Инквизитор. Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт

Кавалер и его сопровождающие остановились на возвышенности и ждали, когда прибывшие сами подойдут к ним. Тут же к офицерам подошёл и Рене, и ротмистр арбалетчиков Джентиле.

Первым, утопая в сыром песке тяжёлыми сапогами, шествовал высокий офицер из горцев.

Он остановился у подножия невысокого холма, на котором стоял кавалер, и прокричал:

– Господин Эшбахт, я капитан Франц Роденталь, капитан ополчения Шаффенхаузена, привёл вам ваших людей, как было уговорено. И прошу вас явить добрую волю и отпустить раненых, чтобы они не погибли на берегу без тепла и ухода.

Кричал всё это капитан дерзко, как будто требовал. Так дерзко кричал, что захотелось кавалеру ответить ему, мол, зря ты так нахален, капитан, война-то ещё не кончилась, бережёт тебя лишь знак парламентёра, что несёт за тобой твой сержант. Но не стал он этого говорить, а усмехнулся и сказал:

– Ну, что ты там стоишь, чёртов мошенник, иди сюда уже.

Сыч оскалился, так он улыбался, и полез на холмик к своему господину, Волков не побрезговал, протянул ему руку, помогая подняться. Да уж, худ он был, а руки его были синими, особенно страшны, почти черны, были запястья. А ещё справа, когда он улыбался, видно было, что нет двух зубов, но, когда уходил на тот берег, зубы эти у него были.

– Ну, изменился ты, я смотрю. Видно, не сладко тебе там было без моих харчей, – ухмылялся кавалер.

– Да уж, не мёд, экселенц, – Сыч тоже засмеялся.

– А вот воняешь ты по-прежнему, – принюхивается Волков.

Сыч опять скалится беззубо:

– Да уж, хряк сдобой пахнуть не начнёт.

Он смеется и ёжится от налетевшего порыва ветра. Волков молча снимает шубу и накидывает её ему на плечи:

– Держи. Максимилиан, найдите какой-нибудь одежды ему… И этому тоже, как там его зовут, – Волков кивает на второго человека, которого привёл капитан горцев.

– Ежом его кличут, – говорит Сыч, лицо его скорее удивлённое, чем радостное, он пытается всунуть больные и страшные свои руки в рукава шубы. – Экселенц, а это мне навсегда или поносить?

– Болван, неужто ты думаешь, что я после вшивого тебя надевать буду? – кавалер смеётся. – Носи уже.

Волкову не жалко, это не лучшая его шуба. Зато все видят, что тем, кто претерпел за него, по заслугам воздастся.

– Экселенц! – Сыч едва не прослезился, он уже напялил шубу и кланялся, кажется, руку надумал целовать.

Но Волков не дал:

– Ступай к поварам, а потом помойся, Фриц Ламме, вечером расскажешь, как там у горцев, – он повернулся к парламентёру и крикнул: – Так что решил кантон по поводу денег за пленных?

– Сегодня соберётся совет в Шаффенхаузене, – отвечал капитан горцев, – там всё сегодня и решится.

– Пусть поторопятся, Господь велит мне быть милостивым даже к еретикам, но кормить я их с завтрашнего утра перестану.

– Если ваш Бог велит вам быть милостивым, может, отдадите мне раненых, тех, что уже без сил? – кричал капитан.

Волков ему ничего не ответил, он повернулся и пошёл к себе в шатёр, ему ещё нужно было написать ответ епископу. А капитан постоял-постоял, да пошёл к лодке, убрался вон с его земли.

Пока он писал, снова приходил фон Финк, снова говорил, что ему пора уходить и снова просил вексель, на что Волков вновь ему отказал.

Говорил тот, что согласен и на пятьсот талеров, и как он об этом сказал, так кавалер обо всём догадался.

Волков теперь понял, почему фон Финк хочет от него вексель. Он сейчас увёл бы солдат во Фринланд, а потом полученные от кавалера по векселю деньги забрал бы себе, сказав солдатам, что кавалер, дескать, ничего не дал.

