Другая сторона прощания

– Об этом я и пытался рассказать, – сказал он. – У меня встреча с мистером Вэнсом. Думаю, вам известно, чье это поместье. – Босх показал пальцем на черные ворота. – Кстати, из-за вас я опаздываю.

– Что за встреча? Полицейское дело? – спросил Купер.

– Вообще-то, вас это не касается, – ответил Босх.

Какое-то время они холодно, не мигая, смотрели друг на друга.

– Мистер Вэнс ждет меня, – продолжил наконец Босх. – Он такой человек, что обязательно спросит, почему я опоздал. И пожалуй, примет меры. Вашу фамилию, Купер, я уже прочел на рубашке. Могу я узнать ваше имя?

Купер моргнул.

– Да, – пробормотал он. – Меня зовут «Катись куда подальше». Хорошего дня. – И, развернувшись, пошел к патрульной машине.

– Спасибо, – бросил Босх ему в спину, сел за руль и тут же отъехал от обочины.

Если бы старичок-«чероки» способен был оставить на асфальте черный резиновый след, Босх не преминул бы этим воспользоваться. Но сумел лишь обдать машину Купера струей сизого дыма из ржавой выхлопной трубы.

Босх остановился у въезда в поместье – рядом с камерой наблюдения и переговорным устройством. Почти сразу из динамика донеслось:

– Да?

Голос был мужской, молодой, усталый и надменный. Хоть Босх и допускал, что повышать тон нет необходимости, он, высунувшись в окно, громко произнес:

– Гарри Босх к мистеру Вэнсу. У меня назначено.

Мгновением позже створки ворот начали разъезжаться в стороны.

– Следуйте по подъездной дорожке до парковочного кармана за будкой охранника, – сообщил голос. – Возле металлодетектора вас встретит мистер Слоун. Оружие и все записывающие устройства оставьте в бардачке машины.

– Понял, – сказал Босх.

– Проезжайте, – разрешил голос.

Теперь ворота были полностью открыты. Оказавшись на территории поместья, Босх поехал вперед по выложенной булыжником дорожке, разглядывая аккуратно подстриженные изумрудные холмы. Наконец он остановился возле второй ограды, за которой была сторожевая будка. Подобную систему защиты – с двойным забором – Босх видел во всех тюрьмах, где ему довелось побывать. Но в отличие от тюремных здешние ограды предназначались для того, чтобы не впускать непрошеных гостей.

Открылись вторые ворота. Охранник в темно-синей форме вышел из будки и указал на парковочный карман. Проезжая мимо, Босх помахал охраннику рукой и заметил у него на плече нашивку с трезубцем.

Когда Босх вышел из машины, ему было велено положить ключи, телефон, часы и ремень в пластиковый лоток, после чего пройти через металлодетектор – из тех, что ставят в аэропортах. За детектором наблюдали еще двое парней из «Трезубца». Они вернули Босху все, за исключением телефона, объяснив, что положат его в бардачок машины.

– Кто-нибудь, кроме меня, заметил парадокс? – спросил Босх, продевая ремень в петли брюк. – Эта семья сколотила состояние на металле, а теперь, чтобы попасть в дом, нужно пройти через металлодетектор.

Охранники промолчали.

– Ну ладно. Значит, никто, – кивнул Босх.

Застегнув ремень, он проследовал к очередному охраннику: в костюме, с непременным наушником в ухе, микрофоном на запястье и безжизненным взглядом сотрудника секретной службы. Словно в довершение образа крутого парня, голова мужчины была обрита наголо. Он не представился, но Босх предположил, что перед ним тот самый Слоун, о котором ему сообщили по интеркому. Не проронив ни слова, мужчина провел Босха к служебному входу в огромный особняк из серого камня – пожалуй, не хуже, чем у Дюпонов и Вандербильтов. Если верить Википедии, Босх пришел в гости к шести миллиардам долларов. Входя в дом, он подумал, что никогда еще не подбирался столь близко к хозяевам Америки. И вряд ли такому суждено случиться вновь.

Его проводили в мрачную, отделанную деревом комнату. На одной из стен в четыре ряда висели рамки с фотографиями формата А4 – штук сорок или около того. В углу стояли два дивана, рядом с ними был бар. Мужчина в костюме указал Босху на диван:

– Присядьте, сэр. Когда мистер Вэнс будет готов к встрече, за вами зайдет секретарша.

Босх выбрал диван напротив стены с фотографиями.

