скачать книгу бесплатно
Мойры не плачут
Галина Павловна Константинова
Первый роман из серии «Варвара-краса». Студентка Варвара оказывается втянута в странную историю – школьная подруга, у которой умер отец, просит помощи. Соседка рассказывает о женщине из соседнего подъезда, неожиданно умершей. Варвара кидается в самостоятельное расследование, заручившись удостоверением журналиста и благосклонностью сотрудников полиции. Встреча с парнем Владом на вечеринке переходит в романтические отношения. Любимый ведет себя загадочно и надолго исчезает в заграничной командировке. Постепенно факты складываются в картинку, и страшная правда об убийствах становится явью.
Галина Константинова
Мойры не плачут
Часть первая
Любые совпадения имен и событий случайны. Некоторые события происходили в реальности, о чём указано в сносках. Цитаты других авторов также обозначены в сносках.
Глава 1
Февраль заметал замысловатой позёмкой. Но в баре «Азазелло» было тепло.
Здесь собралась небольшая толпа поклонников группы «Босиком по траве». Но Варвара сегодня была не просто зрителем, с ребятами завязался интересный совместный проект, и она должна была читать свои стихи. Было непривычно и волнительно, потому что на публике она не выступала ещё ни разу.
Студенческая жизнь на факультете журналистики местного университета (классического, как любили подчёркивать студенты, чтобы выделиться из общей массы университетов и академий, новоиспечённых на базе бывших институтов) подразумевала бурную тусовочную жизнь.
В «Азазелло» её позвал преподаватель, ну, для неё немного больше, чем просто преподаватель. Про себя она ласково называла его «папиком» из-за сходства с героем «Ассы»[1 - Советский кинофильм, режиссер С. Соловьев.], не только внешне и по возрасту, но и совпадению по имени-отчеству.
Андрей Валентинович сразу заметил её среди студенток, ещё на первом курсе. Как он говорил, у неё итальянский тип лица – почти чёрные глаза, довольно близко посаженные, свои, натуральные яркие брови, красиво очерченный рот, длинные волосы. Правда, фигура не совсем итальянская была, но это, как говорил Андрей Валентинович, дело поправимое.
Даже не так, говорил ей Андрей, черты лица укладывались в современный стандарт, немного долговязая фигура тоже. Но вот само очарование поворота головы, движения, действовало завораживающе. И экспрессия, взрывная энергия эмоций, почему-то ему вспоминалась Юджения, героиня «Ностальгии» [2 - Советский кинофильм, режиссер А.Тарковский.]Тарковского, и он часто об этом говорил Варваре. Собственно, они и сошлись большей частью на тему кино. Немного удивительно было, что такая юная особа интересуется Тарковским и другими старыми мастерами. Что-то было в этой девочке ренессансное. Почему-то он стал называть его «Барбарой», на западный манер.
Сейчас Андрей сидел среди молодёжи и посверкивал в темноте своей лысиной. Он держал Варвару за руку одной рукой и поглаживал её коленку под столом другой. Варвара хотела сосредоточиться на своих стихах, но никак не получалось.
Игорь, солист группы, объявил:
– Друзья, сегодня у нас совместный проект с поэтами. Мне хотелось собрать сегодня разных поэтов – взрывных, лиричных, шокирующих. Представляю вам Варвару Прокопенко. Варя – будущий журналист.
Варвара поднялась на импровизированную цену, наступила тишина, только где-то в углу бара переговаривались официанты.
– Друзья, возможно, моя тема не злободневная. Но, уверена, что каждый когда-нибудь задумывается о своей судьбе. Это стихи о мойрах, которые управляют нашей судьбой.
Три мойры сидят на краю света,
Ткут жизненный узор судьбы.
Одна тянет жребий, другая заносит в свиток
Неизбежность – пророчество «не-борьбы».
А третья, логики песне внимая,
Свивает нить, которую держим в руках,
Продираясь по жизни, слепо и не понимая,
Отчего светел день, отчего тоска…
Андрей одобрительно кивал головой, но Варвара видела, что особого интереса нет. Конечно, подумала она, это же не про жаркие объятия, нет тут тонких намёков на эротическую борьбу… Публика тоже никак не реагировала. Вернее, публика занималась своими делами – отхлёбывала пиво из больших кружек, хрустела чипсами, орешками, смеялась. Варвара вглядывалась в маленький зал, всего-то с десяток столиков. Может быть, и правда, никто не думает о своей судьбе, ведь жизнь – довольно условная штука. Хотя, нет, всё-таки кто-то её слушает, а не просто присутствует на концерте. Андрей… Его брать в расчёт не стоит, скорее всего, он уже изрядно возбудился.
В углу, почти около самого выхода, она заметила привлекательного молодого человека лет тридцати, высокого, подтянутого, очень уверенного в себе. Правда, на его лице не было и тени интереса к происходящему. Он листал новости в телефоне и не обращал ни на кого внимания. Было видно, что он просто зашёл сюда убить время.
Глухи они и к мольбам, и к проклятьям.
Но жребий – случаен, а узор как набросок…
А нам остаётся нескучное занятье-
Жить, любить и не задавать вопросов.
