История русского раскола старообрядчества

С тою же целью рассказывали, что когда некоторые благочестивые греки бежали из Константинополя на запад, захватив с собою книги, чтобы и там соблюсти православие, то латиняне все эти книги сожгли и стали печатать греческие богослужебные книги в своих типографиях, наполняя их разными новшествами и еретичествами.

Такой взгляд на греков и особое призвание Москвы был общим для большинства русского общества и поддерживался самим правительством. Последнее, чтобы оправдать поставление митрополитов без участия константинопольского патриарха, начавшее иметь место со времени флорентийской унии, выпустило «Слово избранно от святых писаний, еже на латыню» и пр., в котором право русских иметь митрополита независимого от патриарха доказывало тем, во 1-х, что русский царь есть преемник византийских императоров, а во 2-х, что русская земля просияла благочестием, «исполнилась цветущих храмов Божиих, яко звезд сияющих» и что в ней «большее православие и высшее христианство», чем в Греции. Это же подтверждали и приезжавшие за милостыней представители греческой церкви. Так, Иеремия, патриарх константинопольский, посвятивший в 1589 г. московского митрополита Иова в сан патриарха всероссийского, говорил царю Феодору Иоанновичу: «Воистину в тебе Дух Св. пребывает и от Бога такая мысль (об учреждении в Москве патриаршества) внушена тебе: ветхий Рим пал от ересей, вторым Римом-Константинополем завладели агарянские внуки, безбожные турки, твое же великое российское царство, третий Рим, всех превзошло благочестием; ты один во всей вселенной именуешься христианским царем».

Все это повело к тому, что русские стали считать себя единственно православным народом, наследниками греков и охранителями благочестия. Отсюда уже само собой следовало, что они считали своею обязанностью не только тщательно беречь наследованную от предков веру во всей чистоте, не допуская перемен ни в чем – даже в малейшей частице канонов и песней, не убавляя и не прибавляя ни единого слова ни у какой речи, но и признавать свое русское нормой для определения того, что православно и благочестиво, а что – нет. Если русские так крестятся, так читают свои книги, содержат такие, а не иные чины и обряды, то, следовательно, так должен делать, того должен держаться и всякий, кто хочет быть истинно-православным христианином. Непрерывный ряд св. угодников русской церкви своею святостью и прославлением от Бога ясно доказывает это. Лучшей и более надежной проверки достоинства и истинности русского благочестия быть не может, а потому истинному благочестию следует теперь учиться не у греков, как это было прежде, а у русских. Так. обр. русская церковь поставила себя на место вселенской и «на место вселенского сознания мерилом христианской истины стала национальная церковная старина».

в) Эсхатологические чаяния

Мысль о Москве, как единственном и последнем оплоте православия очень льстила самолюбию русских, но в то же время наполняла их сердце тревожными думами о судьбах России. «Четвертому Риму не быть, русское царство инем не останется», самоуверенно говорили русские книжники. Значит, с падением Москвы, должны погибнуть истинная вера и Церковь на земле и наступить последние времена, т. е. явиться антихрист, последовать кончина мира и вторично прийти на землю Господь Иисус Христос. Когда же это будет? О дни том и часе никтоже весть, ни ангели небеснии, токмо Отец Мой един (Мф. 24:36), сказал Спаситель Христос; когда же ученики спрашивали, когда будет кончина века, то Он отвечал притчами и указал лишь некоторые общие признаки, как-то: появление лжехристов, кровопролитные войны, тяжкие скорби, проповедание Евангелия по всей вселенной (Мф. 24 и 25 гл.) Между тем мысль человеческая с первых веков христианства стремилась определить время последних событий мира и церкви. Появились разные мнения. Одни, основываясь на словах Апокалипсиса (20 гл.) о связании сатаны на 1000 лет, утверждали, что последние времена наступят по истечении 1000 лет от Рождества Христова. Другие, имея в виду, что мир сотворен в 6 дней, а в 7-й Бог почил от всех дел Своих, думали, что эти 7 дней указывают на 7000 лет существования мира, по истечении которых и последует его кончина. Некоторые же кончину мира ставили в связь с судьбой римской империи и приписывали Риму вечность. Но в V в. Рим политически пал, между тем кончины мира не последовало. Тогда стали думать, что под Римом нужно разуметь новый Рим – Константинополь, а после падения Константинополя идею Рима перенесли на третий Рим – Москву и стали строить новые догадки о кончине мира, тем более, что и условия благоприятствовали этому. В 1596 г. латиняне посредством унии отторгли от православия большую часть западной России и стали сильно теснить православных, а в XVII в., в лице поляков, они нанесли страшные бедствия и северо-восточной Руси. Все это невольно наводило на мысль, что приближаются последние времена. Один ученый защитник православия, Стефан Зизаний, в своем толковании 15 огласительного слова св. Кирилла Иерусалимского, напечатанном в 1596 г., определил и время кончины мира (8 век = 8 тысяч лет). Другой ревнитель православия – Захария Копыстенский, соединяя древние мнения с своими толкованиями, изложил следующее мнение о последних временах. По тысяче лет, Рим пал духовно; в 1596 г., западная Русь приступила к римскому костелу, а в 1666 г. «не непотребно и нам от сих вин (т. е. от заражения латинством) опасение имети. Кто весть, аще в сих летех 1666-х явственных предотечев антихриста или того самого не укажет». Мысли эти перешли в Москву, были усвоены здесь и впоследствии причинили не мало тревог и волнений.

