скачать книгу бесплатно
Ожидая включения связи, Евгений рассеянно посмотрел в окно на широкий проспект, по обе стороны которого стояли плотно друг к другу брошенные машины, так как бензин стоил очень дорого. А зарплату люди не получали уже два года, потому что цена нефти понизилась до шести долларов за баррель. Но в министерстве нищета страны не ощущалась. Высокую зарплату сотрудники получали регулярно, благодаря стараниям Мефодия Петровича. Евгений получал десять тысяч долларов в месяц, что позволяло ему два раза в год ездить по странам и континентам. А вот за пределы Москвы он не решался ездить на машине, так как на всех дорогах, на обочинах стояли плотными шеренгами люди и, протягивая раскрытые ладони в сторону машин, вразнобой кричали:
– Подай!
И ненавидяще смотрели на водителей. Но напрасно Евгений боялся ездить на машине на свою дачу, потому что люди уже не выходили на дорогу, потому что президент устно, как обычно, приказал полиции: «Разгоните сброд! Стыдно перед заграницей!» Слово «подай» стало модным на ТВ, радио, в газетах. Тележурналист Смольный, он же депутат Думы, плясун и сказитель создал новую программу под названием «Подай!».
На сцене озорно скакали и плясали голые девушки и юноши, прикрывая свой срам ладонями, и пели слово «подай». На всех каналах ТВ бурлила весёлая, сытая, красивая жизнь. Люди не отрывали взглядов от экранов телевизоров днём и ночью (и даже в туалете), потому что работы не было, сидели дома. Разумеется, все каналы ТВ делали опрос телезрителей: хорошо ли им живётся в 2024 году? Ответ был один: «Хорошо!» Это отвечали те граждане, у которых работали телефоны и, конечно, была хорошо оплачиваемая работа…
Что-то блеснуло за окном, и Евгений перевёл рассеянный взгляд на противоположную сторону улицы, на верхний этаж семиэтажного здания. Кто-то стоял перед раскрытым окном и через трубку снайперского прицела осматривал министерский особняк. Но вот он увидел, что Евгений смотрел на него, и быстро попятился в глубину комнаты.
Полковник Смага писал рапорт в министерстве МВД о состоянии боевого имущества своего отдела полиции, и уже аккуратно вывел слова «…а так же осиновый кол…» как вдруг прозвучал резкий звонок телефона, который мгновенно убил в голове полковника недописанную мысль. Он в изумлении уставился на слова «осиновый кол», спросил себя: «А что я хотел сказать?» И снял трубку.
– Да, говорите. Полковник Смага слушает.
– Я доброжелатель. Моя кличка «Нерон», – откликнулся машинный голос, смоделированный компьютерной программой.
Смага прикрыл трубку широкой ладонью и сказал в селектор:
– Делайте запись и узнайте: откуда звонок.
– Докладываю: сейчас в сторону Промышленной зоны, к заводу «Браво» едет на ворованной машине Г. П. Загоруйко. Паспорт фальшивый. Едет на «стрелку», чтобы получить пять «лимонов».
– В какой валюте?
– В долларах.
– Марка и номер машины? – скороговоркой спросил полковник, включая пальцем внутреннюю связь.
– Тойота-спринт. Номер 753 – Р – 13, – ответил Нерон и добавил: – «Стрелка» будет в десять утра. На разбитом этаже административного корпуса. Там проломленный пол. А над дыркой висит мост. И запомните…– связь внезапно оборвалась.
– Ну, что? Какой результат? – спросил Смага, глядя в сторону селектора.
– Звонок был через компьютер, подключенный к сети в Промышленной зоне. А говоривший использовал «мобильник», который он сломал сразу после подачи информации… «Мобильник» ворованный.
– Место звонка узнали?