И побеждать. Змея вне и внутри себя.
Вспышки – затмения помнить и забывать.
Даже минуту горькую прожив, но любя,
Падая вниз, силы найти взмывать.
Слов-алмазов и слов – ядовитых стрел
Отблески растворятся в звёздной пыли.
Межвременье. Меж-пространство. Образы тел
Исчезнут. Так к чему же мы шли?
Варвара дочитала стихи, поблагодарила за аплодисменты и направилась за столик Андрея. Неожиданно она поняла, что его рука, которой он неловко приобнял её, помогая сесть, потная. Раньше она этого не замечала.
Она подумала, что он ей, вроде бы, нужен. С ним интересно. Не сравнить с мальчиками её поколения. Хотя, наверное, есть «ботаники», но с ними тоже как-то не продвинешься. Для чего же нужен Андрей…
С ним не думаешь, кто платит в кафе. Родители у Варвары люди довольно обеспеченные, сделали всё, что могли, пусть маленькая, но своя квартира в центре у неё была. Не слишком дорогие поездки тоже оплачивали, но много просить она не могла. Хотелось начать зарабатывать, но как? Кстати, Андрей никогда не намекал, что он ей помогает и что она ему что-то должна. С другой стороны, он был удобный вариант.
Где-то там, за кадром, была его семья.
Да, Варвара путешествовала либо одна, либо с родителями. Но угрызений совести не чувствовала. Она твёрдо убедила себя в том, что не разрушает семью. Ведь не заставляет она Андрея разводиться с женой. Не названивает вечерами, если знает, что он дома, и разговор может вызвать подозрение. Для чего нужен Андрей… Странно.
Она вроде бы на концерте, на сцену как раз выходил парень с молодой улыбкой и начинает читать свои провокационные стихи. А ей становится скучно от одной мысли о папике. Что будет дальше, известно наперёд. Они с Андреем либо прогуляются, либо вызовут такси, и поедут к Варваре. Она заметила, что Андрей почти не пил сегодня. Хорошо это или нет… Странно. Не пил, значит, возможно, ему не нужно рано домой. К тому же сегодня пятница. А если бы пил… Всё равно он её выматывает за ночь. Будто это в последний раз.
Варвара взглянула в угол, где сидел тот самый парень с прямой спиной. Она почувствовала некую досаду, увидев, что за столик к нему уже присела девушка, довольно пьяная. Она хлопала большими глазами и вытирала слёзы по щекам. М-да… Похоже, мальчик попал. Рассказывает ему эта лупоглазая девица, наверняка, историю своей беспросветной жизни или что-то вроде того. Очередная мыльная опера. Кажется, так лет двадцать назад именовались бесконечные сериалы про рабынь Изаур и простых девушек с именем Мария.
К Варваре наклонился Андрей и зашептал в ухо:
– Барбара, может, мы пойдём?
– Погоди немного, сейчас Женька должен выступить.
Игорь пригласил поэта Евгения. Он откинул длинную чёлку назад и принял какую-то довольно комичную позу. Немного скованно держится, подумала Варвара. Она взглянула на него с обожанием, они вместе учились в группе, а Женька был всеобщим любимцем.
Вы говорите – общество,
Вы говорите – мир.
Уговорить пытаетесь себя,
Напевая как мантру –
«я против революции!».
Подразумеваете – на наш век хватит.
Хватит!
А если не хватит, добавит братия!
Диктатура бабла – ваша демократия.
Знаком доллара – змеи обвивающей шею –
Удушены все надежды на справедливость.
Не завидую, говорю, как умею:
К вам никто не проявит милость.
Ни свои, одурманенные жаждой наживы, твари,
Ни монастыри, ни нищие,
Ни я, и не мой товарищ,
Как немой, стиснув зубы, пробивший днище,
Опостылевшей баржи существования.
Вы говорите – мир,
Намекая на величие, силу прогрессивного общества…
Что в вас прогрессивного, что общего?[3 - Стихи Евгения Колпакова.]
Андрей, кажется, стал нервничать, будто ревновать. Но Варвара не обращала на него внимания. «Папик» есть «папик», ему и положено нервничать. Она взглянула на вход в зал, таинственный незнакомец уходил с развязной девицей, придерживая её за талию или чуть ниже. Девица сильно шаталась, несколько мужчин с характерными рокерными атрибутами глядели ей вслед. Игорь пел в микрофон:
Колесница любви сотрёт меня в порошок
И скинет нафиг с плоской земли…[4 - Песня «Колесница любви» (группа «Танцы на траве»).]
Андрей схватил её, неуклюже чмокнул в щёку. Потянул танцевать. Но Варвара повела плечом с капризной миной.
Глава 2
Влад почти тащил на себе эту случайную девушку Диану. Угораздило же её так напиться! Зачем я только с ней связался, думал он с досадой. Нет же, надавила на жалость. Сказала, что вот те бугаи приставали к ней, пока она курила перед баром. Может, это просто враньё? Сейчас уже проверять некогда, придётся ей помогать. Самое интересное, что живёт она далеко, но говорит, что муж не пустит её в таком виде домой. Да уж, интересная семейка. Делать нечего, Влад тащил её к себе.
