скачать книгу бесплатно
– О, вы ещё не видели его? – Капитан тут же снизил обороты и, соответственно, шум двигателя, и лодка, замедлив ход, просто поплыла вниз по течению, а он сам тут же подошёл к Аполлинарию Антоновичу и начал рассказывать, проявляя большой энтузиазм: – Это британский корабль, раньше такие суда называли линкорами.
– Вот как? – Квашнин привстал и развернулся к левому борту. – А как же их называют теперь?
– Дредноут, – сообщил ему господин Фюнтер. – Что в переводе с английского значит «непотопляемый»!
– И что, вы и вправду думаете, что его нельзя потопить? – подначивал его Квашнин.
– Абсолютно невозможно! – ещё больше оживился молодой человек. – Шесть тысяч тонн лучшей в мире английской стали, он весь сплошной броневой пояс, в довершение к этому самые современные паровые котлы, дающие немыслимое давление и огромное усилие на гребные валы, плюс самые точные в мире десятидюймовые орудия не подпустят врага к себе даже и на пять миль. Всё это делает его просто неуязвимым!
– Цеппелины, электрические автоматы, дредноуты, – задумчиво говорил Аполлинарий Антонович, глядя на громаду корабля, – воистину, что ещё смогут придумать потомки, чтобы обогнать нас в новшествах. Мои родители и представить не могли в своей юности, что письма можно передавать не с почтой или с конным курьером, а через провода, а сейчас станции телеграфа находятся на каждом углу. И письма те доходят за мгновения, а не плетутся неделями по пыльным дорогам.
– Да, мы живём в удивительное время, – согласился с ним молодой капитан. И тут же предложил: – Хотите зрительную трубу, у меня есть, через неё дредноут прекрасно видно.
– Я был бы вам признателен, – отвечал ему Квашнин.
Он взял у молодого человека трубу и стал рассматривать чёрную громаду. На самом деле он смотрел на корабль, наверное, уже в двадцатый раз, но не переставал удивляться его мощи.
Сразу после окончания войны в Крыму англичане набрались наглости досматривать корабли, следующие в Санкт-Петербург и идущие туда не под российским флагом или не под флагом ещё какой-либо суверенной державы. И вот сии суда под несуверенными флагами, флагами слабых стран эти извечные пираты, будь они прокляты, брались досматривать и на своё усмотрение конфисковывать груз. И на все призывы двора Его Императорского Величества это прекратить англичане отписывались в хамской манере. Эти мерзавцы никогда и ничего не понимали, кроме силы; только силой можно было вернуть в них здравомыслие. И тогда императорский флот стал выходить из Петербурга в рейды, встречать иностранные суда и провожать их в столичный порт, и английские бандиты в присутствии русских кораблей уже не осмеливались останавливать купцов. Но год назад всё изменилось. Изменилось, как только со стапелей в Плимуте был спущен флагман королевского флота, броненосный линкор «Альбион». А тотчас после ходовых испытаний и стрельб, уже прошлой осенью, этот тёмно-серый монстр со своими огромными калибрами появился на Балтике, что сразу изменило баланс сил в этом северном море. Англичане снова стали останавливать купцов, следующих в Петербург, и по своему усмотрению арестовывать грузы. Теперь они не стеснялись это делать даже в присутствии кораблей флота Его Императорского Величества, если этот чёрный корабль разворачивал жерла своих ужасных орудий в сторону русских. Так продолжалось до тех пор, пока месяц назад в ходовой части суперкорабля не вышла из строя одна деталь. Но в мире было всего три верфи, которые могли принять британского гиганта – его родная верфь в Плимуте, новейшая и передовая верфь Мэр Айлэнд в Калифорнии, и верфь Финкенвердер в Гамбурге. Так как Плимут был уже занят, а Мэр Айлэнд у чёрта на куличках, лорд-адмирал принял решение ремонтировать линкор в Гамбурге. Вот поэтому Аполлинарий Антонович Квашнин имел возможность в этот майский день разглядывать сие чудо техники в подзорную трубу с прогулочного катерка здесь, на Эльбе. И оглядывал внимательно. А потом, оторвавшись от оптики, взглянул на капитана Фюнтера и спросил:
– А нельзя ли подойти чуть-чуть поближе?
