скачать книгу бесплатно
13
Выезжая из Компьеня, Лиза решила не притрагиваться к пожелтевшим листам рукописи Гастона Анри до самого Парижа. «Я еще успею заехать домой, – подумала она. – Переоденусь, приму душ, налью себе чашку кофе и тогда начну читать». Но ее решимости хватило не более чем на десять минут. На первой же бензоколонке Лиза остановила машину и села за столик кафе, захватив с собой пожелтевшие листы. «Силы воли у тебя ни на грош», – шепнул ей внутренний голос. «Плевать!» – ответила ему Лиза. В конце концов, она не закаленный в битвах боец, чтобы обладать железной волей. Она – обычная женщина. Изнеженная. Привыкшая к успеху. И вполне может позволить себе такую слабость: удовлетворять собственное любопытство тогда, когда ей этого хочется.
Лиза развернула рукопись и начала читать. Стиль рукописи был неестественно веселым, даже выспренним. Лиза наскоро просмотрела красочное описание вокзала Сен-Лазар и перешла к рассказу об отходе Восточного экспресса.
«В этот теплый вечер, – писал автор, – пропитанный ароматами цветов («Где он нашел на перроне ароматы цветов?» – подумала Лиза), на перроне были и элегантные господа, и модно одетые дамы, и крепкие ребята спортивного вида, и даже известный музыкант, уезжающий на гастроли. Из-за этого музыканта едва не задержали наше отправление. Он никак не мог погрузить в свое купе бесчисленное количество чемоданов, пакетов, ящиков с реквизитом и виолончель в старинном футляре на колесиках. Его провожали какие-то поклонники и поклонницы, которые не столько помогали носить вещи, сколько просили автографы, фотографировались с кумиром и только осложняли погрузку. Особенно музыкант суетился вокруг своей виолончели, по его словам, чрезвычайно дорогой. Эту виолончель внесли в вагон с величайшими предосторожностями, и сам музыкант, сбежав от поклонников, дотащил инструмент до купе. Кстати, и в Меце, где этот музыкант выходил, он доставил мне не меньше хлопот. Его встречало человек десять, которые бегали как болванчики взад-вперед, вытаскивая вещи и бесценную виолончель.
Еще хуже обстояло дело с каким-то важным господином, вероятно одним из директоров заводов “Рено”. Вертя в руках тросточку с позолоченным набалдашником, он заявил мне, что ждет документы и не позволит поезду отправиться в путь, пока документы не будут ему доставлены. Я заметил, что существует расписание и соблюдать его – наша обязанность, но на господина с тросточкой это не произвело никакого впечатления. Он заявил, что его документы дороже не только нашего расписания, но и всего нашего поезда вместе с паровозом, запасом угля и всеми работниками в придачу. Замечание было, согласитесь, весьма хамским, но я предпочел промолчать и оставить этот спор для начальника поезда. К счастью, задерживать состав не пришлось. Посыльный на мотоцикле, в форме государственного курьера, доставил пакет за четыре минуты до отхода.
Впрочем, не из-за известного виолончелиста и не из-за шишки с тросточкой с заводов “Рено” я рассказываю об этом дне в своих записках. Я хочу поведать о том, что произошло на территории Германии с господином из восьмого купе. Этот господин вошел в вагон тихо и незаметно. Его провожал франтоватый молодой человек («Ашинзон», – поняла Лиза и удивилась. Надо же. Тогда он выглядел франтом), который стоял на перроне до самого отхода поезда. Мы тронулись, молодой человек шел по перрону почти до самого конца и махал рукой пассажиру. Через четверть часа господин из восьмого купе попросил чай. Когда с подносом в руках я вошел в купе, господин сосал свою трубку с прямым мундштуком и просматривал какие-то бумаги. Я поставил на стол стакан с чаем и тарелку с печеньем. Он поднял голову и сказал: “Спасибо, мсье!” Это был стройный и подтянутый молодой человек. Роста он был среднего, сложения худощавого, с хорошей спортивной фигурой.