– Не желаете стакан воды? – спросил «костюм».

– Нет, мне и так хорошо, – ответил Босх.

«Костюм» занял место у двери, через которую они только что вошли. Обхватив правой ладонью левое запястье, он застыл в позе, означавшей: «Я все вижу и готов к чему угодно».

Чтобы скоротать время, Босх принялся рассматривать фотографии с зарисовками из жизни Уитни Вэнса и изображением людей, с которыми он встречался. На первом фото был Говард Хьюз в обществе какого-то подростка – должно быть, Вэнса. Оба стояли, прислонившись к некрашеному металлическому фюзеляжу самолета. Похоже, чтобы соблюсти хронологию, снимки нужно было рассматривать слева направо. На каждой фотографии был Вэнс, а рядом с ним – известные промышленники, политики и медийные персоны. Босх не сумел бы назвать по именам всех, с кем позировал Вэнс, но большинство лиц – от Линдона Джонсона до Ларри Кинга – были ему знакомы. На всех фотографиях Вэнс одинаково улыбался левым уголком рта, словно давая понять, что это не он предложил сделать снимок. От одного фото к другому лицо его становилось все старше, веки все тяжелее, но улыбка оставалась прежней.

Фотографий с Ларри Кингом, знаменитым ведущим ток-шоу с известными людьми на канале Си-эн-эн, было две. На первой Вэнс и Кинг сидели друг напротив друга в студии, где более двадцати лет снималась передача «Ларри Кинг в прямом эфире». На столе между ними обложкой к камере стояла книга. На второй фотографии Вэнс ставил в книге автограф для Кинга – похоже, золотой ручкой. Босх встал и подошел к стене, чтобы рассмотреть снимки как следует. Надел очки, всмотрелся в первое фото и прочел название книги, которую Вэнс рекламировал по телевидению: «Уитни П. Вэнс. СТЕЛС: История создания самолета-невидимки».

Название было знакомым. Босх вспомнил, как Уитни Вэнс написал историю своей семьи, а критики разгромили ее, и вовсе не из-за содержания. Из-за того, что слишком многое осталось недосказанным. Отец его, Нельсон Вэнс, в свое время был акулой бизнеса и неоднозначной политической фигурой. Ходили бездоказательные слухи, что он был членом тайного общества промышленников, богатых сторонников евгеники. Предметом этой так называемой науки было улучшение человечества через контроль за деторождением и ликвидацию потомства с нежелательными характеристиками. После того как во время Второй мировой войны нацисты устроили под этим сомнительным знаменем настоящий геноцид, люди вроде Нельсона Вэнса сочли, что лучше помалкивать о своих убеждениях.

Книга Уитни Вэнса являла собою апофеоз тщеславия. В ней всячески восхвалялись достоинства его отца, но не было ни слова о недостатках. С возрастом Уитни Вэнс превратился в форменного затворника. На публике он появился, лишь чтобы разрекламировать свою книгу. Тогда-то на него и набросились с вопросами о тайных подробностях отцовской биографии.

– Мистер Босх?

Он обернулся. В другом конце комнаты, у двери, ведущей в коридор, стояла женщина. На вид ей было лет семьдесят. Седые волосы ее были собраны в деловитый пучок на макушке.

– Меня зовут Ида. Я секретарь мистера Вэнса, – сказала она. – Он готов с вами встретиться.

Босх проследовал за ней в коридор длиною в городской квартал. В конце его был короткий лестничный пролет, а за ним – еще один коридор, ведущий в крыло здания, выстроенное чуть выше по склону холма.

– Простите, что заставили вас ждать, – произнесла Ида.

– Ничего страшного, – отозвался Босх. – Я с удовольствием посмотрел фотографии.

– От них так и веет историей.

– Согласен.

– Мистер Вэнс с нетерпением ждет встречи с вами.

– Славно. Никогда не общался с миллиардером.

После этой фразы разговор был окончен. Похоже, заводить речь о деньгах в этом особняке, являвшем собою памятник богатству, было грубо и бестактно.

Наконец они подошли к двустворчатым дверям. Ида ввела Босха в домашний кабинет Уитни Вэнса.

Человек, к которому пришел Босх, сидел за столом спиной к камину – такому здоровенному, что в нем можно было бы укрыться во время торнадо. Он дал знак подойти ближе, подняв худосочную руку – столь бледную, словно на ней была латексная перчатка.