2. Состояние церковно-богослужебных книг до книгопечатания и после него; опыты исправления до п. Никона

Первые церковно-богослужебные книги на славянорусском языке получены нашими предками от греков при князе Владимире. Они представляли собою перевод, сделанный разными лицами с разных языков (греческого, болгарского и сербского). Переводчиками были или греки, или славяне. Но первые плохо знали славянский язык и переводили «ино по-славянски, ино по-сербски, ино по-болгарски; а вторые были недостаточно знакомы с греческим языком и при переводе или оставляли целиком непонятное для них слово, или опускали его, или давали ему значение неверное. Стоит, например, слово «псилос» – нагой, а они переводят знакомым словом «ипсилос» – высокий, стоит «екклисе» – отлучить от церкви, проклять, а переводят «екклисиа» – церковь и т. п. Поэтому в переведенных книгах одного и того же содержания явилось не мало разнообразия в словах и выражениях.

Не было также однообразия в составе и расположении чинов и в обрядах. В XIII–XV вв. наше богослужение, подобно богослужению греческой и южно-славянских церквей, постепенно развивалось: изменялись или составлялись вновь чины церковные, один обряд заменялся другим, новым, а потом снова входил в употребление и т. п.; не редко различные редакции одного и того же чина соединялись вместе и все это вносилось в богослужебные книги; самый устав церковный был не одинаков: сначала употреблялся студийский устав, а потом (в XVI в.) стал входить в употребление иерусалимский, который и утвердился окончательно (в XVI–XVII в.), но испытавши некоторые изменения, под влиянием студийского устава.

Переписчики книг, особенно когда переписка обратилась в ремесло и заниматься ею стали «мастера», допускали в переписанных ими книгах множество описок и недописок. Мало того, считая себя людьми знающими, они делали иногда поправки и изменения в тексте книг, а иногда, стараясь объяснить непонятные слова, писали на полях свои объяснения. Последующие же переписчики, считая эти объяснения за пропуск, вносили их в самый текст.

Наконец, некоторые портили книги умышленно. По свидетельству митр. Геннадия, еретики жидовствующие извращали книги по своему еретическому мудрованию, а по свидетельству инока Вассиана Патрикеева, некоторые монахи, вследствие спора о праве монастырей владеть вотчинами, «выкрадывали из книг преподобных и святых отец писание и на то же место, и в те же книги вносили лучшие и полезные для себя свидетельства».

Некоторые лучшие люди того времени вполне сознавали неисправность богослужебных книг и, по возможности, старались исправить их. Таковы, напр., митр. Феогност (1328–1353 г.), исправивший по греческому списку Требник; м. Алексей (1304–1378 г.), исправивший славянский текст Нового Завета по греческим спискам; м. Киприан (1378–1406 г.), старавшийся согласить богослужение русской церкви с восточною и установить однообразие в тексте богослужебных книг, и некоторые другие. Но попытки их имели частный характер и мало помогли делу исправления.

