Операция Нежить

– Тогда хотелось бы услышать ваше мнение.

– Мое мнение, – задумчиво повторил Поддубный и покоился на Федоровну. – Загляните в седьмую палату. На месте ли Яна Ларченко?

– Наша хитрая сучка? Вы правы, пару раз я ловила ее за нарушение режима! – протянула женщина и мгновенно удалилась.

Поддубный похрустел кулаками, деловито уставившись на ученого:

– Засекайте время: в течение тридцати минут оба подопечных будут сидеть в моем кабинете и отвечать на ваши вопросы.

– Довольно радужные прогнозы, – недоверчиво ответил Соломон.

– Имею на это полное право.

– Уверены?

Здоровяк отошел к окну и, глядя сквозь решётчатое окно на пустынную детскую площадку, больше напоминающую тюремную, спокойно произнес:

– Вы когда-нибудь сидели в карцере?

– Простите…

Ученый был явно обескуражен таким вопросом, и его голос заметно дрогнул.

– Вы посещали тюрьмы не в качестве стороннего наблюдателя, а как заключенный? – перефразировал свой вопрос безопасник.

– К счастью, не приходилось.

Поддубный, не оборачиваясь, улыбнулся.

– Тогда придется поверить мне на слово. У нас лучшая «мышеловка» из всех, что когда-то придумали люди, пытаясь сдержать неугодных обществу особей. Поэтому подопечные еще в этих стенах, а не за их пределами. Также все двери в ночное время у нас блокируются, а в холле и на выходах имеются датчики движения. Однако есть два блока, в которых данные меры предосторожности пока не функционируют, поскольку не введены в эксплуатацию. И по техническим нормам доступ к ним абсолютно свободен. Если я не ошибаюсь, а делаю я это крайне редко, именно вы подписывали соответствующие бумаги, хотя мой заместитель и был против. Так вот, я вам гарантирую, эти сопляки в одном из этих двух блоков. Поэтому тридцать минут, не больше. Я уже направил туда дежурных.

Ученый молчал, нервно покусывая губы. История принимала неожиданный оборот. Безопасник по щелчку пальцев снял с себя всю ответственность за ночное происшествие.

Поддубный продолжал победоносно улыбаться. Не учел он лишь одной маленькой, но очень важной особенности своего оппонента: Соломон был неплохим шахматистом. И даже в самых безнадежных партиях тянул время, потому как иногда обстоятельства могли измениться самым удивительным образом, стоит просто немного подождать. И затянувшаяся пауза говорила лишь об одном: ученый просчитывал возможные варианты.

Где-то через минуту в полной тишине прозвучал один странный вопрос.

– Простите, а вы учли форс-мажорные обстоятельства?

– Какие еще обстоятельства?! – резко обернулся безопасник.

Соломон подошел к столу и взял в руки один из рисунков подопечного номер 38 – среди странных ромбов и спиралей были изображены очертания непропорционального человек: длинные до земли руки, вывернутые, как у кузнечика, ноги и расколотая надвое голова. Ученый сложил лист бумаги пополам, убрал его во внутренний карман пиджака и ответил:

– Наличие союзника!

***

Аппарат вблизи выглядел еще более зловеще. Я осторожно прикоснулся к ремешкам, совсем еще новым, приятно пахнущим кожей, без единой трещины.

– Они хотят добиться цели любой ценой! – раздался за моей спиной голос Янки.

– А в чем их цель? – с придыханием спросил я.

– Сделать из нас поплавки.

– Что за бред!

– Да я не в прямом смысле, а в переносном, – девушка всплеснула руками. – Или ты в своем Бесовом Носе и рыбу не ловил?

– Ловил, окуней там, карасей, один раз даже щуку умудрился подцепить, – обиженно оправдался я.

– Ну вот, – тут же успокоилась Янка, – и представь, что мы с тобой как поплавки, а твари из другого мира типа рыба. Ну что, понял?

– Понял, – кивнул я.

– Они, стало быть, над нами эксперименты всякие проводят, считают, что раз нежить в контакт один раз вступила, так и еще повторится. Нам только необходимо на нужную волну настроиться. И тогда в гости пожалуют те, из другого мира. А наши доктора тут как тут, рыбаки, мать их! Подсекут этих налимов с помощью вот такого агрегата, и, считай, дело в шляпе.