– Не успел. Нерон сделал с помощью компьютера помехи. Я вёл пошаговое исчисление. Это район с радиусом в двести метров, а центр – здание министерства по делам…забыл…что-то неприличное…
– «По делам сношений с африканскими странами», – чётко ответил Смага и приказал по внутренней связи: – Сися, Тятя, Дядя, на выход! Всем одеть бронежилеты!
Он вскинул к лицу левую руку с наручными часами. Время было 09.00.
Мефодий Петрович покинул гараж в 08.30 утра, так как предполагал, что по дороге к месту встречи мог надолго остановиться в автомобильной «пробке». Их давно уже не было в городе, но Мефодий Петрович, как и всякий министра, плохо знал реальную жизнь своей страны. Он вспомнил, что сегодня утром президент должен был приехать в ГосДуму и выступить перед депутатами нижней палаты с очередным докладом об экономическом состоянии страны. Он обязан был появиться в зале заседания ровно в 10.30.
Мефодий Петрович включил телевизор на панели приборов. Зал ГосДумы был полным, но депутаты ждали не президента, а выступление своего коллеги Смольного, который обещал исполнить новый «хит», над которым он работал более месяца. Смольному было пятьдесят семь лет, но он, по моде времени, всем говорил, что он юноша двадцати пяти лет.
Депутаты в полном составе собрались в Думе только потому, чтобы посмотреть по бесплатному думскому ТВ выступление Смольного. Вначале за кадром прозвучал голос Смольного, хриплый, сильный:
– Я в муках работал над этой песней. И, наконец, родил её. Я исполню её под рок-н-ролл пятидесятых годов.
И вот он выскочил на сцену прыжком, совершенно голый, прикрывая свой срам рукой, и закричал, страшно указывая пальцем в камеру:
– Я юноша, сейчас поставлю всех вас на уши!
В глубине сцены встала за инструменты группа «Подай – подай». И тотчас эфир потряс бешеный рок-н-ролл. А Смольный, лихо отплясывая на сцене, одной рукой прикрывая срам, а второй – угрожающе тыча в камеру и строго глядя в неё проницательным взглядом, завопил:
А зачем попу наган,
Если поп не хулиган!?
А зачем попу и нож,
Если поп не носит клёш!?
Мефодий Петрович изумлённо вскрикнул и едва-едва удержал машину на прямой линии.
– Мерзавец! Это моя песня далёкой юности! Я её сочинил сорок лет назад!
Депутаты ГосДумы вскочили со своих мягких кресел, аплодируя Смольному. Многие из них кричали:
– Браво, юноша Смольный!
Операторы телеканала показали реакцию юношей и девушек, которые в школах, колледжах, в ВУЗах смотрели утреннюю программу. Всюду была одна и та же реакция: юноши и девушки аплодировали и визжали. Успех выступления Смольного, как всегда, был великолепным.
Мефодий Петрович, тяжело дыша, остановил машину и вышел из салона, бормоча:
– Как он посмел украсть мою… мою… И я не смогу доказать, что песня моя. Никто не поверит. Смеяться будут надо мной, мол, решил примазаться к славе Смольного. Ну, и мерзавец!
А за его спиной в телеприёмнике уже звучал голос пресс-секретаря Патриархии:
– Владыка Вячеслав благословил Смольного, потому что действительно священнику нельзя держать в руках холодное и огнестрельное оружие.
Пресс-секретарь замолчал, глядя в одну точку и прижимая пальцем микронаушник в ушной раковине, потом вновь ликующе заговорил, счастливо улыбаясь на экране телевизора:
– Владыка узнал, что Смольный давно мечтал попасть в лоно церкви. Владыка решил собственной рукой крестить Смольного и рукоположить его в сан диакона за мирской подвиг.
Мефодий Петрович глубоко вобрал в лёгкие воздух, пришёл в себя и, кривя губы гримасой презрения, сказал:
– А песня была глупой. Я боялся признаться, что стихи были мои. А когда Юра исполнил песню, то все смеялись над ним и говорили: «Только такой драк, как ты, и мог сочинить такую глупость!»