В первый раз мысль о неисправности богослужебных книг и необходимости их исправления открыто была высказана на Руси преп. Максимом Греком. Максим Грек, родом из Албании, был монах Ватопедского монастыря (на Афоне). По своему уму и образованию, он стоял высоко в глазах своих современников, а по характеру был человек прямой и открытый. В 1518 г. он прибыл в Москву, по вызову великого князя Василия Иоанновича, для разбора великокняжеской библиотеки и перевода Толковой Псалтири. По окончании этого дела, ему было поручено исправление и пересмотр церковно-богослужебных книг. Преп. Максим со своими помощниками – Михаилом Медоварцевым и старцем Силуаном – исполнил и это поручение: исправил Триодь, Часослов, Праздничную Минею, Толковое Евангелие и Апостол. При этом он заметил много ошибок, противных не только грамматическому и логическому смыслу речи, но и православному учению, например: об Иисусе Христе в Часословах говорилось, что Он – «един точию человек», в Толковых Евангелиях – что Он «бесконечною смертию умре», в Триодях – что Он «создан и сотворен», в каноне в неделю Фомину – что плоть Его по воскресении «неописуема»; о Боге Отце в Часословах встречалось выражение, что Он «собезматерен Сыну» и т. п. Причину такой порчи книг он видел в необразованности прежних русских переписчиков и переводчиков и доказывал, что все эти книги должны быть исправлены не чрез сличение их только с древними славянскими списками, но посредством нового перевода их с греческих книг лицами образованными, знакомыми с грамматикой, риторикой и философией. Но такой взгляд преп. Максима Грека, при тогдашнем недоверии русских к грекам, был признан смелым и оскорбительным для русского национального чувства. Против Максима поднялся ропот среди писцов и книжников, преданных букве писания, как святыне. Они стали говорить, что Максим не исправляет, а портит книги; что хулами на них он «прилагает велию досаду русским чудотворцам, иже сицевыми священными книгами благоугодиша Богу». Впрочем, на первых порах дело ограничивалось одними толками, потому что преп. Максим находил поддержку в великом князе Василии Ивановиче и митр. Варлааме (1511–1521 г.). Но вскоре обстоятельства переменились. Митрополит Варлаам был удален с кафедры. Великий князь охладел к Максиму, потому что последний не одобрял развода его с бездетною супругою Соломонией, духовенство также было недовольно им за резкие обличения. В 1525 году был созван собор в княжеских палатах под председательством митр. Даниила (1522–1539 г.), и Максима позвали на суд. Здесь на него было возведено много обвинений, но самым важным из них было обвинение в неправославии: говорили, что он не допускает девства Божией Матери, восшествия Иисуса Христа на небо с плотию, вечного сидения Его одесную Бога Отца и т. п. В доказательство последнего обвинения ссылались на ошибочно сделанные преп. Максимом поправки в Триоди, где вместо слов: «Христос взыде на небеса и седе (оконченное действие) одесную Отца» или «седяй (настоящее действие) одесную Отца» было написано: «седев (прошедшее действие) одесную Отца, седевшего одесную Отца, или сидел одесную Отца». Указаны были и другие ошибки, сделанные Максимом, напр., «не страшно» или «бесстрашно» (вместо «бесстрастно») Божество и т. п.

Некоторые из обвинений преп. Максим совершенно отвергал, в других оправдывался недостаточным знанием русского языка, в иных же не сумел оправдаться. Дело кончилось тем, что Максима осудили и сослали в Волоколамский монастырь (в 1525 г.). Здесь ему запрещено было писать и получать письма; его мучили голодом, холодом, дымом и т. п. Но Максим считал себя невинным, переписывался с преданными ему людьми и оправдывал свои действия. Между тем, в переведенных и исправленных им книгах были найдены новые погрешности. В 1531 г. его снова позвали на собор. Здесь были прочитаны некоторые места из переведенного им жития пресвятой Богородицы, говорящие, по-видимому, против девства Богоматери, напр.: «Иосиф… обручает себе отроковицу… совокупления (вместо совещание) же до обручения бе» и др. Затем, было указано, что Максим загладил в книге Деяний св. Апостолов слова 8-й гл. 37 ст., говорящие о вере в Иисуса Христа, как Сына Божия, а из Троицкой вечерни вычеркнул большой отпуст. Повторялись и прежние обвинения. Преп. Максим оправдывался, но отцы собора нашли в его сочинениях признаки ереси жидовствующих и осудили, «аки хульника и св. писаний тлителя»: отлучили от причастия Христовых тайн и в оковах отправили в тверской Отрочь монастырь. Сотрудников его также осудили: Михаил Медоварцев был сослан в Коломну, а старец Силуан – в Волоколамский монастырь и там задушен дымом. Находясь в заключении, преп. Максим написал «Исповедание веры», из которого ясно было видно, что он не содержит никаких еретических мыслей; однако заточение его продолжалось. Тверской епископ Акакий (1522–1567 г.) старался, насколько было можно, смягчить его положение. Максиму дозволено было писать и держать при себе книги, а митр. Иоасаф разрешил ему приобщаться святых тайн; в 1553 г. преп. Максим был переведен в Троицко-Сергиеву лавру и принят здесь с честью, а в 1556 г. скончался.