От сказанных слов мне стало не по себе. Я столько ночей ломал голову, зачем я здесь. Какова цель этих профессоров в белых халатах? А оказывается, все так просто! Мы призваны стать наживкой для ночных тварей, что пришли из другого мира. И служителям интерната плевать, будут ли во время эксперимента потери или нет, сожрут нас чужаки во время «ловли» или превратят в себе подобных.

Пока я не знал правды, хотелось верить в лучшее. Но теперь я понимал: шансов на спасение нет! Существует лишь вопрос времени, когда нас посадят в это кресло, свяжут ремнями и включат рубильник, отдав на милость судьбу.

Сердце бешено застучало, а по телу пробежала нервная дрожь.

– Ты чего? – заметив мое волнение, спросил Янка.

– Я, кажется, стану первым поплавком.

– Чего?!

– Я не рассказывал, но прошлой ночью ко мне приходила эта тварь из ночных кошмаров. Ну та, которую я повстречал при первом контакте. Из-за которой я и попал в интернат!

– Да ты прикалываешься? – не поверила мне девчонка.

– Делать мне больше нечего.

– Поклянись!

– Клянусь! – непонятно зачем повторил я.

– Ну так это же здорово, – Янка буквально запрыгала на месте, а потом приблизилась ко мне и, наверное, от радости поцеловала прямо в губы. – Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?! Для меня, для всех нас.

Я растерянно замотал головой.

– Ты подарил нам всем надежду!

– Какую еще надежду? Ты что, не слышала, что сказал? Я – поплавок! И стану первым, кого усадят в это кресло. Так что никакой надеждой тут и не пахнет.

Но Янка не собиралась соглашаться с моими доводами. И вместо того, чтобы продолжить разговор, она толкнула меня к креслу.

– Ты чего делаешь?! – возмутился я.

– Некогда объяснять!

– С ума сошла?

– Садись!

– И не собираюсь.

Она попыталась усадить меня в кресло силой, но я выкрутился. Разница между нами года два, не так много, да куда ей против пацана.

В какой-то момент Янка оставила бесполезные попытки и грустно произнесла:

– А я считала тебя рыцарем, а ты, оказывается, обычный трус!

– Что?

Правильно говорил Вадик: «Легче с тарзанки в воду сигануть вниз головой, чем понять девчонок». Но я все-таки предпринял попытку.

– Я не боюсь сесть в кресло. Просто вдруг эта машина включится, ну, сама собой. Такое ведь бывает. И запустится на максимум, что тогда делать? Лично мне не очень хочется умирать.

– Дурак ты, Димыч. И ноги у тебя холодные! Я не собираюсь тебя мучить. Мы включим ее совсем на чуть-чуть и посмотрим, что произойдет. А вдруг нам удастся вызвать этого твоего Жутика.

– Но зачем? – схватившись за голову, взмолился я. – Зачем нам это делать?

– Затем, что он единственный, кто может помочь нам выбраться из этого проклятого места. Читал книги про войну? Там довольно часто заключались союзы с противником или с другой стороной для общей победы. А на войне, как говорят, все средства хороши!

– Но мы не на войне! – я попытался вразумить Янку.

А та лишь грустно улыбнулась:

– Ты прав, то место, куда мы попали, напоминает концлагерь. А знаешь, что делали в концлагере с детьми, рассказать тебе про огромные печи?

– Не надо! – едва не выкрикнул я.

– Вот и хорошо. Садись. И не бойся, мы просто попробуем. А вдруг получится, и уже через пару часов я и ты окажемся на свободе. Когда нам еще такой шанс выпадет?!

– А как же все остальные?

– За остальными мы вернемся, обязательно вернемся. Просто сейчас на это нет времени. Давай, запрыгивай в кресло. Или ты думаешь, что я предательница?!

Я тут же замотал головой.

И подчинился, потому что верил Янке. Верил ее решительности, ее смелым и в чем-то безрассудным поступкам. Она ведь как Вадик, только в юбке. И красивая. Очень красивая.

Ремни она затянула мне аккуратно, так, чтобы не осталось следов на руке. И я подумал, что даже если мне будет очень больно, то я не стану вырываться – потому что стыдно, а я мальчик. И должен проявить смелость. И тогда Янка поймет, с кем связалась: не с трусом, а смельчаком. Вот будет здорово! Она, может быть, меня похвалит или даже поцелует. Снова.

Когда все было подготовлено, я вдруг спохватился и едва ли не взвизгнул.

– Постой!