Мефодий Петрович громко рассмеялся, ощущая в душе непонятную боль, смахнул с лица слёзы и твёрдым, уверенным шагом направился к дверям парикмахерского салона, перед которым он остановил машину.
Перед большим овальным окном стояла очаровательная девушка маленького роста…сто пятьдесят пять сантиметров. Несмотря на высокие каблуки, Катя всё равно выглядела маленькой. Когда она видела себя в зеркало полностью, то огорчалась до слёз. К тому же ей было девятнадцать лет, и она уже стыдилась своего большого возраста. Катюша давно мечтала познакомиться с парнем, у которого был бы высокий интеллект и высокие доходы, а в карманах лежали бы большие деньги. И такой парень два дня назад появился в поле её зрения, за окном салона в школьной форме ученика одиннадцатого класса, престижного класса, после окончания которого, ученик становился студентом государственного ВУЗа, без вступительных экзаменов.
Юноша не замечал Катю, хотя она подпрыгивала вверх за окном и даже махала рукой. На его грустном лице отражался очень высокий интеллект, потому что два дня назад в метро у него украли школьный паспорт, по которому школьник мог бесплатно ездить на любом государственном транспорте по городу, кушать бесплатно в школьной столовой, посещать бесплатно интернет-кафе…
В школу Женя начал ходить пешком, а чтобы сократить расстояние, он шёл через Промышленную зону мимо парикмахерского салона.
Девушка хоть и переживала, что она маленького роста и больших лет, но она знала, что была очаровательной. И вот сейчас, когда к дверям подходил солидный мужчина, мимо салона с опущенной головой шёл Женя….шёл в третий раз…
Катюша сделала прыжки, весьма высокие, и движения руками – вверх и в стороны, однако юноша не оторвал сосредоточенный взгляд, направленный прямо перед собой. Униженная таким поступком Жени, Катюша распахнула окно и свирепо крикнула:
– Ты не нравишься мне! У тебя низкий интеллект, а я люблю умных парней!
Женя услышал девичий крик, что прозвучал сбоку в дести шагах от него, удивился тому, что девушка так громко занималась разборкой со своим бойфрендом, и ускорил шаг. Катюша охнула оттого, что парень никак не отреагировал на её замечание, довольно вежливое среди молодёжи, и в ярости показала его спине кулак. А голос Кати процедил сквозь зубы, сам собой, то, что всегда говорили или думали все девушки в подобной ситуации:
– Я тебе отомщу. Ты меня не знаешь…
Да, она сказала правду: Женя не знал Катюшу и не догадывался о том, что такая девушка жила на планете Земля.
– Но ты узнаешь меня, – добавила Катя, глядя в спину уходившему парню.
Да, он узнает её через тридцать минут.
Едва Смольный, уже не прикрывая свой срам рукой, вышел за пределы сцены – так как среди творческих людей не принято было скрывать друг от друга свой срам – к нему метнулся думский помощник, держа в руках «мобильники», которые издавали сигналы. Звонили представители иностранных телестудий, которые вели прямой репортаж из ГосДумы в ожидании выступления президента. Просьба к Смольному была одна: продать лицензию на прокат видеоролика с исполнением его необычной песни о миролюбивом священнике. Он тут же, не надевая трусы, начал продавать песню по высокой цене. Смольный умел делать деньги. Вдруг он услышал в очередной трубке машинный голос:
– Есть особо «жареный» факт, который запомнится вами на всю жизнь.
– Говорите поточнее, – настороженно попросил Смольный, ведь он был и журналистом по особо «жареным» фактам.
– Сейчас в сторону Промышленной зоны, к заводу «Браво»…– начал быстро говорить машинный голос.
Когда человек, позвонивший Смольному, закончил передавать ему информацию, он стремительным жестом руки опустили «мобильник» на пол и раздавил хрупкий аппарат каблуком обуви.
