скачать книгу бесплатно
– Я и сейчас при чертеже. Вот в этом свитке – Казань и ее округа. Адашев потребовал…
Они ехали по берегу Казанки саженях в полутораста от крепости. Тут грохот пушечный затих на минуту, и явственно стали слышны за стенами казанскими барабанный бой, звон бубнов и голоса, а над стенами заплескались зеленые знамена. Юрша, недоумевая, спросил:
– Кажись, вылазка!
– Не,?– отозвался Онисим.?– Это они дождь вызывают. Как погода развидняет, так начинают своих демонов об дожде молить. И действует. Вон смотри, с утра совсем развёдрилось, а принялись они беситься, опять небеса затянуло, вот-вот закапает. У нас тут сплошные дожди, не просыхает. А им выгодно. Дождевую воду собирают и пьют. А то наши минеры взорвали ихний водопой две седмицы назад. Нам же здорово мешает дождь, чуть недосмотрел, порох подмок, бочку выбрасывай! Да и люди не просыхают.
Тем временем они переехали Казанку по наплавному мосту и стали двигаться вдоль Булака. Вчера ночью тут были видны только россыпи костров, а сейчас в шанцах-окопах шли последние приготовления к завтрашнему штурму – вои под прикрытием стенки, составленной из высоких туров, готовили лестницы, осадные фашины, запасались порохом и пулями для фузей, точили бердыши и сабли… Осадный наряд продолжал метать ядра в стены крепости, кои во многих местах обгорели и порушились, из них высыпалась земля, обнаруживая второй, внутренний ряд вертикально стоящих дубовых бревен. Рослые пушкари и их помощники с чумазыми от пороховой гари лицами суетились возле своих огнедышащих пищалей, гулкие голоса которых заглушали говор и крики людей, ржание лошадей, звуки сигнальных труб.
Подьячий Онисим, ехавший рядом, тронул Юршу за локоть:
– Зри, сотник,?– вон пищаль великая, «инрогом» зовомая. У нее ствол длиной более шести аршин. А ядра кидает тягости немалой – аж до двух пудов!
Пушкари закончили подготовку выстрела и бегом в ближний окоп. Лишь один с бородой лопатой канонир с жагрой – горящим фитилем на длинном древке – остался у громадной пищали. Вот он приложил фитиль к запальному отверстию, а сам отскочил в окоп. Через мгновение пищаль рявкнула громовым голосом, перекрыв рев всех других пушек. Огонь и дым вырвались из ее ствола, а неподъемное ядро, описав пологую дугу, ударило в крепостную стену, размочалив в щепу дубовые бревна. Стрельцы, лучники, люди посохи, оторвавшиеся на миг от своих дел при грохоте мощного выстрела, восторженно завопили: «Ура!» Еле сдержался, чтобы не закричать, и сам сотник Монастырский.
Тут группа стала забирать вправо, к цареву стану. Юрша заметил, что появилось множество парных всадников с красными флажками на поднятых копьях. Онисим пояснил:
– Теперь так гонцы ездят, чтобы издали видно было. Чего-то их густо погнали!
Вскоре забили барабаны, загудели трубы. Сразу затихли пушки и пищали, с русской стороны закричали что-то по-татарски. Онисим перевел:
– Сейчас государево слово казанцам говорить будут. Царя Едигира вызывают.
Слово услыхать не удалось, сопровождавший их разъезд заторопился и погнал коней от Булака к ручью Ичке в объезд скопления войск. Только вечером Юрша узнал, что Иван выслал громкоголосых бирючей, говорящих по-татарски. Казанцам было предложено не проливать кровь людскую, выдать изменников и покончить миром. Но они дружно ответили: «Или все помрем, или отсидимся!»
Без особых приключений добрались до царева стана. Онисим отправился в шатер Адашева, а Юрша – в свой полк. Младший стрелецкий голова, встретив его, перекрестился:
– Слава тебе, Господи! А мы тебя хватились. Твой Аким хоть в пору к воеводе с повинной – сотник пропал!
