Гнев Бога

– Говори, Понтий.

– Ты, царь, пользуешься большим влиянием среди иудеев…

– Я знаю об этом, – насмешливо перебил прокуратора царь.

– И если бы ты убедил священников синедриона схватить Иешуа Мессию…

– Ага, чтобы они выдали его народу на побитие камнями?

– Нет. Окончательное решение приму я – прокуратор Палестины.

– А почему ты не дашь приказ первосвященнику Каиафе.

– Он болен. И говорят: при смерти. Но если ты, царь, придёшь к нему…

– Да – да, он сразу воскреснет!

– Так оно и будет!– смеясь, воскликнул Понтий.

Антипатр, хорошо зная Каиафу, тоже рассмеялся и, весело глядя на хитрого римлянина, буркнул:

– Я сделаю, Понтий, то, что ты просишь, но где твои слова?

– Вот они: едва Иешуа Мессия будет схвачен иудеями, то Иуда не проживёт более одного дня.

– Ты говоришь «схвачен», – раздумчиво проговорил царь.– А известно ли тебе, что такое синедреон?

Глава сорок восьмая

Люди, полные восхищения, с увлажнёнными от слёз глазами внимательно следили за каждым движением, взглядом Иешуа Мессии, когда он поднимался через дворы к жертвеннику и нетерпеливо спрашивали друг друга:

– Сейчас ли он даст нам Царствие Божие? И бросить ли нам семьи или потом пойти за ними?

Люди ждали его слово, а он, остро ощущая напряжение толпы и то, что она хотела услышать от него, был уверен, что его слова могли лечь на плодотворную почву человеческих душ. Но едва он покинул Храм и окружённый людьми в долине Тирапеонь заговорил о милосердии, всепрощении, о добре– люди только первые минуты внимали его словам, а потом, удивлённые, пожимая плечами, заговорили:

– Да он ли Мессия? А если он, то почему не устанавливает своё Царствие по Писанию? Почему терпит Рим?

Из задних рядов просительно зазвучали голоса:

– Мессия, мы устали ждать тебя. Дай нам Царствие своё. Или уведи нас к Отцу своему.

Толпа разразилась плачем, стонами, воплями. К Иешуа потянулись руки, посыпались бесчисленные просьбы, люди стали опускаться перед ним на колени. А он не мог перекричать их, не мог сказать, что не Мессия, видя исступлённую веру в него, которая мгновенно могла превратиться в озлобление.

Фарисеи плотной кучкой стояли в толпе и молча, угрюмо следили за Иешуа, не пытаясь разуверить народ. Они заметили замешательство учителя и подступили к нему ближе. И негромко, боясь ярости толпы, заговорили с ним:

– Если ты не Мессия и не можешь дать Царствие, то зачем ты здесь? Уйди, не возмущай народ. Он погубит тебя, человек.

Когда Иешуа до предела возвысив голос, стал объявлять, что в Царствие можно войти только с чистой душой, удивлённые люди начали говорить друг другу:

– Да как же нам ещё мыться, чтоб грязи не было?

Из задних рядов требовательно кричали:

– Дай срок, Мессия!

И тогда учитель, страдая от того, что перед ним глухие, гневно ответил:

– Вы хотите иметь вкусную пищу и не желаете палец о палец ударить, чтобы приготовить её из того, что есть у вас вволю! Я говорю вам: не видать вам Царствия, пока вы не погубите в себе зло, жадность, месть, равнодушие. Пока вы не станете такими же кроткими, как ваши дети.

Удивлённые люди затихли, а многие из них придвинулись к Иешуа и начали вопрошать: как им быть, чтобы стать праведниками? И каждое его слово приводило в ярость фарисеев

Когда утренняя прохлада сменилась жарой, Иешуа, сопровождаемый людьми, направился в Фиванию в дом Лазаря. Мысли его путались. За городом он попросил иудеев оставить его и ушёл с Иудой на Масляничную гору. Сомнения терзали душу учителя. Иуда обнял его и заглянул ему в глаза.