В это раннее утро на пригородном аэродроме приземлился большой самолёт африканской республики Соуменда. После долгой пробежке по взлётной полосе он свернул на стоянку дипломатических самолётов. И замер. К нему не спешили машины технического обслуживания, заправщики. В его хвосте щёлкнули замки, и от самолёта вниз медленно опустился широкий трап, по которому могли пройти вверх и вниз грузовые машины. Но сейчас по трапу спустились вниз четыре чернокожих африканских коммандос в камуфляжной форме с автоматами «Буря» на шее.
– Растудыт твою мать! – воскликнул один из них. – Да здесь холодно!
– Мишка, ты просто отвык. Здесь тепло.
Боковой люк открылся, и из него выглянул чернокожий африканец и негромко, но властно сказал:
– Прекратите говорить на русском языке!
– Дык я не знаю других языков, – откликнулся Мишка.
– Тогда молчи. И смотрите в оба. Ждать придётся долго.
– А вдруг подъедет кто-нибудь из Соуменда и спросит что-нибудь?
– Говори ему: « У хе ка». Это вроде нашего «Пошёл ты на х..» Но помягче.
Мефодий Петрович сел в кресло перед зеркалом и сказал Катюше:
– Постригите меня…– он презрительно фыркнул и добавил: -… под юношу Смольного.
И поморщился лицом, услышав в радиоприёмнике повтор песни « А зачем попу наган?» Мрачно и неприязненно рассматривая своё отражение в зеркало, он сердито мысленно говорил: «И зачем я придумал эти стихи? Ведь я был не верующий и таким остался…Сейчас раскрутят этот бред. И он уйдёт на Запад, потому что там обожают религиозные песни. Хлебом не корми…»
– Кого хлебом не кормят? – удивлённо спросила Катюша.
У девушки была хорошая память. Благодаря этой памяти, Катюша отметила, что клиент уже полгода ходил в салон один раз в месяц, седьмого числа в десятом часу утра. И всегда оставлял на столике крупную купюру. Вот и сейчас, когда он поднялся с кресла, то положил на журнальный столик бумажку в тысячу рублей.
– И запомните, Катюша: я сюда не заходил.
– Как не заходили? Вы вот…здесь, – и она показала руками на пол.
Мефодий Петрович вспомнил то, что в подобной ситуации сказал герой детектива: «Остановись или стреляю!» и, скупо двигая губами, заговорил:
– Я вам плачу за скромность. А теперь проводите меня через служебный вход.
Во дворе министр неторопливо сел за баранку второй свой «Тойоты» и поехал на параллельную улицу. Он любил детективные романы, поэтому знал, что, идя на сложное дело, нужно было использовать «подставы», «петли» и часто смотреть себе за спину. Но Мефодий Петрович не умел и не знал, как смотреть себе за спину, потому что никогда в своей жизни не оглядывался, не смотрел по сторонам.
Промышленная зона тянулась на десять километров и была огорожена бетонным забором, в котором были дыры – маленькие и большие. И хотя через большие дыры могли проехать машины любой величины, на равном удалении друг от друга стояли железные ворота, а в дежурных комнатах сидели охранники. Они ничего не охраняли, потому что все заводы и комбинаты зоны давно были разворованы. Шум, что порой раздавался в глубине зоны, был не рабочим. Это сами собой разрушались потолки, крыши, стены зданий. Но на бумаге зона продолжала работать, штатные единицы получали за мифический труд хорошие деньги.
Мефодий Петрович, не выходя из машины, протянул в ладонь охранника, что высунулась из окошка дежурной комнаты купюру в пятьсот рублей. И ворота, свежеокрашенные в синий цвет, медленно без скрипа, так как были тщательно смазаны маслом, раздвинулись в стороны. И Мефодий Петрович въехал в Мёртвый город, где были улицы, площади, автомобильные и железные дороги и огромные здания с тёмными от грязи мрачными окнами.
