скачать книгу бесплатно
Векслер ничего не сказал, но по его лицу я видел, что мои слова не пропали втуне. Если замок в «шевроле» Шона окажется выключен, это нельзя будет считать бесспорным доказательством чего бы то ни было, однако для человека, близко знавшего моего брата, этого будет вполне достаточно, чтобы не сомневаться – в тот вечер он находился в машине не один.
Векслер сказал:
– Внешний осмотр ничего не даст: снаружи дверь можно отпирать и запирать обычным ключом, а замок отключается простым нажатием кнопки. Кому-то придется перебраться на заднее сиденье и попробовать открыть дверь изнутри.
– Хорошо, давай я полезу.
Векслер отпер правую переднюю дверцу, я быстро шмыгнул внутрь салона и перевалился через спинку сиденья. Сладковатый, тошнотворный запах свернувшейся крови тут же ударил мне в ноздри, да так, что закружилась голова. Каким-то чудом я нашел в себе силы протянуть руку и закрыть дверь.
Довольно долго я сидел неподвижно. Фотографии не смогли подготовить меня к тому, что я увидел в действительности. Тяжелый трупный запах, пятна засохшей крови на стекле, на крыше и подголовнике водительского сиденья. Это была кровь Шона.
Тошнота подкатила к горлу, и я едва сдержался. Стараясь отвлечься, я быстро поглядел через спинку сиденья на приборную доску и панель управления обогревателем. Так, первая моя догадка подтвердилась. Потом сквозь правое окно увидел Векслера. На мгновение наши глаза встретились, и я спросил самого себя, так ли уж мне хочется, чтобы замок на двери не был заблокирован. Не проще ли будет выбраться обратно и оставить все как есть?
Но я быстро изгнал эту трусливую мыслишку; если я брошу все сейчас, то сомнения станут преследовать меня до конца жизни, превратив ее в ад. Целая жизнь бессонных ночей…
Протянув руку, я вытянул рычажок пассажирского замка, повернул ручку и надавил. Дверь распахнулась. Выбравшись наружу, я посмотрел на Векслера, плечи и голову которого уже припорошил снег.
– Обогреватель тоже выключен. Стекла не могли запотеть. Я уверен, что с Шоном был кто-то еще. Они разговаривали, а потом этот гад убил моего брата.
У Векслера было такое лицо, словно он увидел привидение. Я чуть ли не слышал, как у него в голове крутятся колесики и шестеренки. Мои слова перестали быть просто теорией, и Векслер знал это. В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас заплачет.
– Черт побери… – медленно произнес он. – Черт побери…
– Не расстраивайся, мы все проглядели это.
– Дело не в этом. Коп не имеет права так подводить своего напарника. Какая от нас польза другим, если мы не в состоянии добросовестно отнестись к одному из своих? Какой-то вшивый репортеришка…
Он не договорил, но и так было ясно, что он чувствует. Векслеру казалось, что он каким-то образом предал Шона. То же самое ощущал и я.
– Еще не все потеряно, – заметил я. – Мы еще можем исправить свою ошибку.
Векслер по-прежнему выглядел так, словно мысли его были где-то далеко. В этот момент я не смог бы его утешить, да и никто другой тоже.
Тем не менее я сказал:
– Векс, мы всего лишь упустили немного времени. Давай вернемся в управление, а то становится холодно.
Когда я подъехал к дому Шона, чтобы рассказать о нашем открытии Рили, во всех окнах было темно. Прежде чем постучаться, я немного помедлил, неожиданно подумав о том, с чего это мне пришло в голову, будто я смогу облегчить невестке страдания. «Хорошие известия, Рили! Оказывается, Шон не застрелился, как мы все думали. Оказывается, его прикончил какой-то подонок или псих, который убивал полицейских и раньше и, скорее всего, вряд ли сам остановится!» Чертовски приятно ей будет об этом узнать.
Впрочем, отступать было все равно поздно, и я постучал, ясно представляя себе, как бедная девочка сидит в полной темноте в гостиной или в спальне, откуда наружу не проникает свет. Но я ошибся. Над моей головой вспыхнул фонарь, и дверь немедленно распахнулась.
– Джек?
– Привет, Рили! Можно мне зайти и поговорить с тобой?