Босх приблизился к столу. Вэнс указал на одинокое кожаное кресло напротив. Он не протянул руки гостю. Заняв свое место, Босх заметил, что Вэнс сидит в кресле-каталке с пультом управления на левом подлокотнике. На темном полированном столе лежал один-единственный лист бумаги – то ли чистый, то ли перевернутый лицевой стороной вниз.

– Как поживаете, мистер Вэнс? – вежливо спросил Босх.

– Как поживаю? По-стариковски, вот как я поживаю, – ответил Вэнс. – Как я ни старался победить время, оно мне не по зубам. Да и никому другому. Человеку с моим положением непросто говорить такие слова, мистер Босх, но я смирился с неизбежным.

Подняв все ту же костлявую бледную руку, он обвел всю комнату одним широким жестом и добавил:

– Вскоре все это потеряет всякий смысл.

На всякий случай Босх оглянулся – мало ли, может, Вэнс хотел что-то ему показать. Справа стоял длинный белый диван и кресла того же цвета. Рядом была ширма, за которой при необходимости мог скрыться хозяин кабинета. На двух стенах висели картины – холсты с яркими цветовыми пятнами.

Босх снова посмотрел на Вэнса. Старик удостоил его кривой улыбкой – той самой, что Босх видел на фотографиях в приемной, левым уголком рта. Похоже, он не умел улыбаться полностью – ни в прошлом, ни теперь.

Босх не вполне понял, как реагировать на слова старика о смерти и тщетности всего сущего. Вместо этого он произнес фразу, которую не раз повторял про себя с тех пор, как побывал у Крейтона:

– Итак, мистер Вэнс, мне сказали, что вы желаете меня видеть. И вы заплатили изрядную сумму, чтобы я сюда приехал. Возможно, для вас это пустяки, но для меня нет. Чем могу помочь, сэр?

Вэнс перестал улыбаться и кивнул.

– Сразу видно, что вы человек дела, – сказал он. – Мне это нравится.

Коснувшись пульта управления, он подъехал к столу.

– Я прочел о вас в газете, – продолжил он. – По-моему, в прошлом году. Тот случай с врачом и перестрелкой… Вы произвели на меня впечатление человека, умеющего стоять на своем, мистер Босх. На вас крепко давили, но вы не прогнулись. Это похвально. В наши дни таких людей немного, а мне нужен именно такой человек.

– Что вы хотите мне поручить? – снова спросил Босх.

– Хочу, чтобы вы кое-кого нашли, – сказал Вэнс. – Не исключено, что этого человека никогда не было на свете.

Глава 3

Заинтриговав Босха своей просьбой, Вэнс левой рукой перевернул лист бумаги и сказал, что продолжит после того, как Босх поставит на нем свою подпись.

– Это документ о неразглашении, – пояснил он. – По словам моего юриста, безупречный. Подписав его, вы гарантируете, что не раскроете содержания нашей беседы или подробностей расследования никому, кроме меня. Никому из моих служащих. Никому из тех, кто придет к вам от моего имени. Лишь мне, мистер Босх. Подписав этот документ, вы будете держать ответ только передо мной. И не станете сообщать о результатах расследования никому, кроме меня. Понятно?

– Да, понятно, – ответил Босх. – Это меня не смущает.

– Что ж, прекрасно. Вот вам ручка.

Подвинув лист бумаги на край стола, Вэнс взял с вычурной золотой подставки ручку и протянул ее Босху. Она оказалась чернильная, тяжелая и толстая – судя по всему, из чистого золота. Такая же, как на фотографии, где Вэнс давал автограф Ларри Кингу.

Просмотрев документ, Босх оставил на нем свой росчерк. Положил ручку на листок и подвинул его обратно Вэнсу. Старик убрал документ в ящик стола, закрыл его на ключ, взял ручку и поднял так, чтобы Босх хорошенько ее рассмотрел.

– Эта вещица сделана из золота, добытого моим прадедом в тысяча восемьсот пятьдесят втором году на приисках Сьерра-Невады, – сказал Вэнс. – А потом конкуренты вынудили его двинуться на юг. И он понял, что на железе можно заработать больше, чем на золоте. – Он повертел ручку в пальцах и продолжил: – Ее передавали из поколения в поколение. Я получил ее, когда уезжал учиться.

Вэнс смотрел на ручку так, словно видел ее впервые в жизни. Босх молчал. Он думал, не страдает ли Вэнс от слабоумия, признаком коего можно считать его просьбу: найти человека, которого, возможно, никогда не существовало.

– Мистер Вэнс… – произнес он.