Пока мы ехали по территории Франции, поездка ничем не отличалась от многих других. Разве что перед границей состав едва тащился и – небывалый случай – подъехал к пограничному переезду на двадцать две минуты позже расписания. Впрочем, на следующий день, уже на территории Германии, отставание мы сократили, а на подъезде к Потсдаму полностью вошли в график.
В Потсдаме и началась история, о которой я хочу рассказать. На станции в поезд поднялись пять германских полицейских…»
На следующих шести страницах рукописи автор добросовестно описал события, о которых Лиза уже знала из его же рапорта, найденного в управлении Восточного экспресса. Тем не менее Лиза внимательно прочла текст, еще раз удивилась странным действиям германской полиции, перевернула страницу и перешла к заключительной части рассказа.
«Все пассажиры вагона понимали, что соприкоснулись с какой-то тайной. Страшной и зловещей. Угнетало то, что в вагоне практически на наших глазах скончался или был убит человек. Угнетали и воспоминания о германских полицейских – наглых и бесцеремонных. Возможно, это даже была не полиция, а служба безопасности, СД или гестапо.
В Стамбуле состав встречал тот самый молодой человек, который провожал в Париже пассажира из восьмого купе. Он очень переживал из-за того, что не приехал его друг, и попросил разрешения осмотреть его купе. Я разрешил ему подняться в вагон. Неожиданно молодой человек почувствовал себя плохо и попросил меня принести стакан воды. Я понял, что он хочет остаться в купе один. Я вышел из купе и видел, как молодой человек соскреб несколько крошек с ковра. Но я ничего не сказал ему. Ведь должен же кто-то прояснить эту ситуацию и понять, за что немцы убили пассажира восьмого купе двенадцатого вагона Восточного экспресса 12 апреля 1935 года».
На этом рукопись заканчивалась. Лиза перевернула последнюю страницу и придвинула к себе чашку. Кофе остыл. Лиза перебрала бумаги и принялась читать все с самого начала. На этот раз она читала медленнее, останавливаясь на фразах, которые считала важными. Дочитав до конца, Лиза взглянула на часы. Они показывали половину третьего. Надо было спешить. Но Лиза поймала себя на мысли, что должна немедленно поговорить с тетей Варденой. «Тетя Вардена никуда не убежит, – заявил ей рассудительный внутренний голос. – Ты сможешь спокойно поговорить с ней завтра утром. А опаздывать на показ собственной коллекции… Такого в истории высокой моды еще не бывало».
«Плевать, – решила Лиза. – Значит, теперь будет!» Она не может ждать. Она срочно должна задать тетке несколько вопросов. Срочно! Иначе от всех переполняющих ее мыслей лопнет голова. Взорвется, а мозг разлетится в разные стороны.
Лиза оставила на столе купюру и пошла к машине. Села за руль, повернула ключ в замке зажигания и еще раз взглянула на часы. «Я не опоздаю, – подумала она. – Если не будет пробок, я успею. Впритык, но успею. Так что все в порядке! И не надо паниковать».
14
Барбизон оказался вовсе не деревушкой, а маленьким городком, застроенным веселыми домиками с красными черепичными крышами. «Все-таки черепица – это очень красиво, – подумал Андрей, подъезжая к жилым кварталам, лежащим у подножия холма. – Жаль, что у нас строить дома с черепичными крышами стали только сейчас». Такси въехало на узкие улицы. Андрей проследил за смеющимися девушками, идущими по тротуару. Девушки скрылись за углом, Андрей перевел взгляд на степенных посетителей небольшого кафе, над которым висела большая вывеска «Монмартр». Судя по этим картинкам, жители Барбизона жили спокойной размеренной жизнью провинции, но очень гордились своей близостью к столице. Около кафе таксист остановил свою машину и долго выяснял у долговязого официанта, как проехать на улицу Людовика Шестнадцатого. Официант объяснял путано, поминутно вздыхал и говорил: «Ну как же вы не понимаете, мсье». Наконец машина двинулась дальше.