– Ты чего? – удивилась Янка. – Мы же обо всем договорились…

– Скажи, почему ты уверена, что этот Чужак, ну то есть Жутик, нам поможет?

Янка остановилась, серьезно сдвинула брови и, понизив голос, сказала:

– Я в девятиэтажке старой живу… то есть жила. Так вот, у нас в соседней заколоченной квартире поселился домовой. Знаешь, какой он был?

– Страшный?

– Нет, хороший. Правильный, как любит выражаться мой папа. И совет даст, и всегда поможет делом. Просто так, не за деньги, а бескорыстно. О чем не попросишь. Все ругаются, мол, он не человек. Но вот что я тебе скажу: он лучше, чем большинство людей. И я верю, что те, кто пришли к нам из другого мира, не такие плохие.

– Ты уверена?

– А почему тогда ваш Жутик не пришиб вас с Вадиком при первой встрече? Может быть, он специально пришел к тебе снова, чтобы помочь, спасти. Ну, чувствует за собой вину, что тебя из-за него сюда упекли. А они его хотят в силки да на опыты!

Аргумент был весьма весомый. И я уверенно заявил:

– Давай, начинай, чего тянешь? Врубай свою адскую машину! Авось чего и получится.

Янка кивнула и принялась быстро щелкать по кнопкам. Заработало табло, пришли в движение датчики, загорелись голубым свечением ловушки для мух.

– Я читала про подобные машины, я знаю, что делать, у нас получится, – успокаивала меня Янка.

– Читала? Где?

– В журнале «Юный техник».

– Не переживай, я тебе доверяю, – ответил я.

Ужасный гул напомнил крохотное помещение. И я уже не слышал Янкиного голоса, зато всем телом ощущал, как за моей спиной нечто стало жадно чавкать, словно хищник, раскрывший пасть в желании полакомиться.

– Ты готов? – прокричала Янка.

– Готов!

Я стиснул зубы, еще хотел закрыть глаза, но не успел. Потому что в двери возник посторонний силуэт – только я не успел предупредить. А когда Янка попыталась опустить главный рубильник, то ее руку перехватили и отстранили, пригвоздив к стене.

***

Федоровна держала Янку за руки, прижав к стене, словно пойманную рыбу. И злобно склабилась. А потом закричала во все горло:

– Я их нашла! Сюда, скорее сюда!

В палату в буквальном смысле ворвался сначала Поддубный, а за ним следом протиснулся низкорослый мужчина в очках с толстыми линзами и огромными залысинами, которые прикрывали длинные сальные волосы.

– Как считаете, может быть, я и впрямь обладаю даром предвидения? – поинтересовался у низкорослого безопасник.

– Не уверен, но ваша работа впечатляет, – откликнулся тот.

– Будем считать эти слова за похвалу, Соломон Андреевич.

Я заметил возникший на лице Янки страх. Одними губами она повторила имя – Соломон.

Про этого изверга ходило много слухов среди ребят. Но самое ужасное, что большинство из них были правдивыми. Этот гадкий человек любил не только издеваться над подопечными, а отправлял их в отстойник. Так мы называли серый корпус без какого-либо обозначения.

– Итак, вот они, наши бунтари, – запахнув халат и заложив руки за спину, вышел на первый план Соломон.

– Гнидыши! – зло рыкнул Поддубный.

– Ну зачем же вы так? – поцокал язык ученый. – Эти ребята совсем не похожи на растение.

Поддубный недовольно кашлянул в кулак, а Соломон продолжал:

– И очень даже сообразительные. Номер тридцать восемь и девятнадцать, если я не ошибаюсь?

– Да пошел ты! – огрызнулась Янка.

– Конечно, пойду, милая моя. Даже не сомневайся. Только ведь и тебя прихвачу с собой. Очень уж ты интересный экземпляр.

Янка побледнела и прикусила язык. Ей было страшно. И мне тоже было страшно. И хорошо, что на меня, связанного кожаными ремнями, сейчас никто не обращал внимание.

– Да отключи ты эту чертову громадину! Уши уже болят от этого гула! – прорвался сквозь шум голос Поддубного.

Ученый кивнул, подошел к приборной панели, что-то там покрутил, повертел, и машина затихла, но не перестала работать. Видимо, полностью отключить ее было не так-то просто.

– Отлично, – констатировал Поддубный. И, уперев свои здоровенные ручища в бока, указал на Янку. – Девятнадцатую, я так понимаю, вы забираете себе?