– Аким приехал? – обрадовался Юрша.
– А куда он денется? Вот где ты пропадал? Рассказывай.
Юрша кратко поведал о ночном путешествии и побежал к Акиму. Показалось, год не виделся с ним.
5
С первого на второе октября, в последнюю ночь перед большим приступом, не все вои отдыхали, несколько сотен скрытно продолжали работать в подкопах. На многие десятки саженей тянулись подземные хода; по ним и денно и ночно, согнувшись в три погибели, тенями двигались вои, волочившие за собой подкопные кади – деревянные корыта с пологими торцами; из-под земли тащили выкопанный грунт, обратно – крепежный лес.
Подкопы продвигались медленно, мешали то возникшие огромные камни, которые приходилось обходить, не теряя общего направления, то вдруг прорывались потоки воды, которые перекрывались щитами, обитыми конскими шкурами, или отводились в специально вырытые глубокие колодцы.
К решающей ночи были готовы два подкопа. Один из них начинался в овражке на Арском поле и заканчивался каморой?– расширенной пещерой – под крепостной стеной недалеко от Царевых ворот. Второй от берега Булака уходил под стену близ Аталыковых ворот. В камору этого подкопа к полночи заложили без малого полусотню двухпудовых бочек с порохом. Бочки были сложены до самого потолка трехрядной пирамидой. Верхний ряд бочек прикрывали овчины от капель, сочившихся с потолка.
Узкое пространство между бочками и стеной каморы тускло освещалось фонарем со слюдяными окошками. Фонарь стоял в небольшой печуре – углубление в стене, рядом – плошка с запальной свечой. Под печурой на грубо сколоченной скамье дремали канониры Петр и Сысой, своим обличьем похожие на обитателей преисподней: отросшие, взлохмаченные волосы в песке и глине, на теле – всего укороченные порты, потерявшие естественный цвет от грязи, и раскисшие лапти на голую ногу, на плечи накинуты овчины шерстью вверх. Они спокойно дремали, а через два-три часа кто-то из них, рискуя жизнью, будет подрывать эту страшную мину.
В углу каморы за бочками что-то зашуршало. Петр поднял голову и открыл глаза, Сысой встрепенулся и предположил:
– Никак крысы?
– Откуда они тут,?– отозвался Петр.
Шорох послышался явственнее. Петр протиснулся между бочками и стеной, опустился на колени, приложил ухо к нижней части стены и услыхал, что здесь, рядом, скребли землю. Он поманил Сысоя, стали слушать вдвоем: землю ссыпали во что-то гулкое, может быть, в тонкостенную кадь, потом поволокли ее, и шуршание затихло. Вслушивались в тишину долго… вернулись на скамью.
– Роют? – испуганно шепотом спросил Сысой.
– Видать, что-то пронюхали.
– Что делать?
Петр не ответил, дотронулся пальцем до губ…
И вот опять зашуршало. Оба протиснулись в угол и замерли. Теперь, кроме шуршания, услыхали невнятный разговор. Когда татары утащили нагруженную землей кадь, Петр отошел к выходу из каморы и тихо сказал Сысою:
– Ты понял: ищут нас. Беги, сломя голову беги к розмыслам и скажи: не ровен час, найдут камору, что делать? Палатка их на том берегу Булака, с версту от нас. Хорошо, ежели б услыхал тебя Иван Григорич, он меня знает и поверит. Беги! В?шалаше возьми рубаху, прикройся. С Богом.
– Постой, Петро. Побежишь, стражники схватят!
– Именем государя припугни. А лучше – не попадайся. Тут недалеко, кустарником пробежишь подальше от костров.
Петр не мог сообразить, сколько времени прошло, как остался один. Пять раз приходили и утаскивали землю татарские землекопы. Понял – они рыли на большей глубине, чем пол каморы. Но тревога не проходила: вдруг Сысою не поверят розмыслы! А татары все ж могут наткнуться на подкоп. Что делать? Биться с ними? Или подрывать мину и гибнуть тут?!. Когда услыхал шаги в подземном ходе и увидел отсветы фонаря, перекрестился.