«Да ты, братец, мошенник, из тех, что обворовывают своих солдат! Нет, так не пойдёт».

– Ждите подсчёта и раздела добычи, – сухо ответил кавалер.

Фон Финк ушёл недовольный. Он оставил корпоралов, чтобы они приняли участие в дележе добычи, а сам в тот же час увёл своих людей на север, в Эшбахт, а оттуда и на восток, в их родной Фринланд.

А Волков был тому и рад. Дописав письмо епископу, сидел некоторое время в раздумьях. Всё не мог решиться никак, а потом всё же взялся и написал письмо жене.

«Госпожа моя, с радостью сообщаю вам, что дом наш пока в безопасности, злой враг повержен и не сможет собраться для новой войны. Если на то ваша воля будет, так возвращайтесь, дом без вас пуст, и мне одному в нём будет невесело.

      Муж ваш, Господом данный, кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт».

Он посидел, подумал, не слишком ли он в письме добр и ласков. Не подумает ли Элеонора Августа, что он заискивает перед ней. Может, лучше будет просто повелеть ей ехать домой? А, ладно, пусть будет доброе письмо. И он тут же начал писать ещё одно:

«Дорогая моя, рад, что вы мои интересы помните, и вижу, что усилия ваши увенчались успехом, что жена моя живёт в доме епископа, а не в городском доме отца своего. Теперь прошу вас отвезти её домой в Эшбахт, не давайте ей уехать в поместье к отцу, иначе мне её потом будет непросто оттуда забрать, зная её норов и нелюбовь ко мне, может она заупрямиться и у графа остаться.

Да и вам пора домой, дом без вас – сирота без присмотра, и голоса вашего в нем не хватает. Как мне не хватает вас, дорогая Бригитт.

      Иероним Фолькоф фон Эшбахт».

Он позвал к себе Увальня:

– Александр, раз дорога вам знакома, так скачите к епископу снова. Вот эти два письма отдадите ему и моей жене. А это, – он показал Увальню бумагу, – отдадите госпоже Ланге, но, чтобы никто не видел. Вы поняли, Александр?

– Да, кавалер, повезу их в разных местах, чтобы не перепутать.

Волков кивнул, а когда Гроссшвюлле ушёл, он вдруг понял, что день давно перевалил за полдень и что ему уже и обедать пора. И настроение у него было на удивление хорошее, может, из-за того, что у него второй уже день не болело почти ничего, разве что нога, и то самую малость донимала, когда он на пригорок забирался.

А добыча делиться уже начала сама собой; ещё когда кавалер обедал, пришёл Брюнхвальд и Стефано Джентиле.

– Хотите ли пообедать? – предложил им Волков.

– Нет, кавалер, спасибо, – за обоих ответил Брюнхвальд, – мы только что отобедали. Мы подождём, пока вы закончите.

– Нет, вы мне не мешаете, господа, – сказал Волков и положил себе ещё кусок солонины, разогретой в пряном бульоне, налил ещё вина. – Говорите, зачем пришли.

– Господин Джентиле хочет выкупить все арбалеты, что мы захватили у врага, – произнёс Брюнхвальд.

– Вот как? – удивился Волков. – Сеньор Джентиле, а мне помнится, что вы говорили, что у вас совсем нет денег, когда нанимались ко мне. Говорили, что едва находите денег на прокорм вашим людям. А тут вдруг хотите купить…, – кавалер обратился к Брюнхвальду. – Карл, сколько там арбалетов нам удалось захватить?

– По списку семьдесят два, кавалер, – отвечал ротмистр.

– И вы найдёте деньги на эти арбалеты, сеньор Джентиле?

– У меня есть друзья в Малене, – скромно отвечал ротмистр ламбрийских арбалетчиков. – Думаю, что они рады будут мне помочь.