Вернув ручку на подставку, Вэнс взглянул на Босха.

– Мне некому ее оставить, – сказал он. – И все остальное оставить некому.

Он говорил правду. Босх уже ознакомился с его биографией. Вэнс ни разу не был женат и не имел детей. Кое-где встречались косвенные намеки, что он гомосексуалист, но эта информация оставалась неподтвержденной. Еще кое-где говорилось, что Вэнс целиком посвятил себя работе, не оставив в жизни места для долгосрочных отношений, не говоря уже о создании семьи. У него было несколько кратких романов – по большей части с голливудскими старлетками. Не исключено, что фиктивных, чтобы развеять слухи о его гомосексуальности. Но за последние сорок лет в прессу не просочилось ни капли информации о личной жизни Вэнса.

– У вас есть дети, мистер Босх? – спросил Вэнс.

– Дочь, – ответил Босх.

– Где она?

– В округе Ориндж. Учится в Университете Чепмена.

– Неплохо. Что изучает? Фильмопроизводство?

– Психологию.

Откинувшись на спинку кресла, Вэнс устремил взгляд в прошлое.

– Я, когда был юн, хотел изучать фильмопроизводство. Мечты молодости… – не закончив мысль, проговорил он.

Босх понял, что деньги придется вернуть. Старик определенно был не в себе. Ни о какой работе не могло быть и речи. Для Вэнса десять тысяч – это капля в море, но Босх никогда не брал денег у больных людей. И не важно, насколько эти люди богаты.

Вынырнув из пучины воспоминаний, Вэнс взглянул на Босха. Казалось, старик прочел его мысли. Вцепившись левой рукой в подлокотник кресла, он подался вперед и сказал:

– Пожалуй, нужно ввести вас в курс дела.

– Да, было бы неплохо, – кивнул Босх.

Вэнс кивнул в ответ и все так же криво улыбнулся. На мгновение опустив взгляд, он вновь посмотрел на Босха. Глубоко посаженные глаза его блеснули за стеклами очков без оправы.

– Давным-давно я сделал ошибку, – начал он. – И не исправил ее. Ни разу не оглянулся. Теперь же я хочу узнать, есть ли у меня наследник. Чтобы было кому передать золотую ручку.

Какое-то время Босх удивленно смотрел на него, надеясь, что старик станет развивать свою мысль. Но тот, похоже, переключился с одного воспоминания на другое.

– В восемнадцать лет я не желал связываться с отцовским бизнесом, – сказал Вэнс. – Мечтал стать новым Орсоном Уэллсом. Хотел делать фильмы, а не запчасти для самолетов. Я был самонадеян, что неудивительно для юноши.

Босх вспомнил себя в возрасте восемнадцати лет. Желание выбрать свой собственный путь завело его в подземные ходы вьетконговцев.

– Я настаивал на изучении фильмопроизводства, – продолжил Вэнс. – В тысяча девятьсот сорок девятом году поступил в Университет Южной Калифорнии.

Босх покивал. Ему уже было известно, что через год учебы Вэнс перевелся в Калтех и пошел по стопам отца. Почему? В Интернете об этом не было ни слова. Босх понял, что вот-вот узнает ответ на этот вопрос.

– Я встретил девушку, – произнес Вэнс. – Мексиканку. Вскоре она забеременела. Это было самое кошмарное событие в моей жизни. Хотя нет, рассказывать обо всем отцу было еще хуже. – Умолкнув, он опустил глаза на столешницу.

Додумать остальное было нетрудно, но Босх хотел услышать все из уст самого Вэнса. А если не все, то как можно больше.

– Что случилось? – спросил он.

– Отец послал к ней своих людей, – ответил Вэнс. – Чтобы те убедили ее избавиться от ребенка. Эти люди должны были увезти ее в Мексику и решить все раз и навсегда.

– Она уехала?

– Если и уехала, то не с людьми моего отца. Она исчезла из моей жизни, и больше я ее не видел. А пуститься на поиски мне не хватило смелости. У отца тогда появились все необходимые рычаги давления. Он грозил мне позором, бесславием, даже уголовным преследованием из-за возраста девушки. Я сделал, что было велено. Перевелся в Калтех, и моей самонадеянности пришел конец. – Вэнс кивнул, словно ставил точку в своем рассказе. – Времена были другие… И для нее, и для меня.