– Брат, теперь ты сам видишь, что твои слова не нужны людям. Им бы только чудеса, волшебство, оживление трупов. Давай покинем эту страну

Учитель со стоном отрицательно покачал головой, не в силах что-либо сказать.

– Ну, хорошо, – продолжал Иуда. – Вернёмся тогда в Галилею. Здесь, в Иерусалиме тебе не дожить до Пасхи.

– А разве я хочу жить, когда вижу пустое дело?

– Ну, тогда уедем отсюда в Рим, брат. Там ты найдёшь множество людей, которые поймут тебя и пойдут за тобой.

– Нет, Иуда. Я часть своего народа, и умру с ним.

Иуда с досадой отступил от учителя, говоря:

– Да знаешь ли ты, что народ всегда помнит и восхищается тиранами. А таких, как ты – нежная душа – люди забывают, едва отвернутся. Потому что добро и милосердие для каждого человека не дороже камней, по которым он проходит.

– Замолчи, Иуда, ты предаёшь меня.

Иуда, вспомнив, что однажды его уже назвали предателем ученики Иешуа, в ярости покраснел и опустил голову. Теперь он хотел, чтобы учитель был наказан за свою доверчивость и доброту. Медленно идя за ним, Иуда страстно возжелал исполнения своей мечты.

В доме Лазаря все были уверены, что учитель в руках римлян, а шпионы прокуратора искали тех, кто был с ним. А так как римляне были скорыми на расправу, то ученики, сидя в комнатах, вздрагивали от всякого шума на улице. И едва хлопнула во дворе калитка, как они с воплями забились в тёмный угол, но при виде Иешуа, метнулись к нему, ища защиты – ведь он Мессия! – полные радости, что он здоров и цел. И не сразу ученики заметили Иуду, а заметив, стали толкать друг друга.

– Вон, предатель пришёл, а учитель верит ему.

Но никто из них не решился повторить эти слова перед Иешуа.

Во дворе вновь хлопнула калитка, прозвучали быстрые тяжёлые шаги. И вот на пороге комнаты встали, утирая потные лица, толстяк Зосима и книжник Матафей.

Зосима шагнул к Иешуа, обнял его за плечи и сильно встряхнул.

– Я не принимаю твои слова, потому что я фарисей, но и не хочу, чтобы ты – заблудший, с душой ангела – пострадал. Вернись в Галилею или в другое место. Мало ли хороших мест на земле.

Учитель грустно улыбнулся и ответил:

– Вижу, фарисей, не жалось ко мне привела тебя, а правда моя.

Зосима смутился, возмущённо запыхтел и, потрясая гривой волос, прошёл по комнате, буркнул:

– Не знаю, а скорей всего, возлюбил я тебя, Иешуа, потому и пришёл. – И так как учитель с благодарностью во взоре смотрел на него, он, смягчившись, добавил: – Слова твои мой слух режут, а душе приятно.

Матафей, строго сверля глазами Иешуа, грубо заговорил:

– Уходи, учитель. Мы с Зосимой переступили через законы своих братьей, потому что видим: негоже отдавать на смерть человека с такой душой. Грех сотворим перед Богом. А не уйдёшь, быть тебе завтра мёртвым. И погибнешь не за Бога, а как грешник.

И только в этот миг дошло, что если эти двое особо упорных людей, которые готовы были умереть за свои учения, пришли сюда, то выходило, что они поверили ему. И он, озорно вскрикнув, ударился в пляс перед изумлёнными людьми и смеялся, как ребёнок. И все увидели, что человек он не серьёзный, весёлый. Глядя на то, как он козлом прыгал по комнате, люди улыбнулись, и сами стали приплясывать и хлопать в ладоши. Иешуа, как ни желал сказать Зосиме, что он уверовал в него, щадя самолюбие и гордость фарисея, промолчал.

Потом все сели за стол и переломили хлеба.