Первым вошел в камору Иван Григорьевич Выродков – дьяк, ведающий подкопами, за ним – иноземный розмысл. Дьяк был чуть ли не на голову выше розмысла, и ему трудно достался подземный ход. Войдя в камору, он выпрямился во весь рост, расправил плечи и громко вздохнул. На низкий поклон Петра, слегка кивнув, глухо спросил:
– Ну, где татары?
– Землю поволокли, сейчас придут.
Прошло сколько-то времени, татары не возвращались. Подождали еще. Выродков резко повернулся к Петру:
– Так, может, татары приснились тебе?
От слов дьяка у Петра похолодело в груди, но ответил с достоинством:
– Не спал я, Иван Григорьевич. Биться с ними готовился, а стали б одолевать, сунул бы фонарь в бочку. Чу!..
Татары пришли и занялись своим делом. Выродков приложился к стене, Петр подал ему овчину, тот встал на колени. Розмысл нагнулся над ним. Когда татары утащили землю, дьяк спросил, что думает розмысл. Тот уверенно ответил:
– Местоположение нашей мины татарам известно. Ошибка контргалереи – полсажени.
Дьяк сделал вид, что сомневается:
– А может, татары воду ищут?
– Искать воду в полсажени от нашей мины? Таких совпадений не бывает. Татары знают, что родники и ключи не здесь, а по берегу Казанки. Нот, они ищут нас.
– Но почему так лениво работают?
– Не лениво, Иван Григорьевич. Они сразу роют много прямых галерей, вот так.?– Розмысл показал на пальцы раскрытой ладони.?– Потом начнут соединять галереи и простукивать, тогда обнаружат нас.
– Выходит: пора поднимать воев?
– Да, нужно.
– Добро! Идем до князя Воротынского.
Беседу прервал шепот Петра – пришли татары… Когда они ушли, Выродков подозвал Петра и Сысоя:
– Мы идем к воеводе. Пришлю гонца, он скажет, когда зажигать запальную свечу. Ежели до этого наткнутся на вас татары, взрывайте мину. Ты, Петро, хотел сунуть фонарь в бочку. Это просто, живым остаться – труднее. У вас доски есть?
– Вон в углу, от потолка остались.
– Так вот делайте так: загодя выстелите доски, сажени две-три, протрите досуха. Приготовьте зелья несколько совков. Когда татары наткнутся на вас и загалдят, один насыпает на доски дорожку пороха, другой ждет и ударит первого, кто полезет. И уходите, последний поджигает пороховую дорожку. Жизнь и слава ваша в руке Господней.
В ночь перед общим приступом государь не мог уснуть. С?вечера он беседовал с протоиереем Андреем, но успокоение не пришло. Потом долго маялся на жестком ложе. Со зла ударил Спиридона, который осмелился задремать, стоя на коленях около царя.
Часа в два пополуночи приказал будить священнослужителей и пошел в походную церковь, что рядом с его шатром. Отблески свечей и лампад в каменьях и золотых окладах икон и старинных складней, тихое чтение Священного Писания сказали ему о близости Бога, который не оставит его Своей милостью, дарует победу над неверными. Под такой защитой царь почувствовал себя уверенней; он оглядел тех, кто в любой час ночи готов вместе с ним вознести моления о победе, и его вновь охватило беспокойство: рядом находился только князь Владимир Андреевич да два стражника, коим положено повсюду следовать за ним. Вон еще кто-то вошел, но мало, мало! Ни одного большого воеводы! Робкую мысль, что воям перед боем нужен отдых, он тотчас отбросил – только Всевышний решает, кому даровать победу! Иван простер руки к образу Спасителя и, громко зарыдав, упал на колени…
Князь Михаил Воротынский и Адашев, войдя в полотняную церковь, увидели всех стоящими на коленях, опустились и сами. Моление продолжалось томительно долго. Не дождавшись его конца, Воротынский наклонился к Ивану и громким шепотом сказал, что подкоп обнаружен врагом. Иван задержал задрожавшую руку у лба, не закончив крестное знамение, растерянно взглянул на князя и Адашева.