Меры к исправлению книг, принятые правительством. Несмотря на неудачу, исправление древлеписьменных книг преп. Максимом Греком имело благотворные последствия. Мысль его о необходимости исправления книг была усвоена самим правительством и к осуществлению ее были приняты меры; самый способ его исправлений был признан впоследствии вполне правильным и применен к делу: наконец, еще при жизни его, сам царь Иоанн Васильевич Грозный заявил на Стоглавом соборе, что «божественные книги писцы пишут с неправильных переводов (списков), а написав не правят же; опись к описи пребывает и недописи и точки не прямые» (Стоглав. гл. 5). Сознавая эту неисправность, отцы Стоглавого собора постановили, чтобы в городах поповские старосты и избранные священники пересмотрели по церквам богослужебные книги и, если они окажутся неисправленными и сомнительными, исправляли бы их собором с добрых переводов; чтобы писцы писали книги также с добрых переводов, да написав правили бы, а потом продавали; а тем, которые будут продавать книги неисправленные, возбраняли бы с великим запрещением (Стоглав. гл. 28). Это постановление не могло принести существенной пользы, потому что трудно было установить контроль над списыванием книг и отыскать добрые, исправные переводы; не было и лиц, умеющих отличить исправные переводы от неисправных.

Важнее была другая мера, принятая правительством к исправлению книг, – это устройство в Москве типографии в 1562 г. Царь Иоанн Васильевич IV принимал в этом деле самое живое участие: он устроил на свой счет печатный двор и поручил печатание книг знающим людям: диакону Ивану Федорову и Петру Тимофееву Мстиславцу. Печатанием книги имелось в виду остановить дальнейшую порчу их необразованными переписчиками и дать церкви одинаковые и исправленные книги. Но типография на первых порах не принесла той пользы, которую от нее ожидали. Явились враги, которые пустили в народ молву, что в типографии работают еретики, и вскоре печатный двор был сожжен, а печатники должны были бежать из Москвы. По возобновлении, типография работала вяло. Впрочем, и при благоприятных условиях, печатание книг не могло служить ручательством за их правильность: оно могло предотвращать ошибки, происходившие от переписчиков; но в неисправности книг виноваты были не одни переписчики. Необходимо было пересматривать и исправлять самый оригинал; но на первых порах было обращено исключительное внимание на одно печатание книг. Книги печатались с разрешения высшей духовной власти, но не всегда с благословения собора и под личным надзором митрополита или патриарха. Во главе книжной печатной справы на первых порах стояли печатники, которые распоряжались этим делом сообразно со своими личными взглядами. А так как они были, большею частью, люди неученые, то внесли в печатные издания множество новых, не бывших в рукописных книгах, ошибок. Особенно известна с этой стороны фамилия Невежиных, давшая трех печатников и заправлявшая печатанием богослужебных книг в течение 40 лет (1568–1609). Во всех богослужебных книгах, изданных ими, в молитвах сделаны изменения конечных славословий, противные содержанию молитв и православию; чрез неправильную расстановку знаков препинания изменен и затемнен смысл речи; допущены опечатки в словах и целые выражения, проводящие еретическую мысль. В Цветной Триоди 1591 г. 8 член символа веры напечатан со словом истиннаго: «и в Духа Св. Господа истиннаго и животворящаго»; в Требнике 1602 г., в чине освящения воды, в водосвятной молитве прибавлены слова «и огнем»; в тот же Требник, в чине венчания, и в Устав 1610 г., в наставлении, как осенять крестом» в праздник Воздвижения Креста Господня, внесено требование ходить по солнцу, в Уставе, кроме того, в первый раз напечатана сугубая аллилуиа, в Служебниках 1602 и 1616 г.г. повелевалось больных младенцев крестить чрез обливание.