На прощанье Зосима сказал Иешуа, что фарисей Савл посажен в храмовую тюрьму и будет в ней находиться до Пасхи.

– А то он тебя точно погубит.

Зосима и Матафей ушли, уверенные в том, что Иешуа может поступить только благоразумно.

Глава сорок девятая

И пока в городе росло напряжённое ожидание Царствия Божия, и люди уже не помышляли жить в этом мире, в сладком предвкушении ухода в другой мир, с горящими глазами, несмотря на дикую жару, бегали по улицам в поисках Мессии – царь Антипатр мчался одной дорогой на виллу Каифы, а фарисеи, книжники и саддукеи – другими дорогами.

Каиафа с тревогой слушал доносы, которые приходили из Иерусалима и в ярости бегал по комнатам. Уж он-то знал, что иудеи, не получив то, что они ожидали, немедленно взбунтуются. И быть тогда кровавой бойне на улицах города. А ему первосвященнику придётся оставить свой царственный сан главы Храма и повелителя иудейского народа.

Когда Антипатр приехал на виллу, опередив галдящих фарисеев на несколько минут, Каиафа ничуть не удивился тому, что царь внезапно навестил его. Вышел навстречу и строго сказал:

– Знаю, Антипа, твои слова, с которыми ты спешил ко мне. Вот они: «Схвати сына плотника». Но тебе ли, грешник, говорить мне такое?

Антипатр, уязвлённый пренебрежительным тоном Каиафы, уже забыв для чего он приехал на виллу, вырвал из – за пояса плеть. Поднял его в замахе и пошёл на первосвященника, потный, с багровым лицом, говоря:

– Мой отец собственной рукой проламывал головы первосвященникам. И неужели ты думаешь, что я не способен на это?

Каиафа презрительно улыбнулся и сжал двумя руками тяжёлый посох, глумливо смеясь, ответил:

– Ну-ну, подойди ближе ты, который называет себя царём, и у которого нет власти – навести порядок в своём доме.

Антипатр с криком ярости прыгнул вперёд, но первосвященник ловко отбил его удар и сам обрушил посох на голову царя. И они, изрыгая проклятия, взбадривая себя криками, закружили по залу в яростной схватке. Слуги, в изумлении открыв рты, следили за ними, не зная, что предпринять.

Но тут появились фарисеи и растащили врагов по сторонам. И они оба, разгорячённые боем, забыв всё на свете, рвались друг к другу, осыпали бранью, перечисляли такие недостатки друг друга, что фарисеи в смущении закрывали свои лица и кричали:

– Боже, не дозволяй нам слышать это!

Наконец, Каиафа опомнился и, глубоко вздыхая, спросил фарисеев, что им нужно от него, а когда те потребовали от первосвященника созвать синедрион и судить на нём Иешуа, который называл себя Мессией, то Каиафа спокойно ответил:

– Не вижу на этом человеке греха перед Богом. Я говорил с ним. Он ответил: не Мессия.

И Каиафа уже повернулся, чтобы скрыться в глубине виллы, но кто-то схватил его за плечо, рванул к себе. Перед Каиафой стоял, с лицом искажённым болью, Манасия.

– Стой, владыка. Вот люди, которые скажут тебе другие слова.

Секарей бросил к ногам первосвященника Ефрема и Захария. Тот, не думая задерживаться в зале и слушать двух оборванцев, равнодушно спросил:

– Говорите: кто вы такие?

– Мы ученики Иешуа Мессии.

Каиафа прикусил губу. Он почувствовал себя пойманным в ловушку и поднял посох.

– Мерзавцы, кто вас надоумил лгать мне, первосвященнику Храма?

Захарий и ефрем с плачем стали говорить, перебивая друг друга. Каиафа устало сел в кресло и раздражённой рукой остановил поток бессвязных слов учеников Иешуа.

– Отвечайте на мои вопросы, мерзавцы, по очереди. Вот ты, – он указал на Ефрема. – Ты кажешься мне менее тупым.