Мишель Мартинес-старший, которого Андрей нашел в саду небольшого домика, оказался настоящим гигантом. Рост за два метра, широченные плечи, выдающиеся скулы и тяжелый подбородок создавали впечатление очень сильного человека. В отличие от своего вялого и медлительного сына, смотрящего на мир с недовольной гримасой из-под полуопущенных век, Мартинес-старший был энергичен, бодр и громогласен. Поняв, что к нему приехал гость из России, Мартинес отбросил мотыгу, отряхнул потрепанные брюки и широким жестом пригласил Андрея войти в дом. В доме он хлопнул гостя по плечу, сказал: «Руссия!» – и показал большой палец.
В такси, по дороге в Барбизон, Андрей решил сказать Мишелю Мартинесу-старшему всю правду. И об операции «Каталина», и о своих поисках вместе с Госсе хоть каких-то документов, и об информации, которую он нашел о Жильбере Мартинесе. «В конце концов, – подумал Андрей, – мне от него ничего не нужно, кроме фотографии его отца».
Выслушав Андрея, Мишель Мартинес сразу стал серьезным, перестал улыбаться и сковыривать пятна земли с рукава широкой байковой рубахи.
– Об отце я знаю только по рассказам матери, – сказал он. – Она его очень любила, и его смерть стала для мамы тяжелым ударом. Что я могу добавить к тому, что вы уже раскопали о нем, мсье? Увы, но мои сведения об отце очень скудны. Его действительно арестовали 16 апреля тридцать пятого. Но все началось на несколько дней раньше. Отец рассказал матери, что погиб его близкий друг Пьер Матин. Мама пыталась выяснить подробности, но отец сказал только, что была очень важная операция и что-то не сработало. Он сказал, что обязательно должен разобраться, что именно не сработало, и понять, кто виноват в гибели Пьера. А потом отца арестовали. Он провел в тюрьме четыре дня. Двадцатого вечером его выпустили. Отец вернулся домой. Матери дома не было. Она уехала в Нант. Мама была актрисой и часто ездила на гастроли. А нас с сестрой оставляла у бабушки. Отец позвонил маме и сказал, что у него все в порядке и он уже дома. Она спросила, все ли неприятности позади. Он ответил: «Все нормально, но будет лучше, если мы переедем в какой-нибудь небольшой городок подальше от Парижа». У мамы с Парижем была связана вся жизнь, но ради отца она согласилась на переезд. Она стала расспрашивать отца, что же случилось. Он сказал: «Вернешься, поговорим». А на следующий день он скончался.
– От кровоизлияния в мозг? – спросил Андрей.
– Такой диагноз записали в истории болезни. Но мама не поверила. Она не сомневалась, что отца убили.
Нижняя челюсть гиганта дрогнула, и на ресницах повисли слезы. «Все крупные и сильные мужчины сентиментальны, – подумал Андрей. – Интересно, почему? Может, они чувствуют в себе силу помочь попавшим в беду людям, но не могут сделать это, оттого что их нет в этом мире?»
– Почему ваша мама полагала, что ваш отец был убит?
– Потому что… – начал Мартинес, замолчал, встал и вышел в соседнюю комнату.
Несколько секунд Андрей сидел молча. Наконец Мартинес вернулся. У него в руке был небольшой клочок желтой бумаги.
– Вот, – сказал он и положил бумагу на стол.
– Что это? – спросил Андрей, не отводя глаз от толстых пальцев Мартинеса, прижимавших бумагу к полированной столешнице.
– Записка, которую отец смог переправить нам в первый день своего заключения. Я не знаю, как он это сделал. Я даже не знаю, кто принес эту записку. Мама говорила, что в дверь кто-то постучал. Она открыла, но за дверью никого не было. А в почтовом ящике она нашла эту записку. Почерк отца она, конечно, узнала.
Андрей склонился над запиской, пытаясь разобрать слова.
– «Нас предали свои. Пьера отправили на верную смерть. У него не было ни одного шанса. Я не собираюсь молчать. Я не прощу им Пьера. Прощай! Береги детей!»
