скачать книгу бесплатно
Орнелла ткнула пальцем в щиток приборов, и наша машина плавно опустилась в подземный сверкающий пёстрыми красками широкий туннель. И когда её колёса коснулись белого дорожного полотна, девушка выжила до пола кабины педаль газа. И мы со скоростью ракеты помчались вперёд.
Нас почему-то охватил приступ смеха. И мы с Орнеллой до слёз – отчаянно —смеялись все те несколько минут пока машина с воем летала по дороге. И только благодаря автопилоту мы не разбились на перекрёстках о встречные скоростные автомобили.
Орнелла, сверкая глазами, хлопала меня по рукам и кричала:
– Ещё несколько часов назад я должна была погибнуть! А теперь я еду домой и везу тебя!
Она вдруг затихла, откинулась на спинку кресла и, чуть краснея лицом, отрицательным жестом качнула головой.
– У нас это не делают.
– Что не делают? – спросил я, словно ничего не понял, продолжая безотрывно смотреть на неё.
– Женя, я сплю в твоих мыслях и поэтому знаю всё, всё про тебя. Знаю, с кем ты целовался, где жил. И знаю, что в Советском Союзе ты называл хлебные котлеты апофеозом строительства коммунизма.
– И каким я тебе кажусь?
– Замечательным! Только странно, что у вас на Земле такие, как ты, считаются плохими, а лживые, двуличные негодяи называются «порядочными людьми».
В ответ я пожал плечами, несколько озадаченный словами центаврийки.
Машина плавно затормозила, съехала на обочину дороги в туннеле, где мелькали пёстрые огни, – и остановилась на квадратной площадке, которая почти сразу выбросила нас наверх, на улицу города. Орнелла крутанула «баранку» и, давя на педаль газа, лихо подвела машину к зданию. У входа на стене, как и всюду, был красный круг. Мы по очереди опустили на него ладони. Дверь мгновенно распахнулась, и мы вошли в квартиру.
В квартире девушка села на диван и, принуждённо смеясь, сказала с надломом в голосе:
– Мне всегда это было смешно, когда я смотрела…
Она быстрым движением руки схватила со столика книгу и, радуясь тому, что нашла выход из трудной ситуации, радостно воскликнула:
– Давай почитаем!
И тут же отбросила её в сторону, и, растерянно взглянув на меня, пролепетала:
– Мне просто не по себе от твоих мыслей. Ты опять горишь. И температура поднялась. Впрочем, если ты не можешь без этого…
Она отчаянно вздохнула и уже готова была потянуть замок молнии на комбинезоне вниз, но вдруг вскочила с дивана и начала торопливо щёлкать кнопками приборов, лукаво поглядывая на меня.
– Давай посмотрим наше кино.
Но я не обращал внимания на кадры, что замелькали на стенах комнаты.
Орнелла, как бы случайно ускользнула из моих рук, забежала мне за спину и, смеясь, всплеснула руками.
– Боже мой, ты же любишь поесть! Как я могла забыть об этом!
Когда я поймал её, у неё на ресницах заблестели слёзы. Она мне в этот момент показалась мне такой беззащитной и слабой, что я почувствовал себя чудовищем.
– Ну, Женя, – умоляюще —просительно сказала Орнелла, – успокойся, выпей воды. Ты просто есть хочешь.
Она торопливым жестом – прямо из воздуха – взяла стакан и протянула мне, и расширенными глазами с надеждой стала смотреть в моё лицо.
Я выпил воду. Орнелла разочарованно и очень мило развела руками.
– Почему-то не действует стабилизатор.
После чего она сказала: «Ух!» Сердито топнула ногой и опять, сделав какой-то странный жест рукой, с сияющим лицом протянула мне варёную куриную ножку, торжествующе воскликнула:
– Ну, теперь ты успокоишься!
Я с удовольствием съел ножку, но это меня не охладело, наверное, потому, что я любил сибирские морозы в 50 градусов.
И пока я был занят этим серьёзным делом, Орнелла, развеселяясь и прикусив губку, очень быстро пробежалась пальцами по множеству кнопок пульта управления. Их она и нажимала, выхватывая с подноса – площадки стакан и аппетитную куриную ножку.
Потом девушка усадила меня на стул, сама села в полутора метрах передо мной и тихо шепнула: «Тс-с-с-с.»