Ефрем на коленах подступил к первосвященнику и ошалевший от ужаса, ответил, кивая головой на своего собрата:

– Нет, владыка – это он менее тупой.

– А ты, выходит, более тупой?

– Да, уж, конечно, так оно и есть, владыка.

Первосвященник рассмеялся и спросил:

– При тебе ли Иешуа объявил себя Мессией? И где это было?

– Да, при мне. Я ещё тогда сказал Захарию: «Не прячь кусок, я всё равно найду». А он…

– Кто он?

– Мессия. Пошёл по воде, яко по суху.

– Где это было?

– На Масляничной горе, супротив Храма Божьяго.

– О, Господи!– вскрикнул Каиафа. – Он и, правда, более тупой. – И жестом подозвал к себе Захария, сказал ему: – Твой учитель грешник и богохульник, а ты его ученик. Смерть стоит за твоей спиной.

Захарий в ужасе обернулся, глянул на Манасию и припал к ногам Каиафы.

– Не погуби, владыка! Скажу всё, что ты хочешь!

– Мессия ли твой учитель?

– Да, Мессия.

– А может быть, ты ошибся?

– Да, я ошибся.

Фарисеи, книжники и саддукеи обступили Каиафу и закричали:

– Не хитри! Народ перед тобой стоит!

Каиафа отшвырнул Захария и, метая в толпу грозный взгляд, стремительно вскочил с кресла.

– Вот мои слова: эй, стража, не медля ни секунды, приведите сего человека в мой Иерусалимский дворец на суд синедриона! – Он перевёл взгляд на плачущих двух секаря. – Где скрывается ваш учитель?

– В Фивании в доме Лазаря.

– Вот и покажите дорогу моим людям, – озлоблённо сказал первосвященник и, страдая от того, что ему придётся выполнить волю прокуратора, быстро выскочил из зала, кликнул носилки и с размаху сел в них.

Фарисеи и книжники помчались за владыкой, а тот, злясь, поглядывал в щель занавесок на толпу и раздражённой ногой бил слуг.

– А ну, быстрей, быстрей.

И глумливо смеялся над вождями народа, выбирая открытые для солнца дороги.

Иешуа удалился в дальнюю комнату дома Лазаря и счастливый от слов Зосимы, стал обдумывать то, что он должен будет сказать иудеям, когда вернётся в Иерусалим после полуденной жары.

Ученики его переглянулись и, в страхе за свою жизнь, дрожащими руками закинули на плечи свои сумки. И стыдясь быть первыми, нерешительно остановились у двери, поглядывая на Андрея, как на вожака. Тот заговорил:

– Он не от мира сего, потому и смелый, а нам – крест.

Ученики вскрикнули, уже видя себя на позорном диавольском сооружении, и плотнее сгрудились у входа.

Пётр с укором в лице раскинул длинные руки, загораживая дорогу собратьям.

– Стойте. Ведь обещали мы многажды: не покидать его.

Ученики отступили, поникнув головами. Фома нерешительно сказал:

– А что если римляне сейчас ищут нашего Мессию?

И он, вскрикнув, первым ринулся к двери. Пётр отбросил его назад, строго сказал:

– Что, братья, так и будем бегать от слова «Рим».

Ученики закричали:

– Да посуди сам: чего мы должны идти на рожн, на смерть? И ради чего?

– Пусти, Пётр, мы жить хотим. А слова Мессии мы всё равно не понимаем!

И они плотной кучкой всё сильнее и сильнее давили на Петра, как вдруг услышали за спиной громкий смех. Иуда сидел за столом на лавке и смеялся над ними. Он бил по столу кулаком и говорил:

– И эти трусливые рабы будут судить человеков в Царствии Божьем. Да ведь они убьют свободу и погрузят мир во мрак рабства. Вот когда восторжествует в полной мере зло. Царствие убогих, нищих, рабов – это царствие зла.

Иуда, ужасаясь своим словам, вскочил на ноги, заметил Иешуа, который стоял на пороге соседней комнаты с побледневшим лицом.