– Не сомневаюсь, – произнёс Волков, чуть улыбаясь. – Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Я давно подумывал увеличить отряд, – продолжал Джентиле, – и, если мне удастся купить эти арбалеты, я смогу найти ещё людей. И в будущем ещё послужу вам, кавалер.

– Конечно, конечно, – кивал головой Волков, соглашаясь с ним, – а не скажете, по какой цене вы готовы купить эти арбалеты?

– Если вы будете не против, кавалер, то я хотел бы купить их по три талера за штуку.

«Ах, мошенник, я так и знал…»

– По три талера? – переспросил Волков.

– Если вам так будет угодно, – отвечал ламбриец.

– Помилуйте, друг мой, в мою молодость и то таких цен на арбалеты не было. А горцы славны своим доспехом и оружием, или вы думаете, что их арбалеты плохи?

– Нет, я так не думаю, – отвечал Джентиле, чуть помявшись, – но вряд ли я найду деньги, если буду покупать арбалеты за полную стоимость.

«Конечно не найдёшь, твои приятели-торговцы и менялы не дадут денег, если цена не будет сладкой».

– Арбалеты у горцев всегда были хороши, не многим хуже, чем у вас, у ламбрийцев, – начал Волков, – а вы просите за свои арбалеты восемь, а то и девять талеров. Почему же хотите эти купить за три?

Стефано Джентиле развёл руками:

– Может оттого, что они уже были в пользовании.

– Даже бабу, если она хороша, вы возьмёте себе, пусть она и была до вас в пользовании, а уж про оружие и говорить не нужно. Там же нет ломаных арбалетов?

Ламбриец молчал.

– В общем, если вы готовы купить, то берите их по пять талеров.

Ротмистр арбалетчиков, поглядывая на Волкова, думал, а потом сказал:

– Поеду в Мален, если предложу моим друзьям по четыре пятьдесят, думаю, они согласятся.

– Езжайте. Предложите по четыре пятьдесят, – согласился кавалер.

Ротмистры поклонились и вышли из его шатра.

Вечером долго-долго в его шатре сидел вымытый Сыч и его приятель, что был с ним в тюрьме. Сыч всё говорил и говорил про тюремную жизнь. Говорил он весело и так интересно, что и Максимилиан, и юный Гренер, и даже серьёзный фон Клаузевиц его слушали и смеялись. Монах брат Ипполит пришёл, смеялся со всеми так, что позабыл про пост, стал пить вино. И другие молодые господа стали проситься в шатёр, а Волков всех пускал, не гнать же. И вскоре в шатре места не было, где присесть, и так в шатре тепло стало, что кавалеру пришлось раздеться до рубахи. И он всё требовал и требовал вина, пока оно не кончилось. Всё выпили молодцы, а Сыч, не снимая шубы в жаре, всё не унимался, рассказывал и рассказывал разные случаи из своей жизни. И Волков видел его пьяное веселье и был рад, что отживел он, что был уже не таким, каким его привезли утром. Вот только худоба да отсутствующие зубы говорили, что Фриц Ламме недавно был в тюрьме.

Глава 5

На рассвете пленным раздали хлеб и просо, дали котлы, разрешили варить еду. Кавалер не успел отдать приказ, чтобы их больше не кормили, как с того берега приплыл посыльный и сказал, что совет кантона Брегген просит и дальше кормить пленных, так как решение принято, и сейчас советники только думают, брать деньги из казны или объявить сбор с гильдий, селений и коммун.

Волков тряс пальцем у приехавшего горца перед носом и отчитывал его, хотя понимал, что это всего-навсего посыльный:

– Думаете, я ваши хитрости не вижу, умными себя полагаете? Думаете, дурачить меня будете без времени? Не надейтесь, сегодня последний день, что я кормлю ваших людишек из своего кармана, завтра всё это велю прекратить. Так и передайте этим пышным господам из вашего совета.

– Я… я передам… всё передам, – мямлил посыльный.