– О, – тот, кажется, даже немного испугался. – Нет-нет, это запрещено. Три дня назад я возвращался в темноте и, чтобы не идти по самой быстрой воде, взял чуть левее, так на меня от верфей и с самого корабля стали наводить прожектора и сделали несколько выстрелов из пулемётов.
– О, они стреляли по вам из пулемётов? – удивился Квашнин, хотя на самом деле вовсе и не был удивлён.
– Они стреляли скорее не по мне, а рядом, по курсу, по воде, как бы предупреждая: не смей двигаться дальше!
– Они открыли по вашему скутеру огонь? Это возмутительно! – вдруг произнёс Аполлинарий Антонович. – «Гамбургер цайтунг» писала, что они сюда приплыли на ремонт по просьбе британского правительства, а ведут себя так, как будто они нас завоевали.
– Ну, их можно понять, – вдруг стал заступаться за англичан молодой капитан. – Они очень боятся, что их неуязвимый в открытом море дредноут здесь может быть взорван злоумышленниками.
– Тем не менее, тем не менее…, – назидательно произнёс Аполлинарий Антонович и снова поднёс подзорную трубу к глазу.
Он знал, что англичане открывают предупредительный огонь с пирсов и самого линкора, но ему хотелось знать, на какую дистанцию они подпустят к себе лодку, прежде чем начнут стрелять. Это дало бы ему представление о том, с какой дистанции будет открыт огонь уже на поражение. Квашнин отрывает взгляд от корабля и снова поворачивается к Фюнтеру:
– Дорогой капитан, а может быть, мы попробуем подойти поближе?
– О! Нет! – тот был явно удивлён. – Вы очень храбрый человек, но поверьте мне, что это…, – наверное, он хотел сказать «страшно», но постеснялся и сказал: – не совсем безопасно. Нам к кораблю лучше не подходить.
И тогда брат Аполлинарий вытащил из кармана панталон кожаный кошелёк, достал из него монеты:
– Может, пять прекрасных гамбургских талеров по тридцать два шиллинга каждый изменят ваше решение? Пять минут – и деньги ваши. Это будет лёгкий заработок.
Капитан заглянул в ладонь Квашнина, словно хотел убедиться, правда ли этот господин предлагает сумму, за которую ему придётся работать неделю, и, увидав монеты, лишь спросил:
– Вы предлагаете пять талеров?
Аполлинарий Антонович только покивал согласно: ага, предлагаю.
Глава 7
Молодой капитан снова взялся за лопату и закинул несколько совков угля в топку; кажется, он относился к этому небольшому эксперименту весьма серьёзно. Квашнин, отрываясь от подзорной трубы, с ухмылкой на него поглядывал: ты глянь, какой молодец! И после ещё одной пары минут дрейфа по течению капитан Фюнтер сказал:
– Давление поднял, можем попробовать подойти к ним поближе.
– Ну так давайте пробовать, – сразу отозвался Аполлинарий Антонович.
И капитан, дёрнув за пару блестящих рычагов, дал пар, оживил двигатель судёнышка, тот застрекотал весьма бодро, и дрейфующая лодка с места пошла так бойко, что стоявший у кресла Квашнин поспешил сесть в него.
Капитан резко взял влево, лёг на обратный курс и пошёл против течения, пошёл быстро к большому мысу Финкенвердер, где к докам был пришвартован английский линкор.
Квашнин же сидел в кресле и смотрел на корабль в подзорную трубу. Для человека, в сторону которого вот-вот откроют пулемётный огонь, он был на удивление спокоен. Но всё это удивительное плавание продлилось весьма недолго; две минуты лодочка шла против течения, пока брат Аполлинарий не увидел в подзорную трубу белую пульсирующую точку на пирсе возле линкора. Он сразу понял: а вот и пулемёт.
