Полная версия:
Запишите меня на сегодня
Запишите меня на сегодня
Лика Конкевич
© Лика Конкевич, 2025
ISBN 978-5-0067-9955-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
АРОМАТНЫЕ ЛЮДИ
Холодный норд-вест. Это майор. От него пахнет одиночеством и ветром. Аромат проникает сразу и стремительно вглубь, в центр пупка. Так задыхается младенец на сильном ветру в мороз.
А вот запах уже тяжелеет и становится темнее. Так начинает пахнуть тревога, переходящая в оборону. Это мужчина, который узнал, что жена встречается с другими мужчинами.
Женщина, которая только решилась выйти из отношений с мужем-алкоголиком, пахнет, как доменная печь, разливающая раскаленный металл в две смены, и, между ними, без права на отдых, выпекая сдобные булки на весь город. Этот запах невыносимо горький.
А вот женщина, у которой умер ребенок. Она пахнет остановкой и немым вопросом в космос, прорываясь через него за пределы вселенной. Этот запах холодный и бесконечный. Стоит столбом между нами. Как плотный поток света, направленный высоко вверх. Он пугает и манит одновременно.
Мужчина, который пахнет многослойной тягучей смесью обиды, ненависти, страха и любви к женщинам, оказался рядом со мной за одним столиком в Дискавери-кафе… Я даже не посмотрела на него, а через аромат медленно уже читала его жизнь. Мой нос не подводит меня. И мужчина начинает говорить сквозь:
«Вся моя жизнь крутится вокруг женщин: мама, старшая сестра, бывшая жена, которая тоже старше меня… Мне 30.. и я все делал для них и оказывался ненужным…»
Тогда я всматриваюсь в его убегающие глаза, встаю, и тоже ухожу…
Ребенок, у которого разводятся родители, пахнет перегоревшим электричеством. Дыма в аромате еще нет, но замыкание и открытый огонь вперемежку с мокрыми слезами уже остро встает в моем горле…
От женщины, которая пахнет подавленной сексуальностью, хочется отодвинуться подальше и сохранять дистанцию. Там смесь спрессованного пороха, языков костра и сырой плиты бетона…
А вот мужчина, который приносит с собой шлейф читального зала библиотеки. Это большая редкость и мне хочется дышать им, кажется, бесконечно. Этот запах свежий и древний, одновременно. В нем ноты мудрости и они пахнут латинскими буквами, которые откликаются теплом бирюзы. Но он мимолетен.
И вот я уже стою одна посреди шумного Красного Проспекта и теряюсь в ощущениях: «А был ли мужчина?»…и тут зрение фокусируется на убегающей вдаль фигуре, прорывающей толпу легкой походкой. Да, редкий аромат…
КОГДА МУЖЧИНА ПЛАЧЕТ
Он позвонил, когда я была дома и болтала с мамой о моем детстве, о моей любимой подружке, с которой мы до сих пор вместе.
Я и не узнала его голос. Сказать, что мы были друзьями, я не могу. Приятели/знакомые, которые пересекались за этот год несколько раз.
Он попросил встретиться. Я сразу сказала да. Почему согласилась, стану понимать к концу вечера, который добавил в мою картину мужского мира той самой трогательной не идеальности, которой мне не хватало…
Я не узнала его. Он стал меньше…
Старается держаться как мог.
Много оправдывается, что позвонил, что ему стыдно и неудобно. Что он просто не знает – куда ему теперь.
«Я на конечную станцию приехал, Лика. Это-тупик»
Свои слезы он сдерживает и ресницы его дрожат так трогательно. А я не понимаю пока, что же такого в этом притягательного.
Человеку так сильно плохо, что он готов расплакаться в любую секунду – посреди этой улицы, среди толпы людей…
Мы идем медленно, а он говорит что-то дежурное и непонятное самому себе… мои ноги уводят нас в тихое место – школьный двор и корт. Сейчас он пустой и там есть трибуны со скамейками, крытые на случай дождя. Чувствую, что дождя за этот разговор будет много.