Соломон кивнул.

А Янка закрыла глаза, и я заметил, как у нее по щекам потекли слезы.

– Хорошо, а что насчет нашего убийцы докторов?

– Нашего пионера-контактора… – протянул Соломон, задумчиво помяв свой подбородок. – Пожалуй, с ним мы пока повременим.

Я от удивления открыл рот. И тут же раздался противный скрипучий смех.

Смеялся Соломон, согнувшись пополам.

– Шучу, конечно. Даже не рассчитывай, что этот «алмаз» останется в общем боксе в компании бездарностей!

В любой другой день, услышав такое, я, конечно же, испугался бы. А может быть, даже принялся бы умолять оставить меня со всеми, но сейчас все было иначе. У нас был единственный шанс на спасение. И я его не упущу! Пускай Янка в меня не верит, я докажу ей, как она ошибается.

– Хорошо, – согласился Поддубный. – Забирай! Мне и так забот хватает.

Наши надзиратели совершенно забыли обо мне. И этим стоило воспользоваться. Я осторожно потянул руку на себя – она выскользнула из кожаного кольца. Потянулся вперед, и мне удалось достать до главного рубильника. Глубоко вздохнув, я резко опустил его вниз и сел обратно в кресло.

Соломон не сразу понял, что произошло. А когда пришло осознание, его взгляд наполнился ужасом.

– Ты что творишь, сопляк! – рявкнул он.

Но я лишь улыбнулся и посмотрел на Янку, а потом подмигнул ей.

Она тут же отреагировала, стала извиваться, словно змея, и что-то кричать мне. Но я ее уже не слышал, потому что нарастающий гул окончательно поглотил крохотный больничный бокс.

Вокруг началась суета: Федоровна пыталась удержать Янку, которая словно с цепи сорвалась, а Соломон, выключив рубильник, нервно тыкал по кнопкам, пробуя остановить запущенный цикл. Но сделать это, видимо, было невозможно.

Боль, она была терпимой, но постоянной. И я не знал, сколько она еще могла продлиться. А главное, смогу ли я вытерпеть. Но пока держался, ощущая, как сотни разрядов тока пронзали мое тело, заставляя содрогаться от каждого нового витка.

Вскоре меня охватил озноб. И стало холодно, нестерпимо холодно. Будто я очутился на Северном полюсе, как в книжке про цветик-семицветик. Но я продолжал терпеть – дрожать и терпеть, насколько это было возможно. Удивительно, но то, чего я так сильно боялся, происходило сейчас со мной, и на страх просто не оставалось времени.

А потом внезапно стало тепло и хорошо.

Мир начал расплываться, превращаясь в странное отражение в воде. Было ли это наше или уже чужое измерение, я не знал. Сильно закружилась голова, и к горлу подступило нечто неприятное, рвотное. А я терпел. Трепел из последних сил.

Последнее, что я запомнил, как Поддубный открывает дверь, и в бокс забегают двое сотрудников в белых халатах с огромными чемоданчиками в руках. А на сетчатое стекло садится несколько огромных комаров. Их я различил очень хорошо, потому что именно они предзнаменовали скорое появление Чужака.

Глава 4. Усыновление

Я сидел на стуле в крохотном мрачном помещении без окон. Тускло светила и иногда мигала одна единственная люминесцентная лампа. Напротив меня стоял еще один стул, а слева находилась входная дверь. Руки мои свободны, ноги тоже. Но свобода эта мнимая. Куда мне бежать? Или просто встать и забиться в угол?

Время в помещении текло медленно, словно его и не было вовсе. Разве что стрелки часов на стене беззвучно стремились совершить круг.

Тридцать минут. Сорок. Час.

Я ждал непонятно чего. И вот когда обе стрелки сошлись на двенадцати, дверь открылась и в комнату зашел мужчина. Невысокий, темноволосый, как мне показалось, вполне заурядной внешности. Одежда такая же, самая обычная: джинсы, клетчатая рубаха и кроссовки. Он улыбнулся, поздоровался и сел напротив меня.

Мне показалось, сейчас начнется допрос или что-то в этом роде, но вместо этого мужчина представился.

– Меня зовут Артур, Артур Чернов. А ты Дима, верно?

Не тридцать восьмой, не подопечный, а именно Дима.

Я кивнул.

– Как себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо, – привычно ответил я.