– Ишь ты, – глядя вслед уплывающей лодке, говорил Волков, – думают, что я буду ждать, пока они объявят сбор да начнут собирать деньги.

– Думаете, привезут деньги завтра? – спросил у него фон Клаузевиц.

– Надеюсь, что так, – ответил Волков. – Господин Рене.

– Я здесь, кавалер, – откликнулся ротмистр.

– Вы, кажется, говорили, что солдаты ваши жаждали резать горцев.

– И сейчас будут не против, – заверил его Рене.

– Скажите им, что каждый, кто был в бою у холмов, получит долю от выкупа пленных. Может, это остудит их кровожадность.

– Думаю, что это их порадует, – произнёс Рене.

Нужно было посчитать, сколько всего остального они захватили, и для этого Рене, Роха и Брюнхвальд пришли в его шатёр. Только расселись с бумагами, как вернулся Максимилиан и сообщил, что приехал Бертье. Уже по виду молодого знаменосца кавалер понял, что дело странное. Максимилиан, если и не был напуган, то уж точно был удивлён или обескуражен:

– Кавалер, – говорил он заметно тише обычного, словно не хотел, чтобы слышал его какой-нибудь посторонний, – Бертье приехал, встал чуть севернее лагеря.

Волков, ещё не понимая этого странного поведения молодого человека, сказал:

– И зачем же он там встал? Пусть сюда едет.

– Он просит вас быть к нему, – всё так же загадочно говорил Максимилиан. – Дело важное.

Все, все, кто был в шатре, смотрели на него с непониманием. А Роха, который был не большим любителем бумаг и всякой писанины, сказал:

– Господа, вы тут занимайтесь делами, а я пойду к Бертье, узнаю, чего ему нужно и почему он не идёт в лагерь.

– Нет-нет, – сразу запротестовал Максимилиан, – Бертье просил кавалера.

Волков бросил на стол перо, которое крутил до сих пор в пальцах, и прикрикнул на молодого человека:

– Да скажите же вы, в чём дело, если вам это известно!

– Известно, – кивнул Максимилиан.

– Ну? И в чём же? – продолжал Волков.

– Ротмистр нашёл кавалера Рёдля. – ответил Максимилиан.

– Нашёл? – Волков пристально смотрел на него. – Рёдль мёртв?

Максимилиан только кивнул в ответ.

«Дьявол, этого мне как раз сейчас и не хватало».

Кавалер сидел несколько секунд молча. Ещё бы. Весь блеск его победы тускнел от этой глупой смерти Рёдля.

– Но как же так, кто ж его убил? – удивлялся Брюнхвальд, видя, что Волков находится в замешательстве. – Гренер говорил, что сам видел, как Рёдль живой и здоровый уезжал с бароном с поля боя.

Все смотрели на Максимилиана, а тот не знал, что сказать, и только разводил руками и непонимающе качал головой. И, видя это его странное состояние, кавалер спросил довольно грубо:

– Что вы машете головой, как баран, почему не говорите, вы видели тело?

Молодой человек кивнул вместо того, чтобы сказать. Это взбесило Волкова:

«Что это за ярмарочный балаган, один болван не едет в лагерь почему-то, другой не может ничего сказать толком!»

Он вскочил и закричал:

– Я вас просил, Максимилиан, найти мне лакея, слугу, денщика… Хоть кого-нибудь! Вы мне нашли человека?

– Ещё нет, кавалер, – быстро заговорил молодой человек, – нет подходящих…

– Так дайте мне шубу сами. Где остановился Бертье? Далеко? Конь понадобится?

– Нет-нет, – говорил Максимилиан, вытаскивая шубу из сундука. – Тут рядом.

Господа офицеры тоже вставали, собирались идти с ним, но Волков махнул рукой:

– Занимайтесь делом, господа, я сам схожу.