– Иуда, – сказал учитель, – если бы сейчас убогие, нищие, рабы обрели то, что имели богатые, то на мир опустилось бы Царствие Божие.

– Нет, брат! Я видел в Риме десятки, сотни рабов, которые становились богатыми владыками. И все они были гнусными тиранами и люто мстили свободным гражданам за прошлое своё рабство, мстили всем свободным людям.

Наступила напряжённая пауза. Ученики не поняли слова Иуды, а Иешуа был не готов разобраться в них, но он чувствовал душой, что его любимый ученик сказал правду и, опустив голову, учитель молчал.

Ученики подступили к нему и возмущённо заговорили:

– Мессия, он предал тебя по Писанию. Скажи предателю: отойди прочь.

Иуда стоял против собратьев и спокойно смотрел на них, и они, видя в нём врага, не отводили от него взглядов, показывая тем, что не боялись его. Они уже не могли, как раньше, скрыть свою ненависть к этому аристократу. Всё в нём возмущало души учеников. И у них давно появилось желание унизить Иуду, поставить его ниже себя, растоптать его самолюбие, гордость. И вот плотной кучкой они пошли на Иуду, сжимая посохи. Но Иешуа опередил их, обнял Иуду. Поцеловал

– Уйди, брат. Моё Царствие – это Царствие нищих духом, рабов. Тебе не место в нём.

Иуда презрительным взглядом окинул учеников и вышел во двор, а Иешуа дрожащей рукой оперся о стол, едва слышно застонал, и его глаза наполнились слезами.

На улице прозвучали крики, шум. Всё это быстро приближалось к дому Лазаря. Хлопнула и, крякнув, отлетела в сторону, сорванная тяжёлым ударом калитка. В комнату ворвался Манасия. Скользнул глазами по ученикам.

– Где Иуда?!

И он наотмашь левой рукой стал бить перепуганных учеников, ища Иуду. Ученики показали на Иешуа.

– Его ли ты ищешь, Манасия?

И слабея ногами, они осторожно потянулись к выходу, но уже в комнату вступили стражники Каиафы, вооружённые дубинами, окружили всех, толкнули вперёд Захария и Ефрема.

Те, плача и стеная, упали перед учителем, обняли его ноги.

– Прости нас, Мессия – нищих духом и подлых рабов – не смогли мы промолчать и выдали тебя Каиафе. Прости!

Иешуа возложил руки на головы двоих секарей и мягко ответил:

– Прощаю. И нет во мне обиды на вас. – И он обратился к стражникам: – За мной ли вы пришли?

– Нам нужен Иешуа, который назвал себя Мессией.

– Я Иешуа.

Стражники схватили его и, выворачивая ему руки, поволокли на улицу, бросили в носилки и понесли их в город.

Обезноженные ученики опустились на пол, а спустя несколько секунд, давя друг друга, отбрасывая в стороны, метнулись в дверь, потом стремительно перескочили низкий забор и помчались в Галилею.

Ефрем и Захарий, потрясённые своим предательством, лежали на полу и громко плакали…

Когда Иуда вышел во двор, то к нему, не в силах сдержать себя, подбежала счастливая Мария.

– Иуда, ты уже полюбил меня?

Но тот, не обращая внимания на девицу, направился, было, в сторону улицы, а Мария, уже возмущённая его поведением, схватила его за руку.

– Разве твой друг Манасия не убедил тебя?

– Мой друг Манасия?! – вскрикнул Иуда

– Да, Манасия, твой друг.

Кажется, впервые Иуда заметил девицу и встряхнул её за нежные плечи.

– Говори: где ты его видела? Он мой враг, убийца, подлейший секарей.

Мария поняла свою ошибку и, ужасаясь от того, что Иуда мог погибнуть в любую минуту, потянула его на задний двор с такой силой, что он, смеясь, вынужден был припустить за ней бегом. Они выскочили на соседнюю улицу. Иуда требовал ответ. А Мария – чутьё женщины подсказывало ей: молчи, и он будет твой – крепко держала его руку и уводила прочь из города в сторону Масляничной горы, у подошвы которой, среди густых зарослей кустарника бурлила между камнями узкая речка.