Административный корпус завода «Браво», как и сам завод, был показушным. Он был построен советской властью, чтобы показывать иностранным делегациям высокие достижения социализма. По обеим сторонам корпуса стояли огромные башни, в которых спиралью шла автомобильная дорога, чтобы работники администрации легко и быстро могли подняться на свой этаж.
Иностранцы удивлённо качали головами, говоря, что у них пока такого нет. Они не знали, что у сотрудников администрации своих машин не было. А те машины, которые то и дело двигались вверх-вниз, водили группы гонщиков. Огромный завод «Браво» с великолепной техникой ничего не производил, а только показывал работу, поэтому с развалом Советского Союза завод был законсервирован и разворован.
Мефодий Петрович ехал по улицам Мёртвого города, чувствуя себя так, как если бы он находился на чужой планете, в далёком космосе. Ему казалось, что тёмные окна, как глаза людей, смотрели на него. Следили за ним. Он увеличил скорость, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Впереди по другую сторону Т-образного перекрёстка возвышалось девятиэтажное административное здание завода «Браво». Все его лестницы обрушились, как и перекрытия этажей, кроме девятого этажа, потому что его строили «на совесть». Он должен был удерживать на себе много машин.
Поглядывая на циферблат наручных часов, министр въехал на спиральную дорогу башни и начал подниматься по ней наверх девятого этажа. А там направил машину по сумрачному широкому коридору в центр этажа. В центре плоская крыша и пол были проломлены упавшим башенным краном. Провал в полу был длиной в шесть-семь метров. Над ним висел мост – железная пожарная лестница с низкими железными перилами из прутьев, а на ступенях лестницы лежали доски. Под мостом всегда было темно, поэтому те, кто встречался на мосту, не ощущали высоту. И шли навстречу друг другу, как по ровной дороге.
Министр остановил машину и услышал далёкий рёв двигателя во второй башне. Он усмехнулся. Этот человек всегда опаздывал на встречу, ровно на минуту. Вскоре он появился на этаже. Мигнул трижды фарами машины и подъехал к пролому. Опустил стекло и, не двигаясь с кресла, окликнул министра:
– Это вы, Мефодий Петрович?
Министр с трудом удержал себя, чтобы на лице не появилась гримаса досады и раздражения, подумал: «Ну, зачем эта игра?..хотя, конечно, всё понятно».
Он бодро, так же, не двигаясь в кресле, ответил:
– Да, это я. Здравствуйте, Савелий Кузьмич.
Савелий Кузьмич выдернул с заднего кресла один за другим два чемодана. Они были необычными, очень крупными. Да и взятка была крупной.
Савелий Кузьмич шёл к мосту медленно, и министр нарочно выдержал несколько секунд, наблюдая за ним сквозь лобовое стекло машины, тихо, сквозь зубы, цедя:
– Ну, зачем этот концерт? А, вероятно, у него есть пунктик, которым могли бы заинтересоваться психиатры, если бы он…Но ведь я тоже игрок. А кто не играет в этой жизни, тот прочно сидит в заднице».
Он опомнился и стремительно покинул салон, быстрым шагом направился к мосту, притопывая подошвами туфель, по-военному.
На лице Савелия Кузьмича был грим: усы, бородка, кустистые брови и горбинка на носу.
Министр и Савелий Кузьмич сходились на мосту так, чтобы остановиться в середине его. Савелий Кузьмич скупо улыбался министру, и когда взошёл на мост, тихо заговорил, но его негромкий голос разносился эхом по всем этажам:
– Мефодий Петрович, здесь не только бабки. Здесь папка, секретная, с чертежами того места…Код…нынешний год, а на папке – обратный. Но об этом мы поговорим во втором месте, в обычный час.
Мефодий Петрович принуждённо растянул губы, изображая добрую улыбку, хотя в душе вновь появилась досада и мысли: «Ну, конечно, где он вновь будет играть Савелия Кузьмича…Ох, как мне хочется сказать…»