Бертье со своими людьми и вправду был недалеко от лагеря, в ста шагах. Они расположились в кустах, в зарослях барбариса, листья которого до сих пор не облетели и хорошо скрывали их от случайных взглядов. Тут и были солдаты Бертье, стояли мрачные, держали коней под уздцы, только кланялись командиру.

И ротмистр, с на редкость серьёзным лицом, молча поклонился Волкову, а тот протянул ему руку со словами:

– Ну, где он?

Бертье провел его за ближайший куст и показал мерина, через спину которого было перекинуто тело в хорошем доспехе. Тут-то Волков и понял, откуда берётся и мрачная молчаливость Бертье, и растерянность Максимилиана. Выше привязанных к подпруге коня рук мертвеца ничего не было, что сразу бросалось в глаза.

Кавалер подошёл ближе, чтобы рассмотреть всё как следует.

Проще говоря, труп был обезглавлен. Ладный и крепкий доспех рыцаря был в полном порядке, чёрный от старой крови горжет был на месте, а вот головы и шлема не было. И ещё раз кавалер был удивлён тем, что увидел, заглянув за кромку горжета. От такого удивления он ещё больше мрачнел. И не мудрено, ведь голова рыцаря не была отрублена и не была отрезана. Ткани мяса и кожи тянулись так, словно голову Рёдлю оторвали или, вернее, открутили.

Волков покосился на Бертье, что стоял рядом, ища у него каких-то пояснений или мыслей, но весельчак и храбрец Бертье вовсе не был славен своими умозаключениями. Он насупился и молчал, отводил глаза, стараясь не поймать взгляд кавалера.

– Где вы его нашли? – наконец спросил Волков.

– В десяти милях от поля боя, – ответил ротмистр. – Собаки след не брали, дожди со снегом, какой тут след. Ну, я подумал, что барон с Рёдлем направятся домой, и поехал на северо-запад.

– В десяти милях? – Волков прикинул что-то в уме. – Это рядом с лачугой монаха?

– На две мили западнее, ближе к границе владений барона.

Волков опять задумался, чуть постоял молча и стал принюхиваться. Нет, он не почувствовал запаха разложения:

– Когда вы его нашли?

– Вчера к вечеру ближе, но думаю, он там давно лежит, – пояснил ротмистр. – А не пахнет из-за холода, здесь, у реки, теплее, а за холмами вода ночью замерзает.

Как всё нехорошо выходило, как нехорошо. Два благородных человека уехали с поля боя живыми, и на его земле…

– Кстати, а что с бароном?

– Ах, да, – Бертье отошёл и стал рыться в мешке, что был приторочен к седлу его коня, наконец он достал оттуда вещь, – вот, думаю, что это барона.

Это был великолепный наголенник с «коленом» от отличного доспеха. Волков знал, что эта часть не принадлежит доспеху Рёдля, но всё же обошёл мерина, чтобы поглядеть на ноги трупа. Конечно нет, на ногах рыцаря были свои наголенники. Тот, что он держал в руках, был лучше качеством.

– Вы нашли это там же, где было и тело? – спросил он у ротмистра.

– Да, там же, не очень далеко. Много воды, все запахи смыты, это всё, что удалось найти, – отвечал тот.

Волков стоял и думал, что делать со всем этим. Всё выходило очень нехорошо. Попробуй теперь объясни всей местной знати, как погибли два благородных человека на его земле. Причём два человека, которые пришли к нему на помощь в трудную минуту.

– Может, его похоронить? – предложил Бертье.

Волков покачал головой. Нет.

– Людям велим молчать, и никто не узнает, – продолжал Бертье.

– Нет, – сухо отвечал кавалер, он взглянул на ротмистра. – А вы молодец, Бертье, вы поступили правильно, что не поехали в лагерь с мертвецом, но я не буду скрывать смерть Рёдля и барона. Я отвезу труп в замок. Сам отвезу и всё расскажу, как было, чтобы потом меня никто ни в чём не мог упрекнуть. Но вам, мой дорогой Бертье, придётся опять ехать туда и продолжить поиски.