Иуда с интересом поглядывал на девицу и вскоре оценил по достоинству её лёгкую походка, изящные бёдра под мешковатой иудейской туникой, страстное лицо, волнение и прерывистое дыхание – с удовольствием позволял Марии вести его туда, куда она хотела.

Уреки она остановилась, внимательно глянула по сторонам и, полная любовного жара, подняла взгляд на Иуду, розовея щеками.

– Сними одежду, – сказал он ей.

Она растерялась. Её длинные ресницы, как бабочки затрепетали. Стыд охватил влюблённую Марию. Она умоляюще посмотрела на Иуду, но он нетерпеливым жестом вновь приказал ей раздеться. И Мария, с глазами полными слёз, задыхаясь от волнения, дрожащими пальцами потянула вверх подол туники, тихо вскрикивая от взгляда Иуды и поворачиваясь к нему боком и тем ещё более возбуждая ученика Иешуа. Путаясь в одежду, она сбросила её и потянулась к Иуде, обвила его крепкую шею белыми руками, умиротворённая тем, что добилась его любви. Мария, уже не желая ничего более, кроме его поцелуев, вспыхивала от стыда, когда он губами начал ласкать её тело.

Если бы Иуда не был ослеплён бурной страстью, то он мог бы заметить не только верхний этаж крепости Антония, что возвышалась над склоном горы, но и Панферу. Он неподвижно стоял на боевой площадке под палящими лучами солнца и смотрел на улицы городка Фивания…

Понтий Пилат, узнав о распоряжении Каиафы: схватить Иешуа, удовлетворённо хмыкнул и наслаждаясь прохладой полуподвального зала дворца, озорно дрыгая ногами, перевернулся на живот и сказал кассию:

– Ну, а теперь мне любопытно: как поведёт себя Панфера? – Он мощным прыжком вскочил с ложа. – Вот мой приказ: найти дезертира претория Иуду, предать его бесчестию в крепости Антония, а потом– в лагере перед легионом и там же бросить его на крест!

Когда, спустя несколько часов, Иуда, сопровождаемый утомлённой и счастливой Марией, быстро приблизился к Овчим воротам, думая об Иродивде, от угла крепости Антония к нему шагнули Панфера и Квадрат.

Панфера ударил Иуду по плечам и сильно рванул к себе, заломил руки дезертиру за спину и молниеносно стянул в локтях тонкой бечёвкой, говоря:

– Ты, Иуда, предал римский народ и преторий. Следуй за мной.

Мария, с пронзительным визгом метнулась вперёд, оттолкнула коменданта и выставила перед собой растопыренные пальцы, закрывая Иуду, который спокойно, кривя лицо насмешливой улыбкой, смотрел на бой иудейки и римлянина.

Тот, беспокоясь за свои глаза, крикнул центуриону:

– Квадрат, убери сумасшедшую бабу!

Глава пятидесятая

Манасия, обжигая горло и лёгкие горячим воздухом, бегал по улицам Фивании от дома к дому в поисках Иуды. Он проклинал себя за то, что не решился напасть на ученика Иешуа в Иерусалиме, как внезапно увидел перед собой в дрожащем мареве всадника с закрытым лицом.

– Кто ты? – с угрозой рыкнул Манасия, готовя в рукаве нож

Всадник откинул платок, и секарей узнал в человеке астролога

– А, это ты, язычник. И смеешь вот так просто останавливать меня, близкого к Богу.

– Да, сейчас ты, Манасия, как никогда близок к нему со своим диавольским видом, – насмешливо ответил египтянин, щуря глаза.

Секарей, мучимый болью не обратил внимание на поносные слова астролога, устало буркнул:

– Что тебе надо от меня?

– Да ведь ты хотел найти Иуду.

– Где он?!