Подняв взгляд, Вэнс какое-то время смотрел Босху в глаза, после чего продолжил:

– Но теперь я хочу все узнать. Когда дошел до самого конца, появляется желание вернуться к началу…

Помолчав несколько секунд, он заговорил снова:

– Вы способны мне помочь, мистер Босх?

Боль в глазах Вэнса была неподдельной. Босх кивнул:

– Прошло много времени, но попробовать можно. Разрешите задать несколько вопросов и сделать кое-какие пометки?

– Делайте свои пометки, – сказал Вэнс. – Но повторяю: все, что касается нашего с вами дела, должно оставаться в строгом секрете. Под угрозой могут оказаться человеческие жизни. Вы обязаны будете оглядываться на каждом шагу. Не сомневаюсь, что кое-кто захочет выяснить, зачем я искал встречи с вами. И какую работу вам предложил. У меня уже есть легенда, но ее мы обсудим позже. Теперь же задавайте свои вопросы.

«Под угрозой могут оказаться человеческие жизни» – эти слова эхом отозвались в груди Босха. Он вынул из внутреннего кармана пиджака миниатюрную записную книжку. Достал ручку – не золотую, а пластмассовую. Он купил эту ручку в драгсторе.

– Вы только что сказали, что под угрозой могут оказаться человеческие жизни. Чьи? Почему?

– Не прикидывайтесь простачком, мистер Босх. Уверен, что перед нашей встречей вы провели мало-мальские исследования. У меня нет наследников, по крайней мере известных миру. Когда я умру, у руля «Адванс инжиниринг» встанет совет директоров. Эти люди продолжат набивать карманы, наживая миллионы на государственных заказах. Но если у меня найдется наследник, все изменится. На карту поставлены миллиарды долларов. Думаете, на свете нет организаций или частных лиц, способных пойти на убийство ради такой суммы?

– Могу сказать по собственному опыту, что люди способны пойти на убийство по любой причине. И даже вовсе без нее, – сказал Босх. – Допустим, я выясню, что у вас есть наследник. Не исключено, что он окажется в опасности. Вы уверены, что этого хотите?

– Я предложу наследнику выбор, – ответил Вэнс. – Думаю, таков мой долг. И буду защищать этого человека всеми доступными мне средствами.

– Как ее звали? Ту девушку, что забеременела?

– Вибиана Дуарте.

Босх записал имя в блокнот:

– Вы, случаем, не знаете, когда она родилась?

– Этого я не помню.

– Она училась в Университете Южной Калифорнии?

– Нет. Мы познакомились в ОК. Она там работала.

– ОК?

– Студенческий кафетерий. Он назывался «Общая кухня». Сокращенно – ОК.

Босх тут же расстался с надеждой найти Вибиану Дуарте через реестр студентов. Обычно такие записи были весьма полезны, ибо руководство учебных заведений, как правило, следило за судьбой выпускников. Но Вибиана не училась в университете, а это значило, что разыскать ее будет трудно, а то и невозможно.

– Вы сказали, она мексиканка, – продолжил он. – То есть латиноамериканка? У нее было гражданство США?

– Не знаю. Вряд ли. Отец…

Он не договорил.

– Что отец? – спросил Босх.

– Не знаю, правда ли это, но отец сказал, что таков был ее замысел, – произнес Вэнс. – Она забеременела, чтобы выйти за меня замуж и получить гражданство. Но отец много чего говорил, и не все его слова были правдивы. К тому же убеждения его были… скажем так, неоднозначными. Так что не знаю.

Вспомнив Нельсона Вэнса и его увлечение евгеникой, Босх задал следующий вопрос:

– Скажите, нет ли у вас фотографии Вибианы?

– Нет, – ответил Вэнс. – Не представляете, как часто я мечтал, чтобы у меня была ее карточка. Чтобы я мог еще раз взглянуть на нее.

– Где она жила?

– Рядом с университетом. В нескольких кварталах, не дальше. На работу ходила пешком.

– Не помните адрес? Может, название улицы?

– Нет, не помню. Это было так давно, и я слишком долго старался все забыть. Но беда в том, что с тех пор я никого не любил по-настоящему.

Вэнс впервые заговорил о любви. О том, насколько серьезными были их с Вибианой отношения. Босх знал: оглядываясь, человек смотрит на свою жизнь сквозь увеличительное стекло. Все выглядит большим, даже огромным. Университетское свидание может показаться любовью всей жизни. Но прошло уже много десятилетий, а Вэнсу все еще было больно говорить на эту тему. Босх ему поверил.

– Как долго вы встречались, прежде чем все это случилось? – спросил он.