Я не психолог этому человеку. У нас не консультация. Между нами сейчас происходит жизнь. И эта жизнь разворачивает такой сюжет… такие переживания чувств, которые увидит здесь только этот корт и одинокие мокрые лавочки… Я спокойна и уверена в себе, несмотря на дрожь и суету моего Другого, с которым я сейчас сижу…
Он бесконечно курит, на скамейке приземлилась бутылка пива, завернутая чувством стыда в черный пакет. Ему за все неловко и неудобно, он готов извиняться даже за каждое свое слово и движение…
Когда за последние пять минут он тянется к третьей сигарете, я начинаю говорить:
«Я сейчас тебе кое-что скажу, а ты выбери, сам, пожалуйста. Мне так хочется сесть с тобой рядом и просто обнять тебя. Но я не выношу запаха сигаретного дыма. И я не знаю как ты отреагируешь на это. Реши сам»
Он смотрит на меня глазами, полными слез. Они становятся огромными, чистыми и умоляюще-удивленными. Рука начинает машинально убирать в карман сигареты с зажигалкой, а я подвигаюсь совсем близко и обнимаю его двумя своими женскими руками.
И тут его тело начинает дрожать… все сильнее… сильнее… а потом он разрыдался… сначала тихо, потом сильнее… потом начинает шептать:
«Господи, я плачу… Лика, только прости меня… я сейчас… успокоюсь… да что же такое-то… сейчас…», а я обнимаю его и продолжаю говорить только одно: «плачь, пожалуйста, плачь».. …и он продолжает плакать… сейчас я удивляюсь, почему я так спокойна и уверена, когда рядом со мной плачет Мужчина. Всегда сильный и мужественный…
Он начинает говорить… «полжизни в никуда. Только сейчас увидел это. Как цеплялся за людей, за любую возможность не оказаться одному, предавал себя, впиваясь в Других. Как копил злость… как всю жизнь боялся этого ужасного чувства отчаяния и безысходности, когда ты один…
Я впервые в жизни чувствую такое тепло человека рядом. Я ждал такого тепла с рождения. Я сейчас вспоминаю свои ощущения, когда я родился. Этот холодный железный стол и я скован пеленками. Парализован в теле, парализован в плаче. Меня поглощает эта ледяная бездна-пустота. Я один. Я один! Один, понимаешь!…а сейчас мне тепло. Как не хватало тогда этого тепла и что с тобой рядом теплый человек…»
Он снова дрожит, надрывно плачет и снова замирает… Дыхание останавливается, взгляд уходит в одну точку… и он продолжает тихо: «Как мне заходить домой, ведь там эта бездна, которая поглощает меня!»…
Показываю, что он может для себя сделать, как дать себе поддержку в этой бездне. Чтобы она не пугала…
Учу его обнимать самого себя, говорю и показываю «потихонечку начни себя покачивать»… он расслабляется в моих руках, потом резко останавливается, убирает свои руки и говорит:
«Как, как ты это сделала? Я сейчас увидел четко лицо своей бабушки, как она качает меня маленького! Ты сейчас делала так же как она. Я-есть! Понимаешь, я почувствовал, что я-Живой!»
У меня столько уважения к нему. Прям не объять. Он настолько сильный, что разрешил себе плакать. Чувствовать. Жить.
…Обратный путь мы идем медленно. Он просит, чтобы я взяла его под руку. И я замечаю, как он стал выше сразу на несколько сантиметров. На его руке я подвисаю. И меня накрывает такое благостное чувство умиротворения: его буря закончилась. Штиль. Все, конечная станция оказывается началом нового витка жизни.
Он идет и тихо говорит об этом. Он так спокоен, но ему до сих пор неловко за то, что он занял мое время этим вечером, ничего в ответ на отдав.
У своего подъезда я останавливаюсь, смотрю на него и улыбаюсь: «через тебя я снова прикоснулась к папе». И, только в этот момент я понимаю, откуда во мне оказалось столько спокойствия и сил смотреть на глубокие мужские переживания.
Мой папа был таким… его накрывало и он мог вот так плакать рядом со мной. А я сидела рядом и просто обнимала его. Я тогда была ребенком и не понимала, что с ним происходит. Я просто была рядом. С интересом наблюдала, как слезинки начинали скапливаться на его ресницах… как замирали… как начинали моргать быстро-быстро, как склонялась голова и вжималась в плечи… как закрывалось руками лицо, как он вытирал своими большими ладошками слезы, обнимал меня и дрожащим голосом шептал: «Прости, прости меня, доченька»…его нет уже много лет. А я вспомнила этот день, когда он плакал, через моего Знакомого.
Спасибо тебе за твои мужские слезы.
За твое человеческое объятие при прощании у моего дома.
