не слышать, лишь бы не видеть, как сотрясаются двери под мощными ударами, как осыпаются мелким мусором и шелухой отслоившейся краски, как стонут петли и замки, последними усилиями сдерживая натиск.

Шум нарастал, становясь почти оглушающим и охватывая уже весь дом целиком, пока из какофонии ударов не родился чёткий, всё ускоряющийся ритм, подчиняя себе биение пульса и разгоняя сердце до смертельно опасной нагрузки.

И Андрей не выдержал. Вскинул голову и заорал, брызгая слюной и капельками крови:

– Хватит! Что вам от меня нужно? Что?

Кровь стучала в висках кузнечным молотом, перед глазами даже в темноте стояло алое марево. Но удары стихли.

– Что мне сделать? – повторил Андрей, с трудом выдавливая из себя воздух.

Снова стукнуло. Один раз внизу, на первом этаже, и один раз у самой лестницы на втором.

– Выпустить? – догадался Андрей. – Вас надо выпустить?

Череда подтверждающих перестукиваний.

– Я выпущу вас, а вы выпустите меня, – сказал он, – так?

Пауза. Снова лихорадочная дробь. Затем сильный, требовательный удар.

– Хорошо, хорошо, – Андрей поднял обе руки, жестом подтверждая согласие, – я понял. Я постараюсь.

Он поднялся тяжело, как контуженный, качаясь и придерживаясь руками за стены и перила, спустился вниз. Поискал глазами оказавшуюся бессильной против металла ножку стола и уже собрался было поднять, когда взгляд упал на лежавший на столе фотоальбом.

Чувствуя, что наконец-то делает что-то правильно, Андрей подошёл к столу, опёрся одной рукой о столешницу и перевернул тяжёлую обложку.

Две фотографии. Две двери. Обе он узнал сразу, да их не надо было узнавать. Распашные. На первом и втором этажах. Андрей перелистнул страницу. Ещё две фотографии. Ещё две двери.

Кружок света, единственное, что ещё связывало Андрея привычным миром, затрепетал и потускнел. Аккумулятор в телефоне садился. Нужно было торопиться.

Он принялся перелистывать страницу за страницей, на каждой неизменно обнаруживая одно и то же – две фотографии. Конечно, сейчас при более внимательном рассмотрении он видел, что двери на фотографиях пусть и немного, но отличаются одна от другой. Рисунком, фактурой, ручкой, скважиной замка. Теперь надо было понять, что с этим делать и как это поможет ему, Андрею.

Андрей выпрямился и уставился в мглистую пустоту невидящим взором.

– Ну, – спросил он то, что ломилось на волю из запертых комнат, – теперь что?

Дом немедленно отозвался раздражёнными ударами.

– Хорошо, – согласился Андрей, – я понял. Я посмотрю.

И он принялся снова и снова перелистывать страницы фолианта. Десять фотографий. Но распашные двери открыты. Значит, восемь фотографий. Восемь дверей. Ни подсказки, ни намёка на то, как их открыть и где искать ключи.

И тут до него дошло. Нет никаких подсказок и нет никаких ключей. Точнее один ключ всё же есть. И это он сам.

Резкими, грубыми движениями, боясь опоздать, Андрей принялся вырывать фотографии из альбома, не обращая внимания на жалобный хруст страниц и смятые уголки. Пересчитал, перетасовал, как карточную колоду, нашёл нужную.

Самая первая дверь, рядом с платяным шкафом.

– Старый дом, – проговорил Андрей, кивнул и уточнил, – любой старый дом, он ведь не мёртвый, да? Человек строит дом, живёт в нём, наполняет его собой. И дом, не сразу, далеко не сразу, перестаёт быть просто камнем и деревом. Он обретает…

Андрей медленным, острожным движением приложил фотографию к двери. Чуть подержал и отпустил. Бумага посерела и осыпалась пеплом. Андрей толкнул дверь, легонько, двумя пальцами, и та послушно поддалась, открывшись на ширину ладони.

– Некоторые верят в то, что старые дома со временем обретают душу, – сказал Андрей тому, что стояло сейчас у него за спиной, – но это не так. Неправда это. Они обретают потребность. Потребность в чьём-то присутствии, потребность в собственной нужности.

Вторая дверь. Вторая фотография. Серый, лёгкий, как пух пепел, падает и тает, не долетая до пола.

Тех, стоящих за спиной, бесплотных и молчаливых, стало больше.

– Собака, брошенная хозяином, может умереть от тоски. Смысл жизни собаки – любящий её человек. Смысл жизни дома – живущие в нём люди.

Третья дверь. Третья фотография. Пепел. Внимающие за его спиной.

Стараясь смотреть только строго перед собой, Андрей поднялся на второй этаж.

Четвёртая, пятая, шестая фотографии.

Теперь они стояли не только за спиной. Андрей не мог видеть, но чувствовал, как внимательно они вглядываются в его лицо, словно примеряясь, оценивая.

– Дом попросил, и вы остались с ним, – продолжал он, выбирая следующую фотографию. – Вы его не бросили. Вы остались вместе ждать возвращения людей. Вот только люди не вернулись, а у вас уже заканчивались силы. Я понимаю, ждать вечно невозможно.

Седьмая дверь в дальнем конце коридора. Седьмая фотография.

– Теперь вы можете идти, вы свой долг выполнили. А я выполнил свой.

Андрей с облегчением перевёл дыхание, он снова был один.

Постоял с минуту, прислушиваясь к звукам и ощущениям. Потом торопливо сбежал по ступенькам, подошёл к входной двери и протянул руку, собираясь приложить к тёмной, в круглых сучках-родинках поверхности последнюю, восьмую фотографию.

Пальцы, только что державшие снимок, сжали пустоту.

Холодея, Андрей разжал ладонь и вскрикнул.

На вмиг вспотевшей ладошке лежали чахлые, как лепестки мёртвых цветов, слипшиеся ошмётки серого пепла.

Чувствуя, как темнеет в глазах, и земля уходит из-под ног, Андрей успел прошептать:

– Так дом не просил?

Часы в углу экрана ноутбука показывали три пятьдесят две, но сюда в низину, да ещё сквозь мутные от многолетней грязи стёкла солнечные лучи пробьются, наверное, только ближе к полудню.

Андрей поставил знак вопроса и сладко, до хруста в затёкшей спине, потянулся.

Складывая ноутбук в рюкзак, он думал, что последний абзац надо будет всё же переписать. И ещё обязательно добавить в финале ту фразу – про камень, время и человека. Да, обязательно надо.

Но это завтра. Завтра правка, корректура и прочее, прочее, прочее. А сейчас домой и спать. Чего уж там, заслужил.

Андрей закинул рюкзак на плечо, подхватил складной стульчик и уже направился к выходу, когда краем глаза зацепился-таки за чёрную, выделяющуюся на фоне более светлых створок полосу.

– Да-да, конечно.

Он улыбнулся и толкнул ладонью тяжёлую входную дверь.

В оформлении обложки использован авторский коллаж (Конышев А.) на основе изображений, взятых на ресурсе pixabay.com.

Ссылки на изображения:

https://pixabay.com/ru/photos/этаж-коридор-перспектива-пустой-4825257/