Я знал, что Рили еще ничего не известно. Мы с Векслером договорились, что я обо всем расскажу ей сам. Векс не возражал; он и так был слишком занят тем, что заново открывал дело, составлял списки возможных подозреваемых и организовывал повторную проверку машины Шона на предмет обнаружения посторонних отпечатков и тому подобное. О том, что случилось в Чикаго, я пока не стал ему рассказывать – это я решил оставить для себя, хотя и не совсем понимал почему. Вероятно, из-за статьи. Она должна была быть только моей.
Это был самый простой ответ, который первым пришел мне на ум, когда я попытался справиться с беспокойством, охватившим меня при мысли, что я обманываю Векслера. Однако в глубине души я сознавал: что-то другое помешало мне сообщить ему все до конца. Нечто такое, что я боялся пока извлекать из тьмы на свет.
– Входи, – сказала Рили. – Что-нибудь случилось?
– Нет. То есть да. Вернее, не совсем.
Я прошел за ней в дом и очутился на кухне. Рили включила лампу над столом. Она была одета в застиранные голубые джинсы, заправленные в толстые шерстяные гетры, и в блейзер с эмблемой «Колорадо Баффалос».
– Открылись кое-какие новые обстоятельства, касающиеся смерти Шона, и мне захотелось самому рассказать тебе о них. Но не по телефону, а лично.
Мы оба сели на стулья возле стола. Черные круги у Рили под глазами еще не исчезли, и я не заметил, чтобы она пыталась замаскировать их при помощи косметики. Чувствуя, как ее подавленность начинает понемногу распространяться и на меня тоже, я поспешно отвернулся, но это не помогло. Должно быть, сами стены в этом доме успели пропитаться горем и болью, которые теперь окружили меня со всех сторон.
– Может быть, я тебя разбудил?
– Нет, я читала. В чем дело, Джек?
И я рассказал ей, однако, в отличие от Векслера, Рили я выложил все: о Чикаго и о Джоне Бруксе, о стихотворениях Эдгара По и о своих планах. Пока я говорил, Рили время от времени кивала, давая понять, что слушает. Не было ни слез, ни вопросов, и я решил, что это еще ожидает меня впереди.
– Вот как все было, – закончил я. – Я решил заехать и поговорить с тобой, прежде чем уеду в Чикаго.
Рили долго молчала.
– Может быть, это выглядит глупо, – медленно проговорила она, – но я чувствую себя ужасно виноватой.
Мне показалось, что в глазах Рили блеснули слезы, но ни одна капля так и не сползла по ее щеке. Наверное, у бедняжки просто не осталось слез.
– Виноватой? В чем?
– Все это время я была в ярости, даже в бешенстве. Я страшно злилась на Шона за то, что он совершил, словно он сотворил это не с собой, а со мной. Я ненавидела не только Шона, но и саму память о нем. А теперь оказалось, что…
– Мы все чувствовали примерно одно и то же. Наверное, это единственный возможный способ пережить подобное.
– Ты уже рассказал тете Милли и дяде Тому?
Милли и Том – так звали моих родителей. Рили чувствовала себя неловко, если ей приходилось обращаться к ним по-другому.
– Нет еще, но обязательно расскажу. Попозже.
– А почему ты скрыл от Векслера информацию о Чикаго?
– Не знаю. Должно быть, мне хотелось иметь небольшую фору. Копы узнают все завтра.
– Но, Джек, если все это правда, то полицию обязательно нужно держать в курсе. Я не хочу, чтобы тот, кто это сделал, ушел от наказания только потому, что тебе захотелось написать отличную статью.
– Послушай, Рили, – заметил я, изо всех сил стараясь сдерживаться, – тот, кто убил Шона, уже благополучно скрылся, и тем бы все и закончилось, если бы не я. Сейчас мне нужно только одно – пообщаться с полицейскими из Чикаго раньше Векслера.
Мы оба замолчали, потом я продолжил:
– Я не должен ошибиться, Рили. Мне нужен материал – это верно, но речь идет не только о статье. Это нечто большее, потому что касается Шона… и меня самого.