Первый опыт тщательного исправления первопечатных книг был произведен архим. Дионисием с сотрудниками. Сряду после смутного времени, вследствие истребления пожаром типографии и недостатка в сведущих справщиках и в правильных книгах, дело исправления книг было перенесено в Троицко-Сергиеву лавру, где было и «книгами исполнено» и «разумных старцев», способных на дело, довольно. В 1616 году царским указом повелено было архимандриту Троицко-Сергиевой лавры Дионисию, старцам того же монастыря Арсению Глухому и Антонию Крылову, и священнику монастырской Клементьевской слободы Ивану Наседке заняться исправлением Потребника. Сознавая необходимость исправления книг, они занялись делом очень усердно и 1½ года исправляли Требник не только по славянским, но и по греческим спискам. Ошибок было найдено много, и большая часть их была исправлена. Важнейшими из сделанных ими исправлений были следующие; в водосвятной молитве «Сам и ныне, Владыко, освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем» они зачеркнули слова «и огнем», как позднейшую прибавку; исключили две молитвы, в которых священник пред литургией разрешал сам себя от грехов, и внесли молитву храмине; во многих молитвах, обращенных к одному лицу Св. Троицы, но имеющих в заключении славословия, обращенные ко всем трем Лицам («и Тебе славу воссылаем Отцу, и Сыну, и Святому Духу»), переделали концы. По исправлении Потребника, они пересмотрели некоторые другие книги, изданные раньше, и везде нашли немало ошибок. В 1618 г. исправленный ими Потребник был представлен Крутицкому митр. Ионе (1613–1624 г.), заведовавшему тогда патриаршеством. Нашлись недовольные сделанными в нем исправлениями. Не понимая догматических оснований сделанных исправлений и видя, как бы пренебрежение к обряду погружения зажженных свеч в воду, во время освящения воды на Богоявление, некоторые стали говорить, что Дионисий с сотрудниками «имя Св. Троицы марают и Духа Святого не исповедуют, яко огнь есть». Те защищались, но собор 1618 года осудил их. Дионисий был отлучен от Церкви и заточен в Новоспасский монастырь, где морили его голодом, томили в дыму, били, заставляли класть по 1000 поклонов на день; в праздники таскали к митрополиту на смирение в цепях; сбегавшийся за ним народ бросал в него грязью и всячески смеялся над ним. Арсений Глухой томился в цепях на Кирилловском подворье, а Иван Наседка, как человек ловкий и хитрый, как-то увернулся от заточения. В следующем году, по ходатайству иерусалимского патр. Феофана, дело было вновь пересмотрено и все троицкие справщики были оправданы. Однако прибавка «и огнем» против которой они восставали, не была исключена из Требника. Она печаталась по-прежнему в книгах до 1625 г., только на полях делалось замечание: «быти сему глоголанию до патриаршего указу», каковой и последовал в этом году, после получения грамот от патриархов александрийского и иерусалимского об изъятии ее из употребления.

Печальное дело архим. Дионисия и его сотрудников не остановило исправления церковно-богослужебных книг, а только побудило относиться к нему с большею осторожностью. В патриаршество Филарета (1619–1633 г.) книжное исправление получило более правильную организацию и было установлено на прочных началах. В прежнее время должности печатника и справщика не были строго разграничены между собою: обе они сосредоточивались в лице главного печатника, к которому назначались «товарищи» (помощники); а теперь справщики были выделены из числа других должностных лиц печатного двора и составили особую корпорацию. Состав справщиков с 1620 г. стал быстро пополняться и заменяться новыми людьми, лицами, по тому времени, образованными. Во главе их стояли троицкие старцы: Антоний Крылов и Арсений Глухой. Для контроля над книжною справою была учреждена особая должность наблюдателей и цензоров, на обязанности которых лежало наблюдение за печатанием и исправлением книг. Первым таким лицом был игумен Богоявленского монастыря Илия, а вторым свящ. Иван Наседка, бывший троицкий справщик, а теперь ключарь большого Успенского собора. Стоя во главе книжного исправления, образованные троицкие справщики ревностно стремились к тому, чтобы привести в единство и порядок чины богослужения, устранить разности в церковной практике и исправить погрешности. Сам патриарх принимал живое участие в деле исправления книг: многие из напечатанных книг он лично свидетельствовал, для иных указывал переводы, с которых следовало печатать. Однако труды его не увенчались полным успехом. Чтобы вполне исправить книги, необходимо было выверить их по древним греческим и славянским, образцам. Но греческих книг в правильной палате печатного двора не было, а древних славянских переводов в патриаршей библиотеке числилось немного: около 100 книг, и приходилось пользоваться теми книгами, которые можно было найти при архиерейских кафедрах, в монастырях и у частных лиц. Затем, книг напечатано было много, а исправлены только Требники 1624 и 1625 гг., Служебник и Следованная Псалтирь 1627 г. и церковные Уставы 1632 и 1633 гг. В этих книгах были сделаны исправления конечных славословий в молитвах, согласно грамматическому и логическому их смыслу; исправлен текст или новым переводом некоторых мест по древним греческим спискам, или новой расстановкой знаков препинания; в некоторых чинопоследованиях введены новые молитвы, отсутствовавшие в старопечатных книгах и находившиеся в древних греческих и славянских харатейных книгах; иногда изменялся и чин последования службы и совершения таинства. Остальные книги напечатаны с прежних изданий, при чем удержаны и те обрядовые особенности, которые впоследствии были исключительно приняты старообрядцами. Так, в Требниках, в чинах – венчания и освящения церквей, велено ходить по солнцу