– Пули! Пули! – почти сразу закричал от штурвала господин Фюнтер.
Квашнин тут же оторвался от оптического прибора и увидал в тёмно-серой воде справа от лодки, метрах в тридцати, цепь фонтанчиков, каждый в метр-полтора высотой. И только тут до них от берега долетел чёткий тарахтящий звук.
Та-та-та-та…
Да, несомненно, огонь вели из знаменитого произведения Ричарда Гатлинга. Капитан не ошибался. Впрочем, Квашнин и сам знал о пулемётах, стоящих вокруг линкора, правда не подозревал, что англичане так легко применят их против обычной прогулочной лодки. Хотя… это же англичане. Аполлинарий Антонович не сомневался, что у английских пулемётчиков есть приказ вести огонь на поражение по любой цели, если та приблизится к кораблю. Но для себя он кое-что всё-таки выяснил:
«Четыреста метров плюс-минус двадцать». Это была та дистанция, с которой пулемётчики начинали стрелять.
«Это плохо. Очень плохо». Получалось, что подход к линкору днём был невозможен. Баркас со взрывчаткой будет просто расстрелян, с какой бы большой скоростью он ни двигался. Но с другой стороны, он и планировал работу автомата в темноте.
«Атака должна проходить ночью. Только ночью!».
Ещё одна цепь фонтанов, на сей раз ближе к лодке, вырвалась из тёмной воды.
– Я отворачиваю! – немного нервно закричал капитан от штурвала.
– Да-да, – сразу согласился Квашнин. – Конечно, конечно.
А сам думал о том, что ему придётся посидеть пару ночей на берегу реки. Ему нужна была схема работы прожекторов. Нужно было выяснить углы и площадь освещения.
Кажется, капитан вздохнул с облечением, сразу лёг на обратный курс и повёл лодку на центр реки.
– Господин, теперь куда? – спрашивал он, не оставляя штурвала.
– Ну, как я и просил, едем к Фалькенштайну.
– Как пожелаете.
К удивлению и радости капитана, у Фалькенштайна, прекрасного места, где жители Гамбурга устраивают пикники и конные прогулки, пассажир пожелал покинуть лодку. Молодой господин Фюнтер был рад, так как, во-первых, его не пришлось везти обратно, а во-вторых, он полностью расплатился.
Пассажир сошёл с лодки на лодочной станции и сразу смешался с толпой гуляющих людей.
***
Квашнину здесь всегда нравилось. Прекрасные, живописные места, где почти нет складов и технических зданий. Лес, дорога вдоль реки, лужайки для пикников. И всё это у пологих берегов прекрасной и быстроводной Эльбы. Он поднялся с лодочной станции к дороге и пошёл неспешно, поглядывая в сторону почти неразличимого с этого берега британского корабля. Шёл, поигрывал тростью, думал, прикидывал, делал предварительные, грубые подсчёты.
А по дорогам туда и сюда сновали экипажи, как заурядные конные, так и новомодные электрические, управляемые антропоморфными автоматами с удивительными фарфоровыми лицами. Такие экипажи были верным признаком того, что обладатель сего технического чуда –не только человек состоятельный, но и рьяный сторонник прогресса. Автоматы механическими голосами оповещали всех, кого видели у дороги: «Отойдите в сторону, прошу вас быть осторожными. Дорога – место повышенной опасности».
Брат Аполлинарий, за последний месяц поднаторевший в современных механизмах, уже различал не только компанию-изготовителя самобеглых колясок, управляемых автоматами, но и серию с классом. Он, как опытный инженер-механик, не пропускал ни одной выставки автоматов, ни одного их нового вида не оставлял без внимания.
А кроме экипажей, по живописной дороге двигались дамы и господа верхом и попадались энтузиасты разнообразных велоконструкций. Эти господа, проносясь по дороге и отчаянно сигналя в звонки зазевавшимся пешеходам, потные, серьёзные и собранные, как спортсмены, вызывали у публики глубочайший интерес своими агрегатами.