Рили кивнула, и я замолчал, не в силах объяснить ей свои побудительные причины так, чтобы она поняла. Ремесло журналиста, в котором я достиг определенных высот, предполагает искусство отыскивать подходящие слова и складывать из них предложения и фразы так, чтобы текст выглядел понятным и читаемым, но сейчас я не нашел внутри себя таких слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Пока не нашел. Вместе с тем я сознавал, что Рили хочет услышать нечто большее, и попытался растолковать ей то, чего не понимал сам.
– Помнится, когда мы с Шоном окончили школу, то оба хорошо представляли себе, чего каждый из нас намерен добиться в жизни. Мне хотелось писать толстые книги, стать богатым и знаменитым. Шон же мечтал стать главой криминального отдела денверской полиции и раскрыть все городские тайны и преступления… Ни один из нас так и не достиг своей цели. Впрочем, Шон подошел к своей мечте ближе, чем я.
Рили попыталась улыбнуться, но остановилась, поняв, что на фоне черных кругов под глазами любая улыбка будет выглядеть как минимум неуместной.
– Тем летом, – продолжал я, – я собирался уехать в Париж, чтобы написать величайший роман в истории американской литературы, а Шон дожидался начала армейской службы. Прощаясь, мы заключили сделку, которая теперь может показаться банальной и даже глупой. Условия договора были следующие: когда я разбогатею, то куплю Шону «порше» с багажником для лыж – такой, как был у Редфорда в фильме «Бегущий по холмам». Вот так. Это было все, чего он хотел. Помнится, я тогда еще заметил, что эта сделка мне не выгодна, потому что ему нечего предложить взамен. Знаешь, что ответил Шон? Брат поклялся, что если со мной что-нибудь случится – например, если меня ограбят, покалечат или убьют, – он обязательно найдет того, кто это сделал. Он пообещал, что никто не сможет сотворить такое и остаться безнаказанным. И я поверил ему, поверил даже тогда. Я не сомневался, что брат обязательно сдержит свое слово, и, признаться честно, порой это меня утешало.
В этой истории – особенно в том, как я ее рассказал, – не было никакого особенного смысла. Даже сам я не совсем понимал, с чего это меня вдруг потянуло на воспоминания.
– Но это же было его обещание, не твое, – тихо произнесла Рили.
– Да, я знаю… – Она смотрела на меня, а я молчал. – Просто отчего-то я не могу сидеть на месте, наблюдать и ждать. Я должен, просто должен… – Мне не хватило слов, чтобы объяснить ей, и я умолк.
– Должен что-то сделать? – подсказала мне невестка.
– Не знаю, наверное. Мне трудно говорить об этом, Рили. Не могу я сидеть сложа руки, и все тут. Поэтому мне и надо срочно поехать в Чикаго.
Глава 10
Глэддена вместе с пятью другими задержанными поместили в самом углу просторного зала судебных заседаний, за барьером, со всех сторон огороженным стенами из прозрачного пластика. В пластике, на высоте человеческого лица, была проделана щель в фут шириной, сквозь которую подсудимые могли слышать все, что происходит снаружи, и отвечать на вопросы прокурора, судьи и своих адвокатов.
После бессонной ночи Глэдден чувствовал себя нелучшим образом. Правда, как и обещал Краснер, его поместили в одиночную камеру, но неумолчный шум тюрьмы не давал ему сомкнуть глаз, напоминая о Рейфорде.
Оглядев собравшихся в зале людей, Глэдден не заметил ни одного знакомого лица. Даже Делпи со Свитцером и те отсутствовали. К тому же, и это обрадовало Глэддена больше всего, он не обнаружил ни телевизионщиков, ни направленных на него камер скрытого наблюдения под потолком. Следовательно, его личность до сих пор так и не удалось идентифицировать. Пожалуй, пока все складывалось удачно.
Маленький человечек с рыжими кудрявыми волосами и в сильных очках пробрался вдоль столов присяжных поверенных и приблизился к застекленной скамье подсудимых. Из-за маленького роста ему приходилось запрокидывать голову, чтобы доставать до переговорной щели, и оттого казалось, будто бы он стоит по горло в воде.
– Мистер Брисбейн? – вопросил коротышка, глядя на все еще сонного давешнего наркомана, которого охранник только что втолкнул за барьер.