– Нужно, государь, начинать,?– продолжал шептать Воротынский.?– Прикажи идти на приступ, не дожидаясь рассвета.
Адашев добавил:
– Возможно, придется рвать подкоп до подхода полков…
– Да, да! – вскрикнул Иван, замахав руками.?– Поднимайте! Бегите! О Господи! Услышь мя!..?– Иван продолжал молиться с каким-то ожесточением.
Воротынский и Адашев, переглянувшись, пожали плечами и покинули церковь.
6
Утро воскресенья 2 октября выдалось серым. Плотный туман, смешанный с дымом пожарищ и костров, осел в поймы Казанки и Булака, за две сажени ничего не видно. Зато хорошо слышно, как рушат пушкари крепостные стены: пушки бьют отрывисто, резко, до боли в ушах, а звуки ответных выстрелов с той стороны приходят раскатистыми, будто там разрывают крепкую посконину… А вот прошел невидимый пеший отряд – звон доспехов, неясный говор, выкрики сотников…
На рысях пронеслась конница,?– тысяча, не меньше – все занимали назначенные им места для штурма.
Государев полк становился на ручье Нижний Ичке. Тысяча конных стрельцов находилась в общем строю. Сотня Юрши стояла второй слева. Вои каждого десятка конь за конем, впереди десятники. Перед ними два полусотника, между ними Юрша – сотник. Рядом копьеносец со значком и Аким как стремянный.
Все в ожидании начала приступа…
Петр и Сысой ждали гонца…
Тишина. Перестали копать и татары. Сысой выходил из подземелья. Вернувшись, рассказывал:
– Небо будто посветлело. Кругом туман. Слышно, идут вои, скачут вершники. Пищали палят пореже.?– Потом, вздохнув, добавил: – А на воде дышится легче, хоть и пахнет дымом. А тут…
Петр согласился:
– Верно, в груди тяжело. Смотри, сколько зелья, а оно тоже дышит. Скорей бы… Помыться охота. Сейчас в баньку бы! Весь день с полки не слез бы… Кто-то идет!
Послышалось шевеление и шлепанье, из темного лаза показался вой наружной охраны. Он хотел сказать и закашлялся. Сысой не выдержал:
– Чего перхаешь? Что там?
– Гонец… Палить сказал.
– А где он сам?
– Ускакал.
Петр поднялся со скамьи и, вздохнув, вымолвил:
– Вот наше время приспело. Начнем благословясь.
Кашляющего воя след простыл.
Петр сдвинул в сторону слюдяное окошко, от фитиля фонаря зажег запальную свечу, закрепил ее в плошке. Сысой, следивший за его действиями, сказал:
– Петро, давай я сам запал поставлю. У тебя руки трясутся.
Петр повысил голос:
– Ступай отсель! У тебя дети малые, а я – бобыль. Иди…
Сысой некоторое время постоял в стороне, потом молча ушел. Петр заученно читал молитву:
– «Отче наш. Иже еси на Небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…»
А все внимание сосредоточил на своих руках. Он из близстоящей бочки, приподняв овчину, зачерпнул совком порох и, повернувшись к печуре, стал сыпать порох на плошку.
– «…да будет воля Твоя, яко на Небеси и на земле».
Несколько пылинок вспыхнули звездочками в пламени свечи, но насыпанный порох не загорелся.
– «Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наши…»
Пошел, неся впереди себя плошку с порохом и горящей свечой. В отклонившемся пламени еще зажглись и потухли звездочки.
– «…якоже и мы оставляем должником нашим…»
Около бочки он перевел дух.
– «…и не введи нас во искушение…»
Сдвинув овчину, поставил плошку на серую массу, ощутив ладонями холодок. Подгреб, соединив порох бочки с порохом в плошке.
– «…но избави нас…»
Пламя свечи вспыхнуло – попала большая пылинка, еще одна. Вот яркая звездочка из пламени свечи падает вниз… Петр закрыл глаза…