За время, проведенное в интернате, мне приходилось сотни раз отвечать на подобные вопросы. Но все они относились к разряду дежурных. Да и кому тут интересно твое состояние? Никому. Всем вокруг было плевать! Они не желают слышать правды. И недовольно морщатся, когда ты пытаешься поделиться с ними своими страхами, болью, безысходностью. Они идут к своей «великой» цели, не взирая на наши искалеченные души.

– С Янкой все хорошо, она сейчас в медицинском стационаре. Но ее скоро выписывают!

Моя взгляд с недоверием уставился на мужчину.

– Вы врете!

– Нет, не вру. И ты сможешь в этом убедиться.

– И нам разрешат поговорить?

– Нет.

– Но хотя бы увидеться?

– Можно устроить. Даю слово, – спокойно ответил назвавшийся Артуром и мягко улыбнулся. Или сделал вид. По крайней мере, я едва заметил его эмоцию.

– Куда меня теперь? В «Серый корпус» или очкастым на растерзание? – спросил я без всякой надежды.

– Очкастым? Никогда о таких не слышал, – ответил Артур. И задал вопрос, который еще никто и никогда не задавал мне в этих стенах. – А сам-то ты чего хочешь?

– Вы, наверное, шутите?

– Даже не думал.

Я уставился на мужчину, как на новогоднюю елку. После всего того, что мы натворили с Янкой… вернее, я один, она тут ни при чем. После всего случившегося мне предоставляют право выбора? Я либо сплю, либо это очередной эксперимент.

– А если я скажу, что хочу выйти отсюда? – без особой надежды поинтересовался я.

Артур задумался, а через минуту произнес:

– Думаю, и это можно устроить.

– Так просто, взять и устроить?

– Ну на самом деле это не так просто, необходимо оформить некоторые бумаги. Впрочем, к черту эту бюрократию! Не стану врать, я уже обо всем договорился.

– И я смогу уйти отсюда навсегда, безвозвратно?

– Безусловно.

– И никогда сюда не вернусь?

– Никогда.

– Я вам не верю!

– Почему? – собеседник даже не сделал паузы, а значит, заранее знал ответ.

Мне захотелось промолчать и закончить этот бесполезный разговор раз и навсегда. Вадик или Янка обязательно так и поступили бы. Но я был другим. И вопрос даже не в банальной честности – просто мне тяжело было слышать ложь.

– Вы можете пообещать мне что угодно, лишь бы добиться своей цели. Я вам все расскажу, а вы потом поблагодарите меня и уйдете. А я так и останусь в интернате.

– Не такие уж радужные перспективы, – грустно улыбнулся Артур.

– Зато это правда. Все будет так, как я сказал.

– Уверен?

– Просто таких, как я, не забирают! Я уникум! Гребанный пионер!

Артур нахмурился, и я понял, что ему нужны объяснения.

– Чужак вступил в контакт со мной, а не с кем-то еще. Я первый и, как полагаю, единственный, кому это удалось. А значит, меня необходимо исследовать вдоль и поперек, пока не сойду с ума или не помогу ученым поймать нежить в ловушку. Ну что тут непонятного?!

Артур опустил голову, долго молчал, а потом осторожно произнес:

– Дима, ты прав лишь в одном: твоя жизнь уже никогда не станет прежней. И ты действительно в своем роде уникален, потому что Чужак, как ты выразился, начал контактировать. И даже продемонстрировал свою силу. Да, пострадали люди, но ты здесь ни при чем. И не несешь за это ответственность.

– И только поэтому меня выпускают? В чем подвох?

– Давай на чистоту. Тебя не выпускают. А усыновляют! – Артур запнулся. – Ну не в буквальном смысле, конечно. Ты будешь прикомандирован к моей группе, которая специализируется на поимке нежити. И нам необходимы твои способности. Вот такие вот дела! Свобода в обмен на помощь, если можно так выразиться…

– А я смогу увидеть свою семью? – перебил я мужчину.

– Этого я тебе обещать не могу.

Я шмыгнул носом и с обидой уставился на собеседника:

– Тогда какая же это свобода?

Крохотная комната без единого окна наполнилась тишиной.

Мужчина промолчал – видимо, думал о чем-то своем, а у меня не было ни единой мысли. Да и откуда им взяться? В моей никчемной жизни уже все предрешено, и, какой бы ответ я ни дал, сотрудники, не важно, каких ведомств, все равно поступят по-своему.

Я первым нарушил тишину:

– Сколько у меня есть времени?

– Нисколько.