Глэдден шагнул вперед и посмотрел на рыжего сквозь прорезь.
– Краснер?
– Да, это я. Как поживаете, мистер Брисбейн?
Он протянул руку, и Глэдден неохотно пожал ее. Ему не нравилось, когда к нему прикасались посторонние, если только это не были маленькие дети. Вопрос Краснера он предпочел проигнорировать. Как может поживать человек, проведший ночь в тюрьме?
– Вы уже встречались с прокурором? – поинтересовался он вместо ответа.
– Да, встречался. Нам не повезло, мистер Брисбейн. Дело попало к заместителю окружного прокурора – к женщине, с которой мне уже приходилось сталкиваться в суде. Это настоящая мужененавистница, к тому же детективы, арестовавшие вас, уже успели поделиться с ней своими… э-э-э… представлениями о том, чем вы занимались на побережье.
– То есть она лоб расшибет, но постарается выжать из дела максимум?
– Совершенно верно. К счастью, судья вполне подходящий, и с этой стороны нам опасаться нечего. Насколько я знаю, он единственный из здешних судей, кто не работал прокурором перед тем, как его избрали на эту должность.
– Счастлив мой бог. Кстати, вы получили деньги?
– Разумеется. Все, как мы и договаривались, так что никаких препятствий нет. Кстати, вы собираетесь сделать заявление об отрицании вины сегодня или отложить его на потом?
– А что это дает?
– Строго говоря, ничего. Просто небольшая хитрость или, если хотите, психологический прием. Во время обсуждения суммы залога судья может немного уступить нам, если будет знать, что вы отрицаете свою вину и готовитесь оспаривать обвинения.
– Хорошо, скажите им, что я не виновен. Только вытащите меня отсюда.
Гарольд Найберг, муниципальный судья Санта-Моники, вызвал Гарольда Брисбейна, и Глэдден подошел ближе к прорези в пластике. Краснер тоже поднялся из-за стола и встал рядом, чтобы иметь возможность в случае необходимости совещаться с подзащитным. Как и заместитель окружного прокурора, которую звали Тамара Фейнсток, Краснер представился и, не дожидаясь, пока будет оглашен длинный список предполагаемых обвинений, заявил суду, что его клиент считает себя невиновным. При этих его словах судья Найберг заколебался: столь раннее заявление об отрицании вины явно его озадачило.
– Вы уверены, что мистер Брисбейн желает выдвинуть протест именно сегодня? – переспросил он.
– Да, ваша честь. Мой клиент стремится поскорее покончить с этим досадным недоразумением, так как не чувствует за собой абсолютно никакой вины.
– Понятно. – Судья замолчал, читая одну из лежащих перед ним бумаг. Пока что он еще ни разу не посмотрел на Глэддена. – Если я правильно понял, вы хотите воспользоваться десятью днями?
– Один момент, ваша честь, – сказал Краснер, поворачиваясь к Глэддену.
И зашептал своему клиенту:
– У вас есть право на предварительные слушания по обвинениям в течение десяти судебно-присутственных дней. Вы можете отказаться, и тогда судья перенесет заседание и только в следующий раз назначит предварительные слушания. Если вы подтвердите свое право, то дата предварительного рассмотрения будет определена сейчас – ровно через десять дней от сегодняшнего числа. Я рекомендую вам не отказываться, это будет еще одним признаком того, что вы готовы защищаться и не нуждаетесь в официальном предписании окружного прокурора. То есть мы опять-таки можем выиграть в залоге.
– Хорошо, так и поступим.
Адвокат вновь повернулся к судье:
– Благодарю вас, ваша честь, мой клиент не хочет отказываться от десяти дней. Он считает, что обвинения будут сняты еще в ходе предварительного слушания, и потому обращается к суду с просьбой назначить дату как можно скорее, чтобы он мог…
– Минуточку, мистер Краснер. Возможно, мисс Фейнсток и не возражает против ваших комментариев, но я вынужден сделать вам замечание. В данном случае речь не идет о предъявлении обвинения, и мы пока еще даже не начали обсуждать дело.
– Согласен, ваша честь.