Андрей поднял глаза. По щеке Мартинеса ползла слезинка. Заметив взгляд Андрея, он смахнул слезинку и потянулся за запиской, но Андрей не выпустил ее из пальцев.
– Вы хотите забрать письмо? – встревожился Мартинес. – Но это все, что у меня осталось от отца.
Андрей молча смотрел на него. Вероятно, в его взгляде было столько мольбы, что гигант вздохнул.
– Она вам очень нужна?
Андрей кивнул.
– Я понимаю! – Мартинесу наконец удалось взять драгоценную записку со стола. – Вы же из-за этого прибыли из России. Я понимаю.
– Я вам ее обязательно верну, – пообещал Андрей.
Мартинес молча перечитал записку. Андрей решил, что должен успокоить гиганта.
– Я пришлю вам ее по почте, когда все кончится. Я ведь хочу выяснить, почему погиб ваш отец. И его друг.
Мартинес разгладил записку своей огромной ладонью.
– Хорошо, – сказал он. – Может быть, вам она действительно нужнее, чем мне. Могу ли я помочь вам еще чем-нибудь?
– У вас есть фотография вашего отца, Мишель?
– Конечно. – Мартинес кивнул. – Вообще-то отец не любил фотографироваться. Люди разведки вообще не любят оставлять свои изображения. Но две фотографии у нас есть. Они не очень хорошо сохранились, но разобрать изображение можно. Сейчас я вам их покажу. Они в альбоме. Сейчас.
Он достал из ящика секретера альбом и, неловко действуя своими толстыми пальцами, вытащил из него две фотографии в старомодных картонных рамках.
– Вот отец. – Мартинес вернулся к столу и ткнул пальцем в снимок.
Со снимка на Андрея смотрел круглолицый черноволосый крепыш с пухлыми губами, тонкими усиками и мясистым подбородком. Он, конечно, любил хорошо поесть, любил женщин и красное вино. Он, несомненно, хорошо вербовал, потому что располагал к себе. Глядя на него, никто бы не подумал, что имеет дело с разведчиком.
– Вы хотите забрать и этот снимок? – догадался Мартинес.
Андрей молча развел руками.
– Хорошо, – Мартинес кивнул. – Я надеюсь, вы вернете его вместе с запиской.
Он подвинул фотографию Андрею и проследил, как Андрей укладывает ее во внутренний карман пиджака.
– Я хочу знать, что произошло с моим отцом, – глухо сказал Мартинес, словно пытаясь объяснить собственную сговорчивость. – Когда-то я пытался наводить справки, но у меня ничего не получилось. Может быть, получится у вас. Но в любом случае знайте: я готов оказать вам любую помощь. Я уже немолодой человек, но я еще крепок, и если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете мне позвонить.
– Спасибо. – Андрей встал и протянул руку. Рукопожатие получилось крепким и искренним.
15
Лиза ворвалась в комнату тети Вардены как буря, сметающая со своего пути деревья, столбы и скалистые утесы.
– Тетя, ты должна мне помочь!
Тетя Вардена оторвалась от книги, подняла голову и сняла очки.
– Лиза! У тебя сегодня демонстрация коллекции. Почему ты дома?
– Тетя, я успею! – выдохнула Лиза, бросая короткий взгляд на часы и холодея от мысли, что скажет Жюль Перно, когда она все-таки доберется до ресторана Laperouse. – Ты должна мне помочь.
– В чем? – Тетя Вардена вновь надела очки и подняла глаза на племянницу. – Ты выглядишь очень взволнованной, Лиза. Ты здорова?
– Я здорова, тетя. Но ты скажи – курил ли дедушка Жан трубку?
– Трубку? – Тетя Вардена пожала плечами. Нижняя губа старушки поползла вперед, и ее лицо приняло плаксивое выражение. – Какую трубку? Жан долгое время вообще не курил. Потом пристрастился к сигарам. Но и их он курил очень умеренно. Кто тебе сказал такую глупость про трубку?