За последующую смс в моем телефоне. Короткую, но такую живую. Я поняла, что ты дома. И тебе впервые не невыносимо быть там одному. Что это не бездна и пустота. А твоя свобода. Ты-Есть.
ЯНТАРЬ ОТ ДЕДУШКИ
«Гормоны дали сбой» – именно с этой фразы Вера заходит в кабинет. Дальше добавляет к своему состоянию троичный нерв, онемение правой стороны головы, больное ухо, зубы, нос, общую слабость и потливость.
В таком состоянии нельзя приступать к терапии. Но Она здесь. И в этом Она вся. Да, ей важно зажать себя в самый тесный угол и придавить еще тонной проблем, чтобы мозг начал соображать.
И вот, за эти полгода тишины между нами она принесла:
– расставание с мужчиной,
– увольнение с работы,
– переезд в Питер,
– ссору с единственной подругой,
– очередное расставание с мамой.
«Я сперва придумаю, а потом за уши притягиваю. Образ мужчины-это образ моего отца. Вот так смотрю на человека напротив меня, который спокойно допивает свой теплый чай и говорю, оброняя слова не вверх, ко рту, а вниз, в живот: «Зачем ты мне сейчас? Все нужно делать вовремя…..папа….» и выхожу из созданного собой транса от слов извне, из ваты: «Папа?»
…Это голос Роберто. А я читаю его по губам. Напротив моих глаз. На расстоянии вытянутых друг к другу рук. И до меня доходит, что произошло прямо сейчас между нами. И я признаюсь себе, что вновь переживаю что-то очень знакомое. И меня это возвращает в детство»
Она сейчас сидит передо мной и начинает уменьшаться прямо на глазах. Как умеет. Ноги медленно, но четко складываются в ряд ровных прямоугольников, как дорогие книги на полке в библиотеке. Руки сжимаются до сияния белого с розово-красным на прозрачной коже. И в этом месте Она неожиданно встает и подлетает к пуховику, который висит в одиноком углу теплого кабинета. Замерзла…
Я не люблю этот момент. В нем необходимо накалить чувства клиента, чтобы он смог выразить их здесь, сейчас, не унося с собой. Но это важно сделать именно в этом пространстве. Там, где все началось.
И я начинаю говорить про ее отношения и образ отца, сплетая их параллельной жизнью. Два мужчины и одна Она. Разного возраста, но одинаковых реакций….Она не дает договорить, всматриваясь в меня презрительным прожигающим насквозь серым взглядом. Двойной удар. Сегодня оба глаза у нее в работе. Но я выдерживаю и останавливаю свои слова. Теперь они идут из моих глаз. Мы смотрим обе. Пристально. Молчаливо. И не отпуская.
Ее тело начинает отбивать мелкую дрожь. Откуда-то из самого сердца живота глухо и медленно расползаются волны, которые хорошо видно из-за ее плоского тела. Импульс поднимается выше и выше, и комната разрезается воплем. У меня мурашки по всему телу. Я сначала не верю, что этот звук может произносить это хрупкое, не сформированное по-женски, тело.
После, прихожу в себя и понимаю, насколько сконцентрирован может быть голос человека, который годами сдерживает его. Я продолжаю смотреть на Ее фигуру и уже вижу, как эти вопли собираются в один, который нависает над ней, облекаясь в нечто материальное, но видимое только мне, и я щиплю себя в этот момент, чтобы остаться в сознании. Очень сложно выдержать такой эмоциональный поток Другого рядом с собой.
Она разбавляет эту густоту и начинает пробивать словами субстанцию, висящую над ней грязным тяжелым облаком:
«Я ненавижу тебя…..ненавижу тебя….ты тварь! Я так нуждалась в тебе, а ты….дедушка был рядом. А ты? Где был ты?»
Она продолжает свой монолог и через него прямо сейчас она встречается с отцом. Позже, с дедушкой. И в этой встрече с ним Вера растекается в открытой детской улыбке и рассказывает, как дедушка брал ее с собой на рыбалку летом. Как они старались удержать эту тишину в доме, но проникнуть за его пределы. Как она лежала в лодке среди воды и смотрела на ясное небо. Как слышала плеск волн и ровный голос от пения дедушки. Как однажды прямо из воды он ей достал янтарный камушек, который до сих пор хранится в ее шкатулке.