– И вы не дадите мне проститься с друз… простите, с подопечными?

– Нет.

Я хотел сказать, что это неправильно, а точнее – несправедливо. Только какой в этом толк? Здесь не привыкли никого поощрять или исполнять желания подростков. Поэтому, как бы я ни умолял и не просил, мой новый отец ответит отказом.

Так странно было мысленно назвать этого человека своим родителем. И я пообещал себе, что никогда больше так не поступлю. У меня есть семья, и другой мне не надо!

Артур покинул свое место. Подошел к двери, приподнял пластиковую карточку, что висела у него на груди. Раздался противный звук, словно сирена. Прямо над дверью мигнула зеленая лампочка, и раздался громкий щелчок.

Он обернулся и протянул мне руку.

– Пойдем, нас уже ждут.

Я кивнул и направился к двери.

***

Санитары и охранники бросали на меня мрачные взгляды. И я мог покляться, что многие из них испытывали страх. Причем страх этот был связан именно со мной, а не с моим сопровождающим. Но, самое главное, мне это нравилось.

Странное ощущение. Раньше я никогда никого не пугал. Нет, был, конечно, летний лагерь, когда мы ночью накидывали простыни, изображая приведений, и пробирались в спальню девчонок. Но это другое. А что бы вот так, одним видом. Словно хулиган, которого боится вся школа, – такое было впервые. И самое удивительное, что в моем внешнем облике ничего не изменилось. Я не стал выше, у меня не выросли мышцы, да и лицо не обезобразили шрамы. Разве что теперь я был брит налысо. Ну так это врачебная необходимость. А как иначе зашить рваную рану на голове.

Мы дошли до выхода – сопровождающий приоткрыл дверь, пропустив медсестру с каталкой, на которой был разложен медицинский инструмент. Она приветливо кивнула, поравнялась со мной и внезапно, испуганно расширила глаза. Потом раздался сдавленный хрип или стон – через маску было тяжело разобрать слова, – и медсестра оступилась, хотя и была в удобных тапочках. Каталка накренилась, и хромированный инструмент с грохотом посыпался на пол.

– Ох, ах ты ж… – пробурчала медсестра.

– Давайте я помогу, – предложил Артур.

Но та лишь отмахнулась и указала нам на выход.

– Что это с ней? – осторожно спросил я, когда мы вышли в холл и подошли к лифту.

– Видимо, не выспалась или что-то в этом роде, – соврал сопровождающий.

Я сразу почувствовал ложь, потому-то он и замешкался. Ненадолго, всего на пару секунд. Но этого было достаточно, чтобы я сделал такой вывод.

– Это все из-за меня?

– Скорее из-за того, что с тобой случилось. Того, что случилось со всеми нами, – неохотно ответил Артур.

А это был правдивый ответ.

Открылся лифт. Внутри стоял хмурый охранник в полном обмундировании, в блестящем, вроде пластика, защитном жилете и с электрошокером и дубинкой на поясе.

– Код доступа? – спросил он.

– ФК Сокол-Альбатрос, – ответил Артур.

– Проходите.

Красные цифры на темном табло показали этаж «3Н». Мы вышли и прошли по длинному коридору до решетчатой стены, за которой стоял невысокий мужчина с длинными усами в виде подковы, облаченный в старый драный халат синего цвета. Когда он отсалютовал нам рукой, я заметил у него на внутренней стороне руки татуировку распятия. А еще серебряный перстень с вязью молитвы.

– Опаздываете, – недовольно пробурчал мужчина.

Артур не стал отвечать, просто пожал плечами.

– Еще минута, и не принял бы. Ушел бы на обед, тогда пришлось бы вам ждать до вечера, – продолжил возмущаться мужчина.

Сопровождающий протянул карточку – старую, пожелтевшую картонку с выбитыми пустотами.

Мужчина недоверчиво повертел ее в руках, посмотрел на свет, вставил в маленькую пластиковую машинку и покрутил ручку, какие бывают на старинных швейных машинках.

– Тридцать восьмой? – обратился он ко мне.

– Так точно, – по-военному отчеканил я.

Такая форма ответа уже вошла у меня в привычку.

– Карпов Дмитрий Алексеевич?

Отвык я слышать свое фамилия, имя, отчество. И даже не сразу понял, что обращались именно ко мне, потому и не ответил.

Мужчина, скривившись, повторил чуть громче.

– Чего молчишь? Пробки, что ли, в ушах?!