Иногда закрадывалась мысль, а не сворует ли она что-нибудь. Это подсказывал внутренний голос самосохранения. Но что у него воровать в коммунальной квартире?
Квартира была расположена в сталинском доме, рядом с «башней смерти», так в городе называли здание сталинской эпохи, в котором располагались органы внутренних дел. За башней с правой стороны продолжается главная улица города, но здесь она называется «тихий компрос». Здесь нет общественного транспорта, поэтому и тихий.
Квартира досталась Владу Моршанскому от матери. Вернее, не квартира, а всего лишь две комнаты. В далёкие нулевые отношения в семье стали разлаживаться. Мать всё чаще уходила в запой, ставший привычкой в 90-е, а отец всё чаще уходил из дому или скрывался в командировках. Работал он рядом на заводе инженером, и, скорее всего, сам напрашивался на длительные командировки. Владу было шестнадцать, самое время взросления и протеста. Он хотел сблизиться с отцом, но тот отдалялся всё больше.
Мать… Он вспоминал те годы, когда всё было хорошо. Не так, чтобы очень хорошо, конечно. Странно, были ужасные годы наступления либерализма и демократии, и под этот мощный сапог молодого капитализма попали многие. Не платили зарплату на заводе отцу, и семья выживала за счёт зарплаты матери, она работала тогда в детском саду через дорогу. И не только за счёт копеек бюджетного работника, но и за счёт того, что можно было хоть иногда взять что-то на кухне. Стыдно ли было матери таскать с работы котлетки? Наверное, стыдно. Но бабушка рассказывала, что во время войны она работала в столовой. И их проверяли. Вынести было ничего невозможно. Но дома дети. А хлеба по карточкам мало. Вот женщины и придумали, налепят тесто вокруг груди, а дома лепешку из него испекут. Так и выжили.
90-е, казалось, не война. Но это была борьба за выживание. Это с экранов говорили, как здорово жить при рыночной экономике, а тоталитарный режим должен умереть. А в кулуарах чубайсы говорили, что неважно, насколько уменьшится население. Они «просто не вписались в рынок».
Мать… Борьба за выживание её подкосила. Она стала выпивать, причём не самое качественное. Кажется, был какой-то технический спирт «ройаль», который разбавляли водой и продавали вместо водки. Сначала отец хотел её спасти, а потом махнул рукой. Тогда, в тяжёлые годы, он не бросал их. А потом нашёл себе даму из Подмосковья, познакомился во время командировки. Видимо, он откладывал что-то, готовился к побегу.
Потом вдруг заявил, что хочет свою долю, которая ему положена. Квартиру семья только что приватизировала. Юристы подсказали ему, что, если не получится разменять, то можно просто продать долю хоть кому. А вот мать этого нюанса не уловила. Расписалась за заказное письмо, в котором он предлагал купить ей свою долю по невозможной цене. Дальше, как положено. Время вышло, и отец выставляет свою долю на рынок. Рынок в те годы был на подъёме, цены росли, ушлые риэлторы перекупили у него эту долю и потом вселили в квартиру одинокого пьянчужку. В общем, из трёхкомнатной квартиры получилась коммуналка.
Мать приняла на себя и этот удар. Она уже практически не могла работать. Влад старался в школе, чтобы получить хороший аттестат и поступить в ВУЗ. Почему-то ему очень хотелось стать адвокатом.
Школу он закончил с золотой медалью и поступил в местный университет. Подрабатывал вечерами, практически с первого курса. На курсе ему сочувствовали, а преподавательница с кафедры позвонила бывшему выпускнику и замолвила словечко. Так он стал понемногу помогать адвокату составлять заявления и работать с документами.
Он пробовал лечить мать. Здесь ему очень помог Артур Александрович, который выводил её из запоев, приезжал по первому зову, ставил капельницы с гемодезом, помогал психологически.
На третьем курсе пришлось положить её в больницу – у неё пошли необратимые психические изменения. Артур Александрович договорился.
После психушки она уже не выходила из дому, просто тупо сидела и смотрела в окно. Влад подозревал, что сосед по квартире периодически снабжал её алкогольными суррогатами. На зимние каникулы он собрался ехать в Москву с однокурсниками, там были какие-то возможности недорого разместиться. Его не было всего лишь неделю, он звонил каждый день, но пропустил один день. После этого домашний телефон не отвечал.
Он приехал в январский морозный день, открыл дверь ключом. В квартире было подозрительно тихо. Воздух был спёртый, он заскочил на кухню и открыл окно. Толкнул дверь в комнату матери, но она была закрыта на шпингалет изнутри.
– Мама!
Он стал давить на дверь со всей силы и в конце концов выломал её. Она лежала просто в кровати. Пульса не было. Дыхания не было.
Он вышел в коридор и постучался к соседу. Сосед вышел, протирая глаза.
– Ты давно её видел?
Сосед заглядывал в комнату, за спину Влада.
– А… что с ней?
– Она не дышит.
– Я… я…
– Когда ты с ней последний раз разговаривал?