Через секунду у нее закрываются глаза и открывает их она уже из другого состояния. Взгляд опускается вниз в сторону. Так смотрят виноватые дети, стоя перед мамой. Слеза из левого глаза начинает медленно стекать робкой струйкой. И только губы живут своей жизнью. Они немы и, одновременно, так звучны…:
«Прости….ты не мой отец. Ты другой. Хороший. Роберто..»
Я оставляю Ее одну в этом внутреннем фильме. Она смотрит его и я уверена сейчас, что досмотрит до конца.
Через несколько минут Она поднимает глаза на меня. Я откликаюсь на ее инициативу. Смотрю. Как удивительно по-разному может жить один и тот же человек. Спустя всего 30 минут. Сейчас Она расслаблена и ноги вместе с руками в естественном своем движении спустились и обнимают кресло вместе с ковром. Голова нашла опору рядом, на подлокотнике.
И Она смотрит на меня и слабым, чуть слышным голосом, медленно произносит: «Что же я наделала? Как мне вернуться к нему сейчас?»….я смотрю на нее, улыбаюсь и так же тихо отвечаю: «Ты точно знаешь, что делать. Посмотри на свою левую руку. Что ты в ней сейчас сжимаешь?»
Она тут же переводит свой взгляд с ковра на свой сжатый кулак… мгновенная улыбка проникает в пространство комнаты и хитрющие слова не задерживаются в ней: «Это янтарь… от дедушки»
НА ШЕЕ У МЕНЯ НЕ МЕСТО ТЕБЕ
Если около тебя сейчас великовозрастной ребенок, вспомни слова Максима Горького: «Ну, Лексей, ты не медаль, на шее у меня не место тебе, а иди-ка ты в люди»
Ты не отпустил, когда:
* вы живете вместе и у каждого из вас нет личной жизни,
*вы живете вместе, у тебя есть личная жизнь, а у него-нет,
*вы живете вместе, у тебя нет личной жизни, а него есть,
* вы живете отдельно, но у каждого из вас нет личной жизни,
*вы живете отдельно, у одного из вас есть личная жизнь, а у другого нет, потому как он «в ответе за вашу личную жизнь»
* вы живете отдельно, у каждого из вас есть личная жизнь, но вы оба в курсе (подробном), что происходит в этой жизни
В любом из этих случаев у вас друг с другом тесная связь и уровень близости.
Слишком много выгод для каждого и они весомее, чем одна жертва по имени Взрослость…
Вот несколько из них:
Смешение ролей (общение друг с другом через роли мать-ребенок, муж-жена, подруга-друг, начальник-подчиненный)
Удобство (экономия бюджета)
Компенсация (своей личной жизни нет, так в твоей поживу)
Защита (пока я живу твоей личной жизнью, я защищен от возможности наладить свою)
Уход от Самостоятельности и ответственности (мне удобно за твоей спиной)
Уход от страха одиночества (рядом с тобой мне можно не смотреть в пустоту своей души)
Жизненная необходимость (некуда уйти, маленькая зарплата)
Эгоизм (ты мне нужен, чтобы через тебя удовлетворять свои потребности)
Уход от близости (пока я с тобой, я защищен от близких и интимных отношений с Другим)
Запрет на рост и переход на новый уровень развития Личности (рядом с тобой я всегда маленький)
НЕ ВЫРАСТАЙ
Ее привели оба, мама и папа
Она похожа на фарфоровую статуэтку из китайского магазинчика: хрупкая, миниатюрная, выпячивающая свою худобу через платьице и рюши… ей 13. Папа в ней души не чает, все пороги отбил, чтобы решить проблему дочери. Запрос нестандартный: «Научите ее есть»…Оба родителя не понимают, что случилось и почему она перестала расти и есть.
А история девочки потрясает своей простотой и сложными умозаключениями психики одновременно.
Ее старший брат ушел в армию, когда ей было 6. Она помнит этот день, как сейчас. Рассказывает в подробностях и плачет… вспоминает даже мелодию, которая звучала в тот день и папу, который после вокзала посадил ее на коленки к себе, прижал, расплакался, вдохнул ее запах с маленькой спинки и вгорячах произнес:
«Не вырастай, Полиночка… иначе так же, как Андрей»
Для маленькой Полинки так же как Андрей звучало как ссылка/тюрьма, а вовсе не армия…
И она не придумала для себя ничего лучше, как перестать есть… вспомнила слова мамы и папы, которые они любили повторять «кушай, вырастешь большой!»…и сделала свои выводы…
У нее с детства не ладилось с мужским миром
не повезло с отцом, про которого мать не рассказывала ничего хорошего, сплошные нервы при одном упоминании его имени и злобный, полный ненависти взгляд. Она даже с мальчиками никогда не дружила. В 30 лет решила родить для себя и получился мальчик-сынок.