Через несколько минут пол под нашими ногами скользнул в сторону, а снизу вверх плавно поднялся огромный стол, уставленный судками, чашками, блюдами и тарелками – закрытыми и открытыми. В них были вполне земные супы, мясо, птица, разнообразные холодные закуски, деревенское варенье, мёд и прочее, прочее. Ну, как тут было не вспомнить «комплексный обед» за 51 коп в столовых Томска! На наших глазах поварихи варили отдельно картошку, морковь, а жидкость сливали в канализацию. Сухое варево поварихи сбрасывали в огромный чан, над которым была труба с краником. На трубе было всегда написано «гор», но часто из этой трубы шла вода под названием «хол». Поварихи включали «гор» и наполняли чан, потом из них черпаками наливали в кастрюли варево и несли на раздачу. Разливали эту баланду по тарелкам, чуть, чуть добавляя сметаны… на кончике ложки. Да! Эта баланда и хлебные котлеты были апофеозом строительства коммунизма в СССР.
Орнелла, наливая в тарелку суп, от которого исходил ароматный запах (советская баланда ничем не пахла!), сказала:
– Всё это я увидела в твоей голове. Возьми, ешь. Только руки помой. Это тоже, по-вашему.
Когда я, не желая обидеть Орнеллу, съел всё то многое и прекрасное, что лежало и стояло на столе, у девушки слегка округлились глаза.
– Ну и ну.
Я сдержанно кашлянул в кулак и ответил:
– У нас в деревне все так едят, особенно, во время покоса.
И тут со мной произошло что-то странное: я начал рассказывать центаврийке о том, как в деревне косят траву и что такое «ручка», и как её нужно держать, чтобы ряд получился ровный.
Я ходил по комнате, размахивал руками и вдруг вспомнил рассказ дедули о хрущовских временах, когда власти запрещали людям готовить сено для своей живности, и люди, конечно, стали воровать колхозное достояние. Но воровали чаще «остатки», то есть то, что не смогли забрать колхозные возчики.
Однажды зимой дедуля и бабуля взяли больше санки и отправились на другую сторону Оби, на колхозные луга. Они быстро нашли полу – занесённый снегом «остаток», наполовину съеденный мышами, и начали торопливо дёргать пучки гнилого сена, настороженно поглядывая по сторонам. Как бы «обьезчик» не появился!
А он тут, как тут! Тихонько ехал в кошёвке, с ружьём – и прямо на моих стариков!
Те от страха обезножили. С места сдвинуться не могли. Рты открыли и смотрели на «обьезчика», авось, не заметил. А сами у дороги стояли и пучками сена лица закрывали.
И увидели: «обьезчик» спал!
Тут бабуля раскинула руки в стороны и, подняв лицо к небу, громко зашептала:
– Держи меня, Митрич, ох, держи – закричу!
– Тиши, дура, посодют, – со стоном откликнулся деда.
– Держи!
Дедуля зажал бабуле рот, а та начала кусаться, ногами дрыгать.
Кошовка с «обьезчиком всё ближе подъезжала, и уже был слышан крепкий храп мужика. И тут бабушка по – молодому сверкая глазами – это потом не раз отмечал дедуля – рванулась навстречу саням с криком: «Ой, как хочу закричать-то!»
Дедуля помчался за ней, но не догнал.
Она подскочила к «обьезчику» и разразилась отчаянным криком: «А – а – а!»
Тот проснулся, выпрыгнул из кошёвки и, вжимая голову в плечи, помчался по белой целине к околку, а бабушка, счастливо улыбаясь, облегчённо вздохнула.
– Ох, как на душе хорошо —то стало.
«Обьезчик» обернулся, узнал стариков, махнул им рукой и сладеньким голосом сказал:
– Эй, Митрич, ты мне ружьишко – то принеси, а уж я вам помогу добраться до села. Вот крест даю! – и он перекрестился.
Дедуля подхватил ружьё и бегом отнёс «обьезчику», а когда тот взял в руки ружьё, то сразу в лице изменился, зарычал властно и сильно, медвежьим голосом:
– А ну, мослы вверх! Вперёд!
И повёл моих бедных стариков через всё село в милицию.
Бабушка шла, руками закрывалась. Надеялась, что её не узнали. Но сельчане нарочно её узнавали, смеялись и кричали: «Теперь за гнильё посодют вас!»
Орнелла смеялась до слёз, слушая эту маленькую историю, топала ногами, а мне было не смешно, а очень грустно.