Судья обернулся и принялся изучать календарь, висевший позади него на стене. Выбрав дату, отстоящую от текущей на десять судебно-присутственных дней, он назначил предварительные слушания в Сто десятом округе. Краснер тут же открыл ежедневник и сделал в нем пометку. Глэдден заметил, что то же самое сделала и заместитель прокурора. Несмотря на молодость, Тамара Фейнсток не была сколько-нибудь привлекательной особой. За три минуты, прошедшие с начала слушаний, она еще не произнесла ни одного слова.
– Хорошо, – кивнул судья. – Что насчет залога?
– Вы позволите, ваша честь? – подала голос Фейнсток, вставая. – Обвинение настаивает, чтобы суд отступил от своей обычной практики и назначил сумму залога в двести пятьдесят тысяч долларов.
Судья Найберг оторвался от бумаг и сначала посмотрел на Фейнсток, а потом впервые за все время перевел взгляд на Глэддена, словно пытаясь по внешнему виду ответчика определить, почему при таких смехотворных обвинениях он заслуживает столь внушительного залога.
– Поясните свою мысль, мисс Фейнсток, – попросил судья. – У меня нет никаких материалов, на основании которых я мог бы назначить столь большую сумму в нарушение существующих правил.
– Обвинение уверено, что ответчик попытается скрыться, ваша честь, – заявила Фейнсток. – При аресте он отказался сообщить полиции свой адрес и номер личного автомобиля. Водительская лицензия ответчика зарегистрирована в Алабаме, и законность ее выдачи до сих пор не установлена. Иными словами, на данный момент нельзя утверждать с уверенностью, что Гарольд Брисбейн – настоящее имя этого человека. Нам не известно ни кто он такой, ни где живет, ни есть ли у него семья или постоянное место работы; пока все это остается невыясненным, ответчик, будучи отпущенным под залог, имеет возможность скрыться от правосудия.
– Ваша честь! – Краснер даже подпрыгнул от возмущения. – Мисс Фейнсток подтасовывает факты! Имя моего клиента известно полиции, так как он предъявил вполне законное водительское удостоверение, выданное в штате Алабама; подлинность документа, кстати, не подвергалась сомнению вплоть до начала судебного заседания. Мистер Брисбейн только недавно прибыл в Санта-Монику в поисках работы и по этой причине еще не имеет места постоянного проживания. Как только у него появится адрес, мой подзащитный, как и всякий законопослушный гражданин, будет рад сообщить его властям. До той поры с ним, в случае необходимости, можно будет связаться через мою контору, так как мистер Брисбейн любезно согласился дважды в день выходить на контакт либо со мной, либо с любым другим представителем закона, которого суду угодно будет назначить. Кроме того, вашей чести, несомненно, известно, что в соответствии с законом отступление от правил назначения суммы залога допускается только в том случае, если ответчик склонен к побегу. Мистер Брисбейн, напротив, заявил о своей невиновности и отказался от всех отсрочек при рассмотрении его дела. Налицо желание ответчика поскорее опровергнуть выдвинутые против него обвинения и восстановить свое доброе имя.
– Связь через вашу контору – это хорошо, но как все-таки насчет адреса? – спросил судья. – Где будет ваш клиент все это время? Кроме того, в своей речи вы, похоже, намеренно опустили тот факт, что мистер Брисбейн пытался скрыться от полиции во время задержания.
– Это обвинение довольно просто опровергнуть, ваша честь. Полицейские были одеты в гражданскую одежду; они не представились моему клиенту и не предъявили никаких документов, удостоверяющих их личности вплоть до самого ареста. Вполне естественно, что, опасаясь за свою собственность, мистер Брисбейн, у которого было при себе весьма дорогостоящее фотооборудование, не понял намерений преследовавших его людей и, не желая быть ограбленным, постарался оторваться от них.
– Все это очень любопытно, – прервал его судья. – Так как же быть с адресом?
– Мистер Брисбейн снимает номер в отеле «Холидей-инн» на бульваре Пико, но постоянно выходит в город в поисках работы. По роду занятий мой клиент относит себя к свободным фотографам, а его специальностью является графический дизайн. Будучи совершенно уверенным в своем ближайшем будущем, он не собирается никуда переезжать. Как я уже упоминал ранее, мистер Брисбейн намерен опровергнуть выдвинутые против него…