Как с куклой играла, радовалась такому счастью, спала с ним в одном постели, пока однажды не увидела следы, что ее мальчик становится мужчиной.
В ужасе стала заталкивать его обратно в свой шаблон идеального малыша-карапуза, а он выбивался… через рок, тату, длинные волосы… а она сильнее давила и устраивала истерики… а он все старательнее отстраивал свои границы, взрослел и его протесты становились серьезнее-выпрыгивал из окна, шрамировал свое тело, перешел на вызывание рвоты после еды.
Они пришли тогда, когда ему было 16. Он реально выглядел узником концлагеря… На символическом уровне так и было, только заточен он был в камеру маминых представлений… Запрос мамы был простой с ее стороны: «Заставьте его есть. Я не хочу, чтоб он умер»
Когда мы остались с ним вдвоем, он смотрел на меня с презрением несколько минут. Я читала в его взгляде ненависть к нам, женщинам. За ним был и страх… и растерянность.. и желание сблизиться… и отчаяние…
Не будь сексуальной
Девочка пришла одна. Ей 17. С запиской-разрешением от матери, что она ее поддерживает в консультации специалиста. Ее вес…
Она еле расположилась в кресле, хотя оно у меня очень объемное… несколько минут смотрела в пол, теребила свои пальцы на руках, щипала свои ноги через джинсы… а потом заплакала… да, и такое бывает… когда уже переполнен душевный сосуд и достаточно присутствия рядом, чтобы процесс у человека запустился.
Внешне она очень отталкивала, да. Засаленные волосы, редкие и белесые, воняющие подмышки, опущенная голова и постоянно прячущиеся маленькие глазки… и я понимала, что за всем этим внешним уродством прячется совершенно одинокий ребенок.
Она говорила через всхлипывания, с надрывом… сначала были обрывки фраз, еле понятные, о ком это она…
«Он ненавидит толстых женщин… они ему всегда противны… его блевать тянет, когда такая с ним рядом. А я всегда с ним рядом… ненавижу его… он просто старый урод… Кощей бессмертный…»
Потом до меня дошло, что это все про отца. Что он боится женщин в теле. Что его жена, мать девочки, хрупкая и маленького роста женщина. А вот с дочкой не повезло.
Девочка с детства росла в этой атмосфере отцовской паники перед большими женщинами. Маленькой она не придавала этому значения, но слышала фразу, которую он часто проговаривал своей жене: «надеюсь, пухлость ее пройдет» …но пухлость ее не проходила, а разрасталась.
Девочка так нуждалась в отцовском принятии, в его теплых объятиях, в его поддерживающем взгляде… а натыкалась на искаженное отвращением лицо и убегание в свою комнату…
В силу своего хрупкого возраста она и предположить, не могла, что отец (как мужчина) всю жизнь опасается больших женщин, потому что они его возбуждают и напоминают его собственную мать?…это уже потом, после нескольких месяцев семейной терапии он смог увидеть это и признаться хотя бы самому себе…
***
Да, беда нашего современного родительского общества – это крайности веса у детей-подростков. Они либо толстые, либо очень худые… матери бьют тревогу, записывают их на бесконечные обследования у многочисленных врачей, прячут еду (или пытаются накормить), бросаются на поиски виноватых (интернет, гаджеты, мода), но на самом деле все гораздо проще:
Наши дети-Подростки таким способом тормозят процесс взросления. Они боятся взрослости. В какой-то момент своей жизни они столкнулись с непереносимыми чувствами стыда, страха, сексуальной вины и возбуждения.
Когда их тело откликнулось, а значимые для них Взрослые не поддержали/отвергли/высмеяли/испугались/накричали/оттолкнули… вот тогда им стало страшно и стыдно почувствовать свой сексуальный импульс. Стыдно за свое возбуждение, стыдно за свое тело, что оно какое-то не такое, стыдно за странные и незнакомые ощущения в этом теле… стыдно за появляющиеся волосы под мышками, в интимном месте, стыдно за растущую грудь и обтекаемость в теле.