– Поискать барона? Или…

Бертье не договорил, он не произнёс того слова, которое Волков, по его мнению, слышать не хотел.

– Поискать то… Всё, что найдёте, – сказал кавалер, но он не боялся слов. – Голову Рёдля, самого барона, его доспехи или следы оборотня, в конце концов.

Бертье кивнул. Он не говорил об этом кавалеру, но не сомневался, что это всё дело рук или лап оборотня. Судя по серьёзным и хмурым лицам солдат, они были того же мнения.

– Как только я закончу дело с горцами, я прочешу всю округу вокруг лачуги монаха, а вы, Гаэтан, пока возьмите еще людей на всякий случай и начинайте искать.

Бертье снова кивнул, он понимал, что дело важное и серьёзное, и больше ничего кавалеру не советовал.

Когда Волков с Максимилианом вернулись в шатёр, офицеры уже закончили подсчёты и готовы были показать итог, но он отмахнулся и, видя их озадаченные лица, сказал:

– Господа, я должен буду уехать, Карл, вам придётся вести дела за меня. Все переговоры с горцами о пленных будете вести вы.

Офицеры замерли в удивлении, явно ожидая от него пояснений.

– Господа, – сказал он, садясь на своё место, – Бертье нашёл Рёдля.

– Мёртвого? – сразу спросил Роха.

– И без головы, – ответил кавалер и, уже зная, что последуют и другие вопросы, продолжил: – Голову ему отрывали, от барона ничего, кроме наголенника, не нашли. В общем, я хочу сам отвезти труп в замок. Возьму только Гренера с собой.

Если вопросы у господ офицеров и были, то они не торопились их озвучивать.

Только Карл Брюнхвальд произнёс:

– Кавалер, дозволите ли вы мне высказать моё мнение?

– Разумеется, Карл, говорите.

– Когда вы просили меня стать у холма и сдержать удар колонны горцев, я, хоть и без радости, но выполнил вашу просьбу. Без радости, потому что сомневался, что смогу удержать людей в строю столь долго, сколько вам нужно. Когда вы просили меня догонять врага и бить его, я согласился с радостью, так как был уверен, что исполню просьбу безукоризненно. Теперь же вы просите меня взяться за дело переговоров. Взяться за дело, в котором, по разумению моему, я не достиг и звания сержанта. И в котором вы, несомненно, достигли звания генерала. Думаю, что мне надобно отказаться от столь высокого доверия.

– О чём вы, Карл? – раздражался Волков.

– А он прав, Фолькоф, – встал на строну Брюнхвальда Роха, – в деле чесания языком ты любому из нас нос утрёшь. Лучше тебе не уезжать, а то эти черти из-за реки пронюхают, что ты уехал, начнут ещё юлить, от выплат отлынивать.

Волков понял, что в словах ротмистров есть здравый смысл, конечно, ему лучше не уезжать сейчас отсюда. Но тогда…

– Я сам отвезу тело Рёдля в замок Балль, – предложил Брюнхвальд. – Передам его со всеми почестями. Это мне не трудно.

– Хорошо, – согласился Волков. – Вы правы, мне нужно выжать деньги из горцев, это сейчас главное.

Карл Брюнхвальд встал:

– Тут все наши расчёты по добыче, тут доспех, тут лодки и баржи, тут захваченный провиант.

– Хорошо, я посмотрю, – сказал Волков, – а вы, Карл, берите с собой Гренера, людей и телегу и езжайте в замок немедленно.

Офицеры кланялись ему, выходя из шатра. А он, оставшись один, сидел невесел. Очень ему портили вкус победы этот проклятый барон и его безголовый рыцарь.

Глава 6

На следующее утро всё решилось; едва он позавтракал, как прибежал солдат и сказал, что на той стороне реки знатные люди садятся в лодку и просят дозволения приплыть на их берег.