Манасия оживился. Прыгнул стремительно вперёд и сжал костистой рукой бедро египтянина.

Латуш брезгливым жестом руки отбросил широкую длань убийцы в сторону и, смеясь, вздёрнул коня на дыбы.

– Слушай меня внимательно, секарей. Твой враг иуда схвачен Панферой и находится в крепости Антония. И по закону Рима должен быть распят на кресте, как предатель.

Манасия со стоном отчаяния пошёл за всадником, умоляющим жестом простирая к нему дрожащую руку.

– Латуш, могу ли я добраться и как, до мальчишки?

– Да, если ты выполнишь то, что я скажу тебе.

Манасия, ненавидяще следя за египтянином, ответил:

– Хоть на колена – прикажешь – встану.

– Тогда, секарей, поспеши.

– Что? Встать на колени? Да не полоумный ли ты, чтобы я – левая рука Бога…

– Нет, собери свой народ. И как можно больше. И ещё до сумерек поднимись на Масляничную гору. Там у новой беседки – в час. Когда солнце уйдёт за горизонт – появится Иуда.

– А почему я должен верить тебе, Латуш? Ведь ты проклятый язычник.

И, Манасия, заподозрив подвох, пронизывающим взглядом стал смотреть на египтянина.

– Какая тебе выгода, Латуш? И где твоя цена?

– Цену мне даст первосвященник Каиафа. А если ты, Манасия, не сделаешь то, что я сказал, то никогда больше не увидишь Иуду.

И он рванул коня в сторону и, закрыв лицо платком, поскакал в Иерусалим.

Улицы города были полны богомольцами, которые искали Мессию.

У дворца Антипатра Латуш опередил бегущую Марию, бросил во дворе коня и, облегчённо переводя дух, скрылся в прохладном коридоре.

И вот с обычной своей улыбкой, которую можно было бы назвать хитрой или таинственной, Латуш вступил в зал, где сидели в креслах царственные супруги и скучающе посмотрел на актёров, которые разыгрывали перед ними греческую комедию.

Едва астролог занял свободное кресло, как в зал вбежала Мария и метнулась к Иродиаде с криком:

– Царица, спаси Иуду!

Антипатр при этом известии счастливо улыбнулся и, не в силах сдержать смех, вскочил на ноги и, мерно аплодируя актёрам, расхохотался. Тогда как царица с потрясенной душой притянула к себе служанку. Прекрасные глаза Иродиады уже заблестели от быстро закипавших слёз. Но вот растерянная, обезумевшая царица остановила свой взгляд на чрезмерно припухших губах Марии. Иродиада стремительно бросила руки на шею служанки, но желая убедиться, опустила руки ниже и разорвала одежду на девушке, обнажив её грудь, на которой отчётливо были видны красные пятна.

Царица, как перед смертью, закричала и, вновь, сжав нежную шею Марии, тихо спросила:

– Ты была с Иудой?

– Да, – задыхаясь, пролепетала служанка.

Антипатр метнулся к Иродиаде и, счастливо фыркая, с трудом разъял закостеневшие на шее Марии, пальцы супруги. Та откинулась на спинку кресла и закрыла глаза ресницами, из – под которых, блеснув, скатились по белоснежным щекам прозрачные капли слёз.

– Мне больно, – со стоном сказала она, но когда Антипатр шагнул к ней, царица остановила его жестом руки. – Нет, всё прошло.

И она вперила холодный, беспощадный взгляд в растерянную девицу.

– Ну, моя дорогая, – ласково заговорила царица, – ты хотела что-то сказать о Иуде? Говори.

– Его схватил Панфера и увёл в крепость Антония.

Царь с удовольствием крякнул и, отворачиваясь от Иродиады, приятно улыбаясь, сказал:

– Теперь я, пожалуй, поверю в Бога.

– А рядом с Панферой, кто был?– мягко спросила царица.

– Квадрат, – ответила Мария.

– И всё?

– Да, всё.

Иродиада жестом приказала служанке выйти вон и презрительно улыбнулась мужу.