И они не находят никакого другого способа как этот: спрятать свое привлекательное тело под грудой жира или обезобразить его просвечивающим скелетом… чтобы у Другого никогда не появилось желания сблизиться с ним… но они заковывают себя между двух огней… потому что второй огонь остается гореть внутри него… и называется он Либидо/желание Жить/сексуальная энергия.
ЧУЖОЙ МУЖИК-МОЙ МУЖИК
«В моей жизни все было прекрасно, пока не родился он… мой брат (18 сентября). Мне было 6 лет и я все уже отлично помнила. Меня сразу вдруг не стало… я сразу вдруг выросла… помню, как мама качает его и он хватается за ее руку, а я сдерживаю слезы и дыхание в углу комнаты… потому что больше всего на свете хочу, чтоб мама меня обнимала, меня держала на коленках.
Помню, как уткнулась в мамину грудь, пока он спал. Стала забираться рукой к ней под платье и она стукнула меня, резко сказав, что я взрослая, а молоко для Витюши. С детства ненавижу это имя…
Помню, как мы с мамой пошли зимой покупать мне подарок на день рождения (7 декабря). Мне 8 лет. Это был «детский мир». Мое сердечко стучало в предвкушении. Мама купила мне санки! Представляете, мои санки! Я везла их до самого дома, а оттуда уже выходил папа и тут же посадил в них его! Витюшу… я думала, умру в этот момент от ощущения самой несправедливой несправедливости в мире.
Помню, как мама оставила меня с ним. Он спал. А потом проснулся и стал кричать. Я хотела его заткнуть и даже нашла подушку… я так хотела, чтоб его не стало и мама снова была бы только моей. Как мне не хватало ее теплых рук, чтоб она меня укачивала, гладила мои волосы, нежно напевала песенку на ночь, провожала меня в садик… он у меня забрал мою жизнь. Моя жизнь делится на до и после рождения брата.
Помню, как пекла маме пирог на день рождения (15 февраля) …но мне было только 8 лет и я была отшлепана и поставлена в угол за порчу продуктов.
А сколько я получала за просто так: за то, что не досмотрела за ним; за то, что он плачет; за то, что злится. Всё крутилось вокруг него… и моя мама, в первую очередь. А я (всего лишь) хотела быть ближе к ней. Но мне приходилось засыпать в одинокой холодной постели без сказки на ночь, без поглаживаний. Я плакала в подушку и вгрызалась в нее зубами… а потом… а потом я выросла.
И забыла все это. Когда я пришла к своему психологу, мне было 38 лет и я помнила свое детство с 12 лет. Да, вот так. Меня достала моя никчемная личная жизнь с колесом повторяющихся неудач и вот что меня ждало впереди:
Знакомьтесь, это мой любимый треугольник. Моя триангуляция.
Сколько себя помню, мне всегда везет на чужих мужиков… впервые на меня обратил внимание парень на дискотеке, когда мне было 16, а ему 18. Мы тогда столько раз пересекались взглядами, потом несколько месяцев он меня провожал до дома, ходили в кино. А потом он ушел в армию и остался там, потому что женился, ее звали Вика.
Позже я уехала учиться в большой город и там встретила свою взрослую любовь. Рустама. Он был очень хорош. Я летала от счастья, пока не нашла в нашей квартире следы Вали, его тайной подружки… на этом все и закончилось. Я 10 лет была одна. Вообще, одна. Не можете представить? Я жила в этом аду. Адом стали первые 3 года… а потом я стала совсем деревянной… карьера, машина, квартира, путешествия. Я сделала себя, имя, лицо, круг друзей.
И однажды в одной из командировок я знакомлюсь с Кириллом. Слово за слово, разговор завязался и ближайшие полгода мы летали друг к другу, пока по телефону женский голос не сообщил, что Кирилл женат и это его Виола Александровна, собственно. Что тогда произошло, я не помню.
Но во мне проснулась такая мощная энергия… я готова была снести все на своем пути. Она разрушительна по своей природе. И я ввязалась в войну. Я хотела отобрать его у нее. Я звонила и приезжала, я караулила ее у работы, встречала у садика с ребенком. Мне важна была именно она. Война именно с ней. Я забыла, что у меня есть Кирилл. Был Кирилл. Когда поздним вечером в дверь позвонили и я открыла, то пришла в замешательство и не сразу смогла понять, что происходит. Это был Кирилл. С сумками. Его выгнала жена. И он приехал ко мне.