Волков быстро оделся, накинул шубу и, позвав Рене, Джентиле, который уже вернулся из Малена с деньгами на арбалеты, фон Клаузевица и Максимилиана, пошёл на берег. Господа уже были там, возглавлял делегацию всё тот же глава гильдии лесоторговцев и член консулата кантона Брегген – Вехнер.

Кресло кавалеру не принесли, не успели, поэтому он опять забрался на холмик и ждал горцев.

Они подошли и поклонились, но не так низко, как им должно было. Опять горская спесь в них взыграла. Один из прибывших что-то бубнил, называл имена других господ, но это Волкова сейчас не интересовало, кавалер смотрел на рослого солдата, что приплыл с ними, который держал в руке немалый и тяжёлый мешок.

«Значит, привезли денежки».

Тот говорливый человек всё ещё «выражал волю совета кантона Брегген», но кавалер, стоя на своём холмике, на него внимания не обращал.

– Вы привезли деньги? – крикнул он.

Болтун осёкся на полуслове, замолчал, и только теперь заговорил сам Вехнер. Он сделал шаг вперёд, едва заметно кивнул Волкову и сказал:

– Совет кантона Брегген решил пойти на ваши условия и выплатить выкуп за пленённых вами наших людей в размерах, вами требуемых. Но не высокомерием вашим мы покорены, а лишь заботою о наших людях идём мы на такое унижение.

– Да-да, знаю, знаю, – небрежно крикнул ему кавалер со своего холмика, – давайте уже деньги. Несите сюда моё серебро.

Вехнер сделал знак солдату, что держал мешок, и тот прошёл вперёд, отдал мешок одному из сержантов Рене.

– Ротмистр, – специально громко произнёс Волков, – пересчитайте деньги, я этим людям не доверяю.

– Конечно, – отвечал Рене. – Сейчас же.

Услыхав это, Вехнер состроил высокомерную мину, глядя, как серебро из мешка высыпается на дерюгу для пересчёта, и, чуть помедлив, снова начал:

– Совет кантона Брегген постановил выплатить вам деньги за граждан кантона Брегген, но не платить за всех остальных.

Волков, уже косившийся на кучу серебра, перевёл удивлённый взгляд на члена совета:

– Что это значит, Вехнер?

– Сие значит, что народ кантона Брегген не будет платить за райслауферов, – с каким-то глупым высокомерием отвечал глава гильдии лесоторговцев и член консулата кантона Брегген. – Возьмите выкуп с их семей.

– Не будет? – удивлённо переспросил кавалер.

– Нет, не будет, – чуть ли не радостно подтвердил Вехнер. – Совет и эти деньги выдал из-за спешки, выдал без одобрения ландсраата кантона, на свой страх и риск.

– Ах вот как! – негромко сказал Волков.

И все, кто знал его, сразу по его тону поняли, что добром это не кончится. И Максимилиан, и ротмистр Рене смотрели на кавалера с опаской. Этот его тон они знали.

«Значит, кантон не хочет выкупать своих наёмников? Ну, что ж, тем хуже для наёмников и для кантона».

То ли мелочность и жадность этих богатеев из кантона, то ли тон Вехнера, то ли, то, что ему не достались все деньги, а может, и всё это вместе кавалера разозлило.

– Рене, – негромко позвал он.

– Я тут, кавалер, – откликнулся ротмистр.

– Ваши солдаты ещё хотят отомстить горцам за их жесткости?

– Уверен, что желающие найдутся, – сразу ответил Рене

– Что ж, господин Вехнер и кантон Брегген вашим солдатам дают право насладиться местью, – с ледяной улыбкой произнёс кавалер. – Максимилиан.

– Да, кавалер.

– Сыча мне сюда.

– Я здесь, экселенц, – тут же отозвался Фриц Ламме.

Он был недалеко и сразу пошёл к Волкову:

– Что надобно, экселенц? Порезать солдатишек, за которых эти горные господа не заплатили?