Но сейчас Аполлинария Антоновича в его мрачном настроении всё это не интересовало, а было ему интересно… кроме линкора, взрывчатки и механизмов… ну, разве что павильоны с винами, пивом и закусками, так как не по-майски жаркий день давно вызывал у него жажду. Да и проголодался он уже.
У него ещё было немного времени. Аполлинарий Антонович зашёл в светлый павильон на небольшом пригорке возле самого леса и заказал себе пиво и лабскаус. Он давно хотел попробовать это блюдо, которое преподносилось в харчевнях как истинно гамбургское. Раньше его отталкивал внешний вид. Но теперь брат Аполлинарий решил всё-таки попробовать.
Сам себе Квашнин не отдавал отчёта, но сделал он это скорее, чтобы отвлечься от скорбной мысли, которая не давала ему покоя с утра. Она разъедала его не хуже царской водки. Опытный и весьма закалённый жизнью человек всё никак не мог смириться с потерей связной. Этой замечательной и чистой девушки, за которую он переживал с того самого дня, как она появилась в Гамбурге. Изящная, прекрасно образованная, по-настоящему красивая, умная и старательная дева сразу вызвала у членов группы… нет, вовсе не восхищение, а скорее оторопь. Квашнин, Елецкий и работавший тогда с ними Бельский переглядывались, молча слушая доклад юной, только что прибывшей послушницы. И во взглядах этих закалённых бойцов невидимого фронта читалась лишь одна мысль: зачем святые отцы прислали им в помощь – для очень важной и посему очень опасной операции – этого ангела?
«Рехнулись они там, что ли?».
И когда дева ушла после знакомства, больше других возмущался тем, что руководство посылает таких молодых на подобные задания, именно он, Квашнин Аполлинарий Антонович. Оба его товарища молчали: а что тут поделаешь?
Квашнин же как в воду глядел. Девочка, юная и красивая, могла ошибиться, могла допустить ошибку и в случае невезения попасть в лапы ИС. А те ошибок не прощают. Вот… так и вышло.
«Зое повезло, если она сразу… умерла».
Расторопный официант в белом переднике, ловко лавируя между столиков, принёс ему литровую кружку светлого, тарелку с едой, хлеб на блюдце. Пиво было отличным, хлеб тоже, а вот еда… Селёдочку, жареное яйцо и сладкий маринованный огурчик он, конечно, съел, а вот само блюдо только попробовал: неприятное месиво для самых невзыскательных желудков.
«Лабскаус… Дрянь какая. Для моряков и докеров», – решил Аполлинарий Антонович. Но он кривил душой, едал он всякое, и похуже, чем это; в принципе, неплохое мясо, просто из-за девы прекрасной, что не вернулась нынче с задания, аппетит у него так и не нагулялся как следует. Не отпускало его горькое, почти удушающее чувство большой потери с той самой минуты, как связная и курьер не появились даже после истечения контрольного времени. Это чувство потери не покидало его ни на минуту, ни когда он говорил с Елецким, ни когда в уме прикидывал отладку алгоритмов для автомата. В общем, чувствовал Аполлинарий Антонович себя плохо, и блюдо ему не понравилось.
А вот пиво Квашнин допил. После чего сразу закурил сигару.
***
Пройдя по живописной и людной тропе через лес, он вышел на Кёстреберг-штрассе и уже на этой улице быстро поймал извозчика, на котором добрался до «Гренингена», старой пивной, в которой главную роль играют не столы и стены, а пиво и колбаса. Пиво здесь было едва ли не лучшее в городе, как и колбаса, а вот антураж этой пивной явно не привлёк бы людей, ищущих блеск и изысканность. Тут, среди почерневших от времени столов и кирпичных, без штукатурки, стен, выбирая столы у давно немытых окон, как правило, заседал после пяти часов пополудни с блокнотом и карандашом Зигмунд Краус, которого в журналистских кругах города знали под прозвищем Быстрый Зигги. Сейчас за столом с Зигги сидела дама неопределённого возраста из тех, что вечно сидят в пивных. Она лениво поглядывала то на немногочисленную в этот час публику, то на журналиста, который писал что-то у себя в блокноте, не обращая на даму особого внимания. Аполлинарий Антонович подошёл к их столу, на ходу доставая монетку; достав, положил денежку перед дамой и сказал:
– Купите себе что-нибудь, дорогуша.