– Неважно, тетя! – Лиза опустилась на низкий пуфик у ног старушки и взяла ее за руку. – Скажи, подходит ли дедушка Жан под это определение. – Лиза поднесла к глазам пожелтевшие листы рукописи проводника. – «Это был стройный и подтянутый молодой человек. Роста он был среднего, сложения худощавого, с хорошей спортивной фигурой», – прочла она и подняла глаза на тетку.
Тетя Вардена улыбнулась.
– Жан действительно выглядел очень молодо, – сказала она. – Он был строен. Но вот худощавым я бы его не назвала. Несмотря на регулярные занятия гимнастикой и лаун-теннисом, у него начал появляться животик. Его это очень огорчало. Что касается роста, то Жан был скорее высокого роста, чем среднего. Но это, как ты понимаешь, субъективно. А что это за бумаги, Лиза?
Это не дед, поняла Лиза и ощутила на лбу и щеках холодную испарину. У проводника заказывал чай совсем другой человек. Худощавый. И куривший трубку. Это – не дед. Как это может быть? Куда делся Жан Вальдман сразу после отхода поезда от парижского вокзала? На территории Франции. Когда никаким гестапо и не пахло?
– Лиза! Что с тобой? Что это за бумаги? – встревожилась тетя Вардена.
– Потом расскажу, тетя. – Лиза вскочила, чмокнула тетку в сморщенную щеку. – Я действительно опаздываю.
– Беги, девочка, беги, – тетя кивнула. – Я буду смотреть вашу церемонию по телевизору. Надеюсь, ты выйдешь на подиум с высоко поднятой головой.
Лиза махнула рукой и выскочила из комнаты. Она успела выхватить из шкафа вечернее платье, подхватила под мышку коробку с новыми туфлями и побежала по лестнице вниз.
16
Выйдя от Мишеля Мартинеса, Андрей достал мобильный телефон и набрал номер Поля Госсе.
– Я нашел фотографию Мартинеса, – сказал Андрей. – И еще кое-что очень важное.
– Важное?! – встревожился Госсе.
– Записку, которую Жильбер Мартинес переправил из тюрьмы своей жене, – выпалил Андрей.
– Отлично! – обрадовался Госсе. – У меня тоже есть новости. Помните, я говорил вам, что любая операция сопровождается перемещением людей и техники. Так вот, 12 апреля из Парижа в Реймс был командирован специалист научно-технической лаборатории службы безопасности Виктор Короман. Туда же, в Реймс, была отправлена передвижная лаборатория службы безопасности…
– Что это за передвижная лаборатория? – спросил Андрей.
– Не знаю. – Госсе вздохнул. – А вот о Викторе Коромане мне кое-что найти удалось. Приезжайте, я покажу вам материалы.
– Хорошо. Сейчас приеду, Поль. Готовьте кофе.
В Париж Андрей решил возвращаться поездом. Железнодорожную станцию он заметил на въезде в Барбизон и не сомневался, что минут за пятнадцать до нее доберется. Андрей поинтересовался у проходившего мальчишки направлением и бодро зашагал по тротуару. Но пройти он успел только пару кварталов. Из окошка замедлившего ход такси выглянул молодой веселый водитель в форменной тужурке парижского таксиста.
– В Париж, мсье? – то ли вопросительно, то ли утвердительно проговорил он.
Андрей колебался. Забираться в душную машину ему не хотелось. Дойти по вечерней прохладе до станции, подождать поезд, спокойно проанализировать в вагоне, который явно будет наполовину пуст, свой разговор с Мартинесом. Водитель расценил колебания Андрея по-своему.
– Половина цены, – сказал он. – Все равно пустым в город возвращаться.
Андрей ощутил неловкость от своей несговорчивости.
– Хорошо, – кивнул он и открыл заднюю дверцу машины.
«Мягкотелый интеллигент», – мелькнуло в голове.