Орнелла подошла ко мне, обняла и с сильным чувством сказала:
– Мой дорогой инопланетянин, я тащусь от того, что ты пришёл в наш мир. Ты можешь делать со мной всё, что хочешь.
И она сама чуть расстегнула комбинезон, глядя на меня глазами полными восхищения и любви.
Я опустил девушку на диван и начал освобождать её тело от одежды, любуясь её красивой кожей, грудью, скользя пальцами по её впалому животу и тонкой талии, на которой, словно нарочно преграждая моим рукам дорогу к нежнейшим прелестям Орнеллы, комбинезон был крепко затянут пёстрым кокетливым пояском. И пока я развязывал его, прибегая к помощи зубов, я чувствовал, как напрягалось тело моей центаврийки и вздрагивало от моих прикосновений. Я так же слышал умоляющий тихий голос Орнеллы:
– Женя, довольно. Ты меня пугаешь.
И когда я, наконец, распутал сложный узел и снова потянул комбинезон вниз, Орнелла порывисто села на диване и сжала мои руки.
– Если ты сделаешь это, я умру!
– От этого не умирают.
– Ну, хорошо. Только давай оставим всё на завтра или на понедельник.
И она быстро отстранилась от меня, и уже довольная тем, что на сегодня всё закончилось, счастливо улыбнулась. Но, взглянув мне в лицо, поникла плечами и полной растерянности пролепетала:
– Я даже не знаю, что ты хочешь сделать со мной?
– Но ведь ты любишь меня?
Она опустила руки и легла на диван. С её пушистых ресниц скатились на виски прозрачные капли слёз…
За окном уже начали сгущаться сумерки. Искусственное солнце скрывалось за искусственным горизонтом, когда я, не ощущая какой-либо усталости, но полный любви и обожания к Орнелле, разжал объятия.
Она открыла глаза и, растерянно улыбаясь, сказала:
– Всё, что было раньше – это одно, а сейчас – всё другое.
Орнелла посмотрела вокруг и добавила:
– Мир стал другим, потому что в нём есть ты.
Она легла на мою грудь, прижалась припухшими губами к моим губам и долго смотрела в мои глаза.
– Женя, я вижу и знаю, что у той Орнеллы, которая отправила тебя в этот мир, лицо похоже на маску.
– Ты просто изменилась.
Она отрицательным жестом качнула головой.
– Я не хочу так долго жить без тебя. Это страшная вечность. И кто посмел сделать меня вечной?
– Вероятно, Станция Слежения и Перемещения.
– Но хотела бы я знать: за что? И где я так долго находилась? И была ли я живой в это время?
Я потянул к себе комбинезон. Мы быстро оделись и поехали по туннелю на космодром. Таких городов, как наш город, на десятках уровней были сотни тысяч.
Орнелла загрустила, словно мы скоро должны были расстаться. Она кивнула головой.
– Да, мы с тобой проживём очень мало в сравнении с теми миллиардами лет, когда я буду жить одна.
– Орнелла, это не произойдёт. Я уничтожу этого монстра так, что от него даже пыли не останется.
– Но тогда почему в будущем я уже прожила миллиарды лет? И там сохранилась Станция. Значит, ли это, что ты, Женя, погиб до того, как попытался убить её? И значит ли, что ты идёшь второй раз по одному и тому же кругу?
– Ну, если это круг, то я его разорву, – ответил я беспечно, ничуть не сомневаясь в том, что я мог выполнить приказ той двадцатипятилетней Орнеллы.
Моя центаврийка порывисто повернулась ко мне.
– Женя, ты словно забываешь, что это я отправила тебя в прошлое. И, несмотря на то, что мы сейчас хорошо знаем наше будущее, мы почему – то не сможем его избежать
Орнелла, конечно, давно прочитала или увидела в моих мыслях то письмо, в котором была предсказана её смерть, но она никогда не говорила мне об этом. А я не верил, что смог когда – либо стать марионеткой в чьих-то руках и убить её.
Космодром был запретной зоной, и Орнелла являясь в настоящее время частным лицом, не имела права войти туда. То есть, перед ней не открылась бы ни одна дверь, а дверей здесь было много.
Машина остановилась в сверкавшем пёстрыми огнями широком, пустынном туннеле. Прямо перед нами над капотом в воздухе возникла ярко красная строчка слов «Дальнейшее движение вашей машины, Евгений, опасно для вас и вашей спутницы!»
Едва я успел прочесть эти слова, как появились новые. «Евгений, немедленно примите решение. Стоянка запрещена!»