Дама тут же схватила монету, а журналист поднял на Квашнина глаза и небрежно протянул ему руку для рукопожатья:
– А, Вайс, это ты?
Аполлинарий Антонович пожал руку и, не дожидаясь приглашения, сел за стол напротив Крауса. Дама же встала и, зажав денежку в кулаке, переместилась за другой столик.
– Привет, Зигги.
– Конечно, у тебя ко мне дело, – журналист снова стал что-то писать.
– Да, хочу знать, что происходит в городе.
– О, в городе много всего происходит, что тебя интересует?
– Не знаю, – Квашнин сделал вид, что задумался, а сам положил на стол гамбургский талер, – Ну, что-нибудь не совсем обычное.
– Банда богемских цыган этой ночью в Зюльдорфе подожгла сарай и, пока его тушили, увела из конюшни господина Цвингли породистого скакуна.
– Нет, неинтересно, – сразу произнёс Аполлинарий Антонович. Он мог бы для ускорения процесса задать собеседнику пару наводящих или уточняющих вопросов, но не хотел этого делать. Зигги был вовсе не глуп, не нужно ему давать поводов для размышления. «Пусть сам всё предложит».
– Проститутка на Кённиг-штрассе вязальной спицей проткнула клиенту живот, когда тот попытался вытащить у неё свои деньги из ридикюля. Якобы за плохое обслуживание.
Квашнин даже поморщился: ну что это?
– Ограбление складов? Пьяная поножовщина в порту? Обворованная гримёрка у звезды варьете…, – продолжил журналист и тут же сам отказался: – Я понял, понял…
Он сделал паузу, внимательно посмотрев на Квашнина, и спросил:
– Кстати, Вайс, ты всегда всё спрашиваешь, спрашиваешь, даже платишь за это, а теперь мне хотелось спросить тебя, а где ты работаешь? Просто ради любопытства.
«Просто ради любопытства».
Аполлинарий Антонович не любил этого всего. «Ну вот к чему все эти лишние вопросы?». Но раз уж спросили… для этого у него всегда была готова добротная легенда:
– Я представляю интересы одной крупной страховой компании. Грузы, корабли, риски – это всё мой хлеб.
– И компания та, скорее всего, британская? – продолжал интересоваться журналист.
– Речь сейчас идёт не обо мне, и не о моём работодателе, – ответил Квашнин и многозначительно постучал ногтем указательного пальца по монете, лежащей на столе.
И тогда Быстрый Зигги взглянул на монету и сказал:
– Кажется, я знаю, что тебя заинтересует. Это происшествие на аэровокзале.
Брат Аполлинарий указал на журналиста пальцем: в точку.
– Утром там ловили воровку.
Это было как раз то, что нужно, но Квашнин показательно скривился:
– Краус! Ты хочешь мне рассказать про вокзальную воровку?
– Нет, там не всё так просто, – оживился журналист.
– И что же там такого интересного?
– Её убили, – чуть понизив голос, отвечал Быстрый Зигги, – мне телеграфировал один из моих парней, – так журналист называл полицейских, которые были у него на содержании, – когда я приехал, её труп уже выносили из здания аэростанции. Она, кажется, была молода.
– Ты, что, видел её? – сразу спросил брат Аполлинарий. Ему стоило усилий, чтобы держать себя в руках.
– Руку, из носилок было видно её руку, на ней была хорошая одежда, а рука была… Ну, не старой женщины – точно.
– Как её убили?
– Об этом мой человек ничего не знает, он с товарищем брали какого-то чеха, с которым та женщина общалась.