* * *
Молодой человек за рулем оказался балагуром и рассказчиком. В течение первых пятнадцати минут поездки он посвятил Андрея во все перипетии своей личной жизни, смешно копировал коллег по таксомоторному бизнесу, вспомнил десяток историй о пассажирах, забывающих в такси самое дорогое и поверяющих водителю «страшные» тайны. Машина уже давно выбралась из тесных улочек Барбизона и мчалась по шоссе, мимо бескрайних желто-зеленых полей.
Итак, что же он имеет во всей этой истории? Андрей неприязненно покосился на водителя, начинающего очередную историю, в которой фигурировала молодая дама, остановившая его машину как-то ночью.
– Простите, – перебил его Андрей, – мне надо подумать.
Водитель на полуслове прервал свой рассказ и на мгновение обернулся. В его глазах читались обида и удивление. Он не мог поверить, что существуют люди, равнодушные к ночным приключениям водителя парижского такси.
Итак, он имеет какую-то странную и малопонятную ситуацию. Документов по операции «Каталина» нет. Это говорит о том, что либо такой операции не было, либо она засекречена до сих пор. Первое предположение опровергается документом, который он привез из Москвы. Трудно предположить, что Артузов докладывал Сталину непроверенную информацию. Значит, операция строго засекречена через семьдесят лет после ее проведения. Это еще более странное предположение. На такой срок разведки засекречивают имена агентов, но не операции.
С другой стороны, он имеет серьезную активность службы общей разведки в день, когда, по его данным, эта самая «Каталина» проводилась. Один агент погиб, другой был арестован и вскоре скончался. Это, безусловно, указывает на проведение какой-то операции. Почему «какой-то»? В один день не проводят две операции, если этого не требуют чрезвычайные обстоятельства. Значит, гибель Пьера Матина, какое-то предательство, о котором говорится в записке Жильбера Мартинеса, а теперь еще командировка в Реймс неведомого Виктора Коромана связаны с «Каталиной»? Не факт. Почему он решил, что «Каталина» проводилась именно службой общей разведки? Почему не Главным управлением военной безопасности, не военной разведкой и не Управлением государственной безопасности? Любое из этих ведомств вполне способно провести самостоятельную операцию. Почему Госсе занялся именно службой общей разведки?
Андрей достал мобильный телефон и набрал номер. Услышав голос Андрея, Госсе удивился.
– Где вы, Андрэ? Что случилось?
– Ничего не случилось, Поль. – Андрей заметил в зеркальце пристальный взгляд веселого таксиста. – Я в такси, буду у вас минут через двадцать. Просто я хотел спросить по поводу 12 апреля. Интересовались ли вы активностью в других ведомствах системы безопасности? Или…
– Интересовался, – перебил его Госсе. – Я тоже подумал об этом. Но нет. Не было никакой активности. Только в службе общей разведки. Приезжайте скорее, Андрэ. Здесь интересная штука с Короманом.
Андрей опустил телефон в карман пиджака и усмехнулся. Они с Госсе стали понимать друг друга с полуслова. Значит, все-таки «Каталина». Загадочная и засекреченная. Хотя почему загадочная?! Андрей едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Как же он сразу не догадался? Как же это не пришло ему в голову еще до встречи с Госсе? Название «Каталина» операции дали в Москве. А в Париже она называлась по-другому. Вот и вся разгадка. Потому никаких упоминаний об операции не оказалось в парижских архивах. Как же он сразу не сообразил? Стыд-то какой! Заблудился в трех соснах. И Госсе хорош! Аналитик! Не додумался до такой простой вещи! Андрей представил себе, как он сообщит о своем прозрении французскому коллеге. Бедняга Госсе. Он будет разочарован. Его так увлекла эта тайна, а тайны-то никакой нет. Просто надо определить, как назвали эту операцию французские разведчики, и информация о ней посыпется со всех сторон.
Машина дернулась, двигатель заклокотал, чихнул, взревел и затих. Андрей поднял глаза на водителя. От веселости парня не осталось и следа. Он сосредоточенно давил на педаль, но мотор молчал. Водитель повернул руль, и машина по инерции съехала на обочину.
– Заглохла, – пояснил водитель и вышел из машины.