– Восемь месяцев, с первого до последнего свидания, – ответил Вэнс. – Восемь месяцев.

– Не помните, когда она сказала вам, что беременна? Хотя бы месяц или время года?

– Сразу после начала летнего курса. Я записался на него, чтобы видеться с Вибианой. Значит, в тысяча девятьсот пятидесятом году, в конце июня. Может, в начале июля.

– Говорите, до этого вы встречались восемь месяцев?

– Учиться я начал в сентябре сорок девятого. Зашел в ОК и тут же приметил Вибиану. Но заговорил с ней не сразу. Пару месяцев набирался храбрости.

Старик снова опустил глаза на столешницу.

– Что еще вы помните? Вы встречались с ее родственниками? – подсказал Босх. – Можете назвать какие-нибудь имена?

– Нет, не могу, – ответил Вэнс. – Вибиана была из католической семьи, и отец ее отличался строгостью. Я же не был католиком. Короче говоря, Ромео и Джульетта. Я не был знаком с ее родней, а она не встречалась с моей.

Услышав эти слова, Босх тут же ухватился за новую зацепку:

– Не знаете, в какую церковь она ходила?

Вэнс поднял глаза:

– Вибиана говорила, что ее назвали в честь церкви, в которой ее крестили. Это был собор Святой Вибианы.

Босх кивнул. Изначально собор Святой Вибианы располагался в центре города, в квартале от Главного управления полиции, где Босх когда-то работал. Зданию было больше сотни лет, и в девяносто четвертом году оно сильно пострадало при землетрясении. Рядом построили новый собор, а старый передали городу как памятник архитектуры. Теперь там был то ли концертный зал, то ли библиотека. Но зацепка была неплохой. В католических церквях обычно хранятся записи о рождении и крещении. Узнав, что Вибиана не была студенткой университета, Босх приуныл. Теперь же он снова приободрился. И еще один положительный момент: независимо от статуса родителей, Вибиана, скорее всего, была гражданкой США. А если так, записи о ней будет нетрудно отыскать в общественных архивах.

– Допустим, она выносила ребенка. Когда он должен был родиться?

Вопрос был щекотливый, но Босху хотелось сузить диапазон поисков.

– По-моему, она сказала мне о беременности, когда была на втором месяце, – припомнил Вэнс. – Так что ребенок должен был родиться в январе следующего года. Может, в феврале.

Босх все записал.

– Сколько ей было лет, когда вы встречались? – спросил он.

– Когда мы познакомились, ей было шестнадцать, – ответил Вэнс. – А мне восемнадцать.

Еще одна причина, по которой отец Вэнса воспринял все в штыки. Вибиана была несовершеннолетней. Беременная шестнадцатилетка в 1950 году… У младшего Вэнса были бы проблемы с законом. Мелкие, но весьма неприятные.

– Она ушла из школы после восьмого класса? Или училась до двенадцатого? – спросил Босх.

Он неплохо знал район Университета Южной Калифорнии. Если Вибиана училась, то в Школе ремесленного искусства. Там тоже могли сохраниться какие-то записи.

– Ушла, – сказал Вэнс. – Ей пришлось устроиться на работу. Семье нужны были деньги.

– Она не говорила, чем ее отец зарабатывал на жизнь?

– Не припоминаю.

– Ладно. Итак, вы не помните, когда она родилась. Скажите, за те восемь месяцев вы не отмечали ее день рождения?

Ненадолго задумавшись, Вэнс покачал головой:

– Нет. Не помню такого.

– Если я правильно понял, вы начали встречаться в конце октября, а расстались в конце июня. Или в начале июля. Значит, она родилась в промежуток между июлем и концом октября, плюс-минус. Верно?

Вэнс кивнул. Когда – и если – дело дойдет до работы с архивом, сократить временной промежуток до четырех месяцев будет весьма полезно. Прежде всего Босху нужно было выяснить дату рождения женщины по имени Вибиана Дуарте. Он записал названия месяцев и предполагаемый год рождения – 1933, потом снова поднял взгляд на Вэнса и спросил:

– Как считаете, ваш отец откупился от нее? Или от ее семьи? Чтобы Вибиана сбежала и помалкивала?

– Если и так, об этом он мне не говорил, – покачал головой Вэнс. – Но это я сбежал, не она. Мне до сих пор стыдно за этот трусливый поступок.

– Вы когда-нибудь пробовали ее найти? Нанимали кого-нибудь